***
Намджун убирает в последний ящик толстую папку с делом ублюдка Хан Ун, и злобно его захлопывает, чуть не прищемив указательный палец. В нём сейчас столько зла накопилось, что кажется, даже годы глубокой медитации в горах не помогут остыть. Вот нахрена становиться продажным полицейским, если ты не можешь до конца выключить в себе обременяющую совесть? Отец бы точно не одобрил его маломальское рвение добиться справедливости. В его понятие справедливость – это когда трусливые люди, сильно полагающиеся на праведный закон, молча сидят в своих маленьких норках, и не мешают сильным людям творить свою историю. Мир не для слабаков? Но, что поделать, если ты слабый, но жить-то без страха хочется? «Покончи со своей жалкой жизнью сам, пока за тебя это не сделал кто посильней», — вот как ответил четырнадцатилетнему Намджуну отец, когда тот пришёл к нему в кровавых ссадинах и синяках по всему телу и лицу. Его за школой избили несколько старшеклассников, когда узнали чей он сын. Точнее, когда на требование добыть ему наркотики от папаши дилера, тот ответил твёрдым отказом. Он таким не занимается. Он... не хочет. Нам всего-то хотел узнать у отца, что будет, если он не пойдёт по его стопам, и не станет частью криминального образа жизни. Тогда Намджун впервые ясно осознал – если он сам себя не убьёт, отец не колеблясь сделает это за него. «Значит, живым мне не выбраться?» — парнишка осмелился задать отчаянный вопрос отцу, наконец-то соизволившему взглянуть на слабого сына, только, всё с тем же холодным презрением во взгляде. И этот самый взгляд ответил на вопрос куда наглядней, нежели суровое: «Не разочаровывай меня, сын». Намджун сердито выдвигает первый отсек, где лежат сигареты с зажигалкой, и резко достав их, обратно захлопывает ящик. Кажется сегодня нервы вообще ни к чёрту не годятся. Так не пойдёт. Ему бы стоит успокоиться. Посторонние мысли мешают здраво соображать. В одном отец всё-таки оказался прав. Эмоции и чувства ни к чему хорошему не приведут. — Прошу простить меня, офицер Ким, но у меня для вас важные вести, — Намджун поднимает раздражённый взгляд на внезапно ворвавшегося в его кабинет новенького рядового сотрудника отдела по расследованию похищений, выглядящего слишком уж взволнованно, и недовольно сжимает пальцами новую пачку Мальборо, засовывая в карман брюк. Если он сумеет поскорее его выпроводить, может, всё же сможет спокойно покурить? А-то его нервы сейчас действительно очень, очень шатки. — Я тебя слушаю, — Нам невозмутимо садится обратно в рабочее кресло, и скрестив руки на груди, выжидающе смотрит на работника, что быстро закрыв за собой дверь, поспешно подходит к его столу. Да чего он выглядит так испуганно? Кого-то важного убили? Намджуна его дёрганность напрягает, но он терпеливо ждёт когда юноша сам заговорит, без торопящих жестов. — К нам, примерно пятью минутами ранее, поступил звонок от депутата Чона, со срочной просьбой отыскать его дочь, — сердце Намджуна на мгновение замирает, а глаза с ужасом расширяются, — Чон Чеён похитили. Твою мать! Намджун нервно сжимает глаза, а взволнованный, и нихрена не понимающий сотрудник полагает, наверно офицер Ким в шоке. Но нет. Нет, блять! Он ведь знает, она сбежала к нему, чёрт бы её побрал! Он просил её вернуться к себе, пока отец не спохватился, но, что в итоге они имеют? Чон считает, будто её похитили. Ну, чего удивительного? Что ему ещё думать-то? Непослушная Чеён раньше даже если ночевала вне дома, хотя бы давала брату понять где её потеряли. А сейчас что? Полное, блять, неведение! — Пока не открывай дело, — полицейский быстро берёт себя в руки, и смотрит на удивлённого сотрудника строгим взглядом. Нельзя показывать окружающим своё замешательство, а-то возникнут излишние вопросы. — Можешь возвращаться к работе, позже я дам дальнейшие поручения. Молодой сотрудник хоть и желает возразить, мол почему бездействуем, но вовремя включает голову, и решает воздержаться от вопросов, и молча поклонившись, покидает кабинет старшего по званию. Его нельзя ослушаться. Как только дверь за сотрудником закрывается, Намджун резко подрывается с места. — И зачем я вообще в тот день открыл тебе проклятую дверь? — зло цедит Ким, хватая со стола свой мобильный, и тут же лезит в раздел звонков. — Знал же, от тебя одни проблемы, сумасшедшая девчонка, — и сердито нажав на абонент названый «Мелкая», подносит телефон к уху, раздражённо сжимая его в руке. — Посмей только не ответить мне, мелкая, — Нам сгорает от нетерпения, когда бесячие гудки становятся всё длиннее, а ответа не следует. — Ну же! Ну! Возьми трубку, чёрт возьми! — полицейский, мысленно боящийся услышать этот самый голос автомата, что сейчас ему на автомате оповещает об недоступном абоненте, замирает с телефоном возле уха, пустым взглядом упираясь на закрытую дверь. Противный червь беспокойства потихоньку ползёт по телу, вызывая неприятную дрожь по коже. А что, если она действительно пропала? Где подтверждение, что она послушно ждёт его дома? Вдруг она вышла куда-то, и… Намджун обессиленно опускает руку с телефоном, а перед глазами почему-то возникает образ сумасбродной Чеён, на чьём ещё детском лице медленно гаснет задорная улыбка. — Нет… …Её миниатюрное тело в вычурном наряде, словно в замедленной съёмке, тряпичной куклой падает в грязную лужу во дворе его дома. — Нет же… Алая кровь плавно сочится из головы в грязную лужу, смешивая его и так противный цвет в отвратительный оттенок красноватого; чистые волосы полностью испачканы, а цветные кеды на изящных ногах, с небрежно завязанными шнурками, заляпаны красными каплями. Жизнерадостные глаза же мертвенно опустошены… — НЕТ! Намджун, тяжело дыша, панически моргает глазами, пытаясь придти в себя и прогнать прочь ужасное видение с мёртвой Чеён. Этого не может быть! Она не погибла, с ней всё в порядке! У него просто паранойя на нервной почве. Всё в порядке! — Всё в порядке, — повторяет он себе как в бреду, с тяжёлой отдышкой, и с ужасом во взгляде вновь набирает номер Чеён, пока дрожащей рукой хватает с вешалки кожаную куртку. Он сейчас вернётся домой, и застанет её там, лениво сидящую на диване, и беззаботно жующую свою любимую заказную пиццу, попутно глядя дурацкое ток-шоу. А потом, не подавая вида облегчения, Нам строго её отругает, и лично отвезёт домой. Да, вернёт в целости и в сохранности. И живой, несомненно. И Намджун, спешащий на автомобильную парковку, пока достаёт из кармана куртки ключи от машины, старательно игнорирует настойчивую мысль в голове, что его беспокойство вызвано тем, что он позволяет всяким больным маньякам и убийцам безнаказанно гулять на свободе, подвергая опасности не безразличных ему людей. Но ведь, ни это ли его справедливость? Нет… Чёрт возьми, не его!***
Сана неспешно завязывает в высокий хвост светлые волосы, глядя на собственное отражение с неким осуждением. Ну, что за усталый вид, напускающий тоску? Зачем она в таком состоянии пришла на пары? Только и успела, что переоделась дома в чистую одежду, и смыв вчерашний макияж, рванула на вызванном такси до университета. Откуда такое отчаянное рвение к учёбе? Не могла один день отдохнуть дома, и привести в порядок свои запутанные мысли? Нет. Не могла. Останься она одна, то в голове снова бы все мысли завертелись вокруг Чонгука. Да она так скоро с ума сойдёт! Сколько можно о нём думать? И так стрёмно, что вроде бы послала его, а потом проснулась в его же постели (не говоря уже о том, каким образом она там оказалась). И как после такого он будет воспринимать её слова всерьёз? Наверно теперь думает, что она реально легкомысленная. Хотя… если так подумать, то стал бы он тогда утром просить у неё прощение? Неужели он осознал свои ошибки? Понял её чувства? Или он тоже её лю- Нет! Нет-нет-нет! Глупости! Откуда такие идиотские предположения, Сана? Чонгуку нужно было лишь её тело для удовлетворения, а влюблённое сердце нахрен не сдалось. Хватит воображать бредни. Она больше не несмышлёная, наивная девчонка, верующая в искренние чувства. Она давно повзрослела, и научилась отличать вымысел от правды. А её правда такова – парней в ней притягивает лишь её привлекательное тело, и внешность, но точно не чувства. Они никому не сдались. Сана кладёт руки на края раковины, и устало вздыхает, опустив голову. Вид реально какой-то убитый. И самое обидное, она не может дозвониться до подруг. Она скучает по ним, а они ни то чтобы забили на учёбу, так ещё и трубку не берут. Ладно Цзы, она, как оказалось, вечером скинула ей сообщение, сообщив, что утром вернётся домой, но Сана прочла его только на следующий день в лифте, когда включила мобильный. Пока она ехала на первый этаж в доме, где проживал Чон, Минатозаки не сразу поняла о чём вообще речь. Ладно, её мысли на тот момент всё ещё остались там, рядом с расстроенным Чонгуком, и не желали возвращаться к ней. Она его обидела? Такое вообще возможно? Неужели ему по настоящему больно? Сана сжимает обкусанные губы, и тут же кривится от боли, вздёрнув голову, чтобы в отражение приглядеться к губам. Он вчера целовал её так отчаянно, будто съесть хотел. Почему? Неужели настолько сильно скучал по ней? Светловолосая девушка болезненно сжимает веки, заставляя себя перестать думать о нём. Мысли о Чоне причиняют ужасную боль сердцу. Это для неё слишком! Звук открывшейся двери становится тем самым колокольчиком, вырывающем её из меланхолии. Сана резко распахивает глаза, и испуганно косится через зеркало на вошедшую студентку. Та игнорирует незнакомку, и просто проходит мимо, направляясь в одну из свободных кабинок туалета. Что ж, теперь Сана не одна в уборной, и осуждающе пялиться на своё ужасное отражение – чутка неловко. Вздохнув, та берёт сумку с умывальника, и больше не глядя на себя, движется к выходу. Хорошо, с Цзы всё понятно, но почему Чеён не берёт телефон? Это Сану даже беспокоит. Подруги всегда отзываются на звонки и сообщения друг от друга. Даже если заняты, хотя бы через пару минут кидают короткое сообщение, оповещая о занятости. Но они никогда не игнорируют друг друга. Может ли это значить, что что-то случилось? Нет же? Что с ними может случиться? Сана обеспокоено сжимает лямку своей сумки, двигаясь по полупустому коридору третьего этажа, где в аудиториях сегодня, вроде, по расписанию не намечены пары. Она часто использует уборную именно в этой части заведения, потому что тут малолюдно, и нет лишних глаз. Но сейчас, когда она резко замирает на месте, замечая знакомый приближающийся силуэт, направляющийся прямо на неё, моментально жалеет, что никого рядом больше нет. Сана нервно сглатывает горький ком, возникший лишь от одного взгляда на него, и недоумевает: если она здесь, чтобы уединиться, то что, мать его, Чонгук здесь забыл?***
Камеры. Они, блин, везде! По всему дому напичканы! Ни то чтобы это сильно удивляло Тэхёна, он и сам везде у себя их напихал, но, тем не менее, ни разу не смотрел их вне дома, пока Цзыюй жила у него, а сейчас... он обязан это сделать. Да, блин, обязан! Ему так и наказали – наблюдать за ней постоянно. То есть, никакого личного пространства? Знай Цзыюй, что Тэхён, сидя в специальном, потаённом кабинете, скрытой за передвижным шкафом в его спальне, будет сидеть перед тремя большими мониторами, отражающими камеры с территории их дома, а главное, её комнаты, убила бы на месте, или сначала жестоко помучила? Киму бы ехидно усмехнуться, но ему плохо. Он ведь, блин, хотел перестать воспринимать её как девушку, и видеть в ней объект вожделения, а тут такое – смотри не хочу! И ладно, ему реально совестно. Да, он тот ещё бессовестный гад, но тайное наблюдение за человеком без его ведома – очень низко. Пусть её отец в курсе, и сам дал на это полное право, дабы предостеречь дочь от вновь необдуманной глупости, Киму всё равно тошно. Она ведь не простит его, если узнает об секретном наблюдение. Тэхён устало откидывается на спинку стула, ладонями потирая лицо. Ему так душно. Ещё пятнадцать минут назад он был в её комнате, и равнодушно отвечал на её сердитый взгляд, и вёл себя точно, как она и выразилась мерзавец. А ведь раньше взбесился бы, ведь не терпел оскорблений в свой адрес, но сейчас держит себя в руках. Нет, нельзя вести себя опрометчиво. Везде камеры, и помимо него и двух других телохранителей, отвечающих только за охрану всего дома, запись именно из спальни Цзыюй увидит и Чжоу Чун. Если он начнёт вести себя с ней подозрительно, всё раскроется. Его планы полетят к чёрту. Всё разрушится в мгновение ока. Пусть уж лучше Цзы его ненавидит, чем всё всплывёт. Тэхён и так добивался её ненависти. Так ведь легче. И пусть он намеренно устроил перед ней смехотворный цирк, ведя себя как незнакомец. Пускай, чёрт возьми! Это куда лучше, чем то, что может произойти, если его настоящую личность раскроют. Если раскроют её чувства... Тэхён ведь не слепой, видит как она смотрит на него через пелену напускной злобы. Ей больно. Из-за чувств к нему. И он прекрасно её понимает, ведь сам мучается из-за этих же тягостных чувств. Но, он куда сильнее неё. Он всё выдержит. Убьёт их в себе, но и её защитит, не даст в обиду. Она не виновата, родившись не в той семье. Не виновата, попавшись в его хитрый капкан. Не виновата, обманувшись его пылким взглядам. Не виновата... И если она захочет его помучить, он не станет возражать, потому что, она – ни в чём не виновата.