Виллемы

И снова день. Новый день. Привычные до сухости действия - выключить будильник и пойти на кухню, чтобы включить чайник и заварить этот практически безвкусный растворимый кофе, потому что никто из парней больше его не пьёт. Уже вторую неделю они живут с друзьями в немного деревянном стареньком, но уютном домике. Вокруг дома располагается небольшая лесная зона, куда никто, естественно, не заходил в одиночку дальше, чем на десяток шагов. Повеселиться с близкими людьми, находясь подальше от этой «ебучей срани», как называет разбушевавшийся вирус Лукас. Сегодня нужно доснять последнюю оставшуюся сцену, одну из крайних по хронологическому порядку. Режиссёр её немного изменил, так что необходимо доработать спецвыпуск, а потом, можно, наконец, расслабиться. Отдохнуть. Херботс любил свою работу, правда, ведь, по сути, кроме неё у него ничего и не было. Да ему и не было нужно. Всё, что он хотел от этой жизни – это найти себя в полезном для людей деле, научиться принимать себя полностью, со всеми своими достоинствами и недостатками. Научиться жить. Не беспокоиться о сраных мыслях в голове. «А эти мысли, хах, никогда не заканчиваются». Что ж, возможно, сценаристы действительно могут выплеснуть неплохую идею. Отдых, как это ни банально, иногда нужен любому человеку, даже если он занят «своим» делом, которое приносит ему большее, чем удовлетворение, а именно, покой, хотя бы минимальный. Нужна разрядка, чтобы освежиться, встряхнуться и с новыми силами, так сказать - в бой. Продолжать усердно трудиться. Такие мысли пришли бы в голову Виллему полтора года назад. Но не теперь. Сейчас, отдых – способ хоть немного отвлечься от мыслей. Новых мыслей, что раньше в голову не приходили и не пугали своей неизвестностью раннее, не напрягали молчанием и неизведанностью посылов дальних уголков сознания. Ему никто не был нужен. Это неправда. Всем нужны люди. Просто, реальность такова, что кому-то – в большей степени, кому-то – в меньшей. А кому-то – почти не нужны. Парочки проверенных временем и дерьмом друзей - вполне достаточно. Вот главная мысль. В средней школе произошёл первый поцелуй с девочкой, что едва знал. То, что было на репетициях с раннего возраста, для него, не считается. С мальчиками он тоже целовался, но, когда это было необходимо для роли, не больше. Спустя несколько лет – первый секс, наверное, лучший за всё время, как он считал. Потом, ещё несколько связей. Неудачная попытка «попробовать как у всех», как тот думал, и построить отношения. Ещё пару раз не к чему не обязывающего секса с разными девушками. 20 лет. Виллему всё это не нужно. Таков он сам. - Пойду наверх, порепетирую, - сказал парень Лукасу, вышедшему из туалета. - Окей, - потирая глаз, ответил ещё не особо проснувшийся друг. С чашкой в руке, Виллем поднялся на второй этаж, в комнату, где светлые обои удачно подходили для нейтрального фона на видео, и было всегда много солнечного света. Сцена с Виллемом. Виллем. Никогда раньше Херботс не задумывался над тем, что факт схожести их имён – забавная шутка. Или жестокая шутка. После съёмок той сцены киберсекса прошло уже пару недель. Они общались после этого и наедине друг с другом, и с режиссёром, но, отчего то, именно сегодня, старший Виллем чувствовал себя неловко, неуютно. «Это просто съёмка. Что ты как пятилетняя девчонка!?», - говорил себе он. Надо ли упоминать, что мысли о нём, даже самые мимолётные и простые, вызывали у старшего чувства. Они были не очень приятными. Есть едва уловимая дымка некомфортности от воспоминаний о человеке, о котором не следует думать в каком-либо другом ключе, кроме как о друге, партнёре по сцене, на самый худой конец. Но о котором так невыносимо приятно думать, если отключить все остальные мысли, словно для этого, что глупо, есть специальная кнопка. Мысли долгие. Мысли постоянные. Сколько дней и бессонных ночей, лёжа на кровати и тупо уставившись в потолок, парень думал о нём. Виллем ухмыльнулся. В памяти воссоздался момент, как младший попробовал прокатиться на скейте, впервые после некоторого продолжительного по времени перерыва в упражнении этим по жизни, и чуть не упал буквально через секунду. Если бы сам Виллем вспомнил, сколько раз сам спотыкался просто на ровном месте, понял бы, что в то мгновение, пусть это и не связано толком, их породило это качество. О чём тот и подумал. - Хей, привет, - поздоровался с лёгкой характерной несколько нежной улыбкой на лице старший, когда де Схривер ответил ему на видеозвонок. - Привет, Виллем. Как оно? – немного низкий, но мягкий словно умеренной силы волна голос разрезал воздух. Старшему хотелось слушать этот голос настолько долго, насколько это возможно. И, может, именно по этой причине при разговоре с младшим Херботс, как правило, больше слушал, чем говорил. А болтать старший иногда любил. - Да, нормально. С парнями тут не заскучаешь. Видел же видео Лукаса в Инстаграме? Я был на грани от того, чтобы не врезать ему прямо там, в магазине, - говорил Виллем, а сам думал в это же время, что всё это максимально глупо и наивно. - Ага, видел. Тут и я бы врезал, ахах, хотя, ты меня знаешь. Тебе идёт эта кофта в полоску, носи её чаще. А ещё эти очки на голове – прям кинозвезда, ахах, - с подрагивающими от смеха мягкими губами с ухмылкой сказал младший. «Что за чушь я несу? Де Схривер, ты – дебил, поздравляю!». - Хахах, спасибо, наверное. Это всё правильно подобранные аксессуары, ахах. «Молодец, Херботс, ничего другого ты сказать не мог?». Из-за сухости во рту младший облизнул свои губы. От этого они, неизменно влажные, стали отчего то чуть краснее обычного. «Блять». - Ну что, пробежимся по тексту? – глаза младшего едва уловимо забегали. - Ага, поехали. Они закончили, лишь когда солнце стало заходить. Старший закрыл ноутбук и глубоко вздохнул. Херботс устало лёг на кровать и снова погрузился в вечный поток вечных мыслей. Он думал о Виллеме, о его волосах, которые, поначалу, ему, среди немногих, не нравились, но со временем тот привык настолько, что уже не представлял младшего без этого белого хаотичного облака на голове. Он думал о том, что они, наверняка, мягкие, как тот уже успел убедиться в процессе съёмок, приятные на ощупь. Он думал о том, что даже растрепавшиеся к вечеру локоны его волос смотрелись так, что хотелось просунуть в них пальцы и не выпускать оттуда. Разве следует таким мыслям быть в голове? Старший сомневался, что это правильно, что это нормально думать так. Он понимал, что, окажись геем, принял бы это и не проходил бы через всё то дерьмо, через что прошёл его персонаж Роббе, по крайней мере внутри себя. Однако, он знал, что парни его не привлекают. Совсем. Зайдя в туалет на втором этаже, потому что не хотел, чтобы кто-то слышал его, ведь парни пили пиво в гостиной на первом, а слышимость в этом доме была просто ужасная, Виллем закрыл дверь на щеколду и прислонился лбом к двери. Он снова тяжело вздохнул. Наверное, это всё неправильно. Это точно неправильно. Но столько времени смотреть на другого человека и думать, что если бы у того не было девушки, всё было бы проще (нет), переводит всё в то поле мыслей, где нет правильного и неправильного. У него были чувства. И эти чувства, он знал, были взаимны. Возможно, он уже и забыл о подобных чувствах, а, возможно, не испытывал такие чувства никогда прежде. Чтобы играть на сцене или перед камерой правдиво, нужно знать о том, что играешь. К тому же, столько дней напролёт думать об одном человеке даёт право думать о нём ещё больше. Думать так, как хочется. Опустив крышку унитаза и сев сверху, Виллем расстегнул свой ремень. Тот же самый ремень, что был на нём в день съёмки. Флэшбеки. «Ты такой горячий». Написанную другим человеком фразу, которую должен сказать твой персонаж, не говорят человеку перед тобой с мыслями в голове о том, что хотелось бы самому снять этот ремень. Что хотелось бы сделать этим ремнём. Убийственно сексуальным у старшего было каждое движение, по мнению Де Схривера, но это было за пределами вселенной. Ох, Виллем де Схривер, он знает тебя! Он знает тебя достаточно хорошо, чтобы увидеть о чём ты думаешь. О чём, также как и старший, боишься и нестерпимо желаешь мечтать. Засунув руку в расстёгнутые брюки, Херботс нащупал слегка привставший член. Такого не бывает у натурала. Да, Виллем? Рука оказалась под боксерами. Громкий выдох. Движение вверх, оттягивая кожу. Медленно, не спеша. Младший не торопился, когда, потянулся за чем-то, лежавшем за ноутбуком, встал и, как бы случайно, показал в камеру немного задёрнутую кофту и слегка приспущенные штаны с трусами, открывавшими вид на небольшую линию лобковых волос. Он частенько дразнил старшего, ведь, тот, когда-то, отвечая на прямой вопрос младшего, утверждал, что ничего между ними нет и не может быть. В самой глубине души Херботсу нравилась такая «игра», которая позволяла самой тёмной стороне нутра выйти наружу. Но, в тот момент, старший мечтал разорвать того на куски. Виллем младший не смел, по мнению второго, поставить под угрозу раскрытие тайны, что пряталась ими даже от них самих. Де Схривер не смеет делать то, что знает, что не останется без внимания другого. Конечно, старшему пришлось сдержаться и никак не отреагировать на выходку. Но, теперь, пришла пора расплачиваться за это в его фантазиях. Он спустит их с цепи и не станет больше удерживать. «К чёрту всё». Быстрее. Виллем думал о прекрасном лице младшего. О том, что хотел бы кончить на это личико, увидеть, как капли спермы засыхают и впитываются в его нежную кожу. А кончил бы тот сильно. Виллем де Схривер, вы не знаете какую власть имеете над этим человеком. Над его мыслями, над его чувствами, над его душой. Сейчас над его телом. Второй рукой Виллем забрался под кофту и зажал пальцами сосок. Сильно. Впиваясь когтями. Этот парень с глазами, переливающимися всеми оттенками зелёного, впился в его сущность гораздо сильнее. - Оох. Голова запрокинута. Движения рукой в штанах на ощупь. На сильно увеличенную и влажную ощупь. Ещё быстрее. А в голове – его тело. Нет мыслей. Только образы. Образ его задницы, что была не по-мужски крупной. Что была мягкой как весна. Что побуждала мысли о том, чтобы сделать с ней всё то, что не могли бы придумать все сценаристы всей грёбаной Бельгии. Вторая рука – по кубикам пресса. «У тебя почти такой же». Не думал, наверняка, не думал Де Схривер, что в моменты съёмок сцены киберсекса старший мечтал о нём в момент, когда пальцами грубовато очерчивал эти самые кубики. Он думал о его кубиках на его прессе. Никогда прежде не думал он о кубиках на прессе как о чём-то красивом и привлекательном, даже на своём теле. Но, после встречи с младшим… Раздалось мычание. Виллем приближался к пику удовольствия. Он поглаживал свои яички, и в этот момент подумал о его яйцах. Они были большими. Старший их видел. Он всё видел на съёмках. Никогда прежде его взгляд не останавливался на чьём-либо члене так надолго. Смотрел на него. Это было приятно до лёгкого покалывания на кончиках пальцев. Ещё быстрее. А член младшего был таким большим даже в обычном, не эрегированном, состоянии. Одна мысль об этом члене заставила Виллема кончить с прекрасным сладостным придыханием на мокрых от постоянного облизывания губах. Ему было охуенно хорошо. Он вышел из туалета, предварительно всё убрав за собой, и хотел спуститься к ребятам вниз, но чуть ли не сразу же наткнулся на улыбающегося Лукаса. - Хей, Виллем, ты там что делал? Дрочил что ли? Хаха. - Очень смешно, блин. Пойдём к парням, - легонько ударив в плечо друга, сказал Виллем с улыбкой на лице и пошёл вместе с ним к другим ребятам.