***
— Вскрыться хочется, — тихо бросил Ваня, делая глоток с горла. — Вот только этого не хватало, — фыркнул Адиль. — Снимки хорошие, мне нравятся. Одного только не пойму — ты зачем меня бухать вытащил, а не Леху? — Леха не совсем понимает некоторые мои проблемы, — скривился Ваня. — Что-то я тоже ещё ничего не слышал про твои проблемы, хотя мы пьём уже третью бутылку пива, — хмыкнул Жалелов, застегивая все-таки куртку до горла. — Я урод с колёсами под жопой, — лаконично выдал Рудбой, делая ещё три больших глотка. — Урод в каком смысле? — В самом обычном. Мне тошно от своего вида в зеркале. — Внешность твоя от коляски не потерялась. А то, что бабы жалеют… Ну, это ж бабы. Они по-другому не умеют, но привлекательности своей ты для них точно не теряешь, — пожал плечами Адиль. — Не вижу состава проблемы. — Я в зеркале вместо себя вижу беспомощного ублюдка. — Так тебя не твой внешний вид раздражает, а то, что ты многие вещи не можешь делать самостоятельно. Но это тоже нормально. Смотри, мне уже двадцать два, а я не умею гладить. Это пизда просто какая-то, я много раз пробовал, испортил несколько вещей. Я убеждён, что эта криворукость у меня непобедимая. И стометровку бегать за восемь секунд я не умею. Вот хоть упрись. А ты не умеешь ходить. Такие жизненные обстоятельства. Когда мне нужно погладить рубашку, я уламываю Юру, чтобы помог. Когда тебе нужно спуститься по лестнице — ты просишь кого-нибудь о помощи. — Тупые у тебя сравнения, — фыркнул Ваня. — Тупой тут только ты, — лучшей поддержки, чем Адиль, определённо было не найти во всем мире. — Точнее самонадеянный слишком. Это обычный комплекс, Вань. — Слушай, я в больнице не спросил, может ты меня проинструктируешь… Я ж ногами ничего не чувствую, даже температуры. Как мне тогда их себе не отморозить к чертям? — Плед себе купи, будешь похож на дона Корлеоне, — хихикнул Адиль. — Боже, я сначала радовался, что ты единственный не избегаешь темы инвалидности, но с каждой твоей шуткой начинаю передумывать, — слегка смутившись, фыркнул Рудбой. — Если мы с тобой продолжим пить ледяное пиво на морозе, то у тебя ещё и голос на дона похож станет, так что либо берём водку, либо пиздячим домой. — Домой не хочу. Давай за водкой. У ближайшего магазина пандуса не оказалось. Ваня скрипел зубами, оставшись на улице, дожидаясь Адиля. Жалелов был хорошей компанией для такого состояния: факт Ваниной инвалидности он не игнорировал, но и жалости на ровном месте не проявлял. И, в отличии от простодушия Храмова, который обычно говорил что-то неудобное, не подумав, а потом осекался, в системе координат Адиля, казалось, просто не умещается мысль о том, что он может этим кого-то обидеть. Обидно, к слову, и вправду не было, возможно потому, что Ваня его слишком давно знал. — Открывай, алкоголик, — протянув бутылку, усмехнулся Жалелов, убирая попутно бумажник в карман. — Сам не лучше, — фыркнул Рудбой. — Все правильно, потому что я хуже, — подмигнул звукорежиссёр, подтолкнув вперёд коляску, пока Ваня возился с крышкой. — С Андрюхой помирились? — А ты помнишь за два года его обучения здесь хоть раз, когда мы мирились? — хмыкнул Ваня. — Ну ты же во время аварии головой ударился, мало ли, может поумнел. — Жалелов, допиздишься, — мрачно бросил Ваня. — Что-то не вижу у тебя протюнингованного кресла с турбоускорителем, чтобы ты меня хотя бы догнал, — рассмеялся Адиль. — Вот нашучусь сейчас, а потом ты встанешь на ноги и меня закопаешь. Это уже страшнее звучит. — Знать бы ещё, когда это случится. Вариант, что этого в принципе не произойдёт, Рудбой старался даже в голове у себя не упоминать. — Так чего там с Андреем? — Да ничего хорошего. Уверен, если бы за убийство не сажали, он бы меня уже с лестницы спустил на этой коляске ебаной. — Небось сам его доводишь? — Да нет. Я вообще стараюсь ему слова не говорить, только он со мной вообще в одном помещении находиться не может, — слегка погрустнев, бросил Рудбой. — Он в целом как с цепи сорвался. Орет без разбора, вспыльчивым стал, Максу от него постоянно достаётся, а ты знаешь, он слова лишнего не скажет, когда он в таком состоянии, Юра вообще подойти боится… — Чтобы Юру испугать, много ума не надо. Перфилов не любит, когда на нем срывают любые эмоции, поэтому с Серёжей и дружит. А поведение Андрея очень сильно напоминает твоё до аварии. Тебе слово — ты в ответ десять и все матом. — Не такой уж я и грубый. — Ага, просто хам, — усмехнулся Адиль. — Но ты не обижайся, я сам такой же, так что прекрасно тебя понимаю. Ты пробовал с ним поговорить? — Я мимо него пройти не могу, будучи не обруганным, а ты поговорить предлагаешь. Он в последний раз, когда я пытался с ним пообщаться, сказал, что меня ненавидит. — А в чем причина его ненависти? — Не знаю, — соврал Ваня, стараясь не подавать виду. — И не спросил? — нахмурился Адиль. — Я растерялся. — Ты долбаеб. — Спасибо, — окончательно раздражаясь, фыркнул Ваня. — Я, пожалуй, домой пойду… поеду. — А по лестнице на руках пойдёшь? — не стал останавливать уже развернувшегося Рудбоя Адиль. — Ну езжай-езжай. Ваня тормознул, глубоко вздыхая, а после развернулся и догнал бредущего Жалелова. — Вот и нехер уезжать, вместо того, чтобы нормально все обсудить. Адиль сказал это между прочим, чтобы просто поддержать разговор, но Евстигнеева торкнуло. Может ему все это время просто нужно было поговорить с Андреем? Он пробовал, но когда сценарист сходу начинал крыть его матом, никогда не настаивал на продолжении разговора. Может все это время ему нужно было просто заставить Андрея с ним поговорить? Фактически, Рудбой был уверен, что Пиро ему в жизни не нужен, но и находиться в одной комнате с чуваком, который постоянно выносит мозг по поводу и без, ему не хотелось. По крайней мере, Ваня считал нужным так думать. — Ади, ты гений, — задумчиво бросил Евстигнеев себе под нос. — Я знаю, — усмехнулся Адиль, а потом поинтересовался, — а почему? — Да неважно, — хохотнул Ваня. — Точно головой ебанулся, — хмыкнул Жалелов, — на вот, выпей.***
— А ты бы хотел это привести к артхаусу больше? — поинтересовался Сега, дочитывая сценарий. — Я не думал, — качнул головой Андрей. — Визуально, не знаю, мне видится что-то по типу цветокоррекции «Города грехов», только в других цветах, мне сейчас сложновато представить, может, ты чего скажешь умного… — Я, знаешь, покадрово вижу это как сюрреалистический реализм. Вроде странных кадров в контексте абсолютно жизненной истории. Нужно подбирать очень специфические локации, странные бытовые разговоры и тому подобные. Это же для вашего короткого метра с Ваней сценарий? — А… — Андрей запнулся, потому что писал это хоть куда-нибудь, а не под конкретную цель, а о существовании их с Рудбоем задания вообще забыл. — Да похуй, куда. — Евстигнеев это классно снимет, — лаконично бросил Сега. — Будьте добры, ещё по три шота текилы! — Ну нихуя ты разгоняешь, — хохотнул Андрей. — А мы не ужремся? — Возможно, ужремся. Не переживай, до общаги на моем автопилоте допрем, недалеко идти. Ты с Ваней обговаривал сценарий? — Я с ним ничего не обговаривал. Вообще его видеть не хочу, — мрачно бросил Пиро. — Андрюх, работа есть работа. Даже учебная. Дали — надо сделать хорошо. — Да сделаем. Все сделаем, — отмахнулся Андрей. — Я слышу, шоты налили? — А слух у тебя становится лучше, — коротко кивнув в благодарность бармену, выставившему перед ними шесть рюмок. — Давай сюда руку, соли насыплю. Сценарист сложил руку по-правильному, Круппов сыпанул туда соли, сам подхватил два куска лайма, чтобы один дать Андрею. Они выпили, Пиро послушно принял всунутый лайм. — Молодые люди, а можно с вами познакомиться? Сега обернулся через плечо синхронно с Андреем. Две девушки смущённо хихикнули: одна блондинка, а вторая тёмненькая, с острым выразительным носом. — Красивые? — усмехнулся Андрей, обращаясь к Круппову. — Да как вы смеете так хамить?! — мгновенно возмутилась чернявенькая. — Я не хамлю, я вас просто не вижу, — фыркнул Пиро, поводив рукой перед лицом. — Так что вам такое счастье в хуй не уперлось, даже если он бы у вас был. — А я не знакомлюсь, — добавил Сега, предпочитающий обычно не упоминать, что у него есть двухметровый казах. — Ой, — нелепо пискнула блондинка. — Извините… Ретировались они с нечеловеческой скоростью. — Вот неужели не заметно, что я слепой? — закатил незрячие глаза Андрей. — В самом начале было заметно, ты мимо лиц смотрел, сейчас ты уже четко на звук ориентируешься. По поводу съёмок с Ваней… есть один фестиваль, куда можно будет фильм по твоему сценарию загнать, только Ване на съемку нужны будут помощники. Кей-грип, может быть даже с парой техников, худпост, возможно стедикамщик, насколько мне видится картинка. Рудбой сам был нихеровым стедикамщиком, но на колёсах теперь не знаю, выйдет ли у него… — Без грипа не обойдёмся? — поморщился Андрей. Сеге сценарий явно вкатил. Он обычно не вцеплялся так в вещи, которые ему слабо интересны. Сценарист же просто пытался не думать о перспективе съёмок с Евстигнеевым. — Много уличной съемки, и, насколько мне видится это технически, улицу тоже было бы неплохо светить. Причём неплохо так светить. Тут, конечно, решающее слово за художником по свету, в нашем случае за Ваней… — Слушай, давай Храмову отдадим. Пусть он снимет, — перебил Андрей. — Вам один хрен с Ваней проект сдавать, зачем делать лишнюю работу? — Мы с ним не сработаемся, — уклончиво бросил Пиро, хотя Круппову и без этого было все очевидно. — У Лехи сугубо статичный стиль съемки, и он почти не занимается видео, в отличии от Вани, который погрузился в операторство. Я Леху опером на такой проект не возьму. — То есть ты ставишь меня в безвыходную ситуацию? — мрачно усмехнулся Андрей, выпивая ещё шот текилы. — Я даю тебе самое рациональное решение стоящих перед тобой задач, — фыркнул Сега. — Ты почему не ешь? Я пока не пойму — не отъебусь. — Я не знаю, Сег, — растерялся Андрей. — Не хочу. И не могу. Когда ем — становится плохо. — То, что становится плохо — это последствия. Причина другая, — тут же поднимая третий шот, брякнул Сега. — Не гони, — качнул головой Пиро. — Я же не ем. — Ты хотел накидаться? Мы накидываемся, — строго глянул в глаза Круппов. — Я сам с утра не ел. Они выпили, Сега попросил повторить. — Мне противно есть, — тихо бросил Андрей, которому явно накатывало быстрее. — Ощущение, что я кормлю тело, которое кормить не нужно. — Почему тебе не нужно себя кормить? — Наверное, это медленное самоубийство, — ещё тише выдал Андрей, послушно поднимая ещё шот. — На цветокоррекции нужно вытащить зелёный, — едва выпив, оборонил Круппов. — Все скрутить в ч/б и поднять только оттенки зелёного. В тонах кожи тоже. А актёра на роль главного героя подобрать с кожей с оливковым подтоном и по мере хронометража только его скинтон вытаскивать все сильнее и сильнее. В конце он при любом раскладе будет зеленее всех. А все остальное снимать ближе к реализму. Андрей озадаченно глянул на режиссёра, обдумывая идею, а после Сега вдруг дернул его за руку и не терпящим возражений тоном брякнул: — Пойдём, — и потянул за руку с присущей ему силой. Андрею, лишенному зрения, движение казалось грубым и резким, но со стороны было ясно видно, как Сега, не прикасаясь к нему, страхует на небольшом расстоянии его второй рукой под спину. А после Круппов резким толчком взашей затолкал его через две двери: в туалет и в кабинку. Сценарист подавился воздухом, когда его безразмерную толстовку задрали до шеи, грубо прижав оба запястья сценариста к стенке одной рукой, а второй схватившись за исхудавший бок. — Сереж, отпусти, — задушенно, давя с усилием мгновенно подкатившее к горлу рыдание, пискнул парень. — Зачем? — обдавая горячим дыханием висок, шепнул Круппов. — Ты ведь считаешь, что это я решаю, могу я тобой воспользоваться или нет? Ты ведь себя ненавидишь. Ты уверен, что ты урод, которого не надо ни во что ставить. Тебе это тело не нужно, будет мое. — Сереж… — шёпот из Андрея уже вышел сорванный, перемешанный со всхлипом, — не трогай… — А что? — Андрей и не знал, что голос Круппова может звучать так ядовито. — Ты себе не нужен? Будешь моим, тебе ведь на себя плевать! Кто тебя убедил, что ты уродлив? Кто сказал, что ты ему противен?! — Я тебя ненавижу, — на грани слышимости просипел Андрей. — Я тебя ненавижу!!! Сега в жизни не подумал бы, что у Андрея есть силы, чтобы так толкнуть его в противоположную стенку кабинки. От удара настигла секундная дезориентация, за которую успели хлопнуть обе двери. Продуманная манипуляция возымела эффект куда больший, чем следовало. Пока Круппов осознал, что случилось и выскочил, чтобы нагнать слепого парня, того уже простыл след. Бармен только коротко крикнул: «он выбежал!». А Андрей бежал. Бежал на чистой интуиции, забыв возле стойки палку и куртку, спотыкался, не чувствуя ничего, кроме обжигающих щеки слез из незрячих бесполезных глаз. Летел по наитию через улицы, тяжелея от промокающей под увесистыми хлопьями снега толстовки, а после наткнулся всей нижней половиной тела на преграду, которую оттолкнул и налетел таки, рухнув через два шага, совершенных в попытке не упасть.