фатум

Эй, Рич, добро пожаловать в клуб. Камилла дремлет, положив голову Фрэнсису на плечо — золотые кудри и рыжина — Тоскана в вуали утекающего за горизонт дня. Камилла жмётся к Фрэнсису почему-то, не к Чарльзу: тот, молчаливый и насупленный, готовится к греческому в другом конце комнаты; Генри рядом, не поднимает глаз от необъятного фолианта (n-нного по счету, где достал, Генри никогда не скажет). Ричарду их вечера привычны, но такие — нет, между ними всеми явно что-то не так, и он снова чужой; возможно, они переругались и потом вновь помирятся, как всегда, но нечто незримое неумолимо разрушается, и скоро все они останутся под обломками. Ричард уходит на кухню, садится за стол, убрав пиджак Фрэнсиса со спинки стула, и думает-думает-думает. Сумрачно-прекрасная Камилла с её золотыми кудрями и грязными секретами, которые она делит с братом, ему совсем не к чему. Ему бы забыть да удрать подальше от союза четырёх, но все ключи остались у Генри. Все развилки истории, закоулки темных коридоров, скалящиеся скелеты в запертых шкафах. Ричард знает о друзьях все и ничего не знает. Он не слышит, как рыдает Камилла, проклиная брата, себя, всех на свете, впервые позволив себе истерику, такую, что Чарльз боится даже подойти к сестре. Он не знает, как разум Фрэнсиса кренится с каждым днём все сильнее, балансируя над той самой смотрящей в него бездной — чёрной и бесконечной. Как уже бесполезное раскаяние. Контуры мира размываются в замедленном падении. Ричард многое упускает, но знает: они обречены.