Прости врага своего

Гэвин привык получать по морде. Дрался он жёстко и отчаянно. Не жалея ни себя, ни противника — или противников, если они сбивались в толпу. Всю жизнь ему приходилось с боем прорываться к своим целям, жёстко добиваться своего и доказывать свою правоту. По-другому он уже не умел. Со временем это переросло в привычку нападать первым не только в бою, но и в обычном разговоре, из-за чего Гэвина быстро начали считать козлом. Но ему было всё равно — он делал своё дело, и получал то, что ему полагалось. Большего и не надо. Гэвин побеждал и проигрывал. Ломал носы и получал в нос. Сбивал в кровь костяшки, получал под дых, спотыкался о ковёр, падал на пол, ронял противников, пинал по рёбрам. Огребать не стыдно — стыдно убегать. Так сложилось, что Гэвин никогда не дружил с технологиями, порой они даже настораживали его. К появлению первых андроидов он отнёсся с недоверием, а когда первые машины переступили порог полицейского участка, он и вовсе начал брюзжать как какой-то старик. Болванки выглядели как люди, разговаривали как люди, вели себя как люди, но ими не являлись. А больше всего Гэвина взбесил Коннор — смазливый, улыбающийся, вежливый, но тупой донельзя. С каких пор “Киберлайф” начали выпускать настолько противные модели? Гэвину было невероятно обидно получить по морде от такого андроида. Это был лишь вопрос времени, когда они сойдутся в эпичной схватке, которая закончилась гораздо быстрее, чем Гэвин думал — и даже пистолет ему не помог. Несколько замахов, заблокированных и пропущенных ударов, а затем темнота, из которой Гэвин выбирался непозволительно долго. Последнее, что он запомнил — лицо Коннора. Безэмоциональное, сосредоточенное, без тени злорадства или сожаления. Настоящая безжалостная машина. Как только Гэвин очнулся, голову заполонили мысли. Проиграл. Проиграл андроиду и в итоге упустил его. Какой позор. Хотелось как можно скорее найти Коннора и отомстить за проигрыш, но андроиду наверняка было всё равно, победил он или нет — Гэвин стал простой помехой на пути к цели. Что он там говорил? “Я могу остановить девиантов”. Места, в которые попали удары, противно ныли, однако ничего не было сломано — андроид бил по больным точкам, но явно не ставил себе цель убить или покалечить противника. Со вздохом Гэвин встал — что он и делал всегда, получив по морде. Отряхнулся, хотя в этом не было совершенно никакой нужды, подобрал пистолет, который укатился в дальний угол, и покинул помещение, в котором хранились улики. Что обычно делал Гэвин, проиграв в драке? Шёл домой, обрабатывал раны, смотрел на себя в зеркало, разглядывая старые и уже давно зажившие шрамы, потом шёл к боксёрской груше, которая висела в углу комнаты, и отрабатывал удары до тех пор, пока усталость не сбивала его с ног. На месте груши он представлял противника, которому проиграл, пытался понять, где ошибся и что мог сделать по другому. Зайти с другой стороны, ударить иначе, выставить руку, не дать злости ослепить себя и сбить с толку… А потом Гэвин проигрывал ситуацию так, будто он победил — и на душе хотя бы ненадолго станет не так гадко и стыдно. В следующий раз он будет умнее, собраннее, сильнее. Ничего не кончено, пока Гэвин не сдаётся и продолжает раз за разом подниматься. Когда он увидел Коннора уже после битвы за Детройт, тот выглядел иначе. Не таким тупым и ограниченным, как раньше, но Гэвину всё равно захотелось вмазать ему как следует, чтобы всё то, что он представлял себе, стало правдой. Когда-нибудь они снова сойдутся в драке, и тогда Гэвин уж точно не получит по морде.