Попаданка в мир омегаверс

      Невысокий, грациозной, светловолосый мужчина плавно двигается по огромному залу, лениво разглядывая представленные экспонаты. Кому-то на приветствие он отвечает мимолётной улыбкой, кому-то едва склонённой головой, а от кого-то явно прячется за очередной колонной. А прячется он от настойчивого знакомого. Немолодой, с россыпью первых морщин в уголке глаз. Длинные огненно-рыжие волосы, словно расплавленная магма, струятся по плечам, броский оранжевый наряд привлекает всеобщее внимание. Нет. Сегодня он не намерен обсуждать этот вопрос, так что позже. В неофициальной обстановке и когда его альфа сможет повести себя адекватно, второй раз перед таким скоплением людей он приносить свои извинения за срыв супруга не намерен.        Колонна стала временным убежищем. Крепкие руки обхватывают талию омеги, медленно смещаясь к груди, при этом довольно нагло подныривая под кардиган. Такой наряд ещё десять лет назад был неуместен для такого рода мероприятия, но сейчас две трети омег в зале выглядят словно яркая стайка птичек, так что асимметричная одежда вместо классического брючного костюма и кардиган поверх рубашки с расстёгнутым воротом и по особому завязанной бабочкой просто очередной способ выделиться на их фоне. Словно белоснежных с серебром волос от природы ему мало. Как и мало сводить альф с ума одним своим внешним видом, заставляя мозг супруга плавиться от гнева и ревности.        Пальцы поглаживают наливающиеся сосочки омеги. Тот запрокидывает голову назад, подставляя пухлые губы для поцелуя, но их оставляют не обласканными, вместо этого альфа, словно дикий зверь, кусает своего партнёра за шею. — Ну, что? Ты проверил систему? — Альфа гулко сглатывает, нужно быстрее расправиться с работой, и ну её эту выставку.  — Уже лучше, но, как по мне, они всё ещё филонят. — Над его ухом томно мурлыкают, что он слишком строг. Откуда-то со стороны Себастиан тактично, насколько это возможно, призвал их к порядку. Напоминая, что место для их флирта неуместно. — Вы двое издеваетесь над остальными? Кристоффер, вот сколько можно? — Себастиан, к сожалению, не первый раз застаёт такую картину. Это двое в браке двадцать лет, а ведут себя словно молодожёны. Ни время, ни место не властно над их страстью. — Бастиан, а я не понимаю, чего ты кипятишься. Твой супруг не менее сексуален, вообще не понимаю, как тебе удаётся так себя сдерживать и не выказывать своих намерений? — Дразнить бывшего одноклассника и в перспективе родственника крайне забавное занятие.       Почему в перспективе? Так потому, что мне не оставили выбора, господин Истэртен не просто так помог нам в своё время. У меня будет дочь — омега, у него должен родиться внук и какое совпадение — альфа. Так что меня вынудили временно подписать брачный контракт, с расчётом, что, когда Инель исполнится двадцать, она решит, хочет она за Амадеуса замуж или нет. К моему счастью, Инель против и тёплых, и нежных чувств к своему жениху не испытывает. По крайней мере, я очень просила свою девочку не разбивать папочке сердце и не соглашаться, и она ответила на мои стенания согласием.       А помните, что мой отец в своё время с кем-то договорился об обручении моей девочки. Думаете, речь шла о внуке господина Истэртена? Нет. Всё куда хуже, но об этом потом, а то Себастиан неуёмный, мешает мне приставать к моему птенчику и предаваться собственным мыслям. — И мой любимый ни при чём? Вот если бы ты Альдэрта не контролировал и не запрещал ему носить, то что он хочет, твой любимый не стал бы открывать свою швейную лавку. Да и жаловаться то чего? У него покупают одежду омеги со всего королевства. Ты только глянь на этот розарий. — Розарий не то слово.       Омеги словно сговорились и пытались затмить друг друга яркостью, вычурностью и сексуальностью. Им, видите ли, давно не нравится прятать свою сексуальность, женственность и индивидуальность, ну и что с того, что анатомически они мужчины, в душе они более чувственные и тонко организованные. Знаете, откуда ноги растут у этих мотиваций? От старшего брата Альдэрта, который так и не заслужив расположения Элеонор Рустор, принялся доказывать, что женоподобный мужчина чего-то стоит и что-то может. Сегодня и от него в том числе прячется мой птенчик. Он не собирается помогать ему в продвижении его идеи по защите прав омег и реализации их, как единицы общества.       При чём здесь мой Рен? Так притом, что с него всё это началось. Он первый начал носить странную одежду и продолжил самовыражаться странно одеваясь и после того, как вступил в брак со мной. Он получил образование, при этом невзирая на моё финансовое обеспечение, начал работать. Причём в месте, которое не соответствует его положению в обществе. Как ни странно отец Кристоффера против не был. По его словам, в балетных постановках тоже участвуют танцовщики и их как наряд, так и движения можно расценивать, как не столь целомудренные. Иначе с чего бы омегам так нравилось это скучное мероприятие. Но через четыре года Сайрену пришлось вновь оставить танцы. Нет, он их не разлюбил. Он зачал во второй раз, и слишком долго танцевать он не мог. Но вместо этого директор Аэрнторт уступил ему свою должность, а ещё через три года я выкупила для него тот клуб. Теперь мой птенчик им руководит и делает это довольно неплохо. — Прости, я… я порой вас не понимаю, но, видимо, так и должно быть. Да? — запуталась носом в волосах супруга, мурлыкаю туда. — Не знаю, Бастиан. Не знаю. Но у нас не так, как у всех не из-за или ради чувств. А потому, что мы хотим одного, и это друг друга. Да, птенчик? — Сайрен обхватывает мои руки и вжимается глубже в мои объятия. — Да. Мы открыты и честны друг с другом. Мы не во всем согласны. Но в браке мы едины, и в постели тоже. Я могу закрыть глаза и прыгнуть вниз, зная, что Кристоффер меня поймает. Он — моя опора и моя поддержка. Он мой муж и отец моих детей. Он дарит мне счастье, а я его за это всё благодарю.

За двадцать лет он так и не смог признать, что меня любит, но больше мы друг от друга не отдаляемся. Даже когда в нашей семье наступает тёмная полоса, я всегда могу ему об этом сказать, и он очнётся, вспоминая о своём обещании. — Кристоффер, я хотел бы с тобой поговорить касательно дня рождения Аннабет и Инель. — Отпустил Сайрена. Опять Бастиан за своё. — Прошу не нужно. Ты помнишь, по условию контракта сын должен задать этот вопрос, и когда Инель, согласится, я бы мог рассчитывать, что ты не станешь закатывать сцену… — Этого не будет. Ни одна из моих девочек не станет принадлежать непонятному альфе… — Рен только ударил меня локтем в солнечное сплетение. Больно. — Куллош, уйми свою ревность. Ты не можешь запереть их. И они выросли из возраста, когда хотели замуж за папочку, и другой альфа был им не нужен — А вот и Альдэрт. Смешно ему, ну-ну, у него самого ещё два сына и оба омеги, посмотрю я, как они их женить будут.  — И вправду, милый, я всё осмотрел, думаю твой деловой партнёр справится эти пару дней без нас. — Рен, словно котёнок, ластится, лишая мой рассудок возможности мыслить здраво. — Нет, пару дней не… — Застонала, так вот чего он такой покладистый.  — У тебя течка? А я опять забыл? — Рен рассмеялся, я всегда путаю, просто последние лет семь наши с ним циклы совпадали, да и гоны у меня стали гораздо реже.  — Нет, не течка, но где-то за неделю должна начаться. Просто наше с тобой «не должно быть» как-то каждый раз странно повторяется, и доктор Рустор просила избегать контактов в это время. А я так хочу побыть с тобой напоследок, прежде чем придётся тебе оставить. — Домой идите, нечего остальных смущать и провоцировать. — Усмехнулась, домой нам нельзя.

Дома дети. Хорошо, что старшим дочкам скоро по двадцать, и их условно можно считать взрослыми настолько, чтобы оставить их присматривать за сестрёнками. Так что папочки могут поехать парочку дней побыть только вдвоём.  

***

Три месяца спустя…

Миловидная омега с большими тёмно-карими глазами и объёмными пухлыми губками нервно поглядывает на хронометр. Она ждёт уже четверть часа, для того, чтобы прийти сюда, ей пришлось немного ввести в заблуждение близкого ей человека. Она оглядывается нервно, покусывая губки, отчего они становятся влажными и алыми. — Аннабет. — Высокий, коренастый альфа подхватывает девушку на руки и в порыве чувств кружит её. Её лёгкий сарафан, шурша складками, приподнимается, оголяя не только стройные лодыжки, но и коленки. — Альберт, отпусти меня. Тут люди. — Но вместо того, чтобы отпустить, альфа только крепче прижимает её к груди. — Поцелуй и отпущу. — Он хитро прищуривается, пряча искорки во взгляде. Он так спешил, но отец.       Сегодня их отцы словно сговорились испортить собственным детям свидание. Хорошо, те до сих пор не знают, что двое тайно нарушают их запрет. — Аль, я обещала перезвонить через час, и… — Альберт не выдерживает.       Давно пора с этим покончить, сколько можно, они уже не дети прятаться под столом от зоркого взгляда отцов-альф.       Поцелуй, такой нежный, такой сладкий. Ноги омеги становятся ватные, хорошо, что любимый её не опустил, иначе они бы точно подогнулись от волнения. За их спиной зашумела листва. Двое дёрнулись и решили не тратить время, а поспешить, у них очень мало времени.  

***

      Я лежала на траве, глядя на то, что заслонило мне солнце. Ещё несколько пинков, а ещё жалуется, что неповоротливый. — Любимый, а что ты тут делаешь? — Любимый не вёлся. Ещё пару раз пнув меня по рёбрам, он грозно скрестил руки над выступающим животом.  — А ты? Куллош, ты где как раз сейчас, как раз в этот момент должен был быть, а? — Клиника. Да я обещал сопроводить его в клинику.       Наши с ним романтические каникулы в преддверии течки вновь завершились его беременностью. И пусть сейчас всё выглядит скверно, я счастлива, но Рен… — Прости любимый, но Аннабет. Я… я не мог позволить какому-то непонятному альфе распускать руки к моей девочке. — Рен злится и опять пинается, а это больно. — Это не непонятный альфа. Это Альберт — сын твоего лучшего друга Джозефа. Альберт с самого рождения вырос с нашими девочками. Они спали в одной кровати. Они ели одной ложкой, пачкались в одной грязи. Да я подгузники ему менял, пока он был маленький, а ты сейчас такое заявляешь? — Да знаю, кто он. И знаю, что Альберт и Аннабет помолвлены ещё до их рождения. Спасибо главе рода Куллош, но…         Но хватит мне предательства Инель. Она меня любит, я её папочка, но замуж она выйдет за другого альфу. Ей нравится Амадеус, он хороший альфа и очень вкусно пахнет. До её дня рождения ещё два месяца, если жених докажет, что её любит по-настоящему, то она попросила меня не нервничать, потому как моя девочка согласится вступить с ним в брак. Так что нет, второй дочке разбить папочке сердечко я не позволю.  — Это в детстве он был Альбертом, а сейчас он непонятный альфа. — Рен сжимает губы, надувая щёки. Беременность, сейчас он порой ещё более неадекватен, чем в первую его беременность, по крайней мере, сейчас он всё чаще не знает , чего хочет. — Ты хоть понимаешь, куда они пошли и что он может с ней сделать? — Представляю. Мой альфа такое со мной в пятый раз проделывает. Не скажешь, как это у тебя каждый раз получается? — Нет — это мой секрет. Но каждый раз, когда я достаю до того чувствительного местечка, ему не только невероятно приятно, но и через несколько недель его тело начинает меняться, а через семь месяцев я помогаю ему родить. — Ты хоть знаешь, что они не только помолвлены, но и тайком от тебя встречаются и довольно давно? Вы детективы вшивые, только сейчас заметили, что дети встречаются тайком? — Что? Так ты всё знал и покрываешь их? — Рен закатил глаза.       Каждому омеге нужен альфа. Его девочки такие же, как и он. Их избранники — истинные альфы. Более того, Альберт сын Джозефа и Лиранэт, а Амадеус — Альдэрта и Себастина, эти люди для него важны, и они ему близки, так почему Кристоффер так сопротивляется? — Всё, ты мне надоел. Сейчас ты встаёшь и оставляешь дочь в покое, или я не скажу тебе, что показали результаты тестов. — Приподнялась, поглаживая его по лодыжке. — Прости меня, любимый, но дело в том, что мы это уже как бы проходили и предыдущие четыре раза всю интригу убили. — У нас восемь дочек. Восемь прекраснейших омег и все они точные копии их папочки-омеги. А значит сводят своего папочку-альфу с ума. Хорошо шесть дочек ещё в брачный возраст не вступили, и во второй раз никаких предварительных помолвок. Нет-нет и нет, я больше на такое не поведусь. — Кри, ты где шляешься? Я за ними проследил, они вошли в … — Кашель и Джозеф побледнел. — Рен, а ты что здесь делаешь? Ты же в клинике был? Ну, то есть я хотел их остановить, но паршивец всё равно сбежал и… — Сайрен потирал костяшки пальцев, он сейчас им двоим врежет. — Кри, а он что за них?  — Не против… — В груди всё перехватило.       Боль была такой, что, казалось, моё сердце попало в тиски. Жадный глоток и вместо воздуха раскалённый пар, горло обожгло, рот открывался и закрывался. Жжение в груди усилилось. Сквозь вату слышу панический крик моего птенчика. Темно Почему так темно. Где я? — Ну привет, курочка. — И вновь это блондинистая тварь, я сейчас её крашенные патлёнки повырываю. — Курочка, полегче. Твоё время вышло. — Как вышло. Нет. Я только-только жить начала. У меня вот муж в положении, и если я не вернуть он же… нет. Ты не можешь… Сайрену нервничать нельзя. Да и что значит моё время вышло? Ты сказала, что у Кристоффера долгая и счастливая жизнь. — У Кристоффера да, но ты не он. Ты Кристина Ермакова и тебе сегодня исполнилось бы семьдесят. Ты во время празднования почувствовала бы себя плохо и умерла от сердечного приступа, прямо посреди тоста. Уж прости, курочка, но таковы правила. Всё честно. Твоя душа готова идти дальше, а душа Кристоффера вернётся в своё тело. — Но он не хочет жить, да и не знает он ничего. Как же Рен. Как же наши дети. — она пожала плечиками. — Хорошо, альтернатива. Всегда есть альтернатива. — Есть, он может переродиться. Если он получит новое тело, то тогда его душа начнёт жизненный цикл заново, но нужно подходящее тельце. Не знаешь никого, кто бы, так сказать, согласился дать его душе приют? — Сайрен. Он на сносях не просто так, да? Но он носит девочек или у вас всегда так. Меня в мужское тела засунула, а его в женское? — Она присела на высокий стульчик, закидывая стройные ножки, переплетая их в коленях.  — Не ворчи, курочка. Тебя ждала скучная серая жизнь в хрущёвке на окраине без мужика нормального и на работе нелюбимой. А посмотри, что вышло. Ты в браке, у тебя большая семья и красавец муж. У тебя есть всё, что было бы у Кристоффера и даже больше. Кристоффер так бы и не решился на отношения с Сайреном и с завистью бы смотрел, как его любимый жил бы с Сейлорном Куллошем. — Вскочила. Что? Мой птенчик и… — А чему ты удивляешься? И твоя судьбы и судьба Сайрена сложилась по-другому. Могу тебя только уверить, что с Сейлорном он счастлив бы не был. Но увы, тот ему помог бы, и Сайрен, так сказать, терпел бы нелюбимого мужа. Но сейчас не о том, что не случилось, а том, что есть. Выбирай, курочка, твоё время тикает. Ты, двигаешься дальше или… — «Или». Я согласна. Я его воспитаю, как и остальных дочек, он никогда и не помыслит тех глупостей, что толкнули его с моста. — Она пощёлкала по планшету и фальшиво улыбнулась. — Вот и хорошо, курочка, только вот, я не говорила, что он будет девочкой. — Что? — Мужа нужно слушать, а не расстраивать. И, курочка, поспеши. А то если опоздаете, то он не твоим сыном может стать, а внуком.       И вновь жжёт в груди. Чувствую, как что-то солёное капает мне на губы. Рен кричит, чтобы я его не оставлял. Что он тоже меня любит, хоть я и несносный. Он много чего мне обещает, только бы я его не оставляла. Едва сжимаю его руку. Рен отстраняется, а с ней исчезает и тяжесть. — Кристоффер. Кристоффер, ты в порядке? Твое сердце, оно не билось. — слабо поглаживаю его по щеке.   — Прости. Прости, что напугал. Прости, что не пошёл с тобой. — Сайрен обливался слезами. Голос сиплый, все внутренности словно спаялись. Старюсь сесть, он помогает приподняться. — Любимый, раз ты так меня любишь, могу я попросить тебя о кое чём наглом? Давай назовём нашего сына — Кристиан? — Хорошо. И ничего я тебя не люблю. — Обхватываю его шею, прижимаясь щекой к виску. — Я знаю, что любишь, и это взаимно. — Птенчик сдавливает мне шею, он меня сейчас задушит. Пучу глаза, шепча одними губами. — Отель. Быстро помешай им. — Джозеф понял, недаром мы столько лет друзья. Я сейчас не могу пошевелиться, а ему стоит поторопиться и нашим детям помешать, а то знаю я эту тварь.       Она словно призрак, но голос в голове слышу отчётливо: «И никаких жалоб, курочка. Никаких жалоб». Это мы ещё посмотрим  

***

Где-то в нулевом измерении.       На большом экране двое признаются друг другу в любви в перемешку с поцелуями. Альфа отстраняется от живота своего супруга, нежно его целуя, говоря, как сильно их любит, хоть им ещё предстоит подождать встречи. — Ну всё детки, теперь уж точно никаких отговорок. Мы выполнили все ваши просьбы. Прошло двадцать лет, и они хорошие родители. Сайрен, наконец, признал, что тоже любит своего альфу, хоть ему и очень порой с ним трудно. Они друг другу не лгут и внимания уделяют регулярно и, как по мне, слишком много, и детей своих любят, особенно Кристина. Ну что ещё? — Юноша поджимает губы, отрывая взгляд от планшета. — Даже не знаю, но их ребёнок точно не альфа? — Мулатка качает головой. Вот мороки с этим мальчишкой. Видит же, что быть альфой не так и плохо. Да и его настоящий отец ничего плохого не хотел. Да и Кристина не совсем отец, так что это не вариант. Они всё для его перерождения сделали — Инель, а ты, что скажешь? — А что я могу сказать. Мой братик будет моим папой, по-вашему, это нормально? — Мулатка перевела взгляд на Кристоффера. Это ему стоит возмущаться, он вообще переродится от семени своего бывшего тела. Но эти детки, с ними столько мороки. — Инель, мы пошли на уступку, не стали тебя возвращать к жизни, а позволили ненадолго задержаться. Малышка, тебе страшно, но и твоё и его время пришло. Вам нужно переродиться и прожить свою жизнь заново. У каждого из вас своё предназначение, и вы его не выполнили. Кристина и Сайрен всё подготовили для вас. Вам пора, больше задерживаться нет причины. Но у тебя есть последнее желание? — Она строго глянула на юношу. — Ты своё использовал, у тебя будет мужское тело, но омеги. — Я и не хотел быть альфой, так что так даже лучше. Если Инель согласна, то я тоже. — Я больше не хочу быть похожей на братика Сайрена. Можно сделать так, чтобы я была похожа на папу-альфу? — Женщина задумалась, постукивая ногтями по бедру. — Даже не знаю — это против правил, но думаю да. У Ермаковой должна была родиться дочка, а у той были тёмно-каштановые волосики и глаза светлые, так что согласна.         Дети переглянулись и синхронно кивнули. Им дали планшет, разрешив ещё немного посмотреть на будущих родителей. Едва сотрудница мира перерождения скрылась, двое крепко сжали пальцы. — Сработало. — Юноша приложил палец к губам. Из коридора не раздалось ни звука. — Да. Вроде как сработало, даже не верится. — Девочка несколько раз тяжело вздохнула. — Мне страшно, Кристоффер. — Мальчик улыбнулся и притянув будущую сестричку, погладил её по волосам. — Кристиан. Слышала же, меня назовут — Кристиан. И мне страшно, но ты не бойся, я буду с тобой. — Она потёрла макушку о подбородок будущего брата. — Интересно, а она догадается меня назвать Кристиной? — Пальцы только теснее сплелись. Им обоим страшно. Но их родители друг друга любят. И они есть друг у друга, да и мир вокруг них изменился, так что стоит попробовать. Женщина довольно улыбнулась, подглянув в небольшую щель, она осталась довольна тем, что услышала. Ермакова так жаждала большой, чистой и искренней любви, что ради этого стоило толкнуть её под авто. А Сайрен своей решительностью оттолкнул смерть. Его душа жаждала отмщения, но увы, их судьбы не пересекались. Кто же знал, что один несчастный случай и одно преступление сделают невозможное возможным. Откроют новые двери и исправят старые ошибки.   А вы верите в случайность?