***
Странно, что даже с кучей домашнего задания, которое раньше казалось таким непобедимым, Гарри всё-таки удалось справиться за один вечер, и у него даже осталось время поразмышлять. Слишком много времени. Ему удалось упросить медиведьму разрешить ему покинуть Больничное крыло, но мадам Эстер настояла на том, чтобы дать ему записку, освобождающую от занятий спортом в понедельник. Гарри не хотел этого — он не хотел, чтобы у него было свободное время, потому что тогда он начинал думать. А всё, о чем он мог думать, — это война. И вокзал. И Альбус. Возможно ли, что это был не сон? Но что ещё это может быть? Видение? Вряд ли! Он бы не оказался в такой ситуации, если бы удосужился надеть майку из мантикоры. Нет, правда. Если бы он надел её, даже падение с такой высоты не повредило бы так сильно. Наверное. С другой стороны, если бы он надел её и после такого падения встал на ноги, целый и относительно невредимый, все бы начали задавать вопросы, и Гарри должен был бы дать какие-то объяснения. И даже пусть… дружеские отношения приносили приятные тёплые чувства… Гарри не нравилась сама идея рассказать кому-либо о мантикоровой майке. Это была простая предосторожность, правда. Не то чтобы он не доверял своим друзьям. Он просто был осторожен. Может быть, он должен просто носить её и прикинуться дурачком, если кто-то пронюхает? Не сказать, чтобы Дурмстранг не был безопасным местом — в самом деле. Сражения между студентами происходили только между учениками старших курсов, и одноклассники Гарри старались держаться от них подальше. Ну, за исключением Бьёрна, которому было трудно удержаться от ставок, даже если их предмет мало его интересовал. Завтра день начнётся с истории магии. Гарри не возражал против неё как предмета — ему она, вообще-то, очень нравилась. В истории было нечто большее, чем просто войны гоблинов и восстания домашних эльфов. Она простиралась гораздо шире легенд о Мерлине и истории создания заклинаний. Тут была история Европы, её магического становления и развития. Но всё же каждая попытка зайти немного вперёд в учебнике заканчивалась тем, что Гарри думал о вокзале. «Интересно, смогу ли я найти какую-нибудь информацию о нём в библиотеке», — подумал Поттер. Он мог также спросить своих родителей — мама могла бы знать — но он не хотел. Что, если это действительно был просто повторяющийся сон, и мальчик, в конце концов, выставит себя в глупом свете, спросив об этом? Гарри ведь не собирался позволить простому сну так его подкосить? Кроме того, он снился ему только дважды. Несмотря на то, что сны были очень реалистичны, о них вряд ли стоило беспокоиться. На следующий день у Гарри появилась причина для беспокойства. Его… друзья. В их группе, казалось, произошли небольшие изменения, и Гарри не знал, что об этом думать. Не то чтобы поведение ребят изменилось, не совсем. Казалось, что между Гарри и ними появилась некая дистанция, и это довольно болезненно напомнило мальчику о том, как он отдалился от Рона и Драко, которые, вероятно, уже его и не помнили. Это снова заставило Гарри окунуться в мир сказок, хотя бы для того, чтобы прогнать ужасное чувство, поселившееся внутри. Трулс всё время сидел рядом с ним, но едва ли сказал ему два слова, и Гарри чувствовал себя смешным из-за того, что считал, будто спасение жизни другого мальчика могло бы сделать их лучшими друзьями. Поначалу казалось, что всё было здорово — все ребята были рядом с ним в больничном крыле… Так что же изменилось за одну ночь? Может ли быть так, что его одноклассники поговорили друг с другом и решили его игнорировать? Но нельзя сказать, что они прям уж игнорировали его. Может, они просто решили, что Гарри не стоит того, чтобы с ним дружить? Но почему? Он спас жизнь Трулса! И вначале ведь всё шло хорошо! Так почему же они так вели себя сейчас? Измученный этими мыслями, Гарри не мог заставить себя даже попытаться начать разговор. Было странно, как он мог месяцами проводить время с одними и теми же людьми и думать, что он их знает, но потом вдруг понять, что они были практически незнакомцами. Поэтому, показав спортивному тренеру — мадам Виланд — своё освобождение от занятий, Гарри решил не сидеть без дела. Ему не хотелось возвращаться в свою квартиру, поэтому он направился к библиотеке. Библиотека Дурмстранга была, пожалуй, его любимым местом во всей школе. Она была чистой и тихой, внутри царила атмосфера неподвижности и какой-то древности, которая заставляла сердце Гарри биться быстрее от восторга. Библиотекарша подняла взгляд от своего стола, но не улыбнулась Гарри — только посмотрела на него — пока мальчик не прошёл мимо неё и не направился в свой любимый уголок, достав с полок несколько книг. В конце концов он удобно устроился, открывая «Красавицу и чудовище», ограждая себя от окружающего мира.***
Тёмного Лорда Волдеморта снедало любопытство. А как же иначе? Кто-то — какой-то там ребёнок — был выбран близнецом его палочки. Что за ребёнком был Гарри Поттер? Конечно, Волдеморт знал о существовании семьи Поттеров, но, насколько он помнил, глава этого семейства не был высокопоставленным Пожирателем Смерти и поэтому не заслуживал особого внимания. Тёмному Лорду не потребовалось много времени, чтобы узнать, что мальчик учился в Дурмстранге. Из всех возможных школ — в Дурмстранге. Эта мысль была странно приятной — по крайней мере, мальчик должен иметь некоторый потенциал. Он не сообщил Игорю о своём визите в школу. Почему он должен это делать? Он имел право идти куда угодно, и если у кого-то было другое мнение, они могли бы высказать его… и затем, конечно, встретить последствия. — Укажи, — прошептал Тёмный Лорд, держа палочку на кончиках пальцев. Та дважды крутанулась, прежде чем, наконец, остановиться, указывая в том направлении, в котором находился этот Гарри Поттер. Волдеморту ещё предстояло решить, что он вообще будет делать, когда найдёт мальчика. Он мог избавиться от него, но такой исход был маловероятен. Тёмный Лорд не был против убийства детей, но делать это в школе без всякой причины было нехорошо, учитывая его репутацию. Убийство наследника чистокровной семьи с единственной целью — забрать у него палочку — наверняка вылилось бы в массовое дезертирство среди его сторонников, а этого Тёмный Лорд не мог допустить, особенно в настоящее время. Возможно, позже. А пока он просто посмотрит, что за создание в самом деле достойно палочки, равной его собственной. Был ли ребёнок исключительно талантливым? Был ли его магический потенциал выше среднего? Был ли он необычайно умён? Тёмный Лорд вошёл в библиотеку, не обращая внимания на библиотекаршу, которая побледнела и вскочила на ноги, чтобы низко поклониться — она узнала его. Все в Дурмстранге должны были узнавать. Наконец он добрался до угла, где увидел мальчика, который и должен был быть этим… Гарри Поттером. Ребёнок был довольно тощий, с густыми, лохматыми чёрным волосами и бледной кожей. Он сидел на диване, подложив под себя ноги, с книгой на коленях и, казалось, был полностью поглощён ею. Почему мальчик не был на занятии? Он прогуливал? Почему он так мал? Неужели все первокурсники были такими маленькими? Сгорбленная спина не говорила о признаках доверия и расслабленности, а всклокоченные волосы плакали по расчёске. Мог ли этот… щенок действительно заслуживать своей палочки? Тёмный Лорд был недоволен. Он стоял и молчал. С первого же взгляда на мальчика он посчитал его неряшливым и слабым. Возможно, его интеллект мог восполнить это? Однако книга, которую держал мальчик, оказалась вовсе не учебной литературой, а сказкой. У этого Гарри Поттера было хотя бы одно качество, которое могло бы оправдать его в глазах тёмного мага? С чего бы Волдеморту его щадить? Разумеется, никто не будет скучать по этому маленькому, напоминающего призрака недоразумению. А потом мальчик поднял голову, и Тёмный Лорд чуть было не оступился — ярко-зелёные глаза напомнили ему Смертельное Проклятие, и взгляд был настолько пристальным, что внезапно мужчину прошибла уверенность, что не так уж много людей могло смотреть этому мальчику в глаза дольше нескольких секунд. — Чем я могу вам помочь? — тихо спросил Поттер, и Тёмный Лорд с недоверием понял, что глупый ребёнок даже не узнал его. — Я просто наблюдал, — ровно ответил он со своего места. — Ты читаешь… сказку. Почему ты не на занятии? — Сейчас у меня спорт по расписанию. Школьная целительница сказала мне не ходить сегодня. — Почему бы тогда не использовать время с пользой? — Я вас не совсем понимаю, — сказал мальчик заскучавшим голосом. Это немного разозлило Тёмного Лорда — никто не смел скучать в его присутствии. Он не был скучным! — Мне нравятся сказки. Они делают меня счастливым. Да и вообще они очень интересны. И гораздо приятнее людей. — Кажется, ты не слишком социален, — полувопросительно протянул Тёмный Лорд, удивляясь, почему он вообще продолжает разговаривать с мальчишкой. — Я не вижу никакой пользы в чтении художественной литературы. Ведь очевидно, что-то другое может быть не только приятно, но и полезно, — давай же. Одно крошечное положительное в глазах Лорда Волдеморта качество, чтобы он мог дать себе повод оставить мальчика в живых. — Разве это имеет значение? — ответил Поттер, а потом покачал головой и опустил взгляд в свою книгу, почти полностью скрывая лицо. — Вы никогда не делаете ничего приятного, не несущего само по себе какой-нибудь пользы? Например, некоторые люди пьют две чашки кофе по утрам. Почему две? Они хотят пить? Они могут выпить и воды, чтобы утолить жажду. Чтобы не заснуть благодаря кофеину? Есть же бодроперцовое зелье. Так почему кофе? Потому что они любят его, хоть оно и не приносит никакой явной выгоды. — А ты любишь тратить время на чтение сказок? — с недоверием спросил Волдеморт, тем не менее заинтересованный. Уже давно никто не спорил с ним, не зная, кто он такой. Не то чтобы ему нравилось спорить — на самом деле, он этого не переносил. И всё же, этот ребёнок не вызывал такого острого раздражения. Возможно, дело было в том, что мальчик на самом деле не столько спорил, сколько просто вовлекал в беседу, на предмет которой имел иное мнение. — Это кажется тебе мудрым выбором?***
— Это кажется тебе мудрым выбором? Гарри уставился на незнакомца, удивляясь, как кто-то мог считать, что сказки — пустая трата времени. Конечно, он слышал подобное раньше, но этот человек, казалось, совсем… не понимал его. Как будто он совершенно искренне не мог даже представить, что кто-то захочет читать вымышленную историю, не содержащую никаких стоящих фактов. — Кто вы? — спросил наконец Гарри, и мужчина закатил свои красные глаза, прежде чем метнуть в него раздражённый взгляд. — Прямо сейчас это не имеет значения, — ответил он, и Гарри не мог не покачать головой на такое, по его мнению, ребячество. Человеку было около тридцати — так почему он вёл себя, как мальчишка? — Ответь же на мой вопрос. — Испорченный чистокровный мальчишка, — громко пробормотал Гарри, всё-таки качая головой. — Что? — спросил мужчина, поднимая бровь. — О чём ты говоришь? — Просто подумал, что вы напоминаете мне кое-кого. Кое-кого чистокровного и немного… избалованного, — неохотно сказал Гарри, не зная, как может среагировать мужчина. Будет ли он сердиться? Но нет, пусть тот и сузил глаза, он не казался действительно злым. — А ты, получается, не испорченный чистокровный мальчишка? — Я полукровка, — признался Гарри, зная, что его мама вздрогнула бы, услышь она, как её сын разглашает свой статус крови незнакомцу. — И я почти уверен, что не избалован. И, отвечая на ваш вопрос, я бы сказал, что читать сказки такое же мудрое занятие, как и любое другое. Уже половина первого, мой следующий урок начинается в два. Даже если бы у меня была какая-то домашняя работа — а у меня её нет — я бы всё равно мог сделать её позже. — Этот разговор мне наскучил, — вдруг сказал мужчина, явно теряя интерес. — Ты меня утомляешь. — Вас здесь никто не держит, — резко ответил Гарри, — ваше отсутствие не сильно заденет меня. На самом деле, если вы уйдёте, я просто вернусь к чтению. — Ты ужасно груб, — заметил мужчина, — что, если бы я… напал на тебя? Что, если твоя грубость разозлит меня, и я… — Это гипотетическая ситуация, — прервал Гарри, — и я не думаю, что вы это сделаете. По крайней мере, сейчас. Вы ведь даже не достали палочку. Кроме того, вы вели себя так же грубо, если не хуже. Кто вообще вот так в лоб говорит окружающим, что они скучные? — Я говорю. — Ну да. Что и требовалось доказать. — Я тебя не понимаю, — сказал мужчина нейтрально. — Ты странный. — А у меня от вас болит голова, — огрызнулся Гарри. Боже, этот человек был хуже дяди Сириуса, когда у того что-то не ладилось! — Так чего вы хотели? — Я же сказал, — мужчина вздохнул, — что я просто наблюдал. — Зачем вы за мной наблюдаете? — Гарри нахмурился. — Вы вообще кто? — Это нева… — Скажите мне своё имя, или я сам его вам придумаю. — Нельзя просто взять и придумать имя незнакомому человеку, — сказал мужчина, очень сильно напоминая Гарри Драко в возрасте четырёх лет. Гарри тогда сказал ему, что, нет, день рождения Гарри не означает, что Драко Малфой имеет право делать то, что ему хочется. — Слушай, я наверное старше… — Ты не ведешь себя соответственно, — снова прервал Гарри с недовольным выражением лица, — ты вообще не ведёшь себя, как взрослый. Я буду звать тебя… думаю, я буду звать тебя Том. Откуда всплыло это имя? Как будто кто-то упомянул имя «Том» при Гарри раньше, но мальчик не мог вспомнить, при каких обстоятельствах. Глаза незнакомца с красными радужками поражённо распахнулись, и он наклонил голову набок с очень заинтересованным выражением лица. — Почему? — спросил мужчина. — Почему… Том? — Ты выглядишь как Том, — заявил Гарри, — и пока ты не скажешь мне своё настоящее имя, я так и буду называть тебя.***
Всё-таки было что-то в этом сопляке. Всё-таки было. Тёмный Лорд заметил слишком много странных мелочей, а в совпадения он не верил. Он мог бы, в конце концов, уйти и, возможно, даже забыть о палочке-близнеце. Он мог бы забыть о глазах, которые так живо напоминали ему Смертельное проклятие. Он мог бы проигнорировать необычно освежающие — и раздражающие — манеры мальчика и, возможно, даже тот факт, что он назвал его Томом. Что, кстати, было его настоящим именем. То, которое никто не должен был знать. Но все эти маленькие знаки вместе взятые? Нет. В мальчишке было что-то. И именно поэтому он пока не мог убить этого щенка — он был похож на крошечную, занимательную головоломку. — Ты что, заснул стоя? — спросил мальчик. — Мой крёстный иногда так делает. Мама говорит, что это потому, что у него проблемы с головой. Слушай, если ты тугодум, ничего страшного. Просто присядь. Не думай стоя, иначе ты упадёшь и ушибёшься. — Туго… что? — Волдеморта не так-то легко было застать врасплох. Вообще-то это он удивлял других — обычно каким-нибудь внезапно пущенным проклятием. Но вот он стоит тут и начинает чувствовать себя дураком перед ребёнком, который никак не может чем-то превосходить его самого десятки лет назад. — А что, если я сейчас прокляну тебя за твою дерзость? — Я бы тебя сдал, — быстро ответил Поттер. — А что, если я скажу тебе, что я Тёмный Лорд? — спросил Волдеморт, слегка улыбнувшись и скривив губы. — Что бы ты тогда сделал? — Я бы тебе не поверил, — спокойно сказал Поттер, — да ладно. Зачем самому Тёмному Лорду вдруг прокрадываться в библиотеку Дурмстранга, чтобы поговорить с первокурсником о сказках? Это просто бред. Он, наверное, сейчас думает о войне. — О войне? — резко прошипел Тёмный Лорд, неохотно решив не раскрывать мальчику свою личность. — Откуда тебе-то знать? — Просто у меня такое чувство, — ответил Поттер, — и, возможно, до меня дошли слухи. Кажется, грядет война. — И что это были за слухи? — Только то, что мятежники собирают армию и что это означает приближение войны. — Война была бы неизбежна в любом случае, — сказал Волдеморт, выпрямляясь и с усмешкой глядя на ребёнка сверху вниз, — найди себе другое хобби. Думать о политике в твоём возрасте нездорово. — Ты думаешь, я люблю политику? — воскликнул Поттер. — Я же сказал, что не люблю людей! А политики как раз должны с ними работать. — Ты опять меня утомляешь. Думаю, мне пора уходить. — Тогда иди. Я постараюсь не плакать, лишившись твоего общества. Вот как сильно ты мне понравился. — Ты всегда такой грубый? — рявкнул Тёмный Лорд. Поттер ласково улыбнулся ему с ангельски невинным выражением лица. — Нет, — признался мальчик, — ты просто особенный.***
Гарри смотрел, как мужчина — Том — зарычал, повернулся и ушёл. Он не знал, что такого было в этом человеке, но Гарри чувствовал себя почти обязанным вести себя настолько ужасно, насколько это возможно. Поведение Тома не позволяло Гарри относиться к нему так, как он относился к другим взрослым. Это было очень странно. Это было более чем странно — Гарри обычно немного боялся вести себя грубо с другими людьми. Мама бы назвала его скромным. И всё же, с Томом он вёл себя так непохоже на самого себя, что это, честно говоря, смутило Поттера. Должен ли он просто забыть этого странного человека? Вряд ли они когда-нибудь снова встретятся. Как бы то ни было, сейчас всё равно пора было идти на обед — почти час дня. Остальные сейчас либо принимали душ, либо уже направлялись в Главный зал — Гарри не думал, что у кого-то было время готовить себе самому. К тому же, еда, приготовленная эльфами, была просто восхитительной. Гарри не был уверен, как ему следует вести себя теперь с остальными ребятами, когда он заметил изменение атмосферы. Он всё ещё не понимал, почему это произошло, но спрашивать не собирался. Так что за обедом он снова тихо сидел между Филиппой и Хайди, слушая оживлённую болтовню и ощущая себя чужаком. «Вообще-то, лучше всего мне сегодня было, когда я читал, пока не появился этот Том», — с горечью подумал Гарри. Не желая больше высиживать за столом, он резко встал, напугав остальных. Не глядя ни на кого, Гарри схватил свою сумку и направился к выходу из зала. Кабинет трансфигурации, куда он направился, был не так уж далеко, и поэтому Гарри прибыл туда за несколько минут до начала урока. Вскоре он услышал звук быстро приближающихся шагов. — Почему ты ушёл? — спросил Трулс, пытаясь отдышаться. Он сел рядом с Гарри и попытался успокоиться. — Мне там было не очень уютно, — осторожно ответил Гарри. — Почему ты пошёл за мной? — его вопрос заставил Трулса напрячься, и после нескольких долгих мгновений молчания мальчик сказал: — Ребята сказали, что нам нужно поговорить. — Вообще-то нет. — Но это правда. Неужели ты не понимаешь? Гарри, я обязан тебе жизнью. — Я знаю, — ответил тот, чувствуя, как учащённо бьётся сердце, — да, я знаю. — Я не сказал об этом родителям, — признался Трулс, — они рассердятся. — Неужели это действительно так важно? — спросил Гарри. — С сегодняшнего утра я чувствую, что всё изменилось. Как будто я теперь… за бортом. — Нет! — воскликнул Трулс, широко раскрыв глаза. — Вовсе нет! Ну, то есть, да, ты сделал кое-что значимое, и всё — ну, не совсем всё — изменилось. Но ты ни в коем случае не за бортом! — Тогда что? Почему вы, ребята, ведёте себя так, будто видеть меня не можете? — Я обязан тебе жизнью, — снова повторил Трулс. — Что в каком-то смысле делает меня… Ну, это делает тебя моим владельцем. А это значит, что… — Брось это, — перебил его Гарри. — Я не хочу никем обладать. Я просто хочу, чтобы у меня были друзья, Трулс. — Но… — Послушай, однажды мне, например, может понадобиться твоя помощь. И ты мне поможешь. А до тех пор мы оба будем делать вид, что ты мне ничего не должен. Тебе даже не нужно говорить родителям. — Это очень любезно с твоей стороны, — присоединился к разговору новый голос, и Петронелла села рядом с Гарри. Только сейчас мальчик осознал, что к ним подошли остальные. — Обычно, когда кто-то обязан кому-то жизнью, человек, которому должны, хвалится направо и налево. Особенно если ему обязан чистокровный волшебник. — Ну, меня это не волнует, — нахмурился Гарри. — Но с чего вы все вдруг стали вести себя иначе? — Ты действительно ничего не понимаешь? — спросил Николай, широко раскрыв глаза. — Послушай, мы все сначала были равны. Никто никому ничего не был должен. Теперь же Трулс обязан тебе своей жизнью, и… — Но что это меняет? — Слушай, — начала Филиппа, — я единственная буду откровенной и дам тебе короткий, жестокий и честный ответ. Во всех группах есть иерархия, независимо от того, осознаёт ли это сама группа. Раньше мы были равны. А теперь уже нет. Почему? Потому что ты обладаешь человеческой жизнью, и это — даже если никто, кроме нас, не знает — ставит тебя на ступень выше нас в иерархии. Ведь теперь у тебя есть то, чего нет ни у кого из нас. — Но это же глупо. — Нет, это… — Это только моё и Трулса дело, — настаивал Гарри, — то, что произошло между нами, никоим образом не касается никого другого, поэтому я не понимаю, почему у вас сложилось какое-то мнение по этому вопросу. Кроме нас двоих это никого не затрагивает. — Для чистокровки твои мысли странные, — сказал Николай, качая головой. Гарри уже открыл было рот, чтобы сказать остальным, что он на самом деле полукровка, но передумал. Он не стыдился того, кем был на самом деле, но делиться такой информацией перехотелось. — Мне всё равно, если вы думаете, что я странный, — сказал Гарри, и он знал, что не был полностью честен. Ему было не всё равно. Вообще-то, даже совсем наоборот. Он не хотел, чтобы его считали странным или чудаком. — Какой длины получились ваши эссе по трансфигурации? — внезапно спросил Клеменс, меняя тему разговора. — Крайний срок был сегодня, верно? — А когда же ещё? — Ну, завтра утром у нас тоже будет трансфигурация. Вдруг и сдать надо завтра. — Мечтать не вредно, приятель. — Эй, — тихо сказал Трулс, прижавшись боком к Гарри и наклонив голову, прячась за завесой тёмно-золотистых кудрей, — спасибо. Я не говорю это из-за долга жизни. Просто… спасибо тебе. Я даже не могу представить себе собственную смерть. — А что происходит с умершими? — внезапно задумался Лоренцо. — Мне всегда было интересно. Опустим все религии… как вы думаете, куда они уходят? — Никуда, — быстро ответил Якоб. — Они просто исчезают в никуда. И вдруг Гарри прошиб озноб, как будто он был на грани понимания того, чего на самом деле не хотел знать. Никуда. Никуда. Он раньше и не задумывался, насколько зловещим было это слово.***
— Мы получили новую информацию относительно их местонахождения. Эти грязные предатели крови объединились с французами! Араминта Мелифлуа была стара, как сама Англия. Она носила шляпы самых странных фасонов, настаивала на легализации охоты на магглов, её нельзя было увидеть без чашки чая в руке, и она ненавидела всё иностранное и необычное — даже диалекты и акценты. Она отказывалась покидать свою страну — даже по праздникам — и решительно осуждала тех, кто так делал. Она так ненавидела французов, что её истовость впечатляла даже самого Тёмного Лорда. Надо отдать ему должное, он думал, что она была несколько одержима этой проблемой, но за её яростью было интересно наблюдать. Араминта Мелифлуа была также, к великому несчастью одного конкретного Пожирателя Смерти, родственницей Сириуса по линии матери. Сириус редко получал удовольствие от строгих и скучных встреч высших чинов армии Тёмного Лорда, поскольку они казались бесконечными. Блэк устало слушал, как его тётя Араминта отстаивала свои позиции на какую-то тему, и задавался вопросом, знала ли она, что почти никто на самом деле её не слушал. Перспектива, которую она предлагала, была, конечно, интересной, но не очень важной. Сириус внимательно наблюдал за скучающим выражением лица Тёмного Лорда. Трудно было поверить, что он был тем, кем был, и достиг того, что имел. Лорд Волдеморт был очень красив и обаятелен и выглядел не старше тридцати лет. Сириус знал, что этот человек бессмертен, но почему-то — несмотря на все доказательства — он просто не мог осознать это. Никто не может быть бессмертен. — Я тоже получил некую новую информацию, — внезапно сказал Тёмный Лорд, в его голосе заскользили мягкие и опасные нотки. Сириус напрягся, понимая — что бы ни узнал этот человек, ничего хорошего это сейчас не предвещало. — Помните, что я говорил о… войне? О повстанцах? Беллатриса? — О… Конечно, милорд, — сказала Беллатриса Лестрейндж, генерал обороны армии Тёмного Лорда, низко кланяясь и неестественно широко раскрыв глаза, — что необходимо держать всё в секрете. — И тем не менее, — прорычал Лорд Волдеморт, его красные глаза пылали гневом, — тем не менее, я выяснил, что ходят слухи. О войне. Скажи мне, Антонин, как такое возможно, если все действительно молчали? — Я… я не знаю, милорд. — Как ты думаешь, что случилось, Бартемиус? — Кто-то проболтался, милорд, — сказал дуэльный инструктор Дурмстранга и один из генерал-лейтенантов. Сириус напрягся, зная, что он как раз-таки довольно небрежно говорил про надвигающуюся войну — но только с Джеймсом и Лили! И они ни за что бы не рассказали никому. Это, должно быть, кто-то другой. — Есть какие-нибудь подозрения насчёт того, кто мог бы… проговориться?.. Люциус? Конечно, Тёмный Лорд не получит никаких правдивых ответов — никто не был настолько глуп, чтобы признаться, что он сделал что-то, что Волдеморт запретил. Сириус, однако, знал, что такая тактика с называнием имён была направлена на то, чтобы заставить всех чувствовать угрозу и лучше осознавать своё положение и обязанности. И это работало — по испуганному выражению лица Беллатрисы Блэк понял, что она, в ближайшее время уж точно, больше не станет делать прогнозы о возможной войне. — Моя дорогая свояченица довольно громко высказывала своё… мнение, милорд, — сказал Люциус Малфой, и Сириус услышал, как кто-то позади него усмехнулся. Конечно, Малфой сдал бы кого-нибудь, кого угодно, лишь бы избежать наказания. Беллатрису не спасло даже то, что она была выше него по званию. — Ложь! — взвизгнула Беллатриса. — Милорд, я не… — Круцио. Сириус подумал, как удивительно непринуждённо выглядел Тёмный Лорд, пытая людей. Как будто это вообще ничего ему не стоило. Нет, Блэк не ожидал от него колебания, конечно, но даже самые жестокие Пожиратели Смерти выказывали некоторые эмоции — даже если для них причинение боли было удовольствием. Лорд Волдеморт был сложным человеком. Сириус думал, что термином «психопат» можно было бы сказать достаточно о его личности, но в нём крылось нечто большее. Вообще-то Сириус смутно помнил, как Лили однажды сказала, что Тёмный Лорд может быть даже не психопатом, а социопатом. Блэк толком не знал, в чём разница, но, с другой стороны, это всё равно не его дело. Хотя, может быть, Сириусу стоит рассказать об этом Гарри? На всякий случай? Он не знал, известно ли мальчику что-нибудь об этих слухах насчёт войны, но был шанс, что Гарри мог что-то где-то услышать. Так что на всякий случай Сириус решил послать ему короткое письмо с небольшим советом… и, возможно, парочкой шоколадных лягушек.***
В среду Гарри проснулся от уханья совы, которая пыталась ворваться в окно. Зевая, мальчик вскочил с кровати, гадая, кто в здравом уме мог послать ему письмо так рано. Это не могла быть его мать — если ей не нужно было отправлять ему посылку, она бы просто связалась по каминной сети. Гарри узнал маленькую коричневую сову своего крёстного и с восторженным любопытством порылся в коробке с шоколадными лягушками, прежде чем сесть и прочитать короткое письмо. «Гарри, дружище! Я жив-здоров. Всё в порядке. Я знаю, что не очень часто пишу, но будь уверен — я всё равно думаю о тебе каждый день. Обычно, когда я делаю что-то, что твоя мать точно не одобрила бы. Но шутки в сторону, мой дорогой маленький крестник, я действительно написал не просто так. Не только чтобы напомнить тебе о моём существовании, но и чтобы спросить, не слышал ли ты, чтобы твои родители упоминали о возможной войне против мятежников. Дело в том, Гарри, что это должно было держаться в секрете. Предполагалось, что это будет тайной, но поползли какие-то слухи, и Тёмный Лорд всё узнал. Кто-то подслушал сплетню и рассказал ему. Я знаю, что ты не имеешь к этому никакого отношения, но я решил воспользоваться случаем, чтобы просто напомнить тебе быть осторожным — не говори ни с кем о политике и сожги это письмо. Твой Сириус» Гарри сложил письмо, стараясь подавить в себе чувство вины. Почему он вообще должен чувствовать себя виноватым? Он ведь никому об этом… «— Зачем самому Тёмному Лорду вдруг прокрадываться в библиотеку Дурмстранга, чтобы поговорить с первокурсником о сказках? Это просто бред. Он, наверное, сейчас думает о войне. — О войне? Откуда тебе-то знать? — Просто у меня такое чувство. И, возможно, до меня дошли слухи. Кажется, грядет война. — И что это были за слухи? — Только то, что мятежники собирают армию и что это означает приближение войны.» Гарри медленно выдохнул, чувствуя приступ тошноты при воспоминании о своём разговоре с таинственным Томом. Должно быть, он и сказал Тёмному Лорду. Так что тут действительно была вина Гарри. Или Тома. Этого ни на что не годного гада. Гарри знал, что с этим человеком явно что-то не так. «Клянусь, если я когда-нибудь увижу его снова, я… хотя вряд ли я смогу ему что-то сказать. Если он поймёт, что я знаю, что Тёмный Лорд в курсе утечки информации, то обязательно спросит, откуда мне это известно. А ведь дядя Сириус не скрывает, что он мой крёстный». Гарри всё ещё размышлял над этим вопросом, когда наконец-то, быстро позавтракав, отправился на первый сегодняшний урок — уход за магическими тварями, более известный как просто «твари». Уроки чаще всего проходили на улице, и ученики видели либо самих животных, которых они должны были изучать, либо просто их голограммы. — А что у нас будет потом? — прошептал Лоренцо рядом с Гарри. — Гербология, — ответила Филиппа, — а потом трансфигурация. — Почему у нас каждый день трансфигурация? — Гарри нахмурился, и Хайди хихикнула. — Не каждый. Всего три раза в неделю. — О, вот таких магических существ я бы поизучала, — внезапно сказала Петронелла, и Хайди с Филиппой одобрительно кивнули при виде мальчиков с четвёртого курса, у которых проводились занятия спортом. — Кстати о прекрасном, — начала Хайди, и Гарри решил, что пришло время перестать обращать внимание на девочек. Это, однако, заставило его вновь переключиться на мысли о Томе вместо лекции. Вообще-то, было даже странно, что Гарри так много думал о нём. Кстати, какое его настоящее имя? Может быть, стоит спросить Сириуса? Описать его и… Нет. Потому что тогда Сириус спросит, откуда он знает этого человека, а Гарри совсем не хотелось объяснять, почему он не пошёл на спорт в тот день — иначе эта история в конце-концов дойдёт до мамы. А Гарри совершенно этого не хотел. Она либо убьёт его — так он явно не сможет убиться самостоятельно по какой-нибудь случайности — либо посадит на домашнее обучение. А это означает возвращение в его жизнь Гилдероя Локхарта. Ну уж нет. Одни только письма этого человека были более чем достаточной мукой. Гарри старательно избегал мыслей о странной, всепоглощающей влюбленности его самопровозглашенного «наставника» в дуэльного инструктора, которого часто называли Крауч-младший. — Несмотря на все прискорбные неудачи, мы, волшебники, можем поздравить себя с хорошо выполненной работой, — говорил профессор. — Не может быть никаких сомнений в том, что подавляющее большинство современных магглов не верят в существование магических существ, которых так боялись их предки. Даже те магглы, которые всё-таки видели помёт глиноклока или след глизня — было бы глупо предполагать, что все следы волшебных тварей могут быть скрыты — кажется, удовлетворяются даже самым неправдоподобным немагическим объяснением. А теперь скажите мне… мистер Леннарт! Какую книгу можно прочитать, чтобы ознакомиться с увлекательным исследованием такой удачной для нас привычки магглов? Мы уже говорили об этом в прошлый раз! — «Философия обыденности: почему маглы предпочитают не знать», — протянул Бьёрн, — я читал её однажды. Ужасно скучно. — И кто её написал? Мисс Альбин? — Профессор Мордикус Эгг, — тут же ответила Петронелла, и Гарри задумался, стоит ли ему тоже прочитать эту книгу. Но разве он смог бы, когда было так много других, гораздо более интересных произведений? — Как думаешь, скоро ли мы сможем поиграть в квиддич? — прошептал Трулс, и Гарри пожал плечами. — Сомневаюсь, — сказал он. — Не с такой горой домашки, которую нам задают. — Чёрт.***
Гарри снова встретился с Томом в воскресенье. На этот раз на улице, пока Поттер гулял в саду имени Гриндевальда — огромном лабиринте, который Гарри находил невероятно прекрасным. Почему-то это место никому и вполовину не нравилось так, как ему. — Возможно ли, что ты стал ещё меньше с нашей прошлой встречи? — спросил Том, обращаясь к нему с фамильярностью человека, знавшего Гарри много лет. Да и у самого мальчика не было ощущения, что это всего лишь вторая их встреча, что было довольно любопытно. — С тобой явно что-то не так, если твой рост идёт вспять. — Почему ты здесь? — подозрительно спросил Гарри. — Наношу гостевой визит и проверяю некоторых старших учеников, — ответил мужчина. — Может, ты учитель из какой-нибудь другой школы? — Что ж, да, я преподаю уроки. Каждый божий день. Сколько, ты сказал, тебе лет? — Одиннадцать, — ответил Гарри, борясь с искушением спросить у мужчины его возраст. — Я на первом курсе. — Ах да. Ненавижу детей, — сказал Том, осматривая странной формы куст рядом, — такие… бесполезные. — Зачем же ты тогда работаешь учителем, если детей не любишь? — недоверчиво протянул Гарри. — Кроме того, зачем ты вообще со мной разговариваешь? В прошлый раз… — Послушай, — перебил Том, — я занятой человек. — ...ты меня одурачил, — пробормотал Гарри. — Боюсь, в моей жизни не так уж много развлечений. Прямо сейчас, ты самое смешное, что попадалось мне за последние… очень… много лет. — Самое смешное? — Конечно, самое раздражающее тоже. И самое странное. Ты довольно чудной, в самом деле. — Кто бы говорил, — медленно произнёс Гарри, уставившись на мужчину и внезапно почувствовав раздражение. — Кто ты такой, чёрт возьми? — Тебе уже одиннадцать. Ты не должен так выражаться. — Знаешь, я совершенно уверен, что ты не моя мама. — Какую ужасную картину ты мне рисуешь. Я определённо не твоя мать. — Почему ты всё ещё здесь? — Мне это тоже интересно, — сказал Том, — но всё-таки я понимаю, что провожу время с необычным для меня удовольствием. А потом вспоминаю, что ты всего лишь ребёнок, и это заставляет меня чувствовать разочарование, оттого что ты можешь развлекать меня лучше, чем любой из людей, окружающих меня на… хм, работе. Гарри настороженно посмотрел на мужчину и пожал плечами. Поттер на самом деле не знал, что ему делать и как реагировать. С тех пор, как он прибыл в Дурмстранг, всё постепенно менялось. Теперь люди, казалось, видели Гарри, и мальчик не мог не задаться вопросом, что же изменилось в нём, чтобы это произошло. Том был… необъясним. Вот уже второй раз Гарри встречал его, по-прежнему ничего не зная об этом человеке… и всё же, казалось, между ними было странное нечто. Что заставляло Гарри высказывать свое мнение — мысли, которые он обычно оставлял при себе. — Что ты думаешь о войне? — вдруг спросил Том. — Кое-кто однажды сказал мне, что в войне нет победителей, — ответил Гарри, и мужчина усмехнулся. — Лицемерный наивный пацифист, — сказал Том, — вероятно, и веган вдобавок, а также активист движения за права животных. Ты опять начинаешь действовать мне на нервы. Оставь меня. — Это ты ко мне подошёл! Кроме того, нет ничего плохого в том, чтобы быть… — Прямо сейчас я пытаюсь найти причины, почему ещё не проклял тебя. — Потому что сам знаешь, что тебе это делать незачем, — огрызнулся Гарри. — К тому же, такой поступок поставил бы под сомнение твою собственную зрелость. — Если бы ты только знал, — сказал Том, качая головой. — Мне, наверное, стоит идти, Пэрри… — Гарри. — Может, ты попытаешься уделить внимание своему личностному росту, прежде чем мы пересечёмся в следующий раз, м-м? Затем мужчина ушёл, и Гарри остался стоять в одиночестве, задаваясь вопросом, захочет ли он вообще видеть Тома снова. Рождественские каникулы должны были начаться на следующей неделе и длились до седьмого января. Гарри сомневался, что с возобновлением занятий у него будет возможность побродить по округе — экзамены наверняка займут львиную долю его времени. И, нет, он не чувствовал разочарования по этому поводу.***
— Давай поспорим, кто получит больше подарков? — Я пришлю тебе открытку, обещаю! — Увидимся через несколько недель! — Позвони мне по камину, ладно? Джеймс заморгал от удивления, увидев, как много шума способны производить десять маленьких детей, даже не используя всю мощь своих лёгких. Однако его сердце мгновенно согрелось, стоило ему увидеть, как открыто его сын общается с другими ребятами. На самом деле, все десятеро, казалось, сильно сблизились за полгода, обнимая друг друга и оживлённо разговаривая. Наконец, после более чем десяти минут прощаний, Гарри добрался до своего отца, и Джеймс смог трансгрессировать их обратно домой. — Мама! — Гарри бросился к матери, не потрудившись снять пальто и ботинки. — Я так скучал по вам! — Пусть меня ты и не обнял, я всё равно тебе верю, — засмеялся Джеймс. — Как твои дела, милый? — заворковала Лили. — Одних только звонков по камину нам недостаточно. Я вижу, ты стал выше ростом! — Я всё ещё почти самый низкий из мальчиков, — признался Гарри. — Хотел бы я быть таким же высоким, как Клеменс или Трулс. Мам, ты купила мне какие-нибудь подарки? — Конечно… — Потому что мы с Бьёрном поспорили, кто получит больше. Я думаю, что это будет Петронелла, потому что её родители очень богаты и ужасно балуют её. А где же дядя Сириус? — Сначала переоденься, дорогой, — сказала Лили. — Домашние эльфы распакуют твою сумку. А потом спускайся вниз за печеньем и молоком, тогда и расскажешь мне всё, что захочешь. Хорошо? — Я быстро! — воскликнул Гарри и бросился к себе. Джеймс тихо усмехнулся, подходя и становясь рядом с женой. — Я никогда прежде не видела его таким энергичным, — призналась Лили. — Ты ещё не видела его с другими детьми. Поверь мне, они все хорошие друзья, — сказал ей Джеймс, — это было… трогательно. — Я рада, — прошептала Лили. — Я беспокоилась за него. Он всегда такой одинокий. Изолированный. Он познакомился с какой-нибудь девочкой? — Что? Лили, ему всего одиннадцать! — О, поверь мне, уже в одиннадцать девочки могут сказать, стоит ли какой-то парень их времени. — Ты ненавидела меня, когда нам было одиннадцать. — Ты и вправду был просто ужасен. — А ты и сейчас ужасна, — обвинительным тоном сказал Джеймс, обнимая Лили, — ужасно красива. И удивительна. И талантлива. И я так сильно тебя люблю… — Фу-у! — возмущённо донеслось из дверного проема, и двое взрослых, обернувшись, увидели, что Гарри смотрит на них с отвращением. — Я даже слышать это не могу. — В следующий раз топай по лестнице громче, — предложил Джеймс. — И, может быть, мы услышим тебя. — Послушай, папа, тебе уже около четырехсот лет… — Мне?.. — Поэтому ты не должен так себя вести! — неодобрительно произнёс Гарри, в то время как Джеймс выглядел до глубины души оскорбленным. Лили больше не могла сдерживать смех. — Мне ещё и сорока нет! — Сорок. Четыреста. Подумаешь, один нолик. Какая разница. — Большая! — Ну ладно, ребята, — хихикнула Лили, подмигивая зелёными глазами, — давайте просто сядем и перекусим. Мне нужно рассказать Гарри о наших планах на это Рождество. — В этом году мы опять пойдём на ту ужасную рождественскую вечеринку у Малфоев? — Ну да, это уже наша традиция. Ты снова увидишься с Драко. Разве ты не скучаешь по нему? — Честно? — спросил Гарри. — Нет. И я не думаю, что он скучает по мне. — Ты изменился, — пробормотала Лили, — стал более… откровенным. Я рада. — Много чего случилось, — сказал ей Гарри. — Дядя Сириус сегодня придёт? — Сириус сейчас на задании, — ответил Джеймс, — он придёт, когда закончит. Но я не знаю, когда именно. Как проходят уроки в Дурмстранге? Расскажи мне о своих друзьях. — На занятиях сложно, — вздохнул Гарри, — но интересно. А друзья у меня классные. Кстати, мы встретимся с Уизли? Я не очень скучаю по Рону, но, по крайней мере, с ним веселее, чем с Драко. — Конечно. Может быть, ты пообщаешься и с Джиневрой, — весело сказала Лили. — Я видела её и Молли на прошлой неделе. Эта девочка когда-нибудь станет очень красивой женщиной. — …и что? — смущённо спросил Гарри. — Я никогда раньше не играл с Джинни. — Давай назовём это инвестициями в будущее, — улыбнулась его мать. Джеймс фыркнул, а затем покачал головой: — Не надо… Гарри задался вопросом, почему все взрослые в его жизни такие странные.***
Особняк Малфоев был таким же экстравагантным, ужасно броским, каким его помнил Гарри. Поттеры и сопровождающий их Блэк вошли внутрь, где уже толпились многочисленные гости. Гарри не мог этого вынести. В вычурной атмосфере было что-то такое, что заставляло его внутренне содрогаться. Люди притворялись близкими друзьями, в то время как на самом деле не могли дождаться, чтобы раздавить друг друга в погоне за собственной репутацией. — Сириус, Джеймс, — приветствовал Люциус Малфой, подходя к ним, — и Лили, конечно. Здравствуй, Гарри. Драко, как обычно, в серой гостиной. Все дети, которые придут сегодня, будут там же. Если тебе что-нибудь понадобится, просто позови домашнего эльфа. — Да, мистер Малфой, — пробормотал мальчик и, неуверенно улыбнувшись, покинул их компанию. Держу пари, Драко выбирает серую гостиную, потому что она подходит к его глазам, — думал Гарри, пробираясь через знакомые коридоры туда, где другой мальчик наверняка ждал его с друзьями, — он так… похож на Гилдероя иногда. — Привет, Драко, — сказал Гарри, и блондин обернулся с выражением радостного удивления на заостренном лице. Он действительно почти не изменился. — Гарри! — воскликнул Драко, а затем махнул рукой в сторону своих друзей, указывая на каждого из них по очереди, — я так рад, что ты пришёл! Ты ведь помнишь Панси, Блэйза и Тео, да? — Да, — с улыбкой солгал Гарри, — как ваши дела, ребята? — Очень хорошо, Поттер, — протянула Панси, пристально глядя куда-то в сторону. Возможно, на одну из девочек, у которой платье было лучше, чем у неё самой. — Рада видеть тебя… снова. — Слышал, ты попал в Дурмстранг, — сказал Теодор Нотт. — Как тебе там? — Очень хорошо, — ответил Гарри, пожав плечами. — А как Хогвартс? — Легко, — сказал Драко, — так скучно, что вызывает жалость. По крайней мере, я в Слизерине. — Мы все там, — поспешила добавить Панси, наконец повернувшись к Гарри, — ты не встречал никого интересного в Дурмстранге? Я слышала, что там учатся и Энтони Лестрейндж, и Кассиус Мелифлуа… ты их видел? Кто и кто? — удивился Гарри, но вслух ничего не спросил. — Честно говоря, мы не общаемся со старшеклассниками. Мы предпочитаем оставаться со своими. — Своими, хах, — повторил Драко, — завел там новых друзей? — Да, довольно много, — ответил Гарри, уже начиная скучать. Поттер был уверен, что если бы ему удалось на несколько мгновений отвлечь остальных, то он мог бы просто улизнуть и спрятаться где-нибудь, пока не придет время возвращаться домой. Или, может быть, ему просто следует… — Кажется, я вижу там кого-то знакомого. Прошу прощения. Гарри, конечно же, никого не увидел. Он просто не мог устоять перед возможностью уйти, выскользнув за дверь и оказавшись в огромном зале, где более важные гости вели светские разговоры и танцевали. Легко найдя один из многочисленных балконов, Гарри, наконец, обосновался в месте, которое гарантировало ему некоторое уединение среди всего этого утомительного общества. Солнце уже садилось, когда Гарри вошёл на балкон и закрыл за собой дверь. Он отошёл немного в сторону, чтобы оставаться незамеченным изнутри. Сквозь стекло он слышал музыку, под которую танцевали гости. На самом деле, если бы не его неприязнь к такого рода событиям, Гарри с готовностью признал бы, что Малфои превзошли самих себя. Сейчас же он просто неохотно принял этот факт, задаваясь вопросом, была ли причина для всей суеты вокруг. Он так уютно устроился в своем укрытии, что в конце концов почти задремал. Только услышав, как снова захлопнулась балконная дверь, он вздрогнул и проснулся, а ещё через несколько мгновений понял, что перед ним кто-то стоит на коленях. Моргнув уставшими глазами, он чуть не вскрикнул от удивления, когда встретился взглядом с человеком перед собой. Это была красивая женщина с длинными, густыми, блестящими черными волосами. Тонкие красные губы были изогнуты в любопытствующей улыбке, а глаза с тяжелыми веками глядели чуть напряжённо. Они оба молча смотрели друг на друга, когда первые ноты мелодии, в которой Гарри узнал одно из произведений Моцарта, проплыли через тонкое стекло двери. Кто она? — спросил мысленно Гарри, и сердце его наконец успокоилось. Женщина даже не пошевелилась — просто стояла на коленях, уставившись на него, выглядя как-то пугающе и внушительно, чёрные одежды делали ее похожей на какую-то тёмную королеву. Она была прекрасна. — Спасибо, — сказала женщина, и её голос оказался нежнее, чем Гарри предполагал. — Я не говорил этого вслух, — Гарри подумал, что, несмотря на свои слова, женщина совсем не казалась благодарной. — А тебе и не надо было, — ответила она. — Гарри Поттер. Прячется тут от малыша Драко и его друзей. — Как… — Всё это у тебя в голове, мальчик. Люди не смотрят никому в глаза только из-за красоты этих самых глаз. Пусть твои и весьма изысканны. — Подождите, — сказал Гарри, быстро соображая. Он читал о чём-то, что предполагало зрительный контакт для чтения мыслей. Что-то, что называлось… — Вы использовали легилименцию на мне? — Ты знаешь этот термин, — сказала женщина, снова улыбаясь, — впечатляет. — Я учусь в Дурмстранге, — осторожно ответил Гарри, все еще прижимаясь спиной к стене позади, — наша программа очень качественна… и обширна. — Значит, однажды ты станешь отличным, прекрасным Пожирателем Смерти, — почти пропела женщина, — и будешь служить нашему Господину. Верно и преданно, да. Ты должен гордиться, мальчик. Это большая честь. Тебе предназначено стать одним из его лучших людей. Самых лучших. Ты пойдёшь по моим стопам. Видишь ли, я его самая преданная сторонница. Самая. И вдруг Гарри понял, кто она такая. Его кровь, казалось, застыла в жилах, когда страх вернулся одной, почти неудержимой волной. — Беллатриса Лестрейндж, — прошептал он. Глаза женщины распахнулись, и она издала короткий, радостный смешок на выдохе. — Если бы ты спросил, кто я, — прошипела она, наклоняясь ещё ближе, — я бы убила тебя на месте, малыш. Гарри не сомневался в её словах. Он всё ещё дрожал, когда женщина встала и ушла искать развлечений в другом месте.***
Было уже половина третьего ночи, когда Поттеры наконец вернулись домой. Гарри почти всё время молчал, прячась и избегая всех — особенно Беллатрису Лестрейндж — и был измотан к тому времени, когда нашёл своих родителей и они вместе отправились домой. Мать укрыла его одеялом и сказала, что на следующий день он сможет выспаться, до скольки ему захочется, а потом проснётся и откроет свои подарки. Гарри, несмотря на усталость, никак не мог уснуть. Каждый раз, закрывая глаза, он вспоминал свою встречу с Беллатрисой Лестрейндж. Эта женщина была легендарной. Она была одной из лучших — или худших — последователей Тёмного Лорда, в зависимости от точки зрения. О ней ходило бессчётное множество историй, и благодаря Драко и Рону Гарри в конце концов услышал каждую из них. Она была женщиной из его ночных кошмаров. Жестокая, могущественная Пожирательница Смерти, которая, как говорили, была настолько безумна, что даже дементоры держались от неё подальше. Один из двух генералов армии Тёмного Лорда. И она подчинялась лишь ему самому. И вот теперь она, кажется… заметила Гарри. Это было какое-то наказание? Никто раньше не замечал его, а теперь вдруг кажется, что такие сумасшедшие люди, как она, стали делать это слишком легко. Неужели Том тоже сумасшедший? Что же Гарри теперь делать? Он не может рассказать об этом родителям, это уж точно. Что же тогда остаётся? Ему придётся научиться защищать себя самому. У него нет выбора. Или он просто преувеличивает? Может быть, он просто слишком остро реагирует? Может, Беллатриса уже забыла о нём? Стоит ли на это рассчитывать? Гарри от природы не был честолюбивым ребёнком. Всё, о чем он мечтал, — это спокойно читать новые книги. Но он знал, что никакие сказки не спасут его, если Беллатрисе придёт в голову идея убить его. И вообще, почему она его ненавидит? Может быть, она и не ненавидит меня. Таким людям, как она, — внезапно с ужасом понял Гарри, — не нужна причина, чтобы кого-то убить. Всё, что им нужно — лишь возможность сделать это. Было уже почти четыре часа утра, когда Гарри скатился с кровати и с глухим стуком упал на пол. Было немного больно, но ковёр был пушистым и удобным, смягчив своим ворсом падение. Гарри вздохнул и поднялся, заметив смутно знакомый старый дневник на своём столе, точно там, где он и оставил его. И вдруг все следы усталости исчезли с появлением надежды. Шепот воспоминаний, принесший её с собой, заставил его протянуть руку к старой книжице и впервые серьезно взглянуть на неё. В голову пришла мысль взять палочку, и Гарри не раздумывая потянулся за ней. Несколько мгновений он стоял в темноте, держа в руках дневник и волшебную палочку. Казалось, какая-то магия — совсем иного рода — прошла сквозь него. А может быть, это вообще была не магия — может быть, это были просто чувства. Надежда. Решимость. Страх. Смелость. Или что-то другое. Что бы это ни было, оно заставило Гарри включить свет, сесть на кровать и снова открыть дневник. Он пропустил страницы, которые уже читал, и продолжил искать какие-нибудь полезные заклинания или руны. Но он ничего такого не нашёл. Автор, Хейнс Поттер, казалось, был больше сосредоточен на том, чтобы обратиться, воззвать к читателю, нежели преподать реальный урок. Часто говорят, что человек не должен надеяться на то, что находится вне его досягаемости. А я говорю, что это чушь. Человеку нужно всегда стремиться к тому, что раньше считалось слишком великим для него — так он растёт. Однако то, что определяет степень его влиятельности, — это союзники, на которых он может рассчитывать. Сеть, обозначающая его присутствие. Гарри не был уверен, что то, о чём писал Хейнс Поттер, действительно окажется полезным в долгосрочной перспективе, но он пока решил отбросить сомнения. Простое воспоминание о глазах Беллатрисы Лестрейндж, её словах, мягком тоне и абсолютном страхе, который она вызывала, не было чем-то, над чем можно было бы посмеяться. Гарри никогда не чувствовал такого раньше, хотя и знал, что отец Драко занимал почти такую же высокую должность, как Беллатриса. И всё же у Люциуса Малфоя не было такой ауры тьмы. Может быть, он просто недостаточно непредсказуем? Сириус часто называл свою кузину сумасшедшей, но Гарри никогда не думал, что он говорил на полном серьёзе. А что, если это правда? Что, если Беллатриса действительно была сумасшедшей? Можно ли считать чью-то непредсказуемость признаком безумия или это просто глупо? Она, конечно, явно не была обычным человеком, но это не означало, что она была не в своём уме. Гарри ненавидел саму мысль о том, что он может стать чьей-то мишенью. Еще больше он ненавидел себя за то, что не был уверен в этом. Он и вправду не мог сказать, представляла ли Беллатриса для него реальную угрозу. Может быть, нет? Может, она просто захотела попугать его разок? Что, если она уже забыла о Гарри? Стоит ли на это рассчитывать? Редко бывает, чтобы звёзды выстраивались так, что человеку обеспечивался успех без каких-либо усилий с его стороны. Для тех из нас, кто не слишком везуч, успех — это то, что мы должны сознательно искать. Насколько далеко человек готов зайти и что он готов сделать — это то, что будет определять его шансы на достижение успеха. Я понял, что перед лицом отчаяния и честолюбия честь и мораль, добро и зло — всего лишь слова безо всякого смысла. Не имеет значения, с кем или с чем человек ищет союза, если они помогут осуществить его стремления. Объединение с могущественными семьями и людьми — даже существами, в некоторых случаях — это практика стара как мир. Она основа браков и дружбы, а иногда даже деторождения. Поиск и приобретение правильных союзников имеет первостепенное значение. Сначала Том, а теперь Беллатриса. Как, чёрт возьми, Пожиратели Смерти могут быть настолько лишены развлечений, что они видят в одиннадцатилетнем мальчике что-то потрясающе интересное? Разве они не должны бороться с повстанцами? Знал ли Тёмный Лорд, что его лучшие из лучших шатаются по балам и запугивают детей вместо того, чтобы делать свою работу? Неудивительно, что мятежники стали такой реальной угрозой, если все взрослые были настолько безответственны. Гарри нужно было найти хороший способ обезопасить себя. Он знал, что на самом деле нет коротких путей к обретению силы — он знал, что даже если поймёт, как получить силу, могут пройти годы, прежде чем он действительно получит её. Но он был готов попробовать. Он ещё не знал, как далеко сможет зайти, не знал, чем сможет в конечном счёте пожертвовать ради достижения желаемого. Гарри не хотел кончать так же, как люди из сказок, которые умирали и видели, как погибали их семьи только потому, что они не были подготовлены к трудностям. Но он также не хотел судьбы тех людей, которые отдали слишком много и потеряли свою истинную цель в поиске силы. Может быть, он слишком остро реагирует. А может и нет. Но одной лишь мысли о новой встрече с Беллатрисой было достаточно, чтобы Гарри пожелал иметь силы защитить себя, какой бы ни была цена. Мои поиски верных союзников привели меня в места, которые никто не может себе и представить. Если бы я захотел описать их словами, то обнаружил бы, что не способен найти правильный язык для этого. Там было много достойных людей, к сожалению, состоящих в других союзах. Связанных узами, в которые я не стремился вмешиваться. Я нашел свои ответы в самой простой неизбежности человеческой жизни: в самой смерти. И в смерти я нашел Исчезнувшее Племя.