Не лезьте в политику!

      Наступило утро. Довольно теплое для Сан-Франциско весеннее майское утро. Лучи недавно взошедшего солнца, едва пробившись сквозь белоснежно-белые слоистые облака, уже осветили главный символ города — знаменитый мост «Золотые ворота» и начали просачиваться через задвинутые жалюзи кафе «Укус блохи», освещая полуразгромленное после вчерашнего корпоратива помещение и разбросанных по нему, словно детские игрушки, спящих участников прошедшего застолья.       Чарли, являвшийся одним из участников этой пирушки, проснулся первым, протер глаза и резко встряхнул головой, пытаясь избавиться от сильного головокружения — следствия серьёзного похмелья. Попытавшись встать, пес взвыл из-за резкой боли в пояснице — видимо, кто-то из пировавших крепко ударил стулом, попробовав вспомнить, что же произошло вчера, он натолкнулся на поток слепленных в комок, быстрых, невнятных и обрывистых отрывков минувшего происшествия. В его голове звенели громкий смех, песня «I Love You, California»*, напеваемая чьим-то пьяным голосом, дребезжание стаканов и рюмок, грохот разбитых бутылок, гром сломанных стульев и, наконец, вереницу всего этого прервал прекрасный образ Саши, которая исполняла песню «Count Me Out»**, однако составить полную картину произошедшего так и не удалось. «Ладно, у бармена спрошу, может он что помнит, » — подумал пёс.        Собравшись с силами и стараясь проигнорировать вновь пронзившую поясницу боль, Чарли поднялся с пола и осмотрел разнесённое помещение. Стулья были сломаны, столы перевёрнуты, недавно купленные картины сброшены со стен, а некоторые разорваны, вазы с цветами расколоты. Полюбовавшись на это зрелище, он направился к барной стойке, осторожно перешагивая через разбитые бутылки и полусонных хмельных псов. — Ну, Спарки, докладывай, что же вчера произошло, — сиплым голосом спросил Чарли у бармена. — Вчера вечером в этом кафе проходил корпоратив у довольно известных художников. Все шло относительно нормально, пока вон тот господин, — бармен указал рюмкой на медленно поднимающегося с пола стонущего чихуахуа (это был знаменитый живописец Кантанелли), — не подарил выступавшей на сцене Саше букет вон тех прекрасных цветов. — Спарки показал пальцем на перевёрнутую урну, из которых виднелись бутоны алых роз. — После этого ты, выпивавший со своими дружками за соседним столиком, встал из-за стола и с криком: «Бей рисовак!» так засветил бедному художнику под правый глаз, что тот потерял сознание. Что произошло дальше, я думаю, каждый поймет, результат налицо, — спокойным голосом закончил свой рассказ бармен, любивший подробности. — А Саша? — с любопытством спросил Чарли. — В слезах убежала с выступления и добавила, что пока ты не перестанешь пить и не найдёшь себе работу, об отношениях можешь не думать. — А-а-а-а… понятно, — наигранно спокойным голосом ответил пёс и, шатаясь, побрёл к выходу, мысленно переваривая услышанное...       Выйдя из кафе, он, едва не попав под колёса трамвая, перешёл через дорогу и, свернув за угол продуктового магазина, устроился на старой полусгнившей деревянной скамейке — его любимом месте для раздумий, закрыл глаза, обхватил голову передними лапами и полностью отдался своим размышлениям. «Эх, как же хорошо было в 30-е! 30-е, годы моей первой жизни! Перестрелки, рэкет, казино, ставки! — думал Чарли. — Если выпивал, то по случаю. А потом… 57 лет никчёмной райской жизни, Саша, Дэвид, Рэд, “I Will Always Be With You”!*** Был бы со мной Чесун…» — мысленно вздыхал пёс. — О чём горюешь, сынок? — внезапно прервал его философствования бодрый мужской голос.             Чарли, открыл глаза, привстал с лавки, чтобы увидеть хозяина голоса. Слева от скамьи на ржавой железной бочке сидел он — высокий подтянутый пёс серо-коричневого окраса, судя по виду — русская борзая, на голове его красовалась добротная каракулевая шапка-кубанка, украшенная серебристой металлической звездой. Незнакомец внимательно разглядывал удивлённого овчара серыми глазами. — Ты… Вы… кто такой? — растерянно промямлил Чарли. — Сейчас это не важно, рассказывай, что у тебя стряслось, я выслушаю тебя, может и помогу чем, — неунывающим тоном проговорил борзой.       Пёс тяжко вздохнул и поведал ему свою историю. Незнакомец, как и сказал, внимательно выслушал его, а затем, презрительно покачав головой, произнёс: — Ох сынок, наломал же ты дров! С любимой не ссорься, помногу не пей, работай усердно — завет наших дней! Ладно, устроим мы тебя на работу и от алкоголизма вылечим.        С этими словами он протянул Чарли два белых бумажных предмета. Овчар осторожно взял и рассмотрел их. Это были обычные пригласительные билеты. — Значит так, жду вас на этом же месте ровно через два часа с заполненными билетами, отказ не принимается, — заявил борзой. — Но ведь Саша… —… будет работать с тобой! Две работы ещё никому не мешали! — продолжил за него незнакомец. — Вот сейчас можно и представиться: Полкан Борисович, — и он протянул псу свою крепкую лапу. — Чарльз… Чарльз Баркин, — уверенно сказал Чарли, пожал ему лапу и быстрым шагом направился в «Укус блохи». С души овчара будто камень упал, голова почему-то уже и не кружилась, он забыл про ноющую поясницу и в его мыслях крутилась одно: «Работа, никаких ссор с Сашей!»