Самый живой

иногда Рик - кусочек изломанного и трижды перепрошитого Чего-то Большего, в котором выражена любовь и нежность к миру не интуитивно угадываемым способом. иногда через Рика говорит рассказчик, а иногда Рика, как посредника, и вовсе нет, и любовь выражается напрямую, хлестая вас металлом по рукам и лицу. • а Морти!.. а Морти... а что - Морти? Морти сидит в гараже до посинения, до чернильной ночи, до оглушающего осуждающего тиканья стрелок часов. Морти думает: ещё пара минут, ещё час - и он точно появится, вывалится из портала, как побитая гончая, усталая и злая. и засыпает, обронив руки на стол, а голову - на руки. кофе не помогает, и энергетик не помогает, и эта рикова дрянь, напичканная всевозможными стимуляторами из иных миров, после которой снятся полёты и цветные электризированные сны, тоже, кажется, не помогает. Морти не видел снов. он устал и провалился головой в стол, обухом - в бытиё, чёрно-серое, похожее на ткань старой застиранной футболки с нарисованными молниями и мелкими дырочками далёких галактик, ничем неотличимых от дежурной звезды, если не знать, куда смотреть. Морти обычно не знал. он привычно искал глазами Рика, чтобы тот, наконец, разъяснил, но Рик всё не появлялся. лишь в конце на секунду материализовался, тут же обратившись силуэтом из едкого сигаретного дыма. проснулся Морти оттого, что кто-то тряс его за плечо. Рик призвал рассвет, это узнавалось в тонкой бело-жёлтой, едкой, как покрывающая все поверхности древесная смола на đc-74b, полоске чёрного неба у самого горизонта. его квадратик виднелся в крохотное, единственное гаражное окно. свет горел, часы тикали. сюрреализм проступал. "третий час, Морти. иди к себе," - голос сухой, как и его ладони, широкие и с тонкими пальцами, как у старого паука. "где-то это уже было", подумал Морти, но вместо этого сказал "Рик". "в горле пересохло", хотел сказать Морти, а вместо этого сказал "где ты шлялся". "не твоего ума дело, - отрапортовали ему, - и-иди спать, Морти," - добавил киборг уже мягче. Морти скривился. он не за тем сидел и ждал тут несколько часов, чтобы вот так уйти к себе, заткнувшись. в гараже было сыро от летней ночи, бетонный пол встретил холодом и упавшим пледом, старый кожаный стул крутнулся и немилосердно скрипнул. величайший в галактике учёный! "Рик." - только и сказал он, повторяя словно для ясности, скорее для себя, чем для него. звёзды больно кололи сквозь крышу гаража острыми тонкими иглами, внимательные взгляды их белых сердец были все обращены на него. сейчас бы забиться в бункер до утра, пока рассеянный, такой домашний и безопасный свет атмосферы их не перебьёт. но бункер ещё не построен, а побег ничего не решит. Рик сдаётся и швыряет на стол ключи от тачки и какие-то артефакты, ком чёрных проводов с тут и там торчащими, явно выдранными в спешке из гнёзд, штекерами. пару запаянных наглухо колб, светящихся неприветливым мутно-зелёным, да аметистообразный кристалл с грубо подпаянными к нему аугментациями, явно служащими проводниками в мир грубой земной электронной техники. "А." - только и бросает Морти с деланным понимающим акцентом, настолько деланным и полным едкого, сквозящего со всех щелей скептицизма, что Рик, уже было повернувшийся лицом к двери, смотрит в глаза так устало, так умоляюще-холодно, что Морти кажется - вот-вот скажет. не говорит. вообще ничего не делает, только губы поджал так разочарованно, что лучше бы, наверное, в нос дал. Морти плетётся следом, подбирая ноги. дом тих и почти уютен своим отсутствием явного наличия семейных проблем, обнаруживающегося, как только его жильцы открывают рот в попытке взаимодействовать. недавно прооперированный глаз болит под квадратиком белой марли, а под швами копошатся, как глисты, красные и чёрные провода. Морти касается щеки холодными пальцами и ничего не чувствует, кроме того, что за окнами медленно начинает светать. Рик скидывает ветровку, пахнущую инопланетным моторным маслом и того же происхождения блядьми, прямо на лестнице, и Морти наступает на неё босыми ступнями, не озаботившись о синтетической ткани, как Рик не заботится о материи чувств. ноги немного грязные и почти ледяные, Морти немного мстительно и почти совсем одиноко. когда они ложатся в постель, он понимает - волосы впитывают запахи. седые пряди, отросшие и теперь немного кудрявые, пахнут табаком и инопланетным спиртом с благородными примесями, и у Морти почти нежно, до побеления в ногтях, сжимаются пальцы на голых плечах учёного, когда тот утыкается ему в шею острым носом и сопит так, словно собирается заплакать, но не плачет. Морти, как всегда, двойственно. Морти никогда не чувствовал себя ни с кем, как дома, но если дом - это запах реактивов и масла, взаимные немые оскорбления и стол, заваленный кучей деталей и инструментов, в которых никогда не найти нужного, а потом драка под светом совсем чужих бело-зелёных звёзд на пол-неба на парковке инопланетного бара и обниматься вот так, в серой темноте, в полоске белого света из-под двери до хруста в конечностях - то да, он дома. •