Соль

      Казалось, даже погода сочувствовала ей. Дождь лил так, будто какой-нибудь великан наверху смотрит её жизнь, как индийский фильм, и рыдает от несправедливости. А ведь последние несколько дней точно как мелодрама из Болливуда, слонов для полной картины только не хватает.       Девушка лежала на кровати и, что есть силы, сжимала в руке кнопочный телефон. Еще чуть-чуть и можно будет рекорд в книгу Гиннесса записать: одной рукой сломала Nokia. Но ей было совсем не до телефона. Жизнь летела ко всем чертям, настроение шло отдыхать далеко и надолго, а жизнелюбие решило спрятаться за стену безразличия.       Медленно встаёт и снова падает обратно. Ноги не держат, будто совсем не её. Надежда умирает последней, правильно ведь? Что, если она умерла на второй день? Сестра всего за пару суток сумела забрать всё: надежду, счастье, семью, друзей и даже жизнь. Отнять жизнь? Звучит так, будто читаешь какую-нибудь мелодраму, на каждой странице которой с главными героями происходит что-то нереальное. Однако, становится совсем не интересно, если в реальности твои дни имеют какую-то странную закономерность становиться всё хуже. Тяжело осознавать, что близкие люди не заметили подмены, продолжая считать Мартину своей дочерью и подругой. Хотя первое не так уж и далеко от истины, принимая во внимание все факты. Думается, в такие моменты и начинаешь задаваться одним интересным и достаточно грустным вопросом, ответ на который дать сложно: насколько близки тебе эти люди, если не видят ничего дальше внешней оболочки?       Стараясь отвлечься, окидывает взглядом комнату, задерживаясь на часах. 20:20. Губы медленно растягиваются в ухмылку. Раньше она бы загадала желание, закрыла глаза и подождала две секунды. Но это было бы раньше. А сейчас? Сейчас всё по-другому, сейчас она другая. Сложно понять, как всего два дня могли изменить сильнее, чем несколько лет.       Все-таки поднимается и медленно подходит к выходу из комнаты, стараясь создавать как можно меньше шума. Резко дергает за ручку, и та остается в руке, когда дверь открывается наружу. В коридоре будто пахнет сыростью, которая за секунды пробирает до костей, но Ева лишь сильнее натягивает на ладони края кофты, кое-как прикрепляя отвалившуюся ручку на место.       Ловит себя на мысли о том, что никогда раньше даже не думала о жизни других людей, предпочитая уделять внимание лишь событиям происходящим в собственной, правда, уже прошлой жизни. И как часто мы вообще задумываемся о других, о несчастьях или событиях, происходящих с окружающими? Если, допустим, ты будешь спешить куда-то в метро и увидишь лежащего в уголке человека, подойдешь ли ты узнать, как он, и что произошло? А вдруг ты увидишь ребенка, который собирается перебежать дорогу на красный, стоя на остановке и замечая, как подъезжает твой автобус. Выберешь ли ты помощь ребенку или предпочтешь не опоздать и успеть вовремя, ссылаясь на то, что перейти дорогу на красный — не так уж и страшно? Попробуй дать честный ответ и поймешь, насколько сильно мы погрязли в себе и своих проблемах.       Ева закусила щеку, когда в глаза бросились стены с почти осыпавшейся краской, что когда-то, скорее всего, была бежевого оттенка, а сейчас больше походила на отживающий свои последние годы кусок засохшей глины. Устрашающий звук капающей воды заставляет оглядеться по сторонам, отмечая, что в длинном коридоре нет ни одной живой души. Капли, стучащие о дно ведра, только нагнетали обстановку, создавая странную, слегка пугающую мелодию, но девушка лишь спокойно выдохнула и попыталась взять себя в руки, понимая, что ничего сверхъестественного нет и стоило даже ожидать худшего. Она придерживалась за стену, боясь сделать лишний шаг, потому что коридор был освещён только тусклой лампочкой, висящей так низко, что Ева чуть не ударилась о неё головой, а от пары окон, находившихся с двух сторон по проходу, толку не было, особенно сейчас, когда на улице темнота.       На лестницу, ведущую только вниз, она решила ступить не сразу, оглядываясь по сторонам, а потом ещё пытаясь разглядеть, что находится внизу, но толку было мало. Медленно встаёт на первую ступень, крепко держась за перила и практически ожидая, что пол под ногами сейчас рассыпется, однако, тот держится стойко, и, хотя данный факт и вызывает облегчение, спуск проще не становится, ведь на лестничных пролётах освещения нет вовсе, и Ева может лишь пытаться понять, что находится этажами ниже. Видит лишь размытые силуэты, пока слуха не касается чей-то смех, что заставляет её убежать наверх. Видеть никого совсем не хочется.       Остановившись в дверном проёме между лестницей и коридором, девушка замерла, увидев, как парень осторожно поднимается наверх, будто разделяя её страхи насчёт прочности ступеней, и смотрит на неё не то удивлённо, не то растерянно, не то всё вместе.       — Мартин, всё хорошо? — он поднялся на одну ступеньку выше. — Ты, наверное, всё ещё ненавидишь меня, но если что-то случилось…       Он делает ещё один осторожный шаг, а у Евы вдруг появляется ощущение, что парень пытается общаться с опасным диким животным, а не с ней, и девушка почти улыбается, вспоминая многочисленные однообразные сцены из фильмов, в которых пытаются приручить хищника.       — Мы не общались после того дня, и я не говорю за всех, но хотел бы извиниться, — «Приглядывай за ней на всякий случай, когда меня не будет тут»       Ева отрицательно мотает головой, отказываясь понимать происходящее и остро осознавая, что желания общаться не прибавилось. Резко разворачивается, замечая где-то сбоку небольшую полоску света, будто кто-то приоткрыл дверь, и скрывается из поля зрения парня, лишь через некоторое время ощущая, что руки начали трястись сами по себе, а дыхание участилось. Девушка пыталась найти дверь, к которой шла, но глаза разбегались. Голова начала кружиться и ноги подкосились, когда она опёрлась на стену, стараясь не упасть прямо тут.       Медленно сползает на пол, ощущая под собой холодный линолеум, и, откидывая голову назад, закрывает глаза. Мысли и фразы формулируются долго, но она вдруг отчетливо вспоминает, как пару лет назад читала трилогию о детях с ограниченными способностями, что жили в Доме на окраине и создавали своими руками целый мир, умудряясь жить так, как хотят.       Ей всегда казалось, что книгами нужно жить, стараясь понять героев и прочувствовать их мысли и взгляды. Зачастую, читая тот или иной рассказ, настолько погружаешься в мир, описанный автором, что невольно переносишь какие-то детали в реальность, стараясь увидеть невидимое или услышать то, чего в реальности просто нет. Но самое удивительное заключается в другом. Вся сила книги и талантливость автора проявляются позже, когда, закончив читать, пытаешься продлить погружение в созданный мир, читая мнения других, и осознаешь, что всего один рассказ может нарисовать миллионы миров и вселенных для разных людей. Там, где ты видишь что-то своё, другой человек представляет совсем иные картины и видит тот же мир, что описан одними и теми же словами, совсем другим.       Открыв наконец глаза, вглядывается в стену напротив уже совсем другим взором, мысленно рисуя вместо облезлой краски серые стены, что вдоль и поперёк исписаны разными словами или изрисованы рисунками разной степени мастерства. Вновь оглядывается по сторонам, видя теперь уже залитый солнечными лучами, что пробиваются сквозь огромные витражные окна, коридор, уходящий куда-то вдаль.       — Ты в порядке? — нарисованный мир пропадает слишком быстро, но Ева всё-таки успевает понять самое важное, прежде чем маленький светловолосый мальчик, что стоял сейчас перед ней, заламывая маленькие ручки, озвучил свой вопрос. — Извини, я.       Он быстро разворачивается, будто испугавшись её и собираясь ретироваться как можно скорее, а девушка пытается понять, чем именно она могла напугать хоть кого-то.       — Я в порядке, спасибо, что спросил. — быстро отвечает, а мальчик так и замирает в пол-оборота. Еве остаётся лишь догадываться о том, что он, видимо, не очень часто слышит слова благодарности.       — Хочешь, позову маму?       — Маму? — до неё не сразу доходит, что он называет так воспитательницу. Детям нужны родители, и они готовы любить человека лишь за то, что он рядом. Жаль, что не всем родителям нужны дети. — Нет, не нужно. Не хочешь посидеть рядом?       Сама не понимает, почему вдруг решила предложить это и лишь сильнее удивляется, когда мальчик вдруг садится рядом, подтягивая к себе коротенькие ножки и, обхватив их руками, кладёт подбородок на колени. Пару минут они сидят в молчании, а потом он вдруг доверительно рассказывает о том, как на неделе к нему приезжал отец, что подарил шоколадный батончик. Ева смотрит, как он практически светится от счастья, совсем не обращая внимания на то, что именно ему подарили. Самым важным для мальчика было одно: его навестил папа и даже подарил подарок. В голове резко, словно вспышка, всплывает воспоминание о том, как подруга жаловалась совсем недавно, сетуя, что айфоны в расцветке «космический серый», уже разобрали. Мальчик продолжает тараторить, а Ева лишь кивает, оглушённая внезапными мыслями.       — А Соня говорит, что будет, как ты. Она хочет сбежать отсюда и жить в большой квартире. — мальчик показывает размер, разведя в сторону руки и растягивая предпоследнее слово, и девушка вдруг остро чувствует потребность отговорить их, объяснить, что в мире все не так просто и не стоит сбегать туда, где тебя никто не ждёт. Но подобрать слова всегда труднее, чем кажется и она молчит, силясь собрать мысли в слова.       — Не нужно сбегать, пожалуйста, — почти умоляет, подтягивая одну ногу к груди и упираясь лбом в колено. — Понимаешь, люди обычно делятся на два типа: те, кто всегда сбегает, видя вокруг одних лишь врагов, и те, кто делает из этих врагов друзей. Не будьте теми, кто пытается бежать от обстоятельств, потому что это невозможно. Не будьте мною. Станьте теми, кто может изменить обстоятельства под себя.       Они сидят в тишине ещё пару минут, и Ева отлично понимает, что говоря: «не будьте мною», имела ввиду себя. Себя настоящую, а не Мартину, за которую все её тут принимают. Всю свою жизнь она искала самые легкие пути, предпочитая отмалчиваться и избегать нежелательного. И для того, чтобы понять это, ей нужно было потерять всю свою прежнюю жизнь. Да уж, лучше ни за что не быть похожей на неё.       — Артём! — чувствует, как мальчик встрепенулся и в нерешительности замер, по-видимому, не понимая, как себя вести. Ева мягко подталкивает его по направлению к комнате, из которой раздавался голос, и лишь улыбается, смотря, как тот быстро убегает всё дальше.       Девушка лишь сейчас замечает, как уже совсем не чувствует холода ступень, что были лишь в тонких домашних тапочках и как можно быстрее встаёт, окидывая взглядом коридор в поисках своей комнаты. Проходя мимо лестницы в обратном направлении, она совсем не замечает того, что всё это время у них с мальчиком был слушатель.