***
Впервые за последние полсотни лет Йорвет болел. И это, к его сожалению, становилось все труднее игнорировать. В голове словно свили гнездо не в меру голодные дятлы, пытавшиеся пробить в висках дыры, нос заложило так, что глубоко вдохнуть было просто невозможно, а любая попытка вобрать в легкие воздух порождала неуправляемый хриплый кашель. Но что больше всего заставляло Йорвета злиться, — слабость. Отвратительная слабость во всем теле, от которой противно ныла каждая мышца. Она мешала. Превращала любое, даже самое незначительное действие, будь то подъем с постели или простой поворот головы, в задачу, требующую приложения всех имеющихся сил, словно он был немощным стариком. Настолько отвратительно он себя не чувствовал даже когда потерял глаз. Оттого и так не самый приятный разговор со старостой Вергена превратился для Йорвета в испытание собственного терпения на прочность. — Дюввел хоел! — в который раз за последние полчаса выругался Сесиль Бурдон. Его раздражающе громкий голос снова вызвал ноющую боль в висках, до этого ненадолго притихшую. — В сотый раз тебе повторяю — нет. Не можем мы вас переселить! Куда прикажешь девать твоих белок? В Вергене помимо вас остались и другие нелюди, а еще с несколько десятков людских семей. Или предлагаешь променять их на вас, а? Командир скоятаэлей мрачно усмехнулся, подавив очередной приступ кашля, и скрестил руки на груди. Его озвученный Бурдоном исход более чем устраивал. Будь он возможным. — Aen Seidhe, — глухо и немного сипло начал Йорвет, но, прочистив горло, более четко продолжил: — тоже не могут больше оставаться в том, что вы по глупости называете «домами». В них было невозможно жить даже летом. Сейчас уже осень. После нее обычно приходит зима, sell. — Предлагаешь поменять вас местами с бабами и малолетними детьми: их на выселки, а белок в город? Йорвет, тихо выдохнув сквозь сжатые зубы, сделал один шаг вперед, вынудив Бурдона отступить на два, и сказал: — Тогда нам нужны материалы. Все дома прогнили насквозь от сырости. Как только ударят сильные морозы, их просто погребет под снегом или окончательно снесет ветром. Сесиль отвел взгляд, что-то невнятно буркнув в ответ. Он прекрасно понимал, о чем говорил беличий командир. Городская низина — единственная незаселенная окраина в черте города, поэтому скоятаэлей, как только они прибыли в Верген, поселили именно туда. Но туда же по склонам стекалась вся дождевая вода, неся за собой грязь и подтачивая фундаменты домов. Из-за этого там и до пожара, случившегося во время второй войны, было несладко жить, а после стало и вовсе почти невозможно. Несколько покосившихся бараков из замшелых от сырости камней и полугнилых досок, стоящие по человечью щиколотку в воде и нечистотах, — вот и весь квартал белок. Такому позавидовал бы лишь тот, кто совсем не имел крыши над головой. Или был с ней не в ладах. — Нечего нам дать, — после непродолжительного молчания ответил Сесиль. — Камень, дерево — всё, что было на складах, пущено на восстановление Вергена после осады. А закупить ещё нам не по карману: купцы подняли цены из-за войны с Нильфгаардом. Да и… — начал было краснолюд, но замялся, поняв, что говорит лишнее. — Что «и»? Бурдон засомневался. Стоит ли говорить? Ведь об этом пока еще не знает даже Саския… Да впрочем, какая разница? Шила в мешке не утаишь. А Йорвету с Саскией все равно возглавлять оборону. — Нильфы уже в Аэдирне, — мрачно объявил Сесиль. К его удивлению, Йорвет никак не отреагировал. Он ожидал этого исхода. После того, как предупреждение Гвинблейда подтвердилось, было глупо ожидать иного. Тем более, глупо было даже просто надеяться, что ослабленный двоецарствием Аэдирн и Вторая темерская армия смогут противостоять подготовившим вторжение нильфгаардцам. Но Вергену, как и его отряду, от этого не лучше. Если линия фронта на Карбоне прорвана, то оставались считанные дни до того, как свободный Аэдирн перестанет существовать. Следом за ним почти без боя сдадутся мелкие южные королевства, а Верген… Глупо надеяться, что один еще не восстановившийся после осады город сможет повернуть ход войны. Что он вообще устоит. Словно в ответ на безрадостные мысли и нарастающее раздражение от собственной слабости, голова заболела еще сильнее. Йорвет понимал, что в таких обстоятельствах он должен уйти. Он не может рисковать своим отрядом в заведомо проигранной войне, поэтому должен увести его. Давно должен был, откровенно говоря. Потому что сейчас, осенью, когда в отряде с десяток больных, и всюду рыскают реданские охотники на ведьм и нелюдей, скоятаэлям очень тяжело дастся переход. И это его вина. Затянул. Надеялся… «А на что я, собственно говоря, надеялся?..» — злая мысль хлестнула плетью. Признаваться даже самому себе в том, что оттягивание ухода с надеждой на лучшее никак не было связано, не хотелось. В горле запершило. Как же его раздражала эта простуда. — Мы можем вас переселить, — неожиданно произнес Бурдон, заставив Йорвета удивленно встрепенуться. Но стоило ему услышать продолжение фразы, как он тут же замер от недоумения и гнева: — Но лишь в другую заброшенную деревню. На западном склоне, за стенами города, есть одна такая. Люди ушли оттуда лет десять назад, дома немного поновее ваших. Там зиму вы переждать точно сможете, и… — Нет, — не дослушав, раздраженно ответил Йорвет и тут же зашелся в ужасно сильном кашле, про себя подумав: «За пределы города? Может, еще сразу реданцам сдаться? И на ближайшем суку повеситься, чтоб им совсем ничего делать не пришлось.» Сесиль же устало вздохнул и обрубил беседу: — Ну на «нет» и суда нет. Что он еще в конце-то концов может предложить? На белок в городе и так смотрели кто с опасением, а кто и с открытой неприязнью. Да что уж там говорить: скоятаэли даже в глазах вергенских краснолюдов и оседлых эльфов оставались лишь лесными разбойниками, убивших слишком многих, чтобы об этом легко и быстро забыть. Что уж тут говорить о людях? Йорвету и его отряду здесь не рады. Особенно сейчас. Обнищавшие напуганные крестьяне стали злее голодных собак. Им только дай повод — учинят беспорядки и погромы похлеще тех, что были в Ривии три года назад. И Йорвет должен это понимать не хуже Сесиля. Но, видать, сильно остроухих в их деревне прижало, раз их атаман пришел к нему что-то требовать. Да только вот что Сесиль может сделать?.. Вдруг дверь в комнату широко распахнулась, с грохотом стукнувшись о стену, и в дом ввалилось несколько запыхавшихся краснолюдов, которые, перебивая друг друга и задыхаясь от быстрого бега, принялись кричать: — Беда, милсдарь Бурдон! Беда! — причитала единственная среди них женщина. — Весь товар попортили сволочи! — Громят все, бьют! Хватают и бьют без разбора! — Беда, беда! — Тихо! — прикрикнул на всех них староста и напряженно спросил: — В чем дело? Не до конца осознанная догадка царапнула Йорвета холодными коготками страха, но поверить в неё он отказывался. Крестьяне не могли настолько обезуметь, чтобы… — Погром в городе! — выпалили краснолюды, обрубив надежду. Все, что смог сделать Сесиль — смачно выругаться да схватиться за голову. Вот и случилось то, чего он больше всего опасался и ждал. Мысли как-то разом сплелись в один огромный клубок, не давая сообразить, что делать. Йорвет же... Самые разные эмоции от ледяного бешенства до волнения за отряд смешались в один поток и накрыли его, как огромная волна. И эта волна оглушила его своей силой и утянула на дно что-то, что жило в нем с момента его первого разговора с Саскией о свободном и равном для всех государстве. Но усилием воли он смог собраться с мыслями. Сейчас не до этого. Погром нужно пресечь, пока тот не перешел в резню. Поэтому Йорвет, пересилив себя, почти не дрогнувшим от злобы голосом, спросил: — Куда эти dhoine направились? — Дык… — краснолюды растерялись от тона эльфа. — Как тот умник крикнул, что не краснолюд ту бабу убил… — Какую еще бабу? — едва ли не простонал все еще не пришедший в себя Бурдон. Единственная в комнате краснолюдка всхлипнула: — Так бабу. Человечью. Ту, окаянную. — С которой все и началось на площади, — закивали головами остальные. — Ближе к делу, — потребовал уже едва сдерживающийся Йорвет. И говорившие, впечатлившись, зачастили: — Её скоятоэлка толкнула, а та голову о прилавок раскроила. И все с этого и пошло. — Йорвета прошиб неприятный холодок. Картина событий в его голове складывалась очень быстро, и она ему совсем не нравилась. — …А тут один умник возьми и вякни, что бабу эту эльфка ваша убила, а, значит, скоятаэлей бить и надо. Ну и они все туда и… Эй! Куда?! Йорвет обернулся лишь у самого порога, чтобы коротко приказать: — Направьте стражу в низину и сейчас же доложите об этом Саскии.***
Улицы проносились друг за другом, оставляя в памяти лишь замеченные краем глаза детали: островки чадящего дыма, перевернутые и развороченные прилавки, осколки битых товаров и утвари, трупы, местами скользкая от крови брусчатка. И ни единого стражника, словно их в городе и не было вовсе. Не стоило идти на поводу у Саскии и соглашаться, чтобы скоятаэли охраняли лишь городские стены — всего этого не произошло бы. Не предусмотрел. Не думал, что снова увидит погром. Тем более в Вергене. Йорвет ускорил бег. Он должен не дать dhoine тронуть отряд и не допустить еще больших жертв. Его дурной славы хватит до прибытия Саскии, а уж она утихомирит толпу: народ ее любит. Не обращая внимания ни на в страхе разлетавшихся с пути жителей, ни на привычные злобно-испуганные взгляды и проклятия, летевшие в спину, ни на доносившиеся в некоторых переулках мольбы о помощи, Йорвет добрался до пригорка, отделявшего низину от города. И замер. Удивление и страх заставили его прирасти к месту. Склон был залит кровью, трупов было очень много. Йорвет хрипло втянул воздух, отчего в больном горле снова запершило, но, всмотревшись, с облегчением шумно выдохнул и надсадно закашлялся. Это были люди. Их тела, нашпигованные стрелами, лежали по всему склону. Легкая смерть. Несколько секунд боли, и от цели остаётся лишь мёртвое похожее на ежа тело. Но не всем так повезло. Кого-то проткнули мечом, кого-то разрубили краснолюдской секирой. Йорвет с сожалением узнал в мертвецах и нескольких членов отряда. Погром действительно превратился в резню. Вот только совершенно не тех, против кого он затевался. Но, как оказалось, дело было еще не кончено: всмотревшись в происходящее у подножия пригорка, Йорвет увидел, что скоятаэли зажали там с десяток выживших крестьян. Вдвое большее число нелюдей против перепуганных и по большей мере безоружных людей. Обелить скоятаэлей после такого будет просто невозможно. — Прекратить! — приказал Йорвет, быстро спускаясь по склону, и повторил громче на Старшей Речи: — Прекратить сейчас же! Заметив, как в паре шагов от него эльф занес над растянувшимся на земле безоружным dhoine меч, Йорвет подскочил к ним и выбил оружие из его рук. — Убрать мечи! Скоятаэли, обратив внимание на командира, отступили, чем не преминули воспользоваться некоторые люди: человек в форме стражника проткнул мечом не успевшую отскочить скоятаэльку. — Смерть белкам! — выкрикнул он, и краснолюд, стоявший рядом, ударил его секирой по ногам. Человек заорал от боли и тут же заткнулся — краснолюд перерубил ему шею. Ярость снова всколыхнула обе стороны. — Убийцы и душегубы! Белок на костер! Прочь из города! — Mor dhoine! Ситуация стала еще острее. Нужно было срочно отвлечь внимание. Йорвет, выбрав жертву, приставил к горлу ближайшего людского крикуна меч, негромко и оттого немного хрипло спросив: — Сдохнуть захотел? Человек тут же отпрянул вбок, повернулся лицом к эльфу, замахиваясь вилами, но застыл, вперившись немигающим взглядом в карминовый платок, закрывавший половину лица. Йорвет не медлил: с легкостью выбил из трясущихся рук парня вилы, отозвавшиеся на это неприятно громким звуком удара металла о металл, подсек его и приставил острие меча к горлу. Скоятаэли и люди отвлеклись друг от друга и обратили внимание на происходящее. Среди крестьян пополз полный ужаса шепоток. До затуманенного погромом людского сознания начало доходить, чей отряд они хотели вытравить из города и кто сейчас перед ними. Йорвет, поняв, что устроенное им представление возымело нужный эффект, продолжил. Скривив в наигранно-добродушной улыбке рот, он неспешно склонился над сжавшимся человеком. — Спрашиваю еще раз, — вкрадчиво сказал он, внимательно вглядываясь своей жертве в глаза, — сдохнуть хочешь? Дышащий через раз парень мелко задрожал, сжал губы и едва заметно помотал головой из стороны в сторону. Йорвет презрительно усмехнулся, медленно отвел меч в сторону и, не отрывая взгляда от трясущегося dhoine, отошел на полшага назад. Парень, казалось, вовсе позабыл как дышать. Йорвет же, все ещё улыбаясь, прикинул, выдержит ли горло переход с шёпота на крик, и в тот же миг оглушительно заорал: — Так какого дьявола ты все еще здесь?! Человек тут же неловко вскочил и бросился вверх по пригорку, то и дело спотыкаясь о трупы и падая, а Йорвет, резко развернувшись к зрителям этой сцены, уже намного тише, но более язвительно переспросил: — Значит, «прочь из города»? «Белок на костёр»? — и снова вкрадчиво и тихо, тоном, от которого у кого угодно кровь застынет в жилах, закончил: — Единственный костер, который будет пылать в этом городе — это ваши дома, если вы сейчас же не уберетесь отсюда! Среди крестьян пронёсся полный страха шёпот. Отряд Йорвета, пока люди были заняты устроенным им представлением, незаметно окружил их, взяв в полукруг, сомкнувшийся на пригорке. Пути вперёд им нет — только назад. Но все ещё были те, кто не хотел уходить: — Это наш город! Нечего нам тут приказывать! Вздумали нам здесь условия ставить, остроухие?! Валите в свой лес! — чьи-то отдельные крики постепенно переросли в общий недовольный гомон. Чем больше стягивалось кольцо окружения, вынуждая людей отступать, тем больше они ярились — толпа с каждой минутой становилась вновь все менее и менее управляемой. Йорвет не хотел ещё больших жертв, но один и тот же спектакль редко имеет одинаковый успех. Вряд ли ему удастся снова напугать этих сошедших с ума от ненависти зверей. Однако если хоть один человек будет убит в его присутствии — читай, с его позволения — им не отмыться. Где же Саския?.. Люди стали рваться вперёд с вилами и дубинами наперевес, как вдруг, в низине отчетливо раздался женский голос: — Прекратить! «Наконец-то», — выдохнул про себя Йорвет. Саския торопливо спускалась по склону. Из-под нахмуренных тёмных бровей сурово смотрели холодные голубые глаза. Её светлые волосы, подхваченные ветром, скользнули за спину, открывая едва тронутую загаром кожу тонкой шеи. Губы поджаты. Позади, едва за ней поспевая, тащились стражники из числа краснолюдов и людей. — Как это понимать?! — ещё раз грозно спросила Саския, остановившись в пяти шагах от толпы. Йорвет скрестил руки на груди, сделав незаметный знак своим отступить. — Вы, жители свободного Вергена, опустились до расовой травли?! — её голос дрожал от гнева. — Вы, боровшиеся за единое государство всего лишь несколько месяцев назад! И добившиеся этого. Совместными, — подчеркнула она, — усилиями! Всего лишь месяц назад вы стояли спина к спине с эльфами и краснолюдами, — она посмотрела на крестьян, — и с простыми людьми, — а после — на скоятаэлей. — И сегодня вы направили друг на друга вилы и мечи! Это то, за что вы боролись?! И люди, и нелюди недовольно загомонили. — Они пришли сюда с оружием наголо явно не пирогами угощать, — сказал погромче Грант, краснолюд из отряда Йорвета. — Мы, что, должны были спокойно засунуть шеи в петли? — Они первые начали! — завопил кто-то из крестьян, и остальные его разрозненно поддержали. — Тишина! — прервала их всех Саския. Йорвет, бросив тяжелый взгляд на самых неугомонных из своего отряда, дал знак всем замолчать. — Я не собираюсь это выслушивать! Вы нарушили закон! Земля Вергена не для расовой травли. Произошедшее сегодня — пятно на истории города. Поэтому сегодняшние события будут расследованы, и никто, — голос Саскии стал угрожающим, — я вам обещаю! — никто из участников этого позорного кошмара не уйдёт безнаказанным! Все погромщики ответят перед законом и лично мной. Расходитесь по домам! Йорвет, хоть и не изменился в лице после этих слов, был удивлён. Неприятно удивлён. Суд после того, как все участники ушли кто куда? Смешно. Люди и белки тем временем, недовольно и зло перешептываясь, начали расходиться. Отовсюду летели обрывки фраз: — Нелюди во всем виноваты, окаянные. — А белкам ничего не сказала! — Неужели Саския так просто отпустит этих dhoine? — Так сама нелюдь — своих защищает. — И им ничего не будет?! Йорвет же, дождавшись пока большинство уйдет, неторопливо направился к Саскии, коротко отдававшей приказы страже: — Убрать трупы, выяснить, кто убит. Тех, кто пострадал, направить к целителям, подсчитать потери. Доложить мне о них до конца дня. И я хочу знать, как постовые вообще это допустили. Где они были в это время?! — Тут и были, — вместо стражи насмешливо и в то же время презрительно ответил Йорвет. — Среди трупов, — он кивнул на склон, — полным-полно стражников. Неудивительно. Они такие же dhoine. — Идите, — недовольно отпустила Саския стражу и повернулась к нему. — А сам не хочешь объяснить, что ты тут устроил? Твои скоятаэли здесь поубивали людей больше, чем все погромщики в городе. Йорвет, скрестив руки на груди, мрачно ответил: — Мы защищались. Так, как умеем. Когда на тебя идут с мечом наперевес, последнее, о чем ты думаешь, так это о сохранности врага. — Мы не на войне, — глядя ему прямо в глаза, возразила она, — здесь не делят на врагов и союзников, а это обычные люди, в отличие от твоих белок! Как ты допустил эту резню? Йорвет промолчал, ответив спокойным прямым взглядом. Если в произошедшем и была его вина, то лишь в том, что ему не нужно было соглашаться на охрану только городских стен, но не более. Нелюди зачинщиками подобного не бывали никогда. Голова словно потяжелела от усталости, легкие драла простуда. — Йорвета не было здесь, — Киаран словно возник из ниоткуда. Беличий командир недовольно нахмурился, предупреждающе взглянув на брата по оружию, но тот сделал вид, что не заметил этого, и продолжил: — Йорвета не было здесь, когда случился погром. Он был у старосты. Оборону организовывал я. И это была только лишь оборона. Лучники поднялись на городскую стену, — Киаран указал на неё рукой. Оттуда хорошо просматривался пригорок, и с той же стороны дул ветер — никаких препятствий на пути стрелы. — Мечники встали у пригорка. Мы не прятались и, как только люди пришли, лишь потребовали, чтобы они убрались отсюда. Но они не пожелали остановиться. Мы только защищались. — Прекрасно, — усмехнулась Саския. — Никто ни в чем не виноват, одни всего лишь наказали убийц-душегубов, другие — просто защищались. И всего-то не меньше полсотни трупов по городу! — устало вздохнув, она махнула рукой. — Ладно, разберемся. Саския собралась уже было уйти, но Йорвета такой ответ не устраивал. Он схватил ее за руку, несильно, но крепко сжав плечо, и на ее удивленный взгляд ответил: — Нам надо поговорить.***
Камин горел, несмотря на то, что сейчас день, а хозяйка кабинета, будучи драконом-метаморфом, точно мерзлячкой не была. Огонь, обычно даривший ей ощущение спокойствия и уверенности, сейчас плясал неровно и нервно, дрова то и дело беспокойно трещали, а капли дождя до одури тоскливо стучали по стеклу, делая картину города еще более унылой и мрачной. «Впрочем, дождь это даже хорошо, — подумалось Саскии. — Кровь с мостовых быстрее смоется.» Руки сжали подоконник сильнее. — Так о чем ты хотел поговорить? — негромко спросила она, не оборачиваясь. Стены кабинета давили, комната казалась несуразно маленькой, словно тюремный застенок. Ей хотелось быть где угодно, только не здесь и не сейчас. Но разум упрямо твердил, что это лучшее стечение обстоятельств: Йорвет сам затеял разговор. Не надо будет выгадывать нужный момент, думать с чего начать. Почти любые слова после погрома будут убедительными и правильными. Нужно лишь вовремя их произнести. — А ты считаешь, не о чем? — немного раздраженно ответил Йорвет и тут же закашлялся. Раздражен он был не столько из-за вопроса, — злиться на Саскию, как ему казалось, было просто невозможно, — сколько из-за болезни, решившей снова дать о себе знать. Рвущийся наружу кашель душил, голова болела, мысли текли отвратительно вяло. Больше всего на свете Йорвет сейчас ненавидел эту затянувшуюся простуду, которая даже умудрилась потеснить на пьедестале ненависть к людям. Идея сходить к лекарю уже не казалась глупостью и блажью. — В городе был погром, — негромко продолжил он, боясь потревожить больное горло и от этого злясь еще больше. — Громили нелюдей. Ты грозишь зачинщикам правосудием, но отпускаешь даже тех, кто был с оружием в руках, — Йорвет незаметно прислонился к столу, не сводя пристального взгляда с напряженной спины, укрытой поверх рубахи медовыми прядями. Несмотря ни на что держится прямо и уверенно. Гордо. Честная, открытая и бесстрашная. Она подарила Aen Seidhe надежду, что их народ обретет если не дом, то хотя бы его подобие, за которое не жаль пролить кровь. И до сегодняшнего дня Йорвет ни разу не сомневался в том, что данное Саскией слово будет исполнено. Да, он понимал, что то, о чем грезила она — лишь красивая и наивная сказка, которая, скорее всего, никогда не станет былью. Он понимал, что мир без следа расовой ненависти и разногласий между людьми и эльфами — чушь. Точно не в этом и не в ближайших трех-четырех веках. Слишком свежи нанесенные друг другу раны у обоих рас. Он это понимал. Поэтому и был согласен только на квартал для скоятаэлей в Вергене, лишь бы в этом квартале можно было жить, причем жить без боязливой оглядки на соседей. Ради этого он пошел за Саскией. Но сегодня данная ею надежда вместе с верой в саму Аэдирнскую Деву в нем оглушительно треснула. Поэтому Йорвет имел полное право быть недовольным и требовать объяснений: — Решила сделать вид, что ничего не было? Саския резко обернулась, встретившись с ним взглядом. Стоит признать хотя бы самому себе, что пошел он за ней не только из-за ее обещаний и собственного отчаяния. Корону он ей на голову был готов возложить и только потому, что этого хотела она. — Если бы я отправила в темницу крестьян, то в соседние камеры должна была бы посадить скоятаэлей, которые сегодня убивали не меньше, если не больше людей. Дыма без огня не бывает, Йорвет. Не думал, почему ополчились именно на вас? — Почему? — усмехнулся он. — А разве людям когда-либо нужен был веский повод, чтобы начать убивать и грабить? Саския молча встретила его полный колкой язвительности взгляд. Ей всегда нравилось, как он на нее смотрел. Нравилось читать то, что было и в глазах у других — восхищение и уважение, — но лишь у него выглядело по-особенному. Да, она знала, что он ее любит. Но ничего не делала, не отталкивая и не давая надежды. До этого момента ей это было удобно. И, чего тут скрывать, нравилось. Нравилось видеть в его глазах этот блеск, играющий самыми разными оттенками восхищения и смешивающийся с какой-то неуловимой тоской и собачьей преданностью. Вот только сейчас этого блеска у Йорвета не было. — Свидетели утверждают, что твоя эльфка убила крестьянку, и это стало причиной погрома. — Я займусь этим, — ответил Йорвет, и то, как он это сказал, не оставляло сомнений, что он докопается до правды, какими бы методами не пришлось ее вытягивать. Саскию невольно передернуло и непроизвольно вырвалось: — Не стоит, — тут же она, прикусив язык, перевела тему. — Я хотела бы поговорить о другом. Она подошла к столу, достала из верхнего ящика карту и развернула ее поверх беспорядочно лежащих бумаг. — Сесиль сказал, что ты уже знаешь о… — Саския провела пальцем по границе Аэдирна и неопределенно махнула рукой. — Что думаешь об этом? Йорвет, безразлично бросив взгляд на карту, озвучил свои мысли: — Это было лишь вопросом времени. Которого у нас нет. Верген не готов ни к открытому бою, ни к осаде, и не будет готов даже через несколько месяцев, а нильфам, чтобы до него добраться, понадобится от силы три недели. — Каэдвен и Редания? — Останутся в стороне. — Но тогда под нильфами будет половина Севера! — возмутилась Саския, повернувшись к нему. — И тогда в случае победы один из них сможет претендовать на весь Север. — Победить Нильфгаард в одиночку? Глупость, — отрезала она и снова начала сосредоточено всматриваться в карту, ведя пальцем по границе Каэдвена и Редании. — Мы должны заручиться поддержкой хоть кого-то из них на первое время, а позже убедить объединиться. Только так мы сможем выжить в этой войне. Однажды объединившийся Север уже смог одолеть Нильфгаард, сможет и во второй раз. Йорвет молчал, хмуро взирая на профиль склонившейся над столом женщины. Умной, однако совершенно не правой сейчас женщины. Он не стал говорить вслух, что думает, но для него картина была предельно ясна. Верген обречен. Ни Каэдвен, ни Редания не станут тратить силы на долину Понтара, а уж тем более — на маленький город-государство, которое и государством-то мало кто признает. Подготовиться к обороне Верген не успеет — нет ни ресурсов, ни времени. И тут уже не поможет ни краснолюдская отвага, ни эльфийские лучники, ни даже если сама Саския, обратившись драконом, встанет на защиту города — нильфов слишком много. Поможет только чудо. Вот только долгая жизнь научила Йорвета, что чудес не бывает, а есть лишь последствия принятых решений и стечение обстоятельств. Голова противно ныла. Ответственность за отряд требовала, чтобы он ушел. Ставить на кон в заранее проигрышной игре жизни своих скоятаэлей он не имел никакого права. Но… И оставлять Саскию одну он тоже не хотел. В больной голове мелькнула сумасшедшая мысль остаться в Вергене. И отчего-то чем дольше Йорвет пытался избавиться от неё, тем больше она казалась правильной. Уйти сейчас все равно что предать. Он бесшумно подошел к Саскии со спины и аккуратно положил ладони ей на плечи, слегка сжав. Он хотел хоть что-то сказать, поддержать, но она его опередила, грубовато бросив: — Тебе лучше уйти. Руки Йорвет тут же убрал и отступил на полшага. Неприятно кольнула обида, но разум тут же отсек все глупые мысли. С чего бы и на кого обижаться? Она ему ничего не обещала. — Сообщи, когда будет совет, — небрежно бросил он, тем самым подписав себе и отряду приговор. Они остаются. Йорвет уже дошел до к двери, но последовавшие за этим слова заставили его остановиться: — Ты не понял. Уйти из города. Йорвет замер. Смысл сказанного ускользал от него, не желая доходить до сознания. Он обернулся и недоуменно спросил: — Que? Саския подошла к нему почти вплотную, нервно сглотнула, постаравшись сделать это незаметно, и тихо повторила: — Тебе лучше уйти. Тебе и твоим скоятаэлям. И ты сам это прекрасно понимаешь, Йорвет. Пока вы… ты здесь, Верген будет похож на пороховую бочку. Да, люди Вергена боятся, а потому ненавидят, и с этим ничего не поделаешь. Но боятся они не нелюдей. Тебя. Ее глаза окрасились золотым. Говорит, как и всегда, твердо, смотрит пристально, не отводя взгляд. Нахмурила тонкие брови и прикусила изнутри уголок губ — нервничает, но несильно. А он смотрит на неё, как дурак, пытаясь понять в чем дело. Вергену невыгодно терять лучников, тем более, когда Нильфгаард подошёл так близко. Истинный смысл слов Саскии доходил медленно, с опозданием, но жег не хуже огня. Неудобен. Он просто стал для неё неудобен. Их просто использовали. Йорвет приложил последние усилия, чтобы держать лицо и не высказать все, что горьким ядом крутилось на языке. Хотелось материться и проклинать, как не проклинал нильфов при оглашении условий Цинтрийского мира. Усилием воли заставил себя сосредоточиться на том, что она говорила, и услышал: —…Ты здесь лишний, Йорвет. Уходи. Лишь Дана Меабдх знает, чего ему стоило сдержать себя, и спустя минуту напряженного молчания совершенно спокойно произнести: — Так неосмотрительно разбрасываться бойцами накануне обороны — плохая идея. Но тут уже не выдержала Саския: — Ты думаешь я настолько слепая?! — прокричала она, но тут же более сдержанно продолжила: — Я прекрасно осознаю, что мой план — молитва висельника перед казнью! Но мы должны попробовать! Нельзя сдаться, ничего не предприняв, мы должны хотя бы попытаться! Люди и нелюди объединятся для защиты своего дома и вместе одолеют врага! Редания или Каэдвен поддержат нас. Но не с тобой. Прости, Йорвет, но скоятаэли теперь мешают всем. Особенно после сегодняшнего. — И кого же ты собралась выставлять против нильфов? — тень злости стала отчетливее проскальзывать в его словах. — Кметов, из которых хорошо если половина знает с какой стороны держать меч? Саския упрямо поджала губы, отступив на шаг, и настойчиво повторила: — Уходи, Йорвет. Верген больше не твоя забота, — и после небольшой заминки тихо добавила: — Это же ведь лучше и для вас, не так ли? Йорвет ничего не ответил — не было ни сил, ни желания спорить. Он развернулся и, бесшумно дойдя до двери, резко открыл ее и с оглушительным стуком закрыл за собой. В комнате почему-то сразу стало ужасно пусто и холодно. Саския, обняв себя, повернулась к камину. Огонь плясал неровно и нервно. Дрова трещали. Из всех щелей отвратительно тянуло сыростью и запахом только что прошедшего дождя. Изнутри совесть подтачивало что-то, похожее на вину, усталость давила на плечи. Но к дьяволу сомнения. Она поступила так, как надо. Саския, не глядя, схватила бумагу, лежавшую сверху одной из стопок, смяла, швырнула в камин, а после села за стол и принялась писать: «Великий инквизитор Гелвид, приветствую Вас от имени всего Свободного государства Вергена. Благодарю за Ваше письмо и беспокойство о моей душе. Заверяю Вас, что оно напрасно. Пламя Вечного Огня освещает мой путь и вдали от церкви. Прошу в этом убедить и Патриарха, чью волю Вы передаете. Вы предлагаете мне обменять поддержку короля Редании на отряд скоятаэлей под предводительством Йорвета. Учтя по Вашему наставлению все обстоятельства, я приняла решение, и оно таково…»***
На следующий же день почти все скоятаэли покинули город. Кто-то говорил, что остроухие испугались обещанной Саскией кары, кто-то — что гордость заела с людьми якшаться, сплетники припомнили неразделенную любовь беличьего атамана к Аэдирнской Деве, сострадательные — кошмарные условия городской низины, сообразительные — последние вести с фронта. Кто-то радовался уходу белок, кто-то осуждал, клеймя бандитами и трусами, кто-то грустно понимающе кивал. Но в городе не было ни одного жителя, оставшегося равнодушным к уходу белок накануне осады и не имевшего по этому поводу своих мыслей и мнения. Впрочем, Йорвету на все это было плевать. Его куда более интересовало, куда и какими путями вести отряд, чтобы не натолкнуться на реданских Охотников и нильфов, а ещё как пережить зиму с десятком больных эльфов. Беспокойство об этом было единственным, что отвлекало от собственного ухудшающегося самочувствия и… мыслей о произошедшем. Сожалениями и виной ничего не исправить, а потому главное не думать, что было бы, поступи он иначе. Да, он снова обманулся верой в дом, где эльфам не придется выживать и ради этого выживания пресмыкаться перед людьми. Да, его, как бешеного пса, ставшего ненужным, выкинули за порог. Да, Саския… использовала его. А он был этому и рад. Но утекшей воды не вернешь. Пусть внутри жрет разочарование и злость на самого себя. И Саскию. Верген обречен. Неважно, остался бы Йорвет там или нет. Разница в сроках, который город мог бы и сможет продержаться, — от силы неделя. И сотня жизней его собратьев, полегших бы во время боя. Так что… Можно сказать, что это лучший исход. Для него. Но не для Саскии. Отказываться от единственных лучников в городе, причем лучших на всем Севере… Саския не дура. Но Йорвет, сколько бы он не возвращался к их разговору, понять ее логику не мог. Ответ не находился. Тихий шорох посыпавшейся гальки заставил дать отряду знак остановиться. Внутри все напряглось. Горы Лок Муинне — единственная дорога, на которой встретить людей почти невозможно. Гарпий после их с Геральтом прогулки здесь быть не должно. Йорвет внимательно вглядывался в скалы, выискивая источник шума. Скоятаэли по его знаку взяли оружие наизготовку. Они в горах. Дорогу знают единицы, прятаться сложно. А значит… Вскрик кого-то из отряда. Незавершенный разворот и резкая боль в плече. Вторая рука рефлекторно схватилась за рану, из которой торчало древко арбалетного болта. Засада. — Назад! Прижаться к скалам и назад! Стрелы сыпались точно и метко прямо по всему отряду. Шаг к скале, болт пролетел очень близко и вонзился прямо в плечо Киарана. — К скале! — крикнул Йорвет на эльфийском и дернул друга на себя. Видя мечущихся эльфов, вышел вперед, крикнув громче: — К скале! Сейчас же! Тут же две стрелы впились в ногу и бок, повалив на землю. Еще один болт вошел очень близко к шее. Попытка встать, и еще одна стрела в спину. Киаран поднял его, оттащил под защиту скал и повторил его приказ на Старшей Речи. Очередной болт пролетел прямо перед лицом. Йорвет пытался зажать рану на шее. Кровь пачкала руки. Стрелы сыпались, не переставая. Несколько эльфов лежали на земле, утыканные ими, как ежи. Мир смазывался. Нужно быстро уходить вдоль скал назад. Он не помнил, сказал ли это вслух. В глазах медленно, но верно темнело. Ненависть и боль. Смазанное солнце и камни. Тьма.