Соль

      — Хочешь знать мое мнение? Идея просто ужасная и, сравнивая с твоими более ранними попытками, серьезно хромает.       — Преимущество в простоте и неожиданности. — разворачивается в сторону парня, что в позе лотоса устроился на ее кровати, крепко схватив подушку. Доплетая второй колосок, Мартина всего пару секунд смотрит, как друг привычным жестом откидывает отросшую чёлку. Она помнила его столько же, сколько и саму себя, поэтому заранее могла предугадать практически каждое слово или движение друга. — Ладно, тебе ведь всё равно не понять, Дим.       — Просто я не растерял ещё остатки здравомыслия, — против воли улыбается, вспоминая прошлую попытку Мартины. Тогда она ночью улизнула через окно, но из-за метели двигалась слишком медленно. Девушку привели к обеду, всю в снегу и дрожащую от холода. В тот момент она выглядела такой раскаявшейся, что даже Дима почти поверил. С той попытки прошло около трёх месяцев и вот, девушка собралась осуществлять ещё более безумный план, и, зная ее, отговаривать можно даже не пытаться. — Какой смысл напрягаться, если осталось всего полгода?       Мартина мычит что-то неразборчивое, накидывая ветровку парня, что на пару-тройку размеров больше, а он лишь тяжело вздыхает, готовясь встречать неприятности и подругу всего через несколько часов. Дима никогда особым оптимизмом не отличался, будучи прожженным годами жизни в трудных условиях реалистом, и потому совсем не наделся на успех затеи подруги.       — Будь осторожна.       — Как и всегда, — Мартина подхватывает небольшую бутылку с водой и умело уворачивается от объятий, в очередной раз замечая про себя, что слишком открылась Диме. С самого детства девушка усвоила несколько простых уроков, что старалась соблюдать неукоснительно: первым пунктом в списке того, чего делать не стоит ни при каких обстоятельствах было любить. Она искренне верила, что любовь — самая большая в мире слабость, которая делает человека беспомощным и уязвимым. Ну, а побочным эффектом данного чувства, шедшим как бы в комплекте, и ещё сильнее убеждая Мартину в ее правоте, значилось появление близких людей. Людей, ради которых ты был готов поступиться своими счастьем, независимостью или даже, возможно, будущим. Девушка привыкла быть одиночкой, всеми силами стараясь закрыться от окружающих, не подпускать близко, не позволить себе привязаться хоть к кому-нибудь, и, как видно, потерпела в этом неудачу. Смотря на парня, что успел уже подойти к двери и торжественно открыть, как бы демонстрируя своим видом фразу «скатертью дорожка», Тина вдруг как-то резко осознала, что не хочет терять друга. Стараясь отвертеться от подобных мыслей, быстро выходит, бросая напоследок лишь: — Надеюсь, больше не увидимся.       — И тебе удачи. — Дима бесшумно закрывает дверь, следуя за девушкой вплоть до выхода, где берет на себя роль отвлекающего, пока Мартина быстро перепрыгивает через конструкцию, что называлась турникетом, в реальности будучи лишь его очень жалким подобием. Она не просила его помощи, а он и не ждал, просто делал то, что считал само собой разумеющимся.       Мартина же, спешно покидая здание, лишь на миг оборачивается, чтобы удостовериться, что погони нет. Правильнее, ещё нет. Сбегает по ступенькам и идёт до ворот спокойным шагом, стараясь не привлекать внимания и слиться с группой детей, в расписании которых сейчас прогулка. Бросается бежать, лишь краем глаза заметив движение где-то сбоку. Бьёт все рекорды, открывая ворота за считанные секунды, и выбегает в лес, что отделял дом от соседнего города. Мартина видела эти деревья во всех возможных вариантах: цветущими и зеленеющими, покрытыми снегом, голыми или только начинающими цвести. Сейчас они были мокрыми от недавно прошедшего дождя, но не потеряли от этого своей красоты. Быстро окидывает взглядом тропинку, замечая, что земля достаточно влажная для того, чтобы оставались следы, и вбегает в чащу, стараясь наступать на траву. Тина проходит пару метров, прежде чем слышит голоса, зовущие по имени, предупреждающие или в открытую угрожающие. Они требуют остановиться и спокойно вернуться в дом, но девушка готова отдать всё, только бы никогда не оказаться там снова. Примерно пять минут спустя переходит на шаг и очень быстро жалеет об этом, замечая одного из преследователей совсем близко.       — Мартина, хватит! Остановись и дождись нас! — воспитатели все ещё пытаются дозваться до неё, а девушка громко вскрикивает, привлекая внимание и стараясь бесшумно отбежать подальше. Ей достаточно лишь найти подходящее дерево, быстро залезая повыше, а затем наблюдать за преследователями, которые озираются по сторонам, пытаясь восстановить дыхание.       Тина выжидает пару минут после того, как они разбегаются прочесывать лес и спускается, уже успев углядеть самый короткий путь. Ей хватает времени, чтобы выбежать в парк, в который плавно переходит лес, и смешаться со спортсменами, бегущими по специальным дорожкам. Девушка знает, что полиция уже наверняка разыскивает «среднего роста шатенку», поэтому накидывает капюшон на слегка растрепавшиеся волосы и берет курс на крупный торговый центр неподалёку.       Позволяет себе выдохнуть, проходя сквозь стеклянные двери на входе, и осматривается, выискивая место, где можно было бы переждать.       — Ну, и где ты пропадаешь? — Мартина не успевает даже вскрикнуть, как высокая девушка хватает ее за руку и, не обращая никакого внимания на возмущения или попытки отбиться, буквально тащит за собой в неизвестном направлении. — Я уже тебя обыскалась. Сказала, что в туалет ушла, а сама просто исчезла. Как бы я вообще объяснила твоим родителям, если б ты вдруг пропала? Да твой папа бы меня не то что на месте, он меня сразу по приходу прибил бы.       Девушка продолжала причитать ещё что-то, однако Мартина уже ничего не слышала, ощущая лишь, как сердце колотиться так, будто прямо сейчас вылетит, покружится вокруг головы и рассыплется от перенапряжения, а зрение сфокусировать удаётся лишь на девушке этажом ниже, которая сейчас кричит и брыкается, выкрикивая проклятия и пытаясь объясниться. А воспитатели, привыкшие к подобным сценам, лишь вытаскивают ее за двери торгового центра, вызывая машину.

***

      — Он в очередной раз сделал вид, что ничего не было, что всё нормально.       Мартина саркастически вздохнула, строя печальное лицо. Она запуталась в длинном монологе примерно на середине, когда девушка ещё не перешла от школы к своему отцу. Столько имён, фамилий, кличек она ещё не слышала и не думала когда-то услышать. Её в принципе не волновали проблемы брюнетки, но та, по всей видимости ожидала хоть какого-то отклика. Тина суетилась, бегая глазами, не зная, что сказать. Семейные проблемы были не по её части.       — Не разговаривай с ним, если что-то не устраивает. — Мартину беспокоило, что она всё ещё не знает имени подружки. А ещё она толком не понимала, кто такая Ева, и самый главный вопрос: как её могли с ней перепутать?       — Речь идёт о моём отце, Ев! — она вскрикивает настолько возмущённо, что Тина рефлекторно делает пару шагов в сторону. — Что с тобой вообще? Сначала переодеваешься непонятно во что, потом ходишь, молчишь или говоришь глупые вещи.       Мартина пытается промолчать в ответ на возмущённый крик брюнетки в свою сторону, но сдерживать себя в руках оказывается сложнее, чем она могла представить. Выдавливает милую улыбку, хотя получается не очень, стараясь даже не смотреть в сторону подружки. Желание крикнуть в ответ зашкаливает, а самоконтроль развит примерно на десять из ста. Тина стремится вспомнить все разговоры с психологами, которых к ней приводили, и уже жалеет, что прослушала их советы. Сейчас бы они пригодились.       — До завтра? — всё ещё улыбается, в надежде, что рядом нет ничего, в чём она сможет увидеть собственное отражение. Щёки болят то ли от непривычки, то ли от переусердства.       — Да, пока. — подружка, Тина обусловилась называть её так, пока не узнает имени, смотрит настолько стервозно, что её вот-вот стошнит. Задевает. Она ни в чём не виновата, чтобы та смотрела таким взглядом и вела себя так. Менталитеты, по всей видимости, крайне различались.       Мартина уже разворачивается от неё, двигаясь в противоположную сторону, но голос позади останавливает:       — Ну и куда ты? — девушка тяжело вздыхает, когда та снова начинает диалог, после прощания. Такими темпами самоконтроль прокачается настолько, что она станет мастером в этом деле.       Интересно, эта Ева всегда должна была отчитываться перед ней, куда идёт?       Мартина крутит головой, потому что слова, понятные надоедливой, по её мнению, подружке надо ещё подобрать. У неё сложилось примерное впечатление, как разговаривает та, кого она сейчас пытается изобразить. Вывод пришёл по поговорке «скажи, кто твой друг, и я скажу — кто ты».       — На лавочке хочу посидеть, — легко жмёт плечами, моргая часто. Улыбку решает пока отложить. — Там есть чудесная лавочка.       — Если что-то случилось — можешь рассказать.       — Лучше посижу на лавочке, — она снова возвращается к своим десяти из ста. — Одна.       Нервно растягивает губы, надеясь, что брюнетка уже зашагает туда, куда ей надо, прекращая лезть со своими занудными рассказами и ненужными вопросами. И когда та всё же отдаляется, совершенно молча, Мартина, впервые за несколько часов, выдыхает, ощущая полное спокойствие.       Лавочка была не такой уж чудесной, по крайней мере, то состояние, в котором девушка была, не давало наслаждаться: паранойя, заставляющая поднимать голову и смотреть по сторонам почти каждую минуту. Хотелось просто ни о чём не думать и насладиться тишиной, но не получалось. Выходов было два: сдаться или продолжить бороться. Первое отбросила практически мгновенно. Если выпал шанс — она будет полной сумасшедшей, если им не воспользуется.       Не пришлось долго придумывать план по тому, как дальше жить: на глаза попалась сумка, которую она весь день почти не замечала на своём плече. Тина усмехается, осматривая чёрную небольшую сумочку, походящую на клатч. Золотая эмблема говорит о фирме, а ей — ни о чём.       Она закусывает губу, пытаясь найти что-то полезное, но под руку попался только блеск для губ идиотского нежно-нежно розового оттенка, пара резинок и расчёска. Мартина почти отчаивается, когда откуда-то из глубины достаёт ключи, телефон, а следом паспорт. Ей сегодня, очевидно, везло.       Тина не крутила долго страницы: ей не было интересно знать о детях, браке и прочей ерунде, остановилась сразу на главной странице. Взгляд тут же упал на фотографию. И если раньше она не понимала, как их могли перепутать, то теперь понимает.       Умом она осознавала, что смотрит на Еву, но видела себя. По коже пробежались мурашки, а потом взгляд упал на дату рождения, что один в один была, как у неё.       Теперь это было не просто попутной мыслью, из серии «а может быть…», то, что они не просто похожи волосами — факт. Они были копиями, и дата рождения стала последним, что заставило её убедиться в собственных догадках.       Мартина не сводила взгляд с дерева ровно до тех пор, пока на лавочку напротив не сел человек, преграждая ей вид. Ещё несколько десятков минут девушка провела за рассуждением, как быть дальше и как себя вести, заглянув не к себе домой. Если у Евы есть родители, а они есть с вероятностью почти в сто процентов, то что говорить им. Она ходила вокруг дома, куда привел адрес в паспорте, пока не решила, что обдумывать каждый шаг — бессмысленно, если действовать, то быстро. Лишние рассуждения, пока не закипит мозг, ни к чему.       Тина впервые ненавидела себя за то, что начала нервничать. Если раньше эта эмоция и посещала, то она хотя бы просто оставалась внутри, не выливаясь в действия, а сейчас руки потрясывались, и коленки дрожали. Девушка с трудом вставила в дверную скважину ключ, потому что он просто не хотел вставляться, а когда прокрутила несколько раз — долго не решалась войти.       В этот момент и осенил вопрос, а какого чёрта она сейчас делает возле двери? У неё была возможность уехать куда-то далеко, возможно, в другой город, но она пришла домой к абсолютно незнакомым людям, в полной уверенности, что изображать человека, которого она не знает, у неё получится. Мартина практически разворачивается, желая уйти, проклиная свою голову, что не могла мыслить рационально последние четыре часа и привела её сюда, в эту квартиру, но женщина, открывшая дверь, остановила.       — Ева, что случилось? — она обеспокоенно смотрит: на ней фартук в цветочек, а в руках кухонная лопатка. Тина всё ещё ненавидит себя. — Ты чего не заходишь домой?       Она не знает, куда себя деть: убежать уже не вариант. Начнут искать и найдут её.       — Всё нормально. — она поправляет сумку, натягивая на лицо улыбку.       Женщина сделала несколько шагов назад, придерживая ей дверь и не сводя глаз. Мартина в последний раз посмотрела на лестницу, перед тем, как сделать шаг. А потом водила взглядом по собственному отражению в зеркале, пока снимала куртку. Внутри заиграли моралистические настрои, но она откинула их так же быстро, как и куртку на вешалку.       Встретившая её женщина уже убежала на кухню, приговаривая о картошке, что горит. Тина подумала, что оно и к лучшему, потому что её дикий взгляд на обстановку наверняка бы смутил… Маму.       Прихожая была усыпана настенными фотографиями, на которых были одни и те же люди: эта женщина, Ева и мужчина рядом с ними. Из всего на фото менялась только локация. Мартина внимательно водит по каждой глазами, пытаясь разглядеть нечто больше счастливых лиц.       — Ты сегодня долго. — Тина отскакивает: женщина снова показывается, снова смотрит на неё так внимательно, что по коже почти бегут мурашки. Ей не по себе от такого.       — Ходила в торговый центр. — единственная правда, которую она может сейчас предложить. Пытается сориентироваться в квартире, сделав это как можно более незаметно, но бегающие глаза всё же выдают, во всяком случае, ей кажется, что она выдала себя в каждым жестом, каждым взглядом и каждым словом.       — Папа сегодня задерживается, — она вытирает руки об полотенце, а Мартина просто качает головой, не зная, что отвечать. — Подождём его к ужину?       — Я не голодна.       Проще было закрыться в комнате и не вылезать оттуда, пока не поймёт, как общается с людьми Ева. Пока не изучит хотя бы минимально её характер, сразу отмечая про себя, что тот блеск для губ уже успел сказать достаточно.       Она находит комнату быстро, и желание закрыть глаза накрывает ровно тогда, когда во внимание попадает стена с гирляндой, украшенная фотографиями-полароидами, а потом она двигается дальше, видя на полу пушистый ковёр. Это показалось бы ей милым, будь ей девять, но сейчас она просто хочет спрятаться от жутко-ванильной обстановки.       Ей уже жаль Еву, попавшую не в розовую сказку.       Мартина осмотрела всё, начиная стеной, заканчивая тетрадями в столе. Фото сказали только о том, что девушка из торгового центра — близкая подруга Евы, а тетради, что она если не отличница, то Тина просто не знает, кто ею может быть.       Макбук на столе запросил пароль, точно так же, как телефон, поэтому она пока отложила оба, бродя по комнате и пытаясь понять, что же её копия из себя представляет. Её моментально смутили слова «близнец» или «сестра», поэтому ни на одном из вариантов не остановилась.       Когда все полки были изучены, Мартина вернулась к паролю, набирая самые банальные варианты: месяц-дата подошло. Поменять местами было недостаточно умно, на уровне один-два-четыре-пять.       Всё было слишком просто. Она отламывала по дольке тёмного шоколада, увлекаясь переписками со всеми, кого считала важным для общения. Эта лёгкость ей нравилась, но одновременно пугала. Ничего в жизни не даётся вот так просто, как далось сейчас ей. Тина уже начинала искать подвох.

***

      — Ты знал, Минаев?       Ева с трудом разобрала чью-то реплику, прозвучавшую прямо возле её уха: люди не пытались говорить тише, разговаривали во весь голос. Она опасалась открывать глаза. В памяти был только провал, Ева не помнила, как отключилась, и это пугало.       — Вы думаете, она рассказывает мне все свои планы? — она на несколько десятков секунд задержала дыхание, боясь подавать любые признаки жизни. Ни один из голосов не был знаком.       — Если ты врёшь…       Он не даёт закончить, перебивая:       — Да, да, суровое наказание.       Дима часто задавался вопросом, когда всем уже надоест это? Каждый раз, когда Тина сбегала, его сажали в отдельную комнату, устраивая допросы; он каждый раз говорил, что не знает. И это было отчасти правдой. Она не сообщала о своём месте. А потом, когда Мартину находили, допрос снова повторялся. Он даже не пытался найти смысл в этих действиях.       — Можете идти, я посижу с ней и обязательно позову вас, когда она придёт в себя. — Но прежде лично выскажет ей всё, что думает.       Ева хочет открыть глаза, но только глубже проваливается в сон.

***

      Она открыла глаза, лёжа на кровати, когда что-то тяжёлое упало на пол. За окном была полная темнота, в комнате не лучше: тускло горела одна лампочка. Кровать была настолько жёсткой, что у неё болела спина и шея, открывать глаза всё ещё не хотелось, но получилось само по себе.       Ева обвела комнату взглядом, настолько небольшую, что ей не пришлось тратить на это много времени. Она решила зажмуриться, когда возле тумбы увидела парня, сидевшего на корточках и поднимавшего книгу с пола.       — Тина, давно не виделись, — он всё же заметил. Ева несмело открыла один глаз. — Ну что? Как успехи?       Сев рядом на кровать, продолжил смотреть с каким-то поддельным интересом. Девушка всё ещё не понимала, где она находиться, и что он хочет от неё. И почему называет Тиной.       Она обрывками вспомнила то, как днём к ней подошли люди, без особых представлений начали хватать за руки, говорили то, что она не могла понять, обвиняли в воровстве одежды. Мартина. Они называли её так. Попытки убедить их в том, что её зовут Ева, а не Мартина увенчались провалом.       — Где я? — понадобилось много усилий, чтобы выдавить из себя это. Она ещё раз обвела всё вокруг взглядом, не узнавая в комнате ни одной детали. Раньше тут точно не была.       — Иди ты к чёрту! — парень встал с кровати, смотря на неё ещё пару секунд. Девушка продолжала перепугано глядеть на него, редко моргая. Он бы поверил, что она в процессе где-нибудь хорошенько стукнулась головой, но больше склонялся, что это очередные «приколы» с её стороны. У Тины было слишком специфичное чувство юмора, иногда оно выводило из себя.       — Стой! — Ева выкрикивает, когда он с особой силой хлопает дверью. Ей даже кажется, что сердце от того начинает стучать сильнее. Она не знала, кто он, но получить ответы хотя бы от кого-то было бы чем-то большим, чем ничем.       Девушка откинула от себя одеяло, пытаясь встать на ноги: было настолько пусто, что пугало. На подоконнике стоял одинокий кактус, а за окном был сплошной лес, отделённый высокими воротами. Она замерла возле окна, когда услышала, что дверь снова открылась.       — Мартина, добрый вечер! — женщина схватила стул, стоящий возле небольшого стола, двигая его к кровати, а потом указала девушке на неё. Ева покорно села напротив, оставляя крики. На первый план вышло желание получить ответы, а их методом споров вряд ли достать. — Давно не читали устав, — женщина протянула красную небольшую книгу, изжившую себя и держащуюся воедино только благодаря чуду. — Вслух.       Ева приняла книгу, но даже не попыталась открыть, уводя её за спину.       — Меня зовут Ева. Вы перепутали меня. Я не Мартина. — женщина закатила глаза. Она наслышана об этом, они всем педагогическим составом обсудили новую «фишку» Тины, переходящую все границы. Раньше, по крайней мере, ничего подобного не выдумывала. Они начали задумываться о каких-то более серьёзных мерах, раз сами не справлялись.       — Подожди одну минуту, Ева, — она встала со стула, снова оставляя её в комнате одну. Через обещанную минуту вернулась, приведя с собой того парня, что был тут изначально. — Дима, это Мартина? Мне одной кажется, что эта девушка подозрительно сильно на неё похожа.       — Вот именно, — Ева перебила, потому что дожидаться конца не особо хотела. Говорила женщина серьёзно или нет — было загадкой. — Я просто, наверное, на неё похожа, но я — не она, понимаете?       — Можно хоть раз не вплетать в это меня? — Дима, теперь она знала, как его зовут, тяжело вздохнул, опираясь на стол.       Он действительно устал от этих игр, заговоров. Ничего не делал, но доставалось ему наравне с Тиной. И сказать, что это не обидно, равняется тому, чтобы соврать.       Дима не знал, куда деть себя: просто стоял, молча продолжая смотреть за разговором девушки с директрисой детского дома. Просто педагоги не справлялись, отказывались даже пытаться, потому что вразумить Тину казалось невозможным, они уже пожалели сотню раз, что однажды спасли её от серьёзного наказания, тогда стоило подумать, а не сходу вставать на её сторону.       — Наказаны! — ей надоедало церемониться. — Оба!       Она пыталась спасти Мартину от «детских» глупостей, женщина называла так все её поступки, но Тина однажды оборонила фразу, в порыве гнева:       «Все так хотят спасти меня от этой жизни, но вы хоть раз спросили меня, хочу ли я вообще спасаться?»       Тогда женщина думала пару дней, придя к выводу, что это почти тоже самое, что дать руку утопающему-самоубийце — он просто утащит за собой, без особых благодарностей.       Дима почти уходит вслед за женщиной, хлопнувшей дверью, но пристальный взгляд заставляет остановиться у самой двери, оборачиваясь и вопрошающе смотря на девушку, что до сих пор прижавшись к стене, держит книгу в руках.       Она смотрела перепугано, не шевелясь. Не отводила взгляд всё то время, пока он стоял возле этой двери, вопросительно изогнув брови.       — Что? — не выдерживает, потому что её глаза почти начинали слезиться и это было скорее чем-то новым, чем нет. Не помнит, когда в последний раз видел Тину плачущей, ведь даже если она позволяла себе эмоции, то явно вдали ото всех.       — Объясни, пожалуйста, где я вообще, — Ева откинула книгу перед тем, как взглянуть на обложку и прочитать название. — Я не понимаю. — Слеза покатилась по щеке, но она быстро вытерла.       — Тина, хва-атит, — он хлопнул дверью, но не снаружи, а внутри. — Достала вести себя, как маленький ребёнок. Чего ты сейчас пытаешься добиться?       — Вы с ней вместе? — она всё ещё смотрела на что угодно, но не на него.       Дима закатил глаза, садясь на стул, а потом просто смотрел. Наблюдал за каждым ведением её глаз куда-нибудь в сторону, небольшими жестами; за тем, как она сжимала подушку в своих руках, вздыхая глубоко, но редко.       Ева боялась разговаривать, боялась даже его, вроде не представляющего опасность.       Он знал Тину с малых лет, знал, как она ходит, как дышит, как смотрит. И либо у него тоже поехала крыша, либо ничего от Мартины в этой девушке не было. Дима понимал, что она бы не обронила ни одной слезинки даже при нём, не стала бы жаться к стене и так смотреть.       — Ты не Тина…