Наконец-то, Сэмпай, я для тебя... взрослая!

— Мэгумин? — только успел спросить парень, пока неудержимая волна пенных волн любви наполняла иссохший по ласке внутренний Мир алой мазоку!       Они так стояли с пару минут восстанавливая дыхание. Но первым тишину, но не близость их тел (!) разорвал парень, — Мэгс, ну ты даёшь! Это!.. ЭТО БЫЛО ВОЛШЕБНО ЛЮБИМАЯ! — Я так боюсь проснуться, Кадзу? Если, так произойдёт, то я исчезну и меня не станет насовсем, насовсем… — Моя Милая, моя Смешная, — это не сон! — с душевным теплом ярко глаголил парень.       «Наконец-то!» — прошептала исцелённая пичужка в глубинах девичьей души, и полная сил очень, очень долго время всё щебетала и рассказывала Кадзу о своей любви! Как долго она его ждала! Как долго желала! Как… как умирала видя, когда он целует этих двух куриц! Как сильно (!), а также навсегда полюбила не девичьей изменчивой любовью, а как полюбила раз и навсегда — САМОЙ — СВОЕЙ — Д У Ш О Й!!!       Парень, слышавший не единожды, как признаются ему в любви первые красавицы этого Мира, был поражён, как много недоотданной нежности, недоотданной любви и душевности таила в себе его напарница, ту которую ещё вчера уничижительно звал — малявкой. Ему было одновременно стыдно, и одновременно он был заворожён силой, с которой его полюбила Мэгумин! Его Мэгумин! Полюбившая раз и навсегда! — Дорогой, может примем во второй раз ванну вместе? Не пропадать же твоим трудам? — спустя, какое-то время поступило предложение от повелительницы не только магии взрывов, но и повелительницы сердца Кадзу. — Да, Родная! Отличное предложение, ведь тогда я изо всех сил старался на тебя не пялиться и ничего не смог рассмотреть! — с жаром, любовью и страстью вторил он своей кармической возлюбленной, с которой их связал Этот Прекрасный Мир! — У тебя теперь целая жизнь, Любимый, чтобы рассмотреть, ЧТО и КАК ты захочешь! — подбадривала Америго Веспуччи на новые… «открытия» королева его сердца!

*********************

      Так возлюбленные и нежились в объятиях друг дружки до самого вечера. А где-то в километре от них у остатков беломраморного моста всхлипывала и причитала одна взбалмошная Богиня воды, — Мост! Мой миленький, славный мостик!..       Бравая же защитница, не будучи Богиней, за то будучи умной, лишь сквозь зубы процедила, — Мелкая сучка всё же добилась своего!.. — и тяжело выдохнула, опустошённая и обойдённая той, которую так часто дразнила, унижав — Плоскодонкой.