***
Спустя час, если судить по карманным часам, Драко для себя решил, что убежище принадлежало кому-то из Кэрроу. И Амикус, и Алекто просто обожали накладывать проклятия на окна, как было в прихожей, чего Драко абсолютно не понимал. Что, если бы им действительно нужно было воспользоваться этим домом? Они бы заявились сюда, а на пороге их поджидает прекрасный коврик из осколков, торчащих из бездыханного тела? Ну правда, вся суть ловушек должна была заключаться в том, чтобы отпугнуть любопытных прохожих и защитить дом, что вполне можно было сделать и без помощи Тёмной магии. Драко в своё время тоже пришлось обустроить несколько убежищ, и ни в одном из них он не использовал заклинаний, которые бы насиловали или убивали людей. И от которых так фанатели все остальные Упивающиеся. Да, наверное, именно тогда он понял, что отсутствие всякой жестокости и жажды крови делало из него просто отвратительного Пожирателя Смерти. Смириться с этим фактом оказалось достаточно просто. На противоположной стороне комнаты Гарри тяжело вздохнул, поднявшись на ноги. Он быстро потянулся, запрокинув руки над головой так, что футболка слегка приподнялась, открыв бледную полоску живота. Он размял плечи и принялся медленно расхаживать по комнате кругами, внимательно разглядывая каждый миллиметр пола и стен в поисках выхода, которого не существовало. На секунду Драко чуть не поддался импульсу наорать на Поттера, чтобы тот, черт возьми, сел и перестал маячить у него перед глазами, но вовремя себя остановил. Он понимал, что у Гарри была острая необходимость хоть что-то предпринять, пускай ничего и нельзя было сделать. Несмотря на то, что, наорав на Поттера, Драко слегка бы отвёл сейчас душу, ему это точно не сыграет на руку в дальнейшем. До назначенной встречи с Уизелом был ещё целый час, и он пройдёт намного быстрее, если Драко постарается себя вести максимально дружелюбно. Наверняка его злость подогревал невыносимый жар, который стоял в комнате. Они с Поттером практически сразу сняли тяжёлые аврорские мантии, но температура с тех пор стала намного выше, а воздух — горячим и вязким. Драко вытащил носовой платок из переднего кармана и смахнул со лба градом стекающий пот. Он кинул завистливый взгляд в сторону Поттера, который сейчас что-то внимательно разглядывал в углу в своей дурацкой футболке с коротким рукавом. Рубашка Драко по-прежнему была застёгнута на все пуговицы, надёжно прикрывая запястья. Поттер снова глубоко выдохнул и, протерев лоб потной ладонью, спросил: — Время? — Почти пять, — ответил Драко, с громким щелчком закрыв золотые часы. Поттер в очередной раз удручённо вздохнул, и Драко уже собирался его заткнуть, как Гарри, буркнув себе под нос быстрое «Да ну его нахрен», схватил футболку рукой на спине и стянул её через голову одним плавным движением. Слова застряли где-то у него в горле, пока Поттер скидывал свои кроссовки, стянул с ног носки и потянулся пальцами к ремню. Драко плотно зажмурил глаза, услышав, как расстегнулась металлическая застёжка ремня, за ней звякнула молния брюк, и в конце концов мягкая ткань глухо упала на каменный пол. Он слышал, как Поттер, слегка покряхтев, устроился сверху на своей одежде где-то справа от него. Драко был сейчас заперт в очень маленькой комнате с почти голым Гарри Поттером. Почти голым и достаточно потным Гарри Поттером. И что ему, блять, теперь делать? Он не может здесь просидеть весь оставшийся час с закрытыми глазами, но открыть их, не посмотрев при этом на Поттера, не представлялось возможным. На почти голого Поттера. На почти голого потного Поттера, который сидел от него всего на расстоянии вытянутой руки. Мерлин, это просто смешно. Он ведь прекрасно может себя контролировать, да? И какая к черту разница, они вообще могут сегодня умереть. И умирать, глядя на Гарри Поттера без одежды, было явно не самым худшим вариантом. Драко мысленно буркнул «Хер с ним» и открыл глаза. Ну… Ну, блять. Драко собрал всю свою силу воли, чтобы натянуть как можно более спокойное выражение лица, потому что, как оказалось, он был совершенно к такому не готов. Поттер был все ещё достаточно тощим. Под кожей ярко выступали его ключицы, лопатки и тазовые кости, которые виднелись прямо над резинкой его трусов… Светло-голубых трусов с маленькими летающими снитчами. Тем не менее, за шесть лет работы в Аврорате он заметно подтянулся, и теперь под тонкой кожей особенно хорошо выделялись мышцы пресса и бицепсы. А вот его коленки совсем не изменились. Такие же острые и костлявые, какими они были в Хогвартсе, с небольшим шрамом в виде полумесяца, который остался у него, скорее всего, из детства. Драко нравились они ещё тогда, и, как оказалось, эта странная симпатия никуда не делась. Благодаря им Поттер становился более привлекательным и человечным, что ли. Из всех его недостатков в виде дурацких очков и непослушной шевелюры этот Драко казался самым милым. Поттер откинул голову на стену, заставив Драко слегка содрогнуться. — Зачем вообще это придумали? — заявил он ни с того ни с сего. — Ну какой в этом смысл? Почему нельзя было сразу нас убить? Это было очень глупо со стороны Поттера — задавать такие вопросы. Тёмный Лорд обожал делать все с помпой, и именно поэтому Поттеру удавалось от него сбегать несчётное количество раз, а впоследствии вообще прикончить обычным Экспеллиармусом. — Тёмный Лорд был нахрен поехавшим, мы, вроде, уже с этим разобрались, — ответил Драко, очень довольный тем, насколько легко и беззаботно прозвучал его голос. Поттер провёл пальцами по влажным растрёпанным волосам, и Драко почувствовал резкую необходимость сделать то же самое. — Он что, недостаточно меня мучил? Драко нашёл безумно смешным тот факт, что этот вопрос прозвучал именно от человека, который сводит его с ума уже второй десяток лет. Поттеру всегда удавалось задеть его так, как не получалось больше ни у кого другого. Он пробуждал в Драко почти природный, звериный инстинкт. Он до сих пор помнил, как в Хогвартсе его захлёстывало непреодолимое желание заехать Поттеру кулаком прямо в челюсть. Оно было настолько сильным, что Драко боялся в нем захлебнуться. Сейчас Поттеру удавалось пробудить в нем не менее яркую потребность, которая тоже включала в себя его рот, только теперь… — Э, Малфой? Ты в порядке там? Ты, эм, пялишься на меня… Драко потерянно моргнул, с ужасом осознав, что все это время он внимательно изучал поттеровские… вот черт. Он резко отвернулся в сторону, чувствуя, как по лицу начал расползаться густой румянец, пока перед глазами все ещё стояла картинка тонкой ткани, натянутой поверх мягких поттеровских яи… — Что, черт возьми, на тебе надето? — спросил Драко, отчаянно пытаясь скрыть своё смущение за мнимым недовольством. — Что, это? — Поттер опустил взгляд на свои ноги. — А… Не надо меня только осуждать. Это подарок от… э… от человека, который посчитал это очень забавным. И это были единственные трусы, которые не лежат в стирке. — Они ужасно нелепые, — буркнул Драко, надеясь, что это не перерастёт в очередную перепалку. Маленький золотой снитч будто специально облетел вокруг поттеровского члена, заставив Драко невольно скользнуть туда взглядом. — Да, но я же не думал, что их кто-то увидит, — капризно проворчал Поттер. — Который час? — Только начало шестого, — выдохнул Драко, довольный тем, что нашёл безопасное место, куда можно отвести взгляд.***
Малфой стал проверять часы буквально через каждые пять минут. Гарри решил, что это было нервное, чего сам Малфой никогда бы в жизни не признал. Тем не менее, он дергано щёлкал металлической крышкой, периодически объявляя Гарри, который сейчас час. В пять двадцать Малфой наконец сдался и снял с себя жилетку, туфли и носки. И вот теперь все это время Гарри пялился на его ступни. Когда он учился ещё в школе, одна из учительниц по истории им рассказывала, что в Викторианскую эпоху девушкам было запрещено показывать свои щиколотки. Гарри всегда считал это полнейшим бредом, потому что ну какая вот разница? Это же просто щиколотка, кому какое есть дело до щиколоток? Но вот теперь он прекрасно понимал, потому что никак не мог отвести взгляда от аккуратных ступней и лодыжек Малфоя, как бы сильно ни старался. Его ступни были такими же, как и он весь: бледные, тонкие и, несомненно, аристократичные, с высоким подъёмом и длинными пальцами. Именно они больше всего привлекали внимание Гарри. Его второй палец был немного длиннее большого, из-за чего он был слегка кривоват и косил в сторону среднего пальца. И почему-то благодаря этому небольшому изъяну его в остальном идеальные ступни нравились Гарри ещё больше. А его щиколотки, Мерлин, эти щиколотки. Тонкие, прямые, аккуратные. Под светлой кожей, которая была ещё бледнее, чем на его руках и лице, выступали острые косточки, настолько нежные, что Гарри хотелось их лизнуть. Их огибала тонкая синеватая вена, ярко просвечивающаяся под прозрачной кожей. И её Гарри тоже хотелось лизнуть. Гарри убрал очки на лоб, с силой протерев глаза. Он сидит здесь и размышляет об идеально сформированных лодыжках Малфоя, хотя был точно уверен, что никогда в своей жизни не использовал выражение «идеально сформированный». А это дурацкое желание их лизнуть? Если это не первый признак того, что его мозг начал плавиться из-за слишком высокой температуры, то Гарри честно не знал, что ещё это могло быть. — Пять тридцать, — заявил Малфой, снова щёлкнув часами. Ещё какое-то время он внимательно изучал безучастные стрелки, словно под его взглядом они станут двигаться быстрее, после чего достал из кармана платок, промокнув потный лоб. Он делал это практически настолько же часто, как и смотрел на часы, поэтому несчастный кусок хлопка уже насквозь промок. Малфой выглядел ужасно: платиновые волосы потемнели до непримечательного грязного блонда, а вся его рубашка пестрела огромными влажными пятнами. При одном взгляде на него Гарри становилось ещё жарче. — Снимай её, Малфой, — не выдержал в конце концов Гарри. — О чем ты вообще? — Твоя рубашка. Просто сними её. Мне все равно, что у тебя на руке Метка. — Все не так просто, — выдохнул Малфой, заметно напрягшись. — Нет, все как раз очень просто, — упрямо настаивал Гарри. — Сейчас жарко, ты выглядишь просто ужасно. И если ты снимешь свою чёртову рубашку, то тебе хоть немного, но станет легче, — он остановился, внимательно посмотрев на жёсткое лицо Малфоя. — Я могу сидеть с закрытыми глазами, если тебе будет так легче. Малфой ещё несколько секунд настороженно изучал лицо Гарри, после чего разбито выдохнул: — Нет, не нужно. Медленно он встал и стянул на пол серые брюки, открывая бледные длинные ноги и голубые трусы, которые идеально сочетались с остальными его вещами. Гарри практически не удивил тот факт, что Малфой подбирает себе одежду вплоть до нижнего белья, но все равно ему показалось это забавным. Непослушными пальцами Малфой расстегнул рубашку, под которой была насквозь промокшая белая майка. Он замер, позволив рубашке медленно соскользнуть с рук и упасть на пол. Бросив её к остальным вещам, он плюхнулся сверху, отвернув голову в дальнюю стену. Гарри честно старался не смотреть на его предплечье, но это было настолько же сложно, как игнорировать собственный нос. Он медленно скосил взгляд на руку Малфоя, не в силах себя остановить. И последнее, что он ожидал увидеть на месте уродской Тёмной Метки, был огромный шрам, блестящий на истончившейся розоватой коже. — Что он, черт подери, с тобой сделал? — прошипел Гарри, подползая к нему ближе и практически не осознавая, что творит. Малфой дёрнул правой рукой в попытке прикрыть шрам, но, тяжело вздохнув, добровольно протянул Гарри свою левую руку, слегка поёжившись. — Это не он со мной сделал. Это сделал с собой я сам. Гарри аккуратно схватил его за запястье, проведя пальцами по сияющему шраму на предплечье. Метка темным пятном проглядывала снизу под слоем мягкой кожи. — Похоже на ожог? — спросил Гарри, подняв взгляд на Малфоя, но тот по-прежнему внимательно изучал стену, пока на жёстком лице играли желваки. — Так и есть. Гарри отпустил руку Малфоя, и он поспешил её спрятать на живот, повернув Меткой к себе. — Что случилось? — мягко спросил Гарри. Малфой молчал почти минуту, нервно перебирая пальцами рукав своей рубашки. — После войны, — наконец ответил он тихим и напряжённым голосом, — я хотел от неё избавиться. Хотел стереть её со своего тела. Я проконсультировался со всеми целителями в Мунго, перечитал все книги в Мэноре и не только, но ничего не нашёл. Одним вечером я сильно напился и совсем отчаялся… Ну, в большей степени, конечно, напился. Я плохо помню, что произошло. Я наложил на руку Импервиус, полил Метку лучшим отцовским виски и швырнул в неё самое сильное Инсендио, которое только мог, — Малфой ненадолго остановился, после чего добавил: — Меня тогда потушил домовик. К горлу Гарри подкатил совершенно неуместный сейчас смех, и он, слегка прокашлявшись, как можно серьёзнее спросил: — Домовой эльф? — Они очень преданные создания, к твоему сведению, — Малфой наконец соизволил поднять на него взгляд, вскинув левую бровь. Это прозвучало настолько чопорно, что Гарри пришлось снова отчаянно бороться с подступившим к горлу смехом. Ему не очень хотелось знать, что с ним сделает Малфой, если после всего этого он просто заржёт в голос. — Э, да. Они, эм. Они правда такие, — выдавил из себя Гарри. — На самом деле, достаточно смешно, как все обернулось. Колдомедики сказали, что мне очень повезло, что я не потерял дееспособность руки. Или вообще всю руку. Пока тёмная магия в Метке защищала себя, она также спасла и меня от собственной тупости. Гарри тяжело сглотнул. Он чувствовал, что ему нужно было сказать что-то успокаивающее. Вроде «Мы все совершаем ошибки», или «Ты был молод», или «Я не виню тебя». — Было больно? — в конце концов вякнул Гарри. Малфой поднял на него хорошо знакомый взгляд, в котором чётко читалось потрясение от того, что Гарри мог быть настолько тупым. Ну, по крайней мере, это значило, что Малфой был в порядке. — Поттер, — по слогам выдохнул он, словно разговаривал сейчас с умственно отсталым. — Я поджёг себе руку. Конечно же, было больно. — Извини, тупой вопрос. — Все не так плохо. Как я уже сказал, Тёмная Метка защитила меня от худших последствий. Да, выглядит отвратительно, но можно привыкнуть. Тем более, я никому её не показываю. — Ты показал её мне, — отметил Гарри, почувствовав непреодолимое желание поднять с пола один из носков и запихнуть себе в рот. — Да, тебе всегда нужно было быть особенным, — парировал Малфой, но злость в его голосе была слишком вяленькой и неубедительной. — К тому же есть шанс, что мы сегодня все равно умрём, поэтому это уже не важно. — Никто сегодня не собирается умирать. Я не знаю, как это, помнишь? — Гарри ждал, пока Малфой что-то ответит, но он молчал, снова отвернувшись в стену. — Это не имеет никакого значения для меня, — добавил он, когда тишина стала слишком невыносимой. — Прекрасно. Святой Поттер совершенно не удивлён моему уродскому дефекту. — Я не знаю, с чего ты вообще так изначально решил. То есть, я знал о твоей Метке. А это, ну. Это просто… Я хочу сказать, что это не удивительно, — Мерлин, да что с ним вообще не так? Почему это нужно было сказать именно таким образом… — Я не это имел в виду. То есть… — но дело в том, что Гарри и сам не знал, что имел в виду. Он просто хотел доказать Малфою, что все в порядке, и ему все равно, что у того шрам. Но Гарри понятия не имел, как правильно это сделать. — Ах да, ты не удивлён. С чего бы? Я ведь только этим и занимаюсь. Постепенно разрушаю свою и так никчёмную жизнь. — Это не то, что я имел в виду, — беспомощно повторил Гарри. — Конечно, нет, — раздражение на лице Малфоя сменилось пустой безэмоциональной маской, которую Гарри так ненавидел. Даже когда лицо Малфоя кривилось в неприязни или гневе, нравилось ему намного больше, чем просто ничего… — Мои тётя с дядей меня ненавидели, — неожиданно выпалил Гарри. — Они ненавидели моих родителей, они ненавидели магию и они ненавидели меня. Они заставляли меня за них убирать и готовить, когда я только научился ходить. А если я что-то делал не так или слишком медленно, то меня запирали в чулане. — В чулане? — маска быстро слетела с лица Драко, и он сейчас ошарашенно пялился на него с открытым ртом. — Да, чулан под лестницей. Я там спал, — живот неприятно скрутило от воспоминаний, которые встали перед глазами, и Гарри поспешил их отогнать, крепко сжав руки в кулаки. — У меня не было своей комнаты до тех пор, пока я не получил письмо из Хогвартса. И они мне её отдали только потому, что боялись, что я их прокляну. Ну, и ещё из-за того, что я слишком вырос и практически не помещался в чулане. — Черт возьми, Поттер, почему ты мне это рассказываешь? — просипел Малфой с истеричными нотками в голосе. Гарри пожал плечами, избегая встречи глазами с Драко. Он не хотел увидеть в них жалости. Наверное, той же, что была и в его собственных глазах, пока Малфой сидел, отвернувшись к стене. — Я знаю твой секрет. Будет честно, если ты узнаешь мой. — И ты не боишься, что я пойду с этим в Пророк? — Ты не пойдёшь. — Нет, — согласился Малфой. — Но это нечестный обмен. — Что? — опешил Гарри, все-таки переведя взгляд в сторону Малфоя, который неуверенно разглядывал его лицо. — Твой секрет больше моего. Ну, то есть, мой… — он перевернул свою руку шрамом наверх. — Драко Малфой опять облажался, зовите скорее журналистов! Но «Мальчика, Который Выжил ненавидят собственные родственники?» или «Его держали взаперти в чулане под лестницей?» — Мы можем больше не продолжать этот разговор, правда, — не нужно было вообще поднимать эту тему. Просто Гарри хотел заставить Малфоя почувствовать себя лучше. Он понятия не имел, о чем тогда думал. — Мой отец меня никогда не бил, — продолжил Малфой, выдернув Гарри из глубоких раздумий. — Он не хотел пачкать руки чем-то настолько низким, вроде маггловского насилия. Когда я был маленьким, он просто обожал Жалящее заклинание, а когда я дорос до Хогвартса, то стал практиковать на мне Круциатус. Всего пару секунд и не слишком часто, чтобы у меня не поехала крыша. Он считал, что таким образом прекрасно выражает своё недовольство, а также готовит меня к тому, чтобы я не опозорил его при встрече с Темным Лордом. Да, тот тоже не скупился на Круциатусы для меня. Малфой говорил спокойно, практически без единой эмоции на лице. Когда он закончил, то слегка приподнял брови, как вызов, мол, давай, Поттер, говори, что ты думаешь по этому поводу. — Ещё они морили меня голодом, — вместо этого ответил он, на что в глазах Малфоя зажглось понимание, и Гарри был не уверен, что это ему нравилось. — Мне кажется, что поэтому я не очень высокий. Ну, по крайней мере, не такой высокий, каким должен был быть. Мой папа был очень высоким — больше метра восьмидесяти, но я только метр шестьдесят пять. Я бы, наверное, хотел быть выше. Ну, таким, каким должен был вырасти. — Это… — начал было Драко, но, сделав глубокий вдох, снова перевёл тему. — Больше всего мне досталось за книгу, которую я читал на четвёртом курсе. Я стащил её у кого-то из Рейвенкло. Эдгар Аллан По. Было глупо привозить её домой на каникулах, и отец, конечно же, её нашёл. До сих пор не знаю, что его расстроило больше… То, что книжка была маггловской, или то, что её написал американец, — невесело усмехнулся Малфой. — И ты не такой уж и низкий. Я выше тебя всего на пять сантиметров. — У меня тоже была похожая история, — Гарри практически себя не слышал за тем, как громко стучало его сердце о грудную клетку. Он не вспоминал об этом уже много лет, но сейчас все воспоминания резко нахлынули обратно. — «Король былого и грядущего» Теренса Уайта. Её подарил Дадли на день рождения его друг только из-за того, что на обложке был рыцарский меч. Как только мои дядя с тётей узнали, что она была о Мерлине и магии, они просто вышвырнули её на помойку. Гарри прекрасно помнил, как он — восьмилетний ребёнок, пытался вытащить неподъёмный мусорный бак на тротуар. Как он тяжело перевернулся на землю, а весь мусор высыпался Гарри прямо на ноги. Он помнил, насколько холодной в тот день была земля, пока он, стоя на коленях, рылся в объедках в поисках книги. Гарри нашёл её в бумажном пакете, который был все ещё мокрым от чайных листьев, которые тётя Петуния выбросила туда за завтраком. Запихнув книжку за пояс, он, наверное, в первый раз поблагодарил Дадли за то, насколько же огромными были его вещи. Мешковатая футболка надёжно скрывала неестественный бугорок, выступающий у него на животе. Он читал тогда всю ночь напролёт, свернувшись калачиком у себя в чулане. Дверь была слегка приоткрыта, и в комнату проникало достаточно света, чтобы прочитать три строчки — ни больше ни меньше. Он читал быстро, нервно двигая книгу все выше, чтобы свет падал на нижние строчки, каждый раз с замиранием дыхания переворачивая страницу, боясь, что его поймают. — Я перечитал её раз двадцать — не меньше. Я представлял, как когда-нибудь тоже буду сильным и известным, — Гарри грустно усмехнулся. — Но я никогда не думал, что это правда произойдёт. Ни в жизни. — Тебя тоже за ней поймали? — Никогда. Я всегда хранил её под первой ступенькой лестницы. Скорее всего, она до сих пор там лежит. Разговор продолжался. Наполовину откровенный, наполовину превратившийся в соревнование и, абсолютно точно, ненормальный. Малфой рассказал ему, что его наказывали каждый раз, когда Гермиона («Бесполезная грязнокровка, как утверждал мой отец») получала оценки лучше него. Гарри признался, что боится темноты («Кромешной, в которой ты не можешь увидеть даже собственных рук»), что, наверное, было связано с тем, что он вырос в чулане под лестницей. Он до сих пор спал с открытыми шторами по ночам. Малфой сознался в том, что до смерти боится гиппогрифов («Я поэтому себя так вёл у Хагрида на занятии. Я решил, что если сыграю глубоко больного, то никто не заметит, что я визжал как девчонка») и все ещё боялся к ним подходить. Гарри снова рассказал о том, насколько сильно он ненавидит, что газеты пишут о каждой детали, происходящей в его жизни. И насколько наивно он полагал, что после войны сможет избавиться от звания Мальчика, Который Выжил и быть просто Гарри. Малфой поделился тем, как сильно его бесит желание родителей поскорее женить его, и что ему действительно трудно расстраивать свою мать, ставя свои интересы выше их амбиций. Он рассказал об их отношениях с отцом, и судя по тому, как он говорил, Гарри сделал вывод, что разочаровывать Люциуса Драко было только в радость. Гарри рассказал о том, что его все ещё мучают кошмары, из-за которых он просыпается в холодном поту с криком, застывшим на губах. И Малфой признал, что ему тоже такое порой снится. Некоторые вещи, о которых они говорили, были совершенно обычными. Гарри рассказал, что первыми волшебными конфетами, которые он попробовал, была шоколадная лягушка, и что он до сих пор собирал коллекцию карточек. Малфой в ответ на это сказал, что ему нравятся драже «Берти Боттс» со вкусом клея для конвертов. Гарри ответил, что это отвратительно, и Малфой, весело усмехнувшись, с ним согласился. Они продолжали разговаривать, и Гарри с каждым разом удивлялся тому факту, насколько же по-странному приятно было рассказывать о таких глубоких и личных вещах именно Малфою. Даже Рон с Гермионой многих из них не знали. И Малфой, в свою очередь, тоже не скупился на откровения. У Гарри даже начала кружиться голова от абсурдности всего происходящего. — Мне было двадцать, когда у меня был первый секс, — признался Гарри спустя сорок минут. — У меня ещё не было. — Не было? — переспросил Гарри, совершенно забыв о том, что после этого хотел признаться Малфою, что он гей. — Это твой выбор? — Поттер. Мне двадцать четыре года. Ты правда думаешь, что это я так захотел? — Но ты, конечно, мог… — он почувствовал, как начали гореть его щеки, и совершенно не из-за температуры, стоящей в комнате. — То есть… — Гарри поспешил прикусить себе язык, чтобы не ляпнуть ничего сдуру. Даже несмотря на то, что Малфой был весь потный и красный, с мокрыми волосами, липшими ко лбу, он был прекрасен. — Эм… ну, ты не некрасивый, — в конце концов выдавил Гарри лучшее, что пришло ему в голову. — Спасибо, Поттер, — сухо ответил Малфой. — Но если ты забыл, то я — Пожиратель Смерти. Люди не выстраиваются в очередь, чтобы запрыгнуть ко мне в койку. «Я был бы не против», — пронеслось в голове у Гарри. И он решил, что какая нахрен разница? Он уже рассказал Малфою обо всем. Каждую тяжёлую, стыдную и личную историю из своей жизни, так какая разница? Просто скажи это, скажи ему: «Малфой, я гей. И я был бы не против». Гарри тяжело сглотнул, почувствовав, как резко пересохло у него в горле. — Малфой… Я… — Тсс! Гарри накрыло волной обиды и разочарования прежде, чем он успел заметить, как Малфой подскочил на ноги и кинулся к двери. Правда, его слишком быстро отвлекла малфоевская задница — мягкая и упругая, которую от Гарри отделяло всего пару шагов и тонкая ткань трусов. — Что? — Заткнись! — рявкнул Малфой, прислонив ухо к двери. Широко улыбнувшись, он начал громко стучать в дверь. — Внизу! Мы внизу! И теперь Гарри тоже услышал. Быстрые шаги пробежали сверху над ними через всю кухню, с противным скрипом перелетая через три ступеньки. Гарри тоже подбежал к двери. — Гарри? Малфой? — Рон! — выкрикнул Гарри, как никогда радуясь слышать голос своего друга. — Рон, слава Мерлину! — Попридержи благодарности до тех пор, когда он нас отсюда вытащит, Поттер, — шикнул Малфой, громко выкрикнув: — Уизли, никакой магии! — Что? — Никакой магии, — терпеливо повторил Драко. — Мы здесь застряли и скоро зажаримся насмерть. Если ты попробуешь открыть дверь с помощью магии, то мы точно умрём. Никакой магии. Ты понял? — Никакой магии, хорошо. Так, а что мне тогда делать? — Есть заклинание, чтобы открыть дверь, да, Малфой? Ты мне о нем говорил, — вспомнил Гарри. — Отлично, просто скажи мне что за заклинание, и я вас вытащу. — Я могу тебе сказать слова, но без правильного движения палочкой оно бесполезно, — Малфой вцепился пальцами себе в волосы, крепко зажмурив глаза. — Так опиши мне их. — Это сложно. — Так опиши мне в деталях, — Гарри буквально слышал, как Рон сейчас закатил глаза. Малфой повернулся к Гарри, выставив вперёд указательный палец. — Вот движение, — он резко махнул пальцем вниз, потом поднял его обратно наверх, спустил снова спиралью вниз, закончив все это извилистым взмахом. — Э, Рон? Он мне только что показал движение. И ты его не сделаешь по нашим словам, — надежда лопнула, как мыльный пузырь. Какой сейчас был толк от Рона, если он ничем не мог им помочь? — Кто ещё знает заклинание? — громко спросил Рон. — Любой Пожиратель Смерти. — У нас нет времени, чтобы тащить сюда одного из Азкабана. Только на документацию нужно… — Ну тогда он приведёт нам того, кто не сидит в Азкабане, — с болью в голосе прошипел Малфой. — Уизли! Ты пойдёшь к моему отцу. — И он станет меня слушать? — спустя долгую секунду тишины послышалось за дверью. — Просто не забудь упомянуть, что его единственный сын сейчас находится на грани смерти! — рявкнул Драко. — Думаю, что это достаточно хорошо описывает всю важность сложившейся ситуации, не считаешь? — он бросил яростный взгляд на дверь. Ещё немного, и казалось, что он прожжёт в ней дырку, подпалив Рону лоб. — Точно. Хорошо, я скоро вернусь, — прозвучал громкий хлопок аппарации и снова воцарилась тишина. Малфой отвернулся от двери, подхватив с пола свои брюки. Он быстро надел их на ноги, повернувшись злым взглядом к Гарри. — Одевайся. Но Гарри был слишком занят другим, более важным делом. Он внимательно наблюдал за боком Малфоя, пока тот наклонялся, чтобы подобрать смятую одежду с пола. Слева под рёбрами виднелось тёмное пятно, просвечивающееся под мокрой майкой. Синяк? Гарри не припоминал, чтобы Малфой рассказывал ему о том, что ломал ребра или что-то в этом духе. — Это… — начал было Гарри, но не успел закончить, потому что Малфой раздражённо швырнул ему в лицо его же джинсы. — Я тебе сказал одеваться, — рявкнул Малфой. — Мой отец будет здесь с минуты на минуту, и последнее, что мне сейчас нужно, так это то, чтобы он застал меня рядом с почти голым тобой. Он уже задумывается над тем, что я гей, потому что отказываюсь жениться. Мне не нужно, чтобы ты усугублял эту ситуацию. Малфой говорил с таким неприкрытым отвращением в голосе, что Гарри даже обрадовался, что не успел рассказать ему свою последнюю тайну. — Хорошо, — буркнул Гарри, запустив ногу в одну из штанин. Они одевались в полной тишине, и было такое чувство, что предыдущих сорока пяти минут не было. Что это были просто галлюцинации из-за жары. Тогда с ним говорил Драко, а это был Малфой. А Малфой был закрытым и холодным, как и всегда. Гарри тяжело выдохнул, и Малфой одарил его убийственным взглядом. Да, все как прежде. Несколько минут, что он одевался, казались вечностью. Воздух был раскалён до предела, и натягивать вещи поверх мокрого тела стало практически невозможно. По груди и шее стекали тяжёлые капли пота, и Гарри приходилось изворачиваться в самые неудобные позы, чтобы натянуть на себя промокшую одежду. Все это время Малфой околачивался возле двери, и от него исходило такое сильное напряжение, что у Гарри даже начало покалывать кожу. Наверху послышались громкие шаги, после чего Рон отдалённо протараторил: — Вот здесь. Несмотря на то, что он не слышал его голос уже шесть лет — ещё с того дня, как его оправдали в суде, Гарри моментально узнал Люциуса, который, растягивая гласные, накладывал заклинание на дверь. «Я спокоен, — убедительно повторил себе Гарри. — И стопроцентный натурал». Малфой, в свою очередь, ещё сильнее напрягся, хотя Гарри честно казалось, что больше уже просто некуда. Дверь широко распахнулась, впустив в комнату свежий холодный ветер. Гарри вывалился в коридор, жадно глотая ртом спасительный воздух. Рон резко отшатнулся от жара, который волной повалил из комнаты, отскочив поближе к стене. — Драко, — сдержанно обратился Люциус к сыну, напрочь игнорируя присутствие Гарри. — Я так понимаю, что этот случай тебя тоже не убедил? — Я не собираюсь с тобой здесь об этом разговаривать. Хотя нет. Я вообще не собираюсь с тобой об этом разговаривать. — Я не позволю тебе так бесполезно рисковать своей жизнью, — выдавил Люциус, скривив губы. — Это не бесполезно! Это моя сраная работа! — заорал Малфой. — И сейчас, по всем правилам, я должен обратиться в Мунго для немедленного лечения после произошедшего инцидента. Поэтому прошу меня простить. — И что мне говорить твоей матери? — Передай ей, что увидимся в воскресенье, — рявкнул Малфой и исчез с лёгким хлопком аппарации. — Я, эм, я бы хотел Вас поблагодарить за то, что нас вытащили, — прервал Гарри неловкую тишину, которая образовалась после внезапного ухода Малфоя. — Уверяю вас, мистер Поттер, если бы там не было моего сына, то я не стал бы тратить своё время даже на аппарацию сюда, — на этих словах он тоже исчез. — Вау. Просто дивная семейка, да? — саркастично усмехнулся Рон. У Гарри в голове промелькнули все те истории, которыми с ним поделился Малфой о своём отце, и он понял, почему тот был таким нервным и напряжённым все это время. — Все не так просто, — выдохнул Гарри. — Аппарируешь меня до святого Мунго? Давай уже покончим с этим на сегодня.