Толпа восторженно взревела уже который раз, и было похоже, что жуки даже не собираются униматься.
— ХИЛЬДА! ХИЛЬДА! ХИЛЬДА!
Хлопки сотен маленьких ладошек сливались со стуком такого же количества копий и джерид, что обрушивали древком в землю в этом общем порыве дикой радости.
— ХИЛЬДА! ХИЛЬДА! ХИЛЬДА!
Огненная муравьиха стояла над трупом поверженного длиннотелого жука, чья грудина была пробита насквозь коротким копьем с обоюдоострым лезвием. Ее огромный шестилапый питомец грузно топал на месте в такт громким восхвалениям его хозяйки, едва не топча под собой убитого жука.
—
И так будет с каждым, кто осмелиться бросить вызов Огненной Охотнице!
После этих слов толпа взревела еще громче, ринувшись к жучихе, подхватывая и поднимая ту над землей, и пронося от поверженного ею жука вплоть до фонтана на главной площади. Ее питомец шел рядом, ему даже освободили приличное количество места и также, как и его хозяйку, забрасывали фиолетовыми лепестками аконита. Могучий зверь тоже ведь потрудился в этой битве на славу.
Хильда потрясала блестящим на свету копьем, крича что-то вдохновляюще-воинственное толпе, в то же время думая, что совсем не этого ожидала, когда решила просто проучить наглую выскочку, что оскорбила ее и ее товарищей по труппе. Оказалось, выскочка был сыном какой-то почившей не так давно большой шишки, что буквально душил непомерными налогами жителей этого небольшого городка. Любого, кто ему противился, ждала плаха либо мучительная смерть от яда в клетке, подвешенной над главными воротами города.
Когда труппа только остановилась неподалеку, Маэстро, разумеется, сразу же почувствовал преследующий буквально каждого в этом месте страх. И, почему-то, послал именно ее осмотреться и оповестить жителей о прибытии шапито. Надо сказать, что встретили жучиху в городке не слишком-то дружелюбно, а именно — сразу взяв в колючее кольцо копейных лезвий ее питомца и ее саму, едва она спешилась. Муравьиху подобное неприятно удивило и она, в своей неповторимой манере, сразу же пояснила окружившим, что они «немножечко не правы». Нет, она никого не убила, — подобное было запрещено, — просто очень сильно потрепала. Как оказалось, это были самые сильные воины из имеющихся, хотя Хильда тогда откровенно рассмеялась: уж слишком посредственными противниками эти «лучшие из лучших» оказались. Немного позже, когда она рассказывала на открытой веранде какой-то забегаловки про труппу, примчалась местная детвора с воплями, что «тиран вернулся, прячьтесь, кто может». Уже в этот момент Хильда немного напряглась. Ну, а уж когда собственной персоной явился худощавый усач с требованием немедленно вынести ему положенный налог, и начал в открытую высмеивать одежду мирно пьющей за столиком чай жучихи, и всю труппу попутно, она не выдержала и, выйдя «пред наглые очи» нахала высказала все, что она о нем думает. Тот аж опешил от неожиданности — ему редко кто мог что-то высказать один на один. Как минимум из-за охраны, что всегда таскалась за его спиной, своим массивным и агрессивным видом распугивая всех на расстоянии нескольких шагов. Хильду они откровенно насмешили: слишком неповоротливые, просто измотать, легкая добыча, даже не соперники, а так, развлечение.
С охраной она разобралась быстро, а вот усач оказался весьма проворным для своего телосложения, а те грязные трюки, что он использовал в бою, только подкрепляли его кличку «главного говнюка в городе». Что ж, Хильда, и правда, попотела в этом поединке: не ожидала она, что за крикливой оболочкой может скрываться очень даже хороший воин. Эх, не будь таким заносчивым говнюком по отношению к другим жукам, они могли бы подружиться, наверное. Но жучиха просто не смогла простить усачу его неуважительное отношение к ее товарищам и Маэстро.
Когда ей кто-то кинул копье она не заметила, но ловко его перехватила и, увернувшись от подножки и чуть отклонившись влево, пробила усачу грудину, после чего, рывком, с треском и хищным циканьем, выдернула оружие, пнув напоследок, застывшего от шока жука. Питомец поддел заваливающегося усача на рога, взревев и отбрасывая, затем, за себя. Жужек сам по себе был далеко не маленьким питомцем, ну, а уж столкновение с землей при падении с такой высоты, в дополнении к пробитой грудине, довершили бой, выбив из хрипящего усача остатки его жалкой душонки. Отчего-то, после этого боя и того, какими глазами на нее смотрели освобожденные жители первые несколько минут, муравьихе захотелось срочно нырнуть в ближайшее озерцо или глубокую лужу, и хорошенько там себя прополоскать. Страх жуков городка молниеносно сменился на восторг и обожание, почитание и восхищение. На нее так смотрели разве что только на сцене, когда труппа давала представления.
Когда же маленький рыжий муравьишка робко подошел к ней и, перебирая в лапках цветок аконита, протянул его ей, внутри Хильды словно что-то щелкнуло. Убит один тиран, но могут прийти другие. Те «защитники», что есть у городка, ни на что не годятся, их надо многому научить. И тех малышей, что уже с младых когтей знают лишь страх и безысходность, тоже надо научить постоять за себя. И не только. Никто из живущих в городке не смог бы внушить толпе, что привыкла к страху и подчинению, что есть другой путь и другая жизнь. Но ладно взрослые, но дети. Они совершенно точно не заслуживали такого жалкого существования.
В тот же вечер, уже после представления, муравьиха решила поговорить с Маэстро о том, что хочет остаться в городке. Скарлет столкнулась с ней почти у самого выхода из главного шатра, едва успев отойти в сторону, иначе бы рисковала быть снесенной с ног взволнованной дрессировщицей.
—
Значит, ты покидаешь нас, Хиль? — с ноткой грусти произнесла бабочка видя, как дрессировщица складывает свой нехитрый скарб в дорожные сумки и вешает те на питомца.
—
Ха, вот только не говори, что скучать будешь, не поверю, — рассмеялась огненная жучиха, после чего протянула лапку и, наверное, впервые за все время знакомства, похлопала флейтистку по плечу, после вмиг посерьёзнев, —
может, и пересечёмся еще, как знать. Ты это… присматривай за Фаустино, он же ходячий сборник проблем для труппы!
—
Обязательно присмотрю, — Скарлет тепло улыбнулась, осторожно обняв Хильду и выслушивая ее бубнеж про «гусеничные нежности», —
береги себя. И Жужека.
Когда труппа вновь двинулась в путь, бабочка обернулась, встречаясь взглядом с гордо восседающей на огромном шестилапом жуке огненной муравьихой, на чьей голове красовался венок из аконитов. Что ж, оказывается, даже у такой крикливой и невыносимой особы, как Хильда, глубоко внутри живет такое понятие, как благородство и забота не только о себе.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Языки огня охватывали сложенные в подобии домика ветки, облизывая прутики поменьше, и с жадностью заглатывая те, что побольше. Он трещал, разбрасывал маленькие искорки вокруг, плясал по веточкам и оставшимся на них кое-где листикам. Дым, надоедливым пискуном, так и норовил подлететь и забраться в глаза, заставляя те слезиться и отворачиваться. Но она не отвернулась, чувствуя на своих плечах лапки молчаливой стражницы, что будто бы стремилась таким образом успокоить её и придать сил.
Прошлой ночью не стало Святой. Тихо. Незаметно. Просто утром из ее шатра не донесся привычный смех, а Брумм, что зашел выяснить причину, стал выглядеть еще мрачнее и задумчивее, чем обычно.
В этот раз им пришлось остаться на стоянке до вечера, лишь ближе к ночи собравшись в дальнейший путь. То, что осталось «в наследство» от богомолихи отдали близнецам, которые еще при жизни Святой очень интересовались тем, что делала жучиха. Что ж, возможно, оно и к лучшему.
Все живое имеет свое начало и свой конец. Так заведено природой. И от этого никуда не денешься, сколько ни беги.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Миловидная молоденькая саранча в желто-зеленой накидке что-то усиленно пыталась донести кивающему на все ее слова Фаустино. Который выглядел несколько сконфуженно и удивленно одновременно. Ну еще бы! Только приехали, а его уже в женихи записали. Да еще не абы к кому, а к дочке одного из местных влиятельных богатеев. К слову, её саму артист помнил прекрасно, а вот статус в обществе не очень. Ну ведь и как такую жучиху да не помнить: после того представления, что труппа тут устроила пару лет назад, она почти до самого их отбытия за ним хвостом ходила. Правда, тогда она была гораздо меньше и была больше похожа на нескладного подростка, нежели на прекрасную леди. Однако годы свое-таки взяли, и теперь эта жучиха стала завидной невестой. С очень крутым характером. Вот прям так и заявила папаше, мол «батенька, а не пошли бы ваши женихи племенные лесом и полем? Я уже выбрала себе пару. И нет, я его дождусь. Да, он артист из цирка, но он МОЙ артист. И нет, наследства ты меня не лишишь — слишком любишь свою единственную доченьку».
Собственно, стоило ярким шатрам Маэстро раскинуться на окраине города, как эта особа незамедлительно нанесла «визит проверочной вежливости» в поисках своего избранника. В тот день Фаустино понял, что попал всерьез и на всю оставшуюся жизнь. Потому как от таких не убегают, и не только потому, что цепные охраннички обратно притащат, коль хозяйка пожелает. Подобная настойчивость в выборе и ожидании была не слишком-то свойственна богатым мира сего. А когда отец жучихи отошел обсудить «кое-что» с хозяином труппы, а охрану спровадили к близнецам « за амулетами на удачу будущим и очень скорым молодым», пара, наконец-то, смогла спокойно поговорить друг с другом почти с глазу на глаз. Почему почти? Они не заметили, что стояли совсем близко к шатру бабочки, которая даже играть на пианино перестала, когда поняла, КТО же стоит за полотном ее обители.
—
Кто бы мог подумать, что карма тебя настигнет подобным образом, — Скарлет хихикнула наблюдая за тем, как невеста лучника раздает указания по переносу вещей избранника из его шатра в их будущее «семейное гнездышко», -
правду говорят, от судьбы не убежишь.
— Да-да, я уже понял, что ты «очень будешь по мне скучать», аленькая, — Фаустино лапкой зачесал усики за голову и вымученно выдохнул, — но ведь она так молода! Я ж на хрен знает сколько лет ее старше! Ну да, форма у меня, конечно, ничего так, фору многим соплеменникам помоложе дать могу. Но, все же, я ее не очень понимаю.
—
Да ты прям сама скромность, — бабочка прыснула со смеху, сложившись пополам, —
знаешь, говорят «любви все возрасты покорны». Вы точно нашли друг друга правильно. С чем я тебя, кстати, и поздравляю, пижон.
Фаустино пробурчал что-то непонятное, позже широко улыбнувшись и, почти мгновенно, подлетая к нежданно-неожиданной, но приятной невесте, что поманила его к себе сложенным веером.
На этот раз труппа задержалась в новом городе примерно на неделю…
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------
—
Виджул, я тут у тебя нитки одалживала, вот, возвращаю, и… Виджул?
Скарлет растерянно огляделась, едва переступила порог шатра портного: его внутри не было. Не было его ни в шатре с амулетами близнецов, ни у сцены главного шатра. Нигде в пределах труппы жука она так и не смогла найти. Помогла наблюдательность Сериф: жучиха сказала, что пару часов назад старый шелкопряд ушел в сторону местной речушки, что текла неподалеку среди скал.
Когда бабочка, наконец, сумела его найти среди уступов и камней, тот сидел, сложив все свои лапки на пушистой грудке, и тихо напевал какую-то песенку. Увидев поднимающихся к нему Скарлет и Сериф, Виджул чуть дернул усиками на голове, вздыхая.
—
Что ты делаешь так высоко, Виджул, — бабочка бросила острожный взгляд вниз, откуда только что поднялась, — э
то же опасно!
—
Э-хех, алокрылое дитя, мне тут не страшно, — прежде, чем Скарлет открыла рот, чтобы спросить, шелкопряд прокашлялся и, махнув одной из лапок на пещерку позади себя, продолжил, —
ведь тут я родился и рос. Я знаю все местные ходы и переходы. Где опасно тут, а где тишь да гладь. Да… старые воспоминания, порой, могут вдруг стать настолько яркими.
—
Ты… родом отсюда? — удивилась бабочка, дотрагиваясь до прохладного камня под собой, —
но тут же одни камни! А шелкопряды, насколько я знаю, селятся вблизи шелковиц. Как твою родню занесло в такие, не слишком-то пригодные, для вашего вида края?
—
Ох, милое дитя, — прокряхтел Виджул поведя большим грязно-белым крылом, —
мы не выбираем обстоятельства нашего рождения. Порой жизнь вносит такие коррективы в планы, что остается только благодарить за то, что вообще родился и выжил. Да. Но я не жалуюсь, ты не думай.
— Вы ведь не вернетесь с нами обратно в труппу? — Сериф в задумчивости смотрела как падает поток воды из расселины среди камней вниз, в общий бассейн.
—
Эх-хех, проницательное дитя, — шелкопряд вздохнул, свесив усики по краям седой головы, —
я прожил достаточно, чтобы, наконец, иметь возможность вернуться в родные края. Я много повидал благодаря труппе Маэстро. Но пришла пора ему двигаться дальше, а мне же остаться здесь, среди родни почившей. Они так давно меня ждут.
Скарлет замерла, перебирая складки своего платья. Слова, сказанные шелкопрядом, были так просты, но в то же время, так не хотели укладываться в ее голове. Виджул не просто пришел родные места посмотреть-вспомнить. Нет-нет. Он намеренно шел сюда. Шел изо всех остатков своих сил на вечную встречу с заждавшейся его по ту сторону грез родней. Он пришел сюда, чтобы…
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
Повозка медленно покачивалась в такт неспешному ходу мрачных скакунов. Старые иссушенные корни большой шелковицы уже скрылись из виду, когда бабочка, наконец, открыла запечатанный конвертик, прикрепленный к большой коробке, что сейчас была в одном из тюков с ее вещами.
Он сшил это для нее, ее рыжеглазой подруги и близнецов. Подарок из атласной ткани с тонким шелковым узором поверх, индивидуальным для каждого, кому это было предназначено.
Прощальный подарок.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Она, кажется, снова задремала, когда вдруг проснулась от легкого прикосновения к своей щеке.
—
Ждала так долго ты, мой милый друг, — хриплый, но такой родной, голос Маэстро тихо прошелестел где-то над ее головой, —
прошу меня простить.
—
Ничего страшного, Маэстро, — бабочка улыбнулась, скрыв зевок за взмахом алого крыла, —
что сегодня Вы хотели бы услышать?
—
Тот зов, что днем покоя не дает, и ночью ядом в сердце проникает. — Гримм расположился среди подушек своего ложа, прикрыв глаза.
Скарлет послушно кивнула, поднося верную флейту к губам. По комнате закружились удивительные легкие звуки, что словно тонкой паутинкой опускались на всё и вся, что было вокруг. Манящие, словно бы образ чего-то родного и недосягаемого вдалеке. Такие близкие, что ощущаешь их на своих пальцах. Такие далекие, будто мерцающие звезды в небесах. Прекрасные и холодные словно вода в горном ручье. Опасные и обжигающие, будто пламя костра. Будто пламя, что она каждый раз видит в глазах Масэтро, когда он зовет ее к себе.
Гримм выглядит усталым, его прекрасные алые глаза закрыты, а сам он очень тихо дышит, будто бы задремав под звуки флейты его ученицы. Скарлет уже давно заметила, что хозяин Мрачной труппы перестал танцевать с пламенем на сцене, как раньше. То есть, он по-прежнему, конечно же, исполнял свой танец, вот только огонь в его ладонях уже не искрился той жизнью и живостью, как раньше. Все чаще бабочка могла видеть в глазах Гримма затухающие уголья вместо яркого костра.
Из всей труппы остались только сам Гримм, верный ему Брумм, сама Скарлет, ее подруга и стражница Сериф, и близнецы Чирр и Крикет. Вряд ли подобный «набор» можно было уже называть труппой, уж слишком их мало осталось. Основной заработок во время их стоянок теперь ложился почти полностью на амулеты и прочие безделушки близнецов. Иногда на музыкальные выступления Скарлет. Сам же Маэстро выходил «на пламенный танец» лишь пару раз, после чего почти перестал показываться из своих покоев.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
Как умирает пламя? Пожалуй, спроси ее об этом годами ранее, Скарлет бы не смогла точно ответить на вопрос. Теперь же она знала ответ, но не пожелала бы отвечать. Потому что видела это воочию и чувствовала всеми клеточками собственного тела. Маэстро Гримм, Алый Бог, хозяин Мрачной труппы, ее идол — он угасал подобно пламени свечи, что оплавилась почти до самого донышка плошки. И он сам об этом прекрасно знал. И Брумм тоже знал. Да и Сериф, в общем-то, наверное, тоже. Это невозможно было не чувствовать, трудно было не догадаться, когда даже самые маленькие фонарики в шатре почти перестали освещать пространство вокруг себя.
—
Маэстро, — когда на нее воззрились эти прекрасные алые глаза, бабочка невольно залюбовалась ими, умолкнув на секунду, —
могу я пригласить Вас на танец?
—
Ты? Меня? — казалось, Гримм был немало удивлен подобным предложением от ученицы. Впрочем, наверное, так оно и было, ведь только он всегда предлагал подобное, не наоборот.
Скарлет смиренно склонила голову, прижав обе пары усиков к голове. И что на нее нашло? Если сейчас Маэстро рассердится или рассмеется ей в лицо, она поймет, и даже не обидится. В конце концов, сама же виновата, ведь ее позвали играть, а не танцевать.
Свет фонариков немного разогнал мрак, что стоял над сценой уже второй день. Тихая музыка, звучащая будто бы из ниоткуда, давно перестала удивлять ее. Через приоткрытый купол шатра лился яркий свет бледной луны, что, наконец-то, смогла пробиться сквозь плотную пелену облаков, став молчаливой наблюдательницей неожиданного танца.
Мелодия будто бы впитала в себя какую-то неизвестную, древнюю магию, спящую глубоко в земных недрах, затем вдруг решив отдать ее, посыпав щедро блёстками из звёздной пыли, едва первые ноты показались из своего «укрытия». Кристальная чистота посеребрённого источника, что струится по камням, стремясь донести свои воды до ждущей его реки. Спящий карнавал, чей хрупкий покой пахнет жженой карамелью с привкусом пепла и пламени.
Лунный свет выхватывал из полумрака то одного танцора, то другого. Потянуться всем телом, выгнуться навстречу этому свету, будто бы пытаясь стать его частью. Отступить назад, прижавшись к огню, отдавшись в лапки его живому воплощению, ощущая сквозь хитин этот жар. Прикрыть глаза, обернувшись вокруг себя. И после распахнуть, встретив огненную бездну алых глаз напротив, увлекающую в единый миг за собой.
Сомнения, страхи, усталость, невидимые, но очень прочные цепи. В этом танце было всё. И чувства. Настоящие, не скрытые под масками и фальшивыми улыбками. Не в угоду кому-то, но лишь искренности ради. Во лжи нет смысла, когда и слов не надо, чтобы узнать-узреть правду. И хоть от этого ей совсем не легче, но видеть хотя бы на несколько кратких мгновений прежнее пламя в удивительных и прекрасных глазах Маэстро стоит того, чтобы не спать в эту ночь.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
Утром она узнает, что и Брумм покинул труппу. Тем же утром она найдет в своей броши-фонарике последний отзвук пламенных снов Маэстро, которые влекут за собой собирать сбежавшие грёзы павших королевств. Шатра Маэстро больше нет, лишь ее собственный да близнецов останется на стоянке среди опавших фиолетовых лепестков лаванды.
Сериф поможет собраться и даже не спросит ничего. Скарлет будет ей за это благодарна. Даже шумные прежде близнецы будут на удивление тихими и безмолвными, пока мрачные скакуны не увезут повозку с полотном их шатров и нехитрым скарбом подальше от лавандового поля.
И воспоминаний о прошедшей ночи под бледным светом полной луны и танце в объятиях пламени, которое не жжёт снаружи, но до тла выжигает изнутри.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------
— Ого, вы слышали? Бродячие артисты приехали!
—
Да много ли? Я слышала, всего-то пара акробатов да музыкант.
— Говорят, у них есть амулеты на удачу в торговле, на счастье в любви, на защиту в дальней дороге. А еще они могут будущее твое прочитать!
—
Да неправда ваша.
— А вот и правда. Не далее, как этим утром мне жучиха оттуда нагадала прибыль. И ведь точно — самый дорогой комплект мебели буквально спустя полчаса купили! Я теперь месяц могу не работать!
—
А еще говорят, что музыкант у них просто прелесть!
— Кто о чем, а ты все о красотках, хах!
Группа жуков, весело переговариваясь, поднималась на лифте со станции рогачей в Грязьмуте. Весть о том, что недавно в городок над королевством прибыли бродячие артисты очень быстро разлетелась по переходам и разным уголкам восстанавливаемого Халлоунеста. Кому ж не захочется отвлечься от привычной рутины да еще и подобным образом?
К вечеру в высоком шатре было не протолкнуться: мест было не так много, а вот желающих посмотреть на прибывших гостей очень даже. Высокая рыжеглазая жучиха в длинной красной накидке и белой маске внимательно осматривала каждого входящего на предмет билета и оружия прежде, чем запускать внутрь. У ног ее шныряли юркие белые комочки-паучки, что любопытно озирались вокруг всеми своими восемью глазками. Почти у самого входа в зал за длинным широким столом расположилась артистка-сверчок, также в алых одеяниях, продавая разные амулеты и просто красивую бижутерию всем желающим за вполне приемлемую цену. Похожий на нее как две капли воды второй артист приветствовал пришедших и указывал на места в зрительном зале. Когда же все ряды, наконец, были заполнены, сверчки скрыли столик с амулетами плотной шторой, исчезая за кулисами. Как только откроется занавес на сцене, настанет их черед превратиться из торговки и портье в воздушных гимнастов и поразить почтенную публику своими головокружительными номерами «под куполом цирка».
— Чирр и Крикет уже почти закончили свой номер, — Сериф заглянула в гримёрную, служившую по совместительству, личными апартаментами ее подруги, — ты готова?
—
А может быть иначе, — Скарлет поднялась со стула, поправляя опадающий лепестками на ее плечи ворот платья, — почтеннейшая публика ждать не должна. По крайней мере больше, чем нам то нужно будет.
Где-то вдалеке зал разразился бурными аплодисментами, сквозь которые можно было услышать голоса близнецов, что о чем-то радостно говорили пришедшим на выступление.
<
Святая… земля>
Бабочка глубоко вдохнула и тут же выдохнула, поднимая голову вверх, под свет фонарика над собой, ожидая, когда поднимется занавес.
Стальной бок верной флейты блеснул в свете огня, мгновением позже давая своей хозяйке закружить, увлечь публику строящимся на сцене из нот удивительным миром, что словно бы был укутан в прозрачный шлейф из пламени и нитей полумрака. Мелодия звала, вскрывала потаенные секреты, давала обещания и грёзы тем, кто слушал и слышал.
Сериф незаметно наблюдала за Скарлет и публикой со стороны выхода из зала. Лучшее место, все прекрасно просматривается и слышится. На взвившейся и вслед за тем опавшей, словно угасающее пламя, ноте, жучиха прикрыла глаза.
<
Сонастрой… Богов>
