***
По цирку гулял слух — Люси Этьен едва не изнасиловали. Несчастного Лакрицу каждый расспрашивал с пристрастием, и обраставшие новыми подробностями пересуды не утихали ни на секунду. Мистер Мефис упился до чертиков. Ирландец! Ничего удивительного. Богач полез под юбку молоденькой циркачки? История стара как мир. Куда больше циркачей интересовало, как там на вилле богача? А едят с серебра? А сколько платят слугам? А о миллионах — правда? В Базеле поговаривали, что Мефис может купить весь кантон с населением в придачу, а после случившегося образ мистера Мефиса все больше походил на образ сказочного чудища, живущего в сказочном замке. О Люси будто и не вспоминали. С того вечера она заперлась и на становье не показывалась. Слегла с горячкой на несколько дней, отказывалась от еды, никуда не выходила и никого не хотела видеть. Вхожи к Люси были лишь добродушная Берта и Драган. Остальные и не лезли. Не их ума дело. Да и что там сделаешь? За полицейскими никто не посылал. На следующий день после случившегося директор лишь отправил Лакрицу с нелепыми извинениями на виллу мистера Мефиса и попросил остальных «не поднимать лишнего шума». Послушные остальные и не поднимали, увлеченные появившейся едой на столах и деньгами в кассе цирка, да и директор будто бы старался свести неприятную историю на нет. Драган, ожидавший совершенно иного, терзался неприятными подозрениями, в которых сам же старался себя разуверить. Ведь цирк — семья, а в семье нет места упрекам и недоверию. Получив свой завтрак, он сидел под навесом и равнодушно вглядывался в булку свежего хлеба. Дали Драгану и сыра, и даже несколько просвечивающих на свету ломтей Тирольского шпека, но кусок в горло не лез. Драган знал, на чьи деньги все это куплено. Без подачек Мефиса обойдется! Что тот думал? Раз богач, то может просто так всех купить? Даже Люси? Она же... Она... Драган поскорее отпил воды из кружки, чтобы хоть как-то усмирить клокочущую ярость, и зло усмехнулся — хотя бы воду купил не чертов Мефис! — М-м-м-м! — растянул сидевший поодаль Голиаф. Карлик набил рот сыром и, смакуя каждый кусочек, отпил вина из кружки. — Если так дело пойдет, я готов этому Мефису сам номера показывать. — Ростом не вышел, — шикнул кто-то с дальнего угла стола, и Голиаф, нисколько не обидевшись, рассмеялся. — Ха! Ничего... Возьму рыжий парик у Буффо, и eccola*. После пары бутылок меня уж будет не отличить от нашей красотки! От взорвавшегося смеха Драган зажмурился. Ему будто кинжал вонзили в сердце — хуже того, провернули несколько раз. Не вытерпев, он вскочил из-за стола и уверенно направился к ковырявшемуся с сыром Голиафу. Удар. Небольшое блюдо улетело в сторону. Неровные сырные кубики затерялись в траве, и к ним тут же бросились дрессированные собачки. Расплескалось вино, наполнив воздух кислой пряностью. Голиафа ухватили за грудки, приподняли над скамьей и хорошенько тряхнули. — Ну-ка повтори, что ты сказал! — прорычал Драган. Изумившийся было Голиаф грозно нахмурился. Молчал он по обыкновению недолго. Обидеть карлика норовят многие, а потому он уже давно научился не бояться подобных выходок. Гордо Голиаф задрал длинноватый широкий у конца нос и, вцепившись в руки Драгана, фыркнул: — То и сказал! Карлик пнул обидчика в живот. Не сильно, но державшие его руки разжались, и, удачно приземлившись, Голиаф горделиво встал на скамье. — Что, ragazzino*, — с издевкой оглядел он взбесившегося паренька. — Тебе не перепало и вот озверел? Держи свою птичку* в штанах и подальше от меня, а надо — сходи покажи ее местным шлюхам. Драган снова бросился орлом, но карлик вовремя подхватил нож со стола и грозно наставил острие на противника. — Не мешай остальным работать! Видел, — Голиаф указал на еду острием. — Твоя Люси время даром не теряет. Можешь взять с нее пример и окрутить какую-нибудь старую базельскую вдовушку! Они любят молоденьких мальчиков. Чем горячее, тем лучше. Заодно голову проветришь. И не только голову, — добавил карлик полушепотом. — Люси едва не изнасиловали... — Ты и вправду такой наивный? — усмехнулся Голиаф взъерошенному Драгану. — Думаешь, твоя Люси поехала на виллу богача просто так? Думаешь, не знала, зачем туда едет? — Драган оторопел, потерялся, а Голиаф, увидев его замешательство громко цыкнул: — Поглядите-ка. Святая простота! Разуй глаза. Его будто из ведра облили. Отшатнувшись, Драган долго молчал, буравя карлика взглядом, но окончательно запутавшись, пошел прочь. Ворчавший Голиаф уселся на скамью и с напущенным спокойствием оправил ворот рубахи. — Наивность — та же глупость, — фыркнул он, брезгливо поморщив нос. — Жалко девчонку. — Люси не глупа. Она далеко пойдет. — Голиаф просительно постучал по кружке, и услужливый Гийом плеснул ему вина. — Будь у меня такие ноги и мордашка, хер бы я выступал в цирке!***
Драган шел быстро. Супился. Злился. Едва не сбил Берту с ног и даже не извинился, чертыхнувшись под ноги. Чертов Голиаф! А что с него возьмешь? Карлик. Жизнь над ним и так посмеялась, вот и пытается изгадить, извратить все, до чего дотягивается своими уродливыми ручонками. И ладно бы он, но Люси! Как можно было подозревать ее в чем-то столь грязном и порочном. Драган сам видел ее слезы, сам успокаивал. В тот вечер она тряслась, как мышонок, жалась к нему и умоляла не оставлять одну ни в коем случае. Едва Драган порывался уйти, чтобы свершить столь желанное возмездие, она снова начинала плакать, а к утру так и вовсе слегла с лихорадкой. Нет! Люси была неповинна в случившемся. Драган верил в это, как ни во что другое. Голиаф возводил напраслину из зависти, а может, просто из вредности. Резко остановившись, Драган перевел дух. На шпиле директорского шатра истерично бился флажок — будто навязчивая мысль в голове. Кое в чем Голиаф был прав. Странно, что именно Люси отправили вечером к мистеру Мефису. Об этом ее попросил сам директор. Директор обещал все уладить, но так и ничего и не предпринял. И почему? Хлопнул полог, и Драган провалился в темноту. В полумраке директорского шатра было необычайно тихо и спокойно, а еще душно. От табачного дыма воздух казался плотным и тяжелым. Дым оседал на коже, проникал в самое нутро. Приставив к лицу руку, Драган осмотрелся и в легкой дымке разглядел очертания силуэта — синьор Антонио восседал в резном кресле и курил. Курил много, практически бездвижно, и нынче походил на статую древнего божества, окутанную молочными клубами и тайной. Беспристрастную, равнодушную. — А! Драган, — протянуло божество, вспыхнув сигаретой, как зловещим оком. — Решил навестить старину директора? — Я... Я хотел спросить, — Драган закашлял от обилия дыма. Попытался вглядеться в лицо директора, но увидел лишь клубы дыма. — Вы вызвали полицейских? — погодя спросил он. — Зачем? — Из-за Люси! — А что с Люси? — спросил директор, как будто и вправду позабыл. — У нее горячка! Она отказывается от еды! Из-за того... Случая... — Хм... Да. Молодые особы отличаются необычайной чувствительностью, не так ли? — с сарказмом выдавил из себя Антонио. — Вызови ей доктора. Пускай выпишет каких-нибудь капель. Капель? Стушевавшийся Драган не поверил своим ушам, а от спокойствия Антонио вовсе потерялся. Директор явно не собирался ничего предпринимать, отмахнувшись от случившегося, как от чего-то неважного, но почему? Ведь обидели одного из артистов «La Stella» — ни в чем не повинную Люси. А что если неспроста? Почему в тот вечер из всей труппы директор послал Люси? Ведь в цирке были и шпагоглотатели, и парочка других акробатов, но нет. Выбрали именно ее! Так собирались отблагодарить мистера Мефиса за его покровительство? Молоденькой циркачкой? Драган ощерился от тяжелого душного дыма, а еще от неприятной мысли, озарившей его так случайно. — Вы знали! — медленно проговорил он, догадавшись об ужасном. — Вы знали, что Мефис хочет... — Хочет поиметь ее? — Антонио небрежно стряхнул пепел с сигареты. — Догадывался. Многие мужчины хотят поиметь милую артисточку, а Люси само очарование. Уж тебе ли не знать. Изумление. Тупое. Безмолвное. Драган весь вскинулся и от слов директора мгновенно изумился еще больше. — Была бы Люси умней, она бы воспользовалась этой возможностью. — Возможностью? Возможностью стать шлюхой?! — Возможностью обеспечить себя! — фыркнул Антонио. Драган сверкнул темными глазами, и синьор директор горько ухмыльнулся. — Не смотри на меня так. Я — не монстр. Мне жаль, что мистер Мефис оказался не столь обходительным кавалером, сколь хотелось, но... — Он хотел ее изнасиловать! — Он хотел нам помочь! Помочь Люси! И поможет. — Директор снова утонул в клубах сигаретного дыма. — Наш цирк будет жить... Благодаря ей и мистеру Мефису. Драган вытянулся, будто струна на грифе. Сжал руки в кулаки. Он попросту не верил во все, что слышал. Директор говорил ужасные вещи да так спокойно! Он попросту собирался принести Люси в жертву — продать, словно рабыню, поимев за товар высокую цену. И неужели старый Антонио думал, что Люси некому защитить?! — Этот ублюдок больше и пальцем ее не коснется! — решительно сказал Драган, потрясая сжатым до белых костяшек кулаком. — Иначе... — Иначе мы все пойдем по миру, — перебил его Антонио, выбрав самый язвительный тон. — И что же тогда будет с цирком, с Люси? Кому вы все будете нужны, ты об этом подумал? Или ты надеешься, что она бросится за тобой на край света, Драган? Не думай, что я не вижу, как ты на нее смотришь. — Директор отбросил сигарету в пепельницу и весь скривился: — Иначе!.. Не тебе это решать. Лишь мне и Люси. Ты здесь лишний. Что-то не нравится — вали на все четыре стороны! С деньгами Мефиса я найду другого «заклинателя кинжалов» быстрее, чем ты сообразишь что к чему. Внутри Драгана что-то оборвалось — будто зверя спустили с цепи. Разъяренный, он бросился на директора с кулаками. Молодой. Горячий. Влюбленный. Пелена застлала глаза, и все мысли о беззащитной Люси поглотили рассудок. Вскинувший руки директор закричал, и на крики его сбежались Гейне, Лакрица, кто-то еще — Драган не увидел толком. Его живо оттащили в сторону и скрутили. — Влюбленный идиот, — прошипел Антонио, сплюнув кровью в сторону. — Ты — монстр! Монстр! Отряхнув ворот сюртука, директор прищурился и злобно оглядел бившегося в стороны Драгана с ног до головы. — Кажется, ты хотел полиции? — Уязвленный Антонио обтер разбитую губу. — Будет тебе полиция! Вырывавшегося Драгана продержали в директорском шатре до самого приезда полицейских, а после увезли. — Пускай проветрится! — бросил вслед Антонио и на беспокойство Лакрицы и Гейне пренебрежительно ответил: — Через несколько дней вернется. Я об этом позабочусь, а пока пусть посидит под замком. Клоун! И держите языки за зубами! — припугнул директор Лакрицу и остальных. Воровато оглянувшись, Антонио Д'Аскола скрылся в своем шатре. Выругался на щипавшую болью ссадину. Драгана синьор директор понимал отчасти, но, увы, их интересы расходились, будто путники на развилке. Любовь — удел молодых. Расчет — удел стариков, и согласно расчетам старого Антонио, все складывалось наилучшим образом. Осталось уладить лишь несколько проблем. Одной как раз стало меньше. Meno male*. Ах да! — Лакрица! — позвал директор, и из-за полога показалась черная лоснящаяся голова. — Позови Берту. Пора было уладить главную проблему. Чем быстрее — тем лучше. «La Stella» должна была засиять как прежде, и синьор Д'Аскола надеялся, что Люси Этьен станет его главным козырем в борьбе за жизнь цирка.***
В обклеенный афишами вагончик проскользнул едкий запах табака, и Люси вжалась в угол. Сверкнули высокие залысины, по-хитрому прищуренные глаза, и сгорбленная директорская фигура выросла у самой кровати. Антонио Д'Аскола расплылся в улыбке и торжественно поставил перед Люси перетянутую лентой коробку. — Как ты, Люси? — с наигранным участием поинтересовался синьор Антонио. — Смотри, что я принес. Пирожные! Помню, когда ты была маленькой, твой отец покупал тебе такие. Покачав головой, директор огляделся. Со стен на него смотрел нарисованный старина Этьен, вознесшийся над манежем. «Люцифер несравненный» — гласили старые выцветшие афиши. Лишь они и остались от блестящего артиста. Афиши, скудный скарб и Люси. Глубоко внутри шевельнулась совесть и, задушив ее в зародыше, синьор Антонио подвинул попавшийся под руку стул и уселся напротив кровати, вперившись в девичий профиль. Обнявшая колени Люси жалась в комок и будто старалась спрятаться от него под сшитым из разноцветных кусочков одеялом. Она исхудала. Осунулась. Болезненно горели ее светлые глаза, и весь вид Люси Этьен вызывал неимоверную жалость. Маленький, загнанный в угол зверек, подумал директор, тяжело вздохнув. — Я не хочу. — Шепнувшая Люси поежилась, даже не посмотрев на коробку, бессовестно благоухавшую ванилью. — Хорошо, Люси! Тогда мы просто поговорим, — улыбнулся синьор Антонио и мгновенно перешел к делу. — Мистер Мефис прислал мне свои наиглубочайшие извинения. Сказал, что от волнения позволил себе выпить лишнего. — Только выпить? — процедила сквозь зубы Люси, а директор ее будто бы не услышал. — Он просит возможности загладить перед тобой вину. Что скажешь? Может, стоит дать нашему покровителю шанс? — Антонио вопросительно качнул головой. — Я был бы очень рад, если бы ты простила его. Ты никогда не была злопамятна, Люси. Все знают, ты — ангел во плоти. — Чего вы хотите, синьор Антонио? — настороженно спросила Люси, отлипнув от тоненькой стенки вагончика. — А ты не понимаешь? Виноватый мужчина — щедрый мужчина, — пояснил директор и тут же наклонился вперед, уперев локти в колени. — Я хочу, чтобы «La Stella» получила покровителя, — зашептал синьор Антонио, плохо скрывая нетерпение. — Он нужен цирку. Очень нужен! Ты при этом получишь состоятельного любовника. Выгода очевидна! Нужно лишь твое согласие и... Содействие, Люси... — Ч-что? Она встрепенулась, понадеявшись, что все услышанное — плод воображения. Пытливо она посмотрела на синьора Д'Аскола, заглянув прямо в глаза. Директор не шутил и, строго сведя брови на переносице, ждал ответа на свое предложение, заключавшееся в простой, но гнусной сделке. — Я артистка, а не шлюха! — возмутилась Люси, и ее возмущению директор очень обрадовался — зверек выходил из угла и потихоньку скалил зубки. Все лучше слез и апатии. — Разумеется! Но подумай... Ты красива, Люси, — с жаром принялся убеждать Антонио Д'Аскола. — Молода. Мистер Мефис, конечно, не словенский метатель ножей, но он мужчина достойный, привлекательный. Богатый! Люси Этьен тяжело задышала, запылала и при этом как-то трогательно перепугалась, блеснув проступившими на ресницах слезами. — И я должна ему продаться?! — Все мы продаем себя. Каждый из нас. Кто тело, кто душу, кто ум, кто талант. И чем дороже ты себя продашь, тем ты успешнее. Тут нечего стыдиться, Люси. Таков закон жизни. — Я не хочу этого слышать, — Люси плотно зажала уши ладонями и капризно взбрыкнула ногами. — Прекрати витать в облаках! — рявкнул синьор Антонио, вскочив со стула, и, не на шутку перепугавшись, Люси вздрогнула. — Без Мефиса я должен буду закрыть цирк. Подумай, что ждет такую девушку, как ты, без «La Stella»? Что ждет остальных? Антонио весь скривился, вдруг завыл и враз уставший упал на стул. Ему ведь даже было жаль Люси, но разве он просил от нее так много? Разве в сложившихся обстоятельствах он мог попросить от нее меньшее? — Ах! Люси-Люси... — пропел Антонио Д'Аскола. — Родись ты дочерью лорда, ты гуляла бы по набережной Круазет*, и единственной твоей заботой была бы шляпка по последней моде, но… Ты — артистка. Ты — дочь циркача, а цирк — твой дом. Чего ты хочешь? Скажи мне. Семьи? Кучу детишек от нищего Драгана? Mati, mati*... — жалобно воскликнул Антонио, пародируя словенский говорок Драгана и стараясь воззвать к благоразумию Люси Этьен. — Или ты хочешь выступать на манеже? Ты же артистка! Твое место перед заполненными трибунами, скандирующими твое имя, а не под боком у нищего Ченчича. Ты нужна «La Stella» , а «La Stella» нужна тебе. Как никогда... Цирк вырастил тебя, теперь ты должна помочь цирку. Люси молчала. Губы ее тряслись. Она и сама вся дрожала, через силу сдерживая слезы, всхлипывала, а Антонио говорил без умолку, и каждая его фраза хлестала похуже кнута дрессировщика. Раскрасневшаяся Люси мотала головой из стороны в сторону. Она не верила. Не хотела верить. Не хотела даже слышать. — Тебе нужно успокоиться, подумать. Я поговорю с мистером Мефисом. Впредь он будет куда обходительней. Обещаю. Он человек слова, хоть и любит выпить лишнего... — Идите вон! Вон! — закричала Люси, ощерившись тигрицей, и даже кинула в директора подушкой. Увернувшись, синьор Д'Аскола вспыхнул и вновь взмахнул невидимым хлыстом. — Пойду!.. Пойду! Вон из цирка! А следом пойдут и остальные. Все, кого ты знаешь. От Голиафа до Берты. От Драгана до Лакрицы! И это будет на твоей совести, Люси! Подумай, если не о себе, то о них! Хлопнув дверью, разъяренный директор ушел, и обескураженная Люси потонула в слезах. Одна. Беззащитная. Погребенная под жестокостью сложившихся обстоятельств. Ей предложили продать себя в обмен на целый цирк и его артистов. Отдаться мистеру Мефису, который едва не взял свое силой. Люси содрогнулась, вспомнив тяжелый удушающий запах перегара, чужие руки на теле и звериную похоть в мужских глазах. Отвращение скрутило желудок и едва не вывернуло душу наружу. Ей не хотелось. Не хотелось. Нет! Она артистка! Артистка, а не шлюха. Со злостью Люси вскочила и вышвырнула оставшуюся после директора коробку с пирожными, но тут же осела на кровати. Голова закружилась. Она все еще была слаба, а хуже того — одна. — Драган! Драган, — отчаянно зашептала Люси, но Драган не отозвался. Напрасно она ждала его возвращения — Драган Ченчич будто испарился, а больше к Люси никто не приходил. Дав волю слезам, она утонула в жалости к себе, упрямо повторяя одно и тоже: она — артистка! Артистка! Артистка!