***
— Поднимай, Лакрица! Темнокожий великан послушно кивнул и быстро завертел ручкой лебедки. Сверкнула медь уложенных вкруг аккуратной головки кос, и радостная Люси Этьен вознеслась над манежем. Фигура. Взмах. Кружение. Обрыв. Люси повисла на стопах и раскинула руки в стороны. Ни одного лишнего движения. Только трапеция. Только высота. Только Люси, легкая и парящая. — Ее отца прозвали Люцифером. Хорош был черт! Настоящая звезда цирка, — раздался восторженный шепот синьора Антонио. Директор цирка «La Stella*», Антонио Д'Аскола, сидел на трибунах и внимательно следил за репетицией акробатического номера. Еще внимательней директор поглядывал на сидевшего рядом мистера Мефиса — базельского богача, американца по происхождению. Говорили, тот покинул Штаты из-за какой-то авантюры, принесшей ему миллионы. Говорили, что никакой он не Мефис и вообще ирландец, но синьору Антонио, признаться, было все равно. Он ценил в мистере Мефисе другие качества, а именно — тугой кошелек. — Да... — досадливо цыкнул директор. — Жаль беднягу Этьена. — Что с ним сталось? — спросил из вежливости мистер Мефис. — Увы, звезды имеют отвратительнейшую привычку падать. — Действительно. Отвратительная привычка! Оба усмехнулись и разом смолкли. Люси сильно раскачалась, взлетела ввысь и провернулась вокруг оси — от такого даже у директора перехватило дыхание, но не у Люси. Раскинув руки, она одарила полусумрак шатра самой обворожительной улыбкой, а едва трапеция остановилась, прокричала: — Опускай, Лакрица! Перекладина стремительно полетела вниз и зависла на метр от земли. Спрыгнувшая Люси подняла вокруг себя песчаную пыль. С чувством поклонилась. Случайные зрители вознаградили ее аплодисментами, и на девичьем лице зажглась довольная улыбка. Со скрипом на манеж выкатилась разукрашенная деревянная мишень для следующего номера. Пустым трибунам представили нового артиста — заклинателя ножей Драгана Ченчича. Высокий, молодой Драган вальяжно прошел по кайме манежа и играючи перекинул с руки на руку наточенные кинжалы. Едва отдышавшаяся Люси встала у мишени и призывно улыбнулась. Один за одним кинжалы вонзились в иссохшуюся древесину, повторив плавные девичьи изгибы. От каждого стука сердце пропускало удар, но не у Люси. Бесстрашно прижавшись к мишени, она радостно вглядывалась в темноту шатра, будто там сидела не пара зрителей, а целая толпа. — Слышал, американцы нынче наживаются на уродцах, — бросил синьор Антонио, видевший номер Драгана и Люси раз сто, если не больше. — Да... Мистер Барнум* сколотил целое состояние, показывая на людях калек разных мастей. — Мой цирк всегда был другим, мистер Мефис, — горделиво фыркнул директор. Из латунного портсигара синьор Антонио достал дешевенькую сигарету. Вспыхнула спичка, на мгновение озарив высокие залысины и по-хитрому прищуренные глаза старого итальянца. — Кажется, я видел среди артистов бородатую женщину? — А! Простая дань традициям. — Директор выдохнул дым струйкой и задумчиво покачал головой. — Знаете, почему люди хотят посмотреть на уродцев? Хотят увидеть, что есть кто-то хуже них. В такой цирк, как мой, ходят, чтобы увидеть обратное — есть кто-то лучше. — Красивые слова. — И отнюдь не пустые! — Синьор Антонио пыхнул сигаретой. Мистер Мефис уперся подбородком в блестящую рукоять трости, спрятав насмешливую улыбку в сложенных руках. Философские разглагольствования старого директора забавляли его как никогда. Синьор Д'Аскола пытался состроить из себя хитрого дельца и одновременно казался мистеру Мефису чрезмерно трогательным в непоколебимой вере в трюкачей и акробатов. Еще более трогательной Мефис находил репетировавшую Люси. Миленькая, щупленькая. Дрыгает обряженными в гетры ножками у мишени и сверкает голодными глазами. И ведь даже не жмурится, когда кинжалы, будто хищные клыки, впиваются в сухое дерево. Красота и отвага! Что еще нужно циркачке для успеха, подумывал мистер Мефис, не спуская глаз с Люси Этьен. — Храбрая девушка, — сказал он, и синьор Антонио встрепенулся. — О да! Да, — с жаром заговорил директор, ухватившись за поданную тему, словно за соломинку. — Малютка Люси прирожденная артистка. Ловкая, бесстрашная, невесомая. А уж как она скачет верхом! Жаль, наш мерин помер. — Очередная «упавшая звезда»? — Всего лишь «старая скотина». Brava*, Люси! — Директор разразился наигранно громкими аплодисментами и тут же переменился в лице. — Бриллиант и в грязи бриллиант, и все же любому таланту нужна должная оправа. Согласитесь, декорации совсем неподходящие. Шатер на ладан дышит, да и костюмы у артистов... Директор с жаром принялся перечислять скудную действительность цирка, выставляя напоказ все, что обычно старался скрыть. Трибуны потемнели от времени и раскачивались от дуновения сквозняка. От манежа веяло животным духом, а яркий бортик красного круга выцвел в светлое нечто. Охровый шатер казался грязным, и от этой грязи несло затхлостью. От всего цирка несло затхлостью, но только не от Люси Этьен. — Мы, кажется, уже обсудили это, — недовольно процедил сквозь зубы мистер Мефис. Директорской навязчивостью его отвлекли от чудесной картины и не менее чудесных мыслей, отчего мистер Мефис брезгливо одернул сюртук и поднялся с места. — До скорой встречи, синьор Д'Аскола. Смотрите, чтобы ваша звезда не упала, — добавил он, указав тростью на Люси. — Разумеется, мистер Мефис. See you around*! — показав козу*, прорычал Антонио с ужасным акцентом. Итальянец и английский — вещи несовместимые. Спустившись с трибун, мистер Мефис пристально оглядел Люси с ног до головы и с почтением склонил голову. Она едва смутилась, кокетливо потупив аккуратную головку, и тут же с задором кивнула случайному, но от этого не менее благодарному зрителю. Артисту нужно признание, а Люси Этьен была прирожденной артисткой. Подле уха ревниво сверкнул кинжал. Звонкое лезвие вошло в мишень на треть. — Не отвлекайся, Люси! — проворчал Драган. — Я могу и промазать. — Драган Ченчич не знает промаха, — пошутила она, и последний кинжал уверенно воткнулся над рыжей макушкой. Мистера Мефиса и след простыл, а с трибун раздался голос директора. Репетиция окончилась. Выгнувшаяся Люси Этьен по привычке отвесила низкий поклон — радостная, будто в тени трибун сидели самые настоящие зрители, и стоявший подле Драган невольно залюбовался. Люси любила манеж, любила выступления, и в любви этой была необычайно чарующей. Цирк был всем для нее. Каждый трюк она отрабатывала будто в последний раз, выкладываясь по полной, и даже на репетициях не позволяла себе работать вполсилы. Драган поэтому попросил к себе в номер именно Люси — поймал свою счастливую звезду, яркую и необычайно манящую. Приятные вдруг мысли сменились тревогой. Резко выпрямившись, Люси нехорошо покачнулась. Румянец на девичьих щеках сменился мертвенной бледностью. Былая бравада — слабостью, и Люси болезненно прикрыла глаза. — Голова, — прошептала она подоспевшему Драгану, и ее быстрее потащили к бортику манежа. — Что с тобой?! — зашептал он, усаживая ее на бортик. — Все хорошо, — принялась успокаивать Люси, но глядя на ее мертвенную бледность, Драган успокаиваться не собирался. — Я просто не успела позавтракать. Хотела, чтобы номер удался. На трапеции нужна легкость... — Люси! Нахмурившийся Драган нежно сжал холодные ладони в своих горячих руках и покачал головой. В последнее время артисты перебивались едва ли не помоями — жестокие реалии угасающей «La Stella». Ни выступлений, ни денег, ни еды, а Люси и без того не отличалась хорошим аппетитом. Все твердила про легкость на трапеции, будто старалась улететь подобно птице. Возникший из-за спины директор вежливо обеспокоился, но Люси лишь повторила: все хорошо. Антонио принялся рассказывать о приходившем госте, но его прервал протяжный выкрик: — Scheiße*! Полог шапито пустил луч дневного света. Показался старина Гейне — вечно взвинченный и грозный дрессировщик. Сжимая руки в кулаки, он едва ли не подскакивал на месте от переполнявшего его возмущения. — Герр директор, я не работать так больше! Мяса нет. Тигр не жрать. — Scheiße, Гейне! — согласился Антонио и тут же пренебрежительно развел руками в стороны. — Какое счастье, что любое Scheiße имеет свойство случаться и заканчиваться. Директор перекрестился и с благословенным Amen* ласково пригладил аккуратную головку Люси. Вновь заворчав, старина Гейне скривился в лице, но директор на раз осадил гнев дрессировщика грозным взглядом, намекнув, что все проблемы цирка временны. Более директор ничего не сказал, хотя именно Гейне Антонио понимал как никто другой: у дрессировщика и директора цирка одна и та же проблема, одна и та же обязанность — артисты, изголодавшиеся по еде и выступлениям. Ничего, подумал директор, доставая портсигар. Скоро все закончится! Или же... Начнется?***
Обеденный час собрал артистов цирка у тканевого навеса, из-под которого дымил пузатый чан. Гремя тарелками, циркачи выстроились в петляющую очередь, убегавшую за близстоящий шатер. Люси подтолкнуло сзади. Толстяк Буффо неловко вклинился в очередь, и карлик Голиаф не преминул обозвать его жирной тосканской свиньей. — Прикройся, сардина*. — Vaffanculo*! — шикнул в ответ сард Голиаф. — Эй! Кормить сегодня будут? — прокричал жонглер Гумберт, окруженный группкой тощих эквилибристок. Мимо очереди поплыла бородатая Берта, и Гумберт любопытствующе оглядел ее тарелку. — Что там сегодня? — Мучной суп... Берта брезгливо зачерпнула ложкой мутную жижу, и вся очередь недовольно зароптала, разразившись бранью на самых разных наречиях. Люси поморщилась. В животе урчало нестерпимо, голова кружилась, но ни запах, ни вид похлебки не вдохновляли. Лишь отвращали. Может, им удастся сбежать в Базель и раздобыть какой-нибудь еды там? Люси не отказалась бы от горячего хлеба и овощного рагу. Даже от маленького кусочка сыра. Все лучше, чем разбавленная и сваренная не пойми из чего жижа. — Скажи, чтобы мою порцию отдали кому-нибудь, — сказала Люси, оглядевшись на толстяка Буффо. — Кому-нибудь? — заверещал Голиаф. — Да этот жирдяй сожрет ее, не задумываясь. — Голиаф... — На шумливого карлика обернулись близнецы-шпагоглотатели и лукаво переглянулись друг с другом. — Ты никогда не пробовал суп из карликовых сардин? — сказал один из них. — Из каких таких карликовых сардин? — Тащи его! Под общее улюлюканье близнецы подхватили Голиафа и понесли в сторону чана. Отборную итальянскую ругань заглушил дружный смех артистов, и в этом шуме Люси сбежала из очереди. Длинный стол гремел ложками, жужжал тихими разговорами. В дальнем углу взметнулась рука — Драган занял место и теперь звал к себе. Подошедшая Люси присела рядом. — Ты ничего не взяла? — Не хочу. Да и брать толком нечего. — Ты скоро просвечивать начнешь! — заворчал Драган и, воровато оглядевшись, достал из-за пазухи подсохший крендель. — На! — Но это твое, — воскликнула Люси, но крендель уже оказался в ее руке. — Значит, и твое. Ссутулившись, Драган уткнулся в тарелку и покраснел до кончиков ушей. Больше он ничего не сказал, да и прижавшая крендель к губам Люси улыбнулась, не проронив ни слова. От запаха подсохшего хлеба на душе стало необычайно тепло, как и от проявленной заботы. Очарованная Люси украдкой оглядела резкий профиль Драгана и замечталась. Он всегда беспокоился о ней, как верный рыцарь о своей принцессе — с самого детства, когда Люси учила его вертеть «колесо». Куда бы ни ехал цирк, куда бы не вела их дорога, Драган был рядом, делясь порой последним. Однажды он подарил ей деревянное колечко, и Люси до сих пор хранила его как самое дорогое сокровище. Всегда и везде, заботливый и хмурый... Драган казался очень милым в этом беспрерывном ворчливом беспокойстве, и Люси невольно прижималась к его сильному плечу. Под навесом возникла знакомая фигура. Слегка сгорбленный синьор Д'Аскола размахивал руками, собирая всех артистов за столом. О чем-то хотел объявить. Судя по нахмуренным на переносице бровям, о чем-то важном. — Allora*... — протянул синьор Антонио, хлопнув в ладоши. — У меня для вас радостная новость. Мистер Мефис, которого многие из вас имели честь лицезреть на днях в цирке, согласился стать нашим покровителем! Покровителем «La Stella»! — объявил директор. Восторженных возгласов, увы, не последовало, а неуверенные хлопки быстро сошли на нет. Недоуменную паузу прервал Голиаф: — В последний раз наши покровители обчистили кассу. Кто там был? Русские князья? — Польские шалопаи! — Голиаф прав, — донеслось со стороны. — Мы едва перезимовали. — Ja. А тигр не иметь теперь мяса. — В этот раз все иначе, — поспешил утихомирить всех директор. — Мой мучной суп с вами не согласен! — Главное, чтобы была согласна твоя борода, Берта. — Взорвавшись, Антонио всплеснул руками, и пристыженные артисты разом смолкли. — Посмотрите на себя! Посмотрите на цирк. На нашем шатре больше заплаток, чем звезд на небе. Твой фрак, Гийом, превратился в труху. Уж не ты ли, Гейне, жаловался, что тиграм нечего есть? А ты, Голиаф?! А ты, Буффо? С наших костюмов сыплется блеск, в наших тарелках — чертова мучная похлебка. Когда вы ели нормально в последний раз? А? — Кажется, тогда мы даже ездили с выступлениями по городам, — вклинился Голиаф, — а не сидели сиднем на зимовке в швейцарском захолустье! — И что ты, малютка Голиаф, решился показывать? — зашипел Антонио, нагнувшись над столом. — Старый клоунский колпак? Дырявый шатер? Нам нужны деньги и лоск. Люди ходят в цирк за этим, а не за кривляниями оборванцев. Раскрасневшись, синьор Антонио умолк. Притихли и обруганные артисты. Кто-то вспоминал о былых временах, когда выступления следовали одно за другим, и карман оттягивали деньги. Кто-то тоскливо хлюпал ложкой в тарелке. Цирку «La Stella» и вправду не помешало бы встряхнуться и заблистать, как было прежде, да вот только... Шапито трещал по швам, и, увы, не от наплыва публики. Животные дохли от голода, а артисты то и дело бегали на сторону: Берта принялась чинить одежду. Близнецы-шпагоглотатели показывали свой коронный трюк в местных кабаках, чтобы хоть как-то подзаработать. Гийом, выбираясь в город, чистил сапоги, а про эквилибристок так и вовсе рассказывали самое разное. — Ты прав, Антонио. Может, добавишь нам немного лоска к обеду? — сказал кто-то в тишине, и столы разразились беззаботным смехом. — Я бы не отказался от бутылочки вина и жареного поросенка. — Бутылочки вина и поросенка? От побагровевшего директора артисты опасливо отстранились, но Антонио внезапно сменил гнев на милость и лукаво ухмыльнулся. Раздался щелчок. К столам подошел Лакрица, пряча за плечом увесистый мешок и нетронутую ногу вяленой ветчины. Под довольный гул он достал и несколько бутылок вина. Врассыпную по столам покатились сырные головки, спелые яблоки, булки хлеба, и взбудораженные чарующими ароматами артисты встретили их аплодисментами, как самых настоящих коллег. Антонио не сразу удалось всех утихомирить. — Это небольшой презент от мистера Мефиса. Вскоре прибудут и другие дары. — Santo ciel*! — Я с тобой всецело согласен, Голиаф! — ответил карлику Антонио и среди налетевших на еду артистов выискал нужную рыжую голову. — Люси! Иди сюда, bimba*. Драган пообещал приберечь для нее и хлеба, и сыра, и Люси, едва отщипнув от мягкой булки, поскорее пошла за директором. От навеса они отошли недалеко. Ароматы доходили и до сюда и жестоко дразнились, призывая вернуться к столу. Откупорилась первая бутыль вина, и довольные артисты провозгласили тост. — Мистер Мефис — просто волшебник! — восхитилась Люси. — О, да! — Как много решал простой кусок хлеба, подумалось директору. — В скором времени мы начнем выступления. Уж тогда заживем! — Выступления?! — повторила Люси, просияв. В ее голубых глазах вспыхнул азарт, перемешанный с по-детски наивным восторгом. — Мы будем путешествовать? Как раньше? — От города к городу! Как раньше, Люси, — сказал синьор Антонио и резко перешел на полушепот, — именно поэтому я хотел попросить тебя об одолжении. — Конечно, синьор Д'Аскола. — Я хочу отблагодарить мистера Мефиса за его участие. Ты не отказалась бы показать ему пару номеров? — спросил Антонио, и Люси задумчиво приставила палец к губам. — Что-нибудь несложное. Так... — пожал плечами директор, — Чтобы порадовать нашего покровителя. — Конечно! Может, номер с шаром? — предложила Люси, и Антонио расплылся в широкой улыбке. Довольный он уложил руку на девичье плечо и одобрительно закивал. — Отличная идея! Скажу Лакрице, чтобы готовил повозку. Отправишься вечером. — Вечером? Уже?! — Куй железо пока горячо. Приготовься, Люси! Ты должна блистать. — Даже не сомневайтесь, — выкрикнула Люси, присев в привычном реверансе. — Brava, bimba! Глядя вслед убегающей Люси, Антонио Д'Аскола преисполнился небывалой радостью. Настоящая артистка — хлебом не корми, дай выступить! На таких цирк и держится.***
Люси и раскрашенный шар растаяли в сумерках под тихий скрип колес. Драган порывался поехать вместе с ней, но директор его не пустил — и Лакрицы достаточно. Артисты, разморенные и отъевшиеся, разбрелись по вагончикам. Цирковое становье накрыла блаженная полудрема, и лишь мерное постукивание нарушало это сытое волшебство. Слегка захмелевший Драган от нечего делать метал кинжалы и ждал возвращения Люси. Она вернулась. В глубокой ночи. Сперва послышался скрип. После чьи-то всхлипы. С шумом из повозки скатился крашенный шар. Заплаканная Люси добежала до своего вагончика, хлопнула дверью, и всполошившийся Драган бросился за ней. Она сидела на полу у самой кровати, скрутившись калачиком, и сотрясалась от тихих рыданий. Из-под порванного ворота мелькнули ссадины. Медные косы небрежно рассыпались по плечам. Люси обернулась, выпучив от ужаса заплаканные глаза, и Драган увидел разбитую губу. — Что? Что случилось? — прошептал смешавшийся Драган, боясь своего же вопроса, а еще больше — возможного ответа. — Он... — Что он сделал?! — требовательно рыкнул Драган, и перепуганная Люси залепетала что-то неразборчивое о пьяном мистере Мефисе, который вдруг полез к ней под юбку. — Я... Я н-не...Я не хотела... Глаза Драгана налились кровью. Не помня сам себя, озверевший, он ринулся вон, жаждая отыскать проклятого богача и свернуть тому шею. Неподалеку от вагончика Люси стоял понуривший голову Лакрица, и синьор Антонио отчитывал его на чем свет стоит то на французском, то на итальянском. За ними стояла повозка, и Драган бросился к ней стремглав. — Что ты сделал?! — шипел директор. — Он трогал мисс Люси, синьор Антонио, — оправдывался Лакрица. — Я... Я... Отпихнул его. Он упал. — Моли богов, чтобы Мефис не заявил в полицию! — завопил Антонио и тут же ринулся Драгану наперерез. — А ты куда засобирался? — К нашему херовому покровителю. Убью! От резкого удара потемнело в глазах. Хмель дал о себе знать, притупив ощущения, и попятившийся Драган едва не упал. Нависший над ним синьор Антонио чертыхался, отряхивая ушибленную руку, и на поднявшийся шум выползли близнецы-шпагоглотатели, Гейне и бородатая Берта. — Не истери, Драган! — Директор кивком указал на вагончик Люси. — Иди к ней и успокой. Будто нарочно из заветного вагончика раздались громкие всхлипы. Жалостливые. Родные. У Драгана все сжалось внутри, и растроганный директор помог ему подняться. Похлопав его по плечу, Антонио добавил: — Я все улажу. Обещаю. А ты присмотри за ней. Ей это сейчас нужнее. Что встали, ротозеи?! — директор резко шикнул на артистов, и те неспешно разбрелись по углам. Драган послушно пошел к Люси. На том волшебный вечер и окончился.