Соль

Она безразлично кивала каждому слову Димы, рассказывающему о чём-то с огромным восторгом. Ева разделила бы эти эмоции вместе с ним, но радоваться теперь казалось невозможным. В первые дни даже не приходилось пытаться, силы ещё оставались, и надежда на скорое спасение, на то, что родители всё поймут и приедут за ней, не умирала. Через полторы недели приходилось натягивать улыбку на уставшее лицо, но синяки под глазами было не скрыть. Но тогда изображать улыбку казалось более или менее возможным. Теперь не было сил вставать с кровати, а тем более пытаться показаться кому-то радостной, хоть глубоко внутри была пустота. Надежды не было, веры тоже. Ева успела свыкнуться со своей новой жизнью, но осознание, что впереди худшие времена, всегда накрывало неожиданно. Она уже не мечтала дожить до дня рождения, чтобы официально просто сбежать отсюда, как и не надеялась на чью-то помощь. Это в один момент показалось невозможным, помогать было некому. Мысль о том, что дожить до осени сложно или просто невозможно, мелькала перед сном, когда девушка оставалась наедине с собой, и это стало самым большим страхом, оказаться со своими мыслями вновь один на один. В соседних комнатах наверняка думали, что она сошла с ума, устраивая истерики каждую ночь. Она ненавидела родителей за то, что не заметили подмены. Фактически бросили. Для неё это было именно так. Ещё Ева успела сделать важный для себя вывод: родители знают её настолько, что не отличили от сестры-близняшки, совсем непохожей на неё характером. Не поверит, что Мартина вела себя точь-в-точь, как она. Ей кажется, что поведение Тины близко рядом с её не стояло, но её семья не поняла спустя столько времени. Вариантов было два: либо из Мартины прекрасная актриса, либо мама с отцом плохие родители. Ева склонялась ко второму. Привыкать — инстинкт, поэтому она привыкла к невкусной каше, строгим воспитателям, этим прогулкам под строгим контролем. Хотя, они сжалились, замечая улучшения в поведении девушки. Все учителя в школе удивились, что Мартина превратилась чудом в отличницу, её голова тоже каким-то чудом наполнилась знаниями, и она стала почти лучшей в классе. Столько пятёрок подряд у неё никогда не было. Разрешили гулять одной, даже без Димы. И она пользовалась этим, с замиранием сердца смотря на высокий забор. Если удалось сбежать Мартине, то почему не удастся ей. Отводя от него взгляд, Ева каждый раз возвращалась обратно внутрь, заставляя воспитателей смотреть удивлённо, но насторожено. Они не верили, что это Тина. И что это не очередная выходка — заставить верить в то, что теперь она изменилась, а потом в один момент снова убежать. Школьное расписание и нахождение всех кабинетов отложились в память, и теперь Ева старалась ходить одна, избегая Диму. Ей не хотелось, чтобы парень видел, как она потухает. Казалось, что это ударит по нему, а Ева не хотела, чтобы он чувствовал тоже, что и она. Ни в первые, но в последующие дни ей показалось важным помочь Диме верить в собственные силы и продемонстрировать, что в самых тяжёлых ситуациях не следует опускать руки. Но она опустила. Он видел все изменения: в голосе, взгляде, поведении, но ничего не мог сделать. В конце концов, Дима отчасти знал, что это случится, но надеялся, что Еву не коснётся, в отличие от остальных. Это место ломает людей. Чувство вины давило, он думал, что сможет уберечь, но не смог. Девушка просто не смогла стать исключением. Вырисовывая в тетради геометрическую фигуру, она нажимала на карандаш настолько сильно, что грифель под напором сломался — Дима понял, что всё слишком плохо. Она без эмоционально получала оценки, хотя раньше улыбалась каждый раз, когда учителя с жадностью в голосе произносили: «Садись, пять». Это были её маленькие, личные победы. Этот раз не стал исключением, возвращаясь на место, она не дёрнула ни одной мышцей лица. Ева схватила в руки карандаш, осматривая его со всем сторон и раздумывая, как восстановить, если нет точилки. — Жарко, — она не ожидала, что мысли вырвутся вслух. Доска двоилась, и Ева чувствовала, как теряет контроль. — Совсем нет, — отозвался Дима, смотря за окно. Весна выдалась холодной, градусы не переступали отметку дальше пятнадцати градусов. Отопление отключили в начале весны. — Извините, можно выйти? — учительница кивнула, раньше ни за что бы не выпустила. На вопрос парня о том, всё ли хорошо, Ева только кивнула головой.

***

Урок к концу подходил, когда преподавательница заметила, что Мартины нет слишком долго. В мыслях закрались подозрения о том, что Тина в очередной раз обманула всех. Перед глазами преподавательницы появилось то, как она вылезает через окно в туалете, и ей стало плохо от таких представлений, отвечать придётся именно ей, а не кому-то. — Кто-нибудь может сходить, посмотреть, где у нас Мартина? — она листала учебник, не услышав ни одного желающего. Все до сих пор не отошли от старой Тины, от которой лучше было держаться на расстояние, себе же во благо. Ева не смогла спасти положение. Ручка двери дёрнулась спустя полторы минуты после вопроса, девушка спокойно прошла на своё место. Учительница со спокойствием выдохнула, откладывая выговоры, нервотрёпку и прочее, что добавилось бы к её жизни с побегом Мартины. — Точно всё хорошо? — Дима спрашивает на всякий случай, хотя, она выглядит уже куда лучше, чем до этого. — Да, всё хорошо, — наспех закидывала все принадлежности в пенал, поглядывая на часы. Вот-вот должен был быть звонок. Следующие несколько минут проходят в тишине, Дима только убеждается в том, что не всё в порядке, решая отложить важный разговор до конца урока. Было бы невежливо начинать прямо на нём. Отвлекаясь всего лишь на секунду и засматриваясь на птицу, севшую на дерево прямо возле окна, не замечает, как девушка покидает класс. Ему хотелось расставить всё на свои места, хотелось узнать, что случилось, почему она начала так вести себя и узнать, может ли он чем-то помочь. Застаёт только на следующем уроке. Девушка сидела на задней парте, не моргая, смотрела на раковину в углу класса. — Ев, давай поговорим о твоём странном поведении, — от неожиданности, она дёрнулась. — О, кстати, — улыбается слишком широко, — ты говорил, что план ужасный, но он сработал. Я вернулась. Ты скучал? — Тина?