***
— Пустишь? — тихо бросил Андрей, просовывая голову к Сереге. — Ты таки вышел из своей социальной депривации? — обернулся Круппов. — Заходи. Выбор был обусловлен тем, что у них в комнате все трое были достаточно тактичны, чтобы лишний раз не лезть к Андрею. Зараза сидел на подоконнике, дымил в открытое окно, Сега стоял и курил рядом, а Рома негромко мурлыкал себе что-то под нос, лёжа с книгой. На фоне негромко играло что-то из старого русского рока. — Я тут у вас попишу? — Ты чего, за учебу взялся? — удивлённо брякнул Рома. — Заходи конечно, падай. — Можешь на мою, я все равно ещё тут сидеть буду, — улыбнулся Зараза. — Не продует? — Да что ему станется, — усмехнулся Круппов. — Тебе помочь? — Ага, вычитаешь потом, я же… не вижу, что печатаю. Андрей молча открыл ноутбук, усевшись на кровать Заразы и привалившись к стене. Стучать по клавишам он начал с тихим выдохом. Сега неопределённо переглянулся с Ромой, а после включил чайник, ковыряясь в прикроватной тумбе в поисках сахара и пакетиков. — Чай кто будет? — Я кофе, — отозвался Локи с кровати. Зараза просто качнул головой, а Андрей вообще не отреагировал. Время было уже позднее, экзамен завтра был только у Сеги и тот, очевидно, был уже готов, ведь паники не наблюдалось. Круппов налил себе чаю, Роме в руки впихнул кофе, и они с Заразой умостились смотреть какой-то сериал про серийных маньяков. Андрей пытался погрузиться в работу, надев наушник, чтобы голосовой помощник мог читать ему вслух. Не видеть написанное было трудно, писать нужно было шквалом, а мысли не складывались в текст. Начатая им заранее работа к Шило, имеющая автобиографический характер, резко стала неактуальной. Там Андрей писал про ганфайтера с Дикого запада, душу компании, которого законники гонят на восток, и нигде во всей стране ему нет места, хоть и автобиографичность тут была притянута за уши. Теперь же это все не шло. Спустя пятнадцать минут выдавливания из себя текста, он просто создал новый файл и начал бессвязно писать. Буквы складывались в слова, слова в предложения. Он писал про певца, севшего на героин, про то, как моральное разложение сказывалось на творчестве. Из-за неадекватного поведения от главного героя постепенно отворачивались все его знакомые и друзья, а когда отвернулась и семья — наступила точка невозврата. Он твёрдо решил начать все заново, смыл в унитаз весь запас наркоты, который у него был, сел на автобусную остановку с минимумом вещей, надеясь уехать в другой город и там попробовать жить с чистого листа, но автобус, который должен был его забрать, на полной скорости влетел в остановку. Судорожно дописав скелет сценария, он поднялся на ноги, намереваясь покурить и отдать на вычитку Сеге, но голова вдруг закружилась, а в ногах разлилась слабость. Андрей грохнулся на пол прямо у кровати с таким оглушающим звуком, что услышал даже Рома, сидевший в наушниках. — Блять! — подскакивая к сценаристу, выплюнул Локи. — Андрей! — Он без сознания, — бросил Круппов, нащупывая пульс. — Все вроде нормально, дай нашатырь. Зараза соскочил с подоконника, прошуршал ящик с таблетками, наполовину, как у настоящих уважающих себя алкоголиков, заваленный разномастными сорбентами, выудил пузырёк, полил им ватку и протянул Сеге. — Давай, Андрюха, просыпайся, — ровно забубнил себе под нос режиссёр, поднося к лицу парня нашатырь. Возвращался Пиро запредельно вяло, пошевелив мелко дрожащими руками и осоловело приоткрыв глаза. — Живой? — осведомился Сега, помогая встать и поддерживая парня под спину. Рука, скользнувшая по позвонкам, кажется, не напрягаясь, могла пересчитать их все. Не то, чтобы Круппов имел опыт в щупаньи Андрея, но таким худым тот точно не был. Сега бесцеремонно схватился за его ребра, и под каждым нашёл многозначительные впадины. — Извините, ребят, — неловко оскалился Андрей. — Поплохело, что-то. От лекарств, наверное. — Пойдём выйдем на свежий воздух, — резко ухватив Андрея за руку, бросил Круппов. На молчаливые недоумевающие взгляды остальных двоих он лишь молча кивнул, подтверждая, что все под контролем. — У меня куртка не с собой, — с некоторым недоумением отозвался сам Андрей. — Мою наденешь, — хмыкнул Круппов, подхватывая из шкафа свои пуховик и пальто. — Пойдём. И уверенно потянул его за руку вниз по лестнице, по пути накинув на Андрея пуховик. На улице Пиро затормозил, явно будучи уверенным, что они постоят, подышат и вернутся, но у Сени на него были другие планы, и он поволок его дальше. — Эй! Куда мы идём? — возмутился Андрей, чуть не поскользнувшись на гололеде. — В кафе. Ты же упал в голодный обморок, — буднично отозвался Сега. — Тормози! — нервно выдал Пиро, резко остановившись. — Я никуда не пойду. Не хочу есть. — И сколько дней ты уже не хочешь есть? — мрачно поинтересовался Круппов, тормозя напротив и складывая руки на груди. — Серёг… — начал Андрей, но не придумал, как продолжить. — Не услышал аргумента, — фыркнул Сега. — Значит либо ты идёшь со спокойным мной, либо я зову Жалелова, и мы под белы рученьки тащим тебя в кафе и кормим насильно. — Только не Жалелова! — взвыл Андрей, а в незрячих глазах замелькала зарождающаяся истерика. — Я не могу есть, Сережа, пожалуйста! — Как насчёт пообщаться наедине тогда? — смягчился Круппов, аккуратно беря его за руку. — В кафе. И я попрошу тебя хотя бы выпить сладкого кофе. — Ладно, — опустил голову Андрей. — Стрельнешь? Ближайшая кофейня у них была буквально через дом, и по дороге до туда они молча курили, а когда остановились докуривать перед входом, Андрей приподнял свою руку, которую сжимала огромная ладонь Круппова и усмехнулся: — Прям напрашиваемся. — Во-первых, мы в Питере, тут этим никого не удивишь, а во-вторых, какой дебил будет в лицо называть меня пидором? — Ну да, — кивнул Пиро, припоминая громадную Серегину фигуру и вечно мрачное лицо. Сега взял себе американо, Андрей — латте, закончили с официантом, и лишь после Круппов осведомился: — И сколько ты уже не ешь? — Я ем, — качнул головой Пиро. — Вчера ел. — Что? — полным сомнений тоном осведомился режиссёр. — Половину сникерса, — со вздохом отозвался Андрей, опуская голову и пряча взгляд. Ему было неловко, но врать Круппову было абсолютно бессмысленно, ведь факты на лицо, а Сега чрезвычайно хорошо разбирается в людях. — Ну так и сколько ты нормально не ешь? — переформулировать вопрос, сделав акцент на слове «нормально» бросил он. — С момента попадания в больницу, — тихо бросил Пиро. — То есть четвёртую неделю? — уточнил Круппов скорее для того, чтобы Андрей осознал длительность этого периода, нежели для себя. — Значит, так, — кивнул сценарист. — Ты окончательно сдохнуть хочешь просто? — серьезно спросил Сега. Для подобного разговора очень не хватало зрительного контакта, поэтому Круппов не придумал ничего лучше, чем ухватить Андрея за мирно лежащее на столе запястье. Это, кажется, сработало. Сценарист даже слегка вздрогнул. — Не знаю, почему так получилось… мне кусок в горло не лезет, — Пиро говорил это отвернувшись, будто боялся смотреть другу в глаза. — Это от стресса, я понимаю, но все ведь закончилось. Надо начинать жить нормальной жизнью. — Какой нормальной, Серёг? — мрачно выдохнул Андрей. — Какой есть, — в тон ему отозвался Круппов. — Это трудности, к тому же, вероятно, временные. Прости, за то, что назову сейчас это грубо, но живут же как-то инвалиды? — Живут, но хуево, — фыркнул Андрей. — Не извиняйся, ты все своими именами назвал. Сега замолчал, сказать ему было нечего. Действительно, живут так только хуево. Жить с кайфом без глаз, в особенности когда они у тебя когда-то были, вряд ли удастся. По крайней мере точно не в ближайшее время. Круппов не нашёлся для продолжения вправления мозга, а потому лишь взял Андрея за руку по-нормальному и тихо бросил: — Я рядом, если что. Пиро сжал его ладонь, а после и вовсе прижался к ней лбом, почти ложась на стол. — Что у вас с Ваней случилось? — осторожно спросил Сега. — Не говори про него при мне, — поморщился Андрей. — Ненавижу его. — Раньше ты таких слов в отношении него не употреблял, — хмыкнул Круппов. — Он виноват в том, что случилось, — отстранённо бросил Андрей. — Насколько мне известно, ослеп ты из-за химки, а не из-за аварии. — Серёг, я же сказал, что не хочу об этом, — устало выговорил Пиро. — Андрюх, ему, мне кажется, больно из-за твоего к нему отношения, — зашёл с козырей Сега и не прогадал. — В таком случае я рад, что больно не одному мне. Круппов вновь промолчал. Очевидно, ничего конкретного Андрей ему говорить не планировал, но это уже немного проясняло ситуацию. Никому не может быть больно из-за человека, на которого ему плевать, а значит произошло что-то, после чего они не могут больше равнодушно друг к другу относиться. — Ваш кофе, — оповестил официант, опуская на стол две чашки. Сега самостоятельно высыпал Андрею три ложки сахара в латте.***
— Вань, какое метро? Ты ебанутый? — Храмов смотрел на него как на умалишенного. — Я не могу ездить на машине. Мне плохо становится, — повторил Рудбой. — У нас пандусов нигде нормальных нет, мы с тобой даже не спустимся. Не дури, — качнул головой Леха. — Ладно, — медленно и неуверенно кивнул Ваня. — Давай попробуем. Храмов помог ему пересесть в свою машину, убрал коляску в багажник, а сам сел за руль и завёл, внимательно глядя на стремительно бледнеющего Рудбоя. — Блять, нет, так тоже невозможно, — выругался Леха, глуша машину. — У тебя панические атаки? — Вроде того, — тихо отозвался Ваня. — Похеру. Не поедем никуда. Пошли в бар ближайший. — Ну так же тоже нельзя. Перемещаться придётся, — устало скинув обе руки на руль, сообщил Леха, а потом вдруг вскинулся. — Придумал! Давай наберём кому-нибудь, вдвоём мы тебя на руках сможем занести в метро и вынести оттуда. — Нет-нет-нет, ты чего, — поморщился Ваня, замотав головой. — Это же пиздец… — Ну заебись, а у тебя ещё идеи есть? — обернулся к заднему сидению Леха. — Что тебе не нравится? — Это… — Ваня скривился, словно его заставляют голыми руками копаться в чем-нибудь мерзком, вроде слизней. — Унизительно. Леха уже открыл рот, чтобы спиздануть что-то очень деликатное, вроде «ну охуеть ты чувствительный», но вовремя опомнился и закрыл варежку, медленно подбирая слова. — Вань, это не стыдно. У всех бывают… сложные ситуации. — Я знаю, — поджав губы, отозвался Евстигнеев. — Но не могу я так… — Ты поэтому днём в коридорах общаги не появляешься? — осведомился Леха. — Откуда знаешь? Макс распиздел? — Вань, об этом все говорят, ты же не думал, что вас с Андреем после такого обсуждать не бу… — глядя на меняющееся лицо Рудбоя, Леха осекся, но слишком поздно. — И что говорят? — звенящим от напряжения голосом поинтересовался Ваня. — Э… я что, слушаю что ли? — попытался выкрутиться Храмов. — Умения врать в тебе как и тактичности, — напомнил Евстигнеев. — Да ничего такого! Знакомые парни переживают, девочки жалеют! Вообще, с каких это пор тебя волнует чужое мнение?! — Всегда волновало, — едва слышно отозвался Рудбой. — Это ты слепой еблан. — Ну спасибо, — обиженно фыркнул Храмов, переваривая эту мысль. Он знал Ваню уже три года, и правда не придавал значения его редким реакциям на окружающих. Обычно Рудбой выглядел так, будто срал на всех как голубь с карниза многоэтажки, но изредка случались моменты, когда он реагировал на чьи-то задевающие слова. В таких ситуациях Ваня обычно становился возмущённо-агрессивным. И обычно эти ситуации происходили с Андреем. Но подавляющее большинство времени Евстигнеев был самим собой: холёным и эгоистичным бэдбоем, которому не до какой-то там болтовни вокруг. — Тебя правда это задевает? — помолчав, спросил Леха. Ваня промолчал: то ли обиделся, то ли отвлёкся на какие-то свои размышления. — Но на тебя ведь всегда все смотрели. Тебя только ленивый взглядом не провожал! — Да, но не жалостливым. Я же не мокрый щенок, чтобы на меня так смотреть, — тяжело вздохнул Рудбой. — Забыли. Распиздишь кому-нибудь — прибью. — Понял-понял, — продемонстрировал открытые ладони Храмов. — Что делать-то будем? — Да не знаю я, — поморщился Ваня. — Езжай, не обращай на меня внимания, по пути заезжай в аптеку и возьми успокоительных. — Звучит как хуевая идея, — хмыкнул Леха. — Другой у меня нет. Заводи.