Если твоя судьба не вызывает у тебя смеха, значит ты не понял шутки.
Грегори Дэвид Робертс
Это было начало лета. Семья о которой пойдет речь находилась в своем частном доме, отдыхая от дневного быта. Каждый отдыхал как мог. К примеру ИКП — Итальянская Коммунистическая партия, по иному же Габриэль, сын заботливого русского и харизматичного итальянца двигал стул к окну. Зачем ему понадобилось это делать? Темноволосый мальчик, на вид года 4-5, всего лишь хотел поглядеть на то, как солнце заходит за горизонт и озаряет все вокруг приятными оттенками оранжевого, розового и возможно даже фиолетового цвета. Особенно ему нравилось смотреть на то, как этот свет проходит сквозь кроны дерева, которое стояло у дома, а если в это время по небу проплывали розовые облака, Габри просто сиял от счастья. Малыш был одет в чистую белую рубашку с короткими рукавами. Из-за того, что руки были открыты, на руках ребёнка можно было увидеть малозаметные веснушки, как и на щёках. На низ были одеты короткие серые шорты с подтяжками, которые поддерживали их на уровне талии. А на ногах были белоснежные носочки, которые не доходили до колен. Хоть Габриель и считался итальянцем, цвет кожи у него был светлее, чем у коренного жителя италии. Отсюда мы плавно переходим к другому члену семьи — Фашистская Италия, или же Филиберто. Его внешность весьма приятная и романтичная. Его тёмные волнистые волосы доходили до плеч, нос с горбинкой, был всегда гладко выбрит и элегантен. На нём была аккуратно выглаженная черная рубашка и такие же тёмные штаны, отделала их друг от друга золотая пряжка ремня. Сейчас брюнет важно восседал на диване и занимался чтением своей любимой книги с черным переплетом и какой-то красиво выведенной золотистой надписью… Сам мужчина утверждал, что это роман итальянского писателя. Русский часто возмущался на счёт такого времяпрепровождения мужа, по мнению Александра он проводил с книгой больше времени, чем с семьей. Обычно в такие моменты Филиберто одарял супруга строгим взглядом своих глубоких тёмных глаз поверх очков, который просто прожигал насквозь. Он мог заставить Союза покрыться румянцем, а сердце забиться гораздо быстрее, как после бега на большие дистанции. Этот взгляд был одной из отличительных черт итальянца. Право ему нравилось видеть то, как Шура смущается, это было довольно мило… Хочется поговорить и об СССР. Кажется, что он совсем не умел отдыхать, отдыхом для него является только сон и не более. В данный момент он твердо решил, что этот тихий вечер он проведет убирая дом. Александр, на редкость, имел рыжие волосы, хотя скорей всего их можно было назвать рыже-коричневыми, они были очень густыми, лоб Союза был скрыт благодаря чёлке. Половину тела русского занимали рыжие веснушки. А в данное время года они выделялись ещё больше. Они украшали прямой нос Шуры, его покоцанные руки, которые были облеплены пластырями, его спину, плечи, ноги. Обычно рыжик одевал свитер с горлом, который закрывал его шею.***
В гостинную зашёл Союз: в фартуке, с закатанными рукавами и с тряпкой, все как полагается. Уборку он начал со шкафчика в котором, за остекленными дверцами симетрично расположились полки с книгами. Перед тем как залезть на стул, чтобы вытереть со стеллажа пыль, он, по привычке, снял свои домашние тапки. Шкаф был высокий, поэтому Саше было весьма не удобно вытирать пыль с него, поэтому он тихо что-то бурчал себе под нос. Этот факт действовал Филиберто на нервы. Вообще, в последнее время его стали раздражать любые промахи и малейшее шуршание со стороны его родных. Он сам задумывался о том, что тот, за которого он в свое время был готов вынести самые страшные муки, принять самую страшную смерть, получить в бою кошмарные увечья и жить с этим всю жизнь, вызывал у него отвращение. Он мог задуматься об этом во время чтения и не понимая смысла строк, выведенных черными чернилами на желтой бумаге, пробежать глазами целую главу и не понять смысла. Итальянец уже давно планировал свое вступление в ось, но мужчине пришлось бы уехать, сбежать от любимых ему людей. Он рассуждал о том, что это не так уж и плохо, это поможет продвижению его государства, его росту и развитию, в такие моменты его королевство становилось ему гораздо важнее семьи… Скорее всего он стал таким агрессивным из-за принятия того что Союзу будет очень больно, а он не хотел это… в глубине души он не хотел… Пока русский протирал пыль, его локоть случайно задел вазочку, стоящая на шкафу. Доля секунды и осколки, только что целой вазы, рассыпались по полу. Итальянец поднял голову и начал искать причину столь раздражающего звука. Взгляд упал на слезающего со скрипящего стула супруга, старающегося встать на домашние тапки, дабы не напороться на острые осколки пестрой вазы. Глаза Филиберто будто вспыхнули огнем, ладно он терпел что то мелочное и не значительно, а тут Союз умудрился уронить вазу. — Что ты вытворяешь?! — Захлопнув книгу с характерным для этого звуком, раздраженно крикнул Италия. На эти звуки прибежал маленький Габри, прижимая к себе любимого мишку, подаренного папой Союзом на день рождения. — Я… Случайно, — Промямлил русский на коленях собирая осколки вазы. Он нахмурился, Союза раздражало такое поведение любимого. К сожалению, Александр совсем не мог понять почему «Филя» начал себя так вести. Его снова посетили мысли о том, что их семья разваливается, от этого союз свёл к переносице концы бровей и сжал губы. На пару секунд Совет задумался, смотря куда-то в пол. В это время малыш устроился на ковре и с любопытством наблюдал, за тем как отец собирает какие-то кусочки. — Padle (Padre), что плоисошло? — С любопытством спрашивает парнишка смотря то на итальянца, то на русского. — Мы скоро разоримся с твоим «случайно»! — проигнорировав присутствие ребенка кричит Филиберто. Нужно подметить то, что СССР совершенно не понимал таких перемен со стороны любимого. Фи стал таким черствым и злым… Он даже перестал банально гладить русского перед сном, это традиционное глажение давало Союзу расслабиться и прижавшись к любимому быстрее заснуть после тяжелого дня. Но вместо того, чтобы спросить на прямую, он молчал. — Тогда убирайся сам, — буркнул советский. Он встал с пола. И вот взгляд упал на сынишку, который смотрел на родителей. Невинные глазки, полные любопытства давали понять что он просто жаждет узнать какая муха укусила отца и почему он кричит на СССР, хотя такие инциденты не в новинку, Габриэль неоднократно наблюдал как Фи срывается на Союза и оба они ходят ворчащие и недовольные друг другом. — Давай хотя бы не будем ругаться при ребенке? — Спокойно сказал Саша, не давая места ненависти. — Да мне плевать! — Сразу же после фразы Александра крикнул раздраженный мужчина. Шура старался игнорировать, а в душе ему было так больно… Тот романтик который дарил ему цветы, каждое утро приходил и обнимал сзади, целовал, много времени проводил с ребенком и самим русским… Где тот герой что украл его сердце? Еще месяц назад он был другим, таким ласковым и нежным. Его сердце «трескалось» от тяжелого понимания того, что ничего не вернуть, не вернуть ту самую страсть и нежность… Ничего уже не будет прежним… Никто уже не будет прежним.***
Саша улыбнулся сыну. Сейчас, в это тяжелое время сын был для него единственным лучиком света во всей этой непроглядной тьме. СССР стремился выучить Габриэля грамоте, как выучил в свое время своих нынче уже взрослых детей. Но прежде нужно было разобраться с проблемой Габри, а конкретнее, он не умел выговаривать букву «Р». Саня понимал, что если даже Филиберто его разлюбит, с ним всегда останется его сын, который будет любить его. Ему было очень жалко малыша, он ещё такой маленький, а уже наблюдает, как его родители ссорятся. Сейчас они сидели вместе на кухне, Шура кормил сына овсяной кашей, которую только не давно приготовил. Он с заботой дул на ложечку и протягивал малышу в ротик. Габриэль болтая ножками и держа в руках медведя, послушно кушал. В последнее время СССР часто задумывался, оставляя ложку на половине пути ко рту. Он думал о том, что будет дальше, он боялся того что будет дальше. В такие моменты Партия выводил отца из транса, зовя его по имени несколько раз или же дергая за рукав теплого свитера. Это помогало и Союз продолжал кормить ребенка кашей. — Вот и всё, — произнес, чуть улыбнувшись, СССР, после того как последняя ложка оказалась во рту мелкого, — А теперь спа-а-а-ать, — протянув букву «а», Шура взял ребенка на руки, пока тот мотал головой и дожевывал последнюю ложку каши, которая только несколько секунд назад была отправлена ему в рот. Не обращая внимание на упирания ребенка, отец понёс его в детскую. Через минуту Партия тихо лежал в кроватке, ожидая сказку, которую обещал прочитать ему папа. Глазки блестели. Ожидание того, что отец найдет нужную строку где они остановились вчера, казалось вечным. Габри в нетерпении трогал ушки плюшевого любимца. Этот мех был таким мягким и приятным. Филиберто иногда звал игрушку сына «Пушистиком», но младший член семьи начинал возмущаться и утверждал что его любимец никто иной как «Миша». Русский уже нашёл нужную страницу и принялся дочитывать любимое произведение сына. Оно помогало выпасть из суровой реальности не только Габриэлю но, и самому СССР. Сказка о любви и верности, которую Союз сумел утратить…***
Тишина. Ребенок спал в своей кровати, тихонько сопя и прижимая к себе мягкую игрушку. Союз, закрыв книгу, поцеловал малыша в лоб и подоткнул одеяло. Несколько минут он смотрел на своё маленькое счастье, ой нет, он ошибся, не только его счастье За окном начался ливень, капли били по стеклу как крупный град. Но это не волновало спящего Габриэля, который видел хорошие сны после прочтения доброй сказки. СССР прислушался к гулу. — Как странно, — На вздохе сказал он. Действительно, ничего не предвещало начало дождя, да еще и такого сильного. Мужчина положил книгу на тумбу. Стук капель по крыше напрягал, казалось что произойдет что-то плохое. Из коридора раздались шаги, еще больше их выдавал находящийся под ковром в каком-то месте скрипящий паркет. Саша вздрогнул. Взгляд устремился на дверь.«Что ему нужно?» — Пронеслось в голове коммуниста, что-то его сильно напрягало. Да, он мог подумать, что Филиберто просто хочет пожелать сыну спокойной ночи или что то вроде того, но он уже давно так не делал, и с чего вдруг решил? Совесть проснулась? Наврятли… Дверь распахнулась и в комнату зашел Фи. Он в военной форме… Тут СССР стало действительно страшно, неужели его герой уходит? С серьезной миной итальянец надевает фуражку. — Давай не будем рассусоливать и сразу перейдем к делу, — Начал он говорить как можно тише, дабы не разбудить сына, — Я решил вступить в ось, давно решил… Я хочу только лучшего для своего государства, понимаешь? Союз замер. Несколько секунд он смотрел в пол, после услышанного, он думал над фразой Филиберто, он не мог поверить, что это правда, что это произошло. Да, он предполагал это, но не ожидал, что это произойдёт так скоро. В груди заболело. Он сделал небольшой глоток, а потом перевёл взгляд на супруга, прямо в глаза, пытаясь найти ответ, на такое спонтанное решение. В какой-то момент злость и скорбь смешались в одно целое и забыв о присутствии спящего ребенка, с навернувшимися на глазах слезами Союз выдал: — Ты бросаешь нас, да?! — Но так нужно, я буду приезжать! — Так же как и Александр, забыв о присутствии сына кричал мужчина. — Когда?! Раз в год, в два?! — Уже никто не сдерживает крики. Маленький Габриэль поворочавшись в кроватке и приоткрыв сонные глазки перевел взгляд на родителей. Он быстро сел и уже был готов сказать что-то, но его перебили новые крики, смешавшиеся с громом и стуками капель по крыше. Он был свидетелем многих ссор, но уж точно не таких сильных. Некогда, глаза блестевшие от любопытства, блестели от собиравшихся в них слез. Напуганный ребенок поднял теплое одеяльце до подбородка, казалось он боялся собственных родителей. Всего секунда и СССР одарил предателя пощечиной. Габри вздрогнул и по щекам потекли горячие слезы. Филиберто закусил губу, терпя такой шаг со стороны Совка. — Ну и катись! — Он уже не сдерживал порывы ненависти к тому, кого он не переставал любить, даже сейчас. Любовь к этому человеку и осознание того, что сейчас он тебя бросает приносило невыносимую боль. Пауза длительностью в 2 секунды. И снова продолжение криков: — А как же твоя «любовь до самого гроба»?! — Кричал охваченный безысходностью русский. — А знаешь! Я тебя никогда не любил! Н-И-К-О-Г-Д-А! Я забираю Габриэля и мы уходим! Сейчас же! — Разгоряченный пощечиной итальянец «подлил масло в огонь». СССР дал волю чувствам. В горле застрял скулеж полный душевных страданий. По украшенным веснушками щекам беззвучно потекли слезы, которые в полумраке комнаты освещала лишь гроза находящаяся за окном. — Ты не м-можешь, он же мой сын, — уже тихо говорит Шура, слегка заикаясь от шока и не отводя взгляд от итальянца. Фи резко повернулся к кроватке, плачущего от страха, сына, грубо схватил его за руку и потащил на себя. Строгий мужчина в военной форме взял сына на руки и сказал ему замолкнуть… Это звучало по особому раздраженно. Габриэль не понимал такого отношения со стороны отца, поэтому считал, что он где-то провинился. Он пытался замолчать, прикусив губу, но это не улучшило положение, через минуту он снова заплакал. Габри очень редко видел отца в таком наряде. Фи надевал форму только на переговоры или же на что то этом роде, хотя какое дело было ребенку до политических отношений его отца? Плюшевый медвежонок все так же прижат к груди мальца, тот явно не желал расставаться с подарком Александра. Итальянец направился по коридору прямо в прихожую, скрипя тем самым паркетом. — Стой! Ты не можешь! — Кричал Александр, следуя за виновником вечерней суеты, который уносил его маленький лучик счастья. — Папа! Куда мы?! — Напуганный малютка, сжимал ворот отцовского кителя и смотрел через его плечо на СССР. Интересная деталь, кроха был одет в пижаму, и только. Неужто Филиберто собирается вынести собственного сына на улицу в холодную и дождливую ночь совсем не одетого? Он не чувствует жалости к сыну и Союзу? О чем он думает? Что он чувствует? Возможно злоба, ненависть ко всему живому сейчас его самые обостренные чувства, они смогли затмить здравый разум. Союз вцепился в его руку. — Пусти его! Это последняя капля. Италия схватил когда-то любимого им Сашу за ворот свитера и, подтянув к себе, со всей ненавистью, сквозь зубы он прошипел: «Слушай сюда, урод, если ты не прекратишь, я пристрелю тебя. Ты никогда не увидишь Габриэля, я воспитаю его так, чтоб он ненавидел тебя и ему будет противно понимать то что его отцом являешься ты» От этих слов по коже русского пробежали мурашки. Он уже не мог узнать Филиберто. Стало ещё больнее. Он скучал по настоящему Филиберто. В эти секунды он думал о прошлом, как всё было хорошо раньше, он пытался снова понять, что вызвало такой разрыв. Наверное он уже никогда не сможет так же улыбаться, как тогда. Фи отпустил его и направился к двери. Распахнув ее, он впустил в дом порыв мощного ветра с дождем. Габри сжался и продолжил тихо скулить, зовя Совка. Фи сделал шаг за порог. Кругом тьма. Воющий ветер срывал с дерева еще совсем молодые листья, да, с того самого дерева, через которое Партия любил наблюдать за закатом. Капли с силой били по крыше, а после собравшись в ручеек и стекали по шиферу. У дома образовались лужи, затрудняющие возможность прохода. — Папа! — Звал русского малыш, находящийся на руках итальянца, который стремительно отдалялся от дома. Ему было наплевать на то, что Габриэль замерз, промок и, вероятно, заболеет. Лишь монотонный приказ о том, чтоб он молчал, это все, что может сказать дуче своему сыну. Союз стоял на пороге и подрагивал от холода. Капли дождя больно бьют по лицу и смешиваются с горькими слезами отчаяния. Его лучик уносят… Он больше никогда не увидит его, не услышит как он просит прочитать ему сказку на ночь… Никогда больше сынок не проснеться ночью и, побоясь лежать в темноте, не позовет его… Он еще долго стоял и смотрел за тем, как две такие родные ему фигуры, слабо освещенные светом из дверного проема, отдаляются, и даже когда они скрылись в тумане, он продолжал смотреть. А в далеке еще можно было услышать тихое «Папа»…Случилось что чего Александр боялся больше всего…