...this is me

      Когда Ярик впервые видит кровь на руках брата, оставленную его собственными когтями, то пугается так, что обещает себе больше никогда не причинять никому боль даже нечаянно. И отказывается после этого превращаться еще целый месяц. Игорь каждый день уговаривает его не глупить, но все без толку. Длинные полосы глубоких царапин на предплечьях не дают забыть о несчастном случае с падением с антресоли.       Выглядит Яр с каждым днем своего добровольного самоотречения все хуже и хуже: бледный, осунувшийся, с синяками под глазами от постоянной бессонницы и еще более дерганый, чем обычно. Как будто ему одного заключения врача о психологическом состоянии было мало. Игнорировать свои естественные потребности никогда особенно не было хорошей идеей, но с Ярославом трудно спорить – этот пока собственную шишку не набьет, не осознает масштабов проблемы.       Меняющиеся живут на два мира, и лишать их возможности быть самими собой все равно, что лишать воздуха. Еще каких-то сто лет назад аниморфы поголовно сходили с ума, пытаясь жить как люди и скрываясь от властей. Но подобный постоянный контроль истощал моральные и физические силы, и несчастные просто выгорали один за другим как спички. Игорь такого для своего братишки не хочет абсолютно. В конце концов, они дожили до цивилизованных времен, пусть и не все еще готовы принять мир таким, каким он стал за эти сто лет.       Поэтому, когда впервые, спустя месяц, он просыпается от сонного урчания рядом, то не сразу осознает реальность. Знакомая до последнего пятнышка пушистая задница оцелота смотрит на него с соседней подушки тем самым забавным кривоватым черным сердечком, с которого он потешается над младшим братом всю жизнь. Теперь же Игорь расплакаться готов от облегчения, что снова может его видеть.       Он осторожно выпутывает руку из-под одеяла, дотягиваясь до темной макушки, и гладит между коротких ушей двумя пальцами. Котенок рядом издает какой-то невероятный мелодичный писк, зевнув сквозь собственный сон, и переворачивается на другой бок. Игорь ловит себя на том, что улыбается как дурак от облегчения и счастья. Он так снова и засыпает под неровное тарахтение теплого пушистого комочка рядом. В выходной можно себе позволить лишние часы отдыха.       — Я понял, что был не прав, — говорит Ярик, как только Игорь подтягивается на кухню на запах свежесваренного кофе. Тот в ответ только вопросительно мычит, еще не совсем осознавая себя бодрствующим. Но тут же вскидывает взгляд, когда к нему приходят воспоминания об утреннем событии. — Отказ от своей сущности – не выход. Так я сорвусь. Рано или поздно, но точно как сегодня сорвусь. Поэтому я решил, что буду учиться контролировать кота в себе. Своего кота в себе... Блин, ну ты понял, короче! Не хочу причинять тебе боль. И никому вообще не хочу.       — Ярик, солнце, сколько раз мне еще повторить, что ты не виноват? Это инстинкты, они и у людей есть. Самый простой - инстинкт выживания. И ты им воспользовался. И хорошо, что ты в меня вообще вцепиться успел, горе мое, иначе расшибся бы в кошачью лепешку.       — Но... Тебе было больно...       — Мне было бы еще больнее, если бы с тобой что-то произошло, дурья бошка, — Игорь наливает в кружку кофе из кофейника, второй рукой притягивая мелкого к себе.       Яр порывисто обнимает Игоря обеими руками, тут же утыкаясь ему в плечо, и совсем по-кошачьи ворчит. На самого себя, понимает тот, ероша ему волосы.       — Ну хорошо, допустим ты решил взять под контроль своего кошака. Как именно ты планируешь это сделать?       — Для начала, я собираюсь научиться не выпускать когти, прыгая на людей.       Игорь сначала скептически выгибает бровь, а затем внутренне холодеет от осознания – этот сумеет. Ярик безбашенный. Ярик доверяет людям. Ярика придется ловить в полете каждый раз, когда ему вздумается поскакать по шкафам или взобраться на очередное дерево. Или на Кирилла.       — Я не думаю, что это хорошая идея, Ясь... — Игорь осекается, когда брат, отстранившись, проводит пальцами по длинному шраму на его руке, кусая губы, и понимает, что, кажется, только что обзавелся еще одной постоянной головной болью. Кажется, вполне добровольно, если Ярику от этого станет легче.       Вот же черт.