Грёзы о Богах и Цветах

Оно сражалось. Уничтожало раздражающих созданий творения своими когтями и телом. Хотя в разрывании хрустящих существ и было что-то приятное, ярость и презрение становилось лишь сильнее в его разуме. Этот мелкий отброс Творения, этот ничтожный глупец, что отказывался бояться его, это жалкое создание, думающее, что может подчинить его! Даже в сердце битвы, оно не ослабляло свою оборону, его оружие всегда было в такой позиции, что любая попытка нападения привела бы к гибели Разрушения. Оно издевалось над ним, смеялось, словно раскрыв его план. Если даже хаос битвы не заставил его защиту пасть, то что могло? Но не важно, как бы не было приятно потом отрывать этой наглой букашке конечность за конечностью, были и другие способы исполнить то, для чего разрушение было создано, его предназначение. Не столь удовлетворительно для него, но всё равно восхитительно. Оно следило за массой невежественных глупцов, что наблюдали за битвой, не испытывая страха, прячась в иллюзии своей безопасности. Все, кроме одного, сидевшего в окружении других существ творения, рядом с пустым трупом, возвышающимся над всеми. Этот был напуган, и очевидно слаб, с эхом меланхолии, цеплявшемуся к нему, как смерть цеплялась к разрушению. Так восхитительно, что разрушению пришлось использовать весь свой контроль над собой, чтобы не атаковать в то же мгновение, ради того, чтобы почувствовать отчаяние, присоединяющееся к остальным таким прекрасным ощущениям, которые добыча испытает, когда Разрушение нависнет над ним. Разрушение не торопилось, ожидая, пока ничтожное существо, приведшее его сюда, будет оттеснено волной сильной добычи, бросаемой в яму. Ждало той возможности, когда единственная угроза будет слишком далеко, чтобы его остановить. И затем, вместе с громогласным грохотом, пришёл шанс для разрушения. Огромные существа вырвались из стен и рассыпались по арене, отделяя его от отброса Творения. Создание проигнорировало новоприбывших и бросилось в толпу. Первым намёком, что что-то не так, послужило то, что толпа даже не вздрогнула. Но страх его цели вспыхнул, достигнув высот, заставивших дрогнуть терпение разрушения. Оно подняло лапу и ударило. Удар так и не достиг своей цели.

***

Старейшая из Повелителей Богомолов смотрела на существо сверху-вниз, а кончик её гвоздя-копья застыл во вздохе от пронзания его глаза, смотревшего на неё и остальных советников в яростном замешательстве. Она могла только похвалить остальную пятёрку воинов, что отреагировали так же быстро, как она. Всё случилось быстро, за пару ударов сердца от начала до конца. Слово Унн скользнул перед Старейшиной со спокойной грацией великих воинов, приняв летящую лапу на свой щит, прежде чем ответить предупреждающим ударом, оставившим красную отметку на ноге зверя. Последнему Ткачу не пришлось двигаться, ведь почти невидимая сеть словила зверя и не давала ему двигаться. Глупыш стоял на голове зверя, обхватив своей цепью его глотку, с ногой, глубоко погрузившейся в место, где раньше был второй глаз. Она сама нанесла предупреждающий длинный порез на морде чёрного создания, прежде чем занять текущую позицию, готовая моментально его добить. И громкое жужжание двух Стражей Улья позади неё говорило, что Шмель была готова. Хотя больше всего её восхитило Грибное Племя, сумевшее запрыгнуть грибным воином в пасть существа, и удерживать её открытой, пока вокруг медленно летали ядовитые споры. — Старейшина, вы в порядке? — спросила Лорд Богомолов. — Ох. О, да, в порядке. Но что насчёт юных жуков, на которых оно наступило? Надеюсь, они в порядке, иначе я не смогу простить себя, если им придётся страдать из-за этого. Даже сейчас он не заботился о своей безопасности, будто боясь за остальных вокруг него. В глубине души Старейшины есть сталь, подумала она. Он может не быть воином, но как никто другой достоин уважения. — Эй! — крикнула Укротительница Богов с арены, танцуя между бросками гарпид, — если вы навеселились, можете бросить его назад? Не хотелось бы, чтобы он отлынивал! — З-з-з-зачем? — недовольно прожужжала Шмель, — большой злодей пытался убить Старейшину! — О да, очень повезло, наш старый друг, — сказал Глупыш, — но таков Колизей: мы нападаем на то, что атаковало публику, но оставляем его живым для бойцов на арене. Все же целы, верно? Пчела недовольно пыхнула. — Ладно, тогда сбрасывайте его. Глупыш подпрыгнул со стрёкотом и звоном цепи, которую держал, а грибной воин выскользнул изо рта зверя. Затем Страж Улья влетел в него, и он полетел обратно в яму, где рухнул на землю, корчащийся в боли, но всё ещё живой. Толпа взревела.

***

Укротительница Богов дождалась, пока гарпиды устанут от неё, и уползут, прежде чем пройти к своему зверю, всё ещё лежащему на земле, и хрипящему в очевидной агонии. Она поставила ногу на его морду и наклонилась вперёд, открыв шлем, чтобы посмотреть в единственный оставшийся глаз, встретив ненавистный взгляд самодовольным. — Тебе придётся постараться сильнее, если хочешь сделать всё интереснее. Я бы пожелала удачи, но ведь удача тебе не поможет, верно? Затем она пнула его в зияющую глазницу, чтобы зверь точно никогда не перестал её ненавидеть. — Стань лучше, мелкий ползун, или будет совсем скучно. Она проигнорировала его рык и обернулась к толпе, подняв руки. — Глупцы, скажите моё имя! — Укротительница Богов! Укротительница Богов! Укротительница Богов! — скандировала толпа. — Верно! Я Укротительница Богов, и довольны ли вы развлечением? Толпа великолепно взревела. — Тогда сражайтесь, Глупцы! За битву и славу, с Лордом Глупцов как нашим зрителем! За кровь и смерть! — За кровь и смерть! — оглушительно отозвалась толпа, прежде чем перешла к несвязным аплодисментам. И Укротительница Богов наслаждалась каждой их секундой.