Ад и Рай Евы

      Моё состояние тогда было близким к очень сильному опьянению, когда ты что-то делаешь и тебе даже кажется, что ты можешь контролировать ситуацию, но это не совсем так. Ты можешь сопротивляться, возмущаться, но трезвый, и к тому же сильный человек рядом сделает с тобой всё, что захочет. И не факт, что на утро ты что-то вспомнишь.       Тогда я ещё не понимала, почему мне так понравилась эта неловкая ситуация полной беспомощности? И только потом, с опытом, я осознала, почему многим так нравится подчинение не только в сексе, но и в жизни. От тебя не требуют принимать решений и, соответственно, нести за них ответственность. До безумия простой ответ.       Но тогда меня и не спрашивали, и даже не предлагали. Ян просто подхватил меня на руки и понёс длинными коридорами. В моей комнате была крошечная ванная с душем, но, видимо, ему хотелось насладиться моим беспомощным состоянием в каком-то более роскошном месте.       Я засыпала у него на руках, поэтому он даже не надеялся, что я смогу сама принять душ. Ему это и не нужно было. Чем дольше он находился рядом, тем сильнее я пьянела, и тем меньше могла сопротивляться или хотя бы что-то осознавать. Для меня это до сих пор осталось странным пьяным сном. Но потом, не раз бывая в этой ванной, я понимала, что это была реальность.       Ян занёс меня в ванную и бережно усадил на пол душевой.       — Ты же не будешь против, если я помогу тебе раздеться?       Я сказала только «нет», мне так кажется, но имела в виду другое. Я не хотела всего этого, но и говорить уже не могла. Футболку он снял с меня без особых проблем, а вот с шортиками пришлось повозиться, потому что я даже нашла в себе силы его пнуть.       — Не делай так, иначе только на душе я не остановлюсь, — чуть охрипшим голосов прошептал Ян, и я больше не сопротивлялась.       Он так и остался в тонкой рубашке насыщенного винного цвета, в чёрных брюках, чёрных туфлях, и даже в чёрном галстуке. А я — в чёрных тонких трусиках, не способных ничего особо скрыть.       Ян повернул кран, и на меня полилась тёплая вода, хоть мне и так было жарко. Это немного отрезвило меня, и я даже смогла дотянуться до крана — ледяная вода остудила не только кожу, но и сознание. Как можно быть покорной в такой ситуации? Я не стеснялась и не боялась Макса и, при необходимости, вполне могла бы принять при нём душ. Но вот Ян…       Я постаралась особо не привлекать к себе внимания, вжавшись в уголок, из которого и заметила, как Ян набирает джакузи. На это я уже не подписывалась. Почему бы ему просто не выйти и не дать мне спокойно принять душ?       Ответ я знала и сама. Он сделает всё, что захочет. Главное, не провоцировать его.       Из-за шума воды я не сразу услышала, когда Ян вернулся. Кабинка была без бортиков, так что, открывая двери, он сразу же попадал в воду на полу. И он был к этому готов, потому что стоял босой, без ремня и галстука, с закатанными рукавами рубашки.       — Прости, что заставил тебя ждать.       Я не смогла сразу скрыть свой отрезвлённый вид.       — Вот ты хитрая, — рассмеялся он, закрывая за собой стеклянную дверь и подкручивая кран. Теперь он тоже был весь мокрый, кабинка быстро наполнялась паром. — Ты только делаешь себе хуже, ты это понимаешь?       Я с немым ужасом наблюдала, как он наносит гель для душа на пушистую мочалку. Неужели он будет меня мыть?       — Не надо. Я сама…       Я была уже готова на всё, лишь бы он больше не прикоснулся ко мне. А ещё я заметила, что на пол падают хлопья кровавой пены — он так и не помыл руки после драки. Моя кровь тоже может пролиться здесь, утекать вместе с водой и пеной, и жизнью.       На этот раз меня парализовал страх. Я прикрыла глаза и попыталась расслабиться, но его прикосновения заставляли меня вздрагивать.       — Прости, я понимаю, что ты ещё не совсем хорошо себя чувствуешь, поэтому большего не предлагаю, — засмеялся он, проходясь мочалкой по моей груди.       Только потом я поняла, к чему он это сказал. Бытует мнение, что у девушек от возбуждения твердеют соски. В моем случае оно было крайне ошибочно: мои соски жили совершенно отдельной жизнью, чем часто доставляли мне неудобства. Даже через плотный бюстгальтер им хотелось показаться миру.       Что я помню из этого мытья в душе? Что Ян был очень нежен, было слишком много пены и пара.       Я знаю, что вас интересует. Снял ли он с меня трусики? Конечно же, да. Честно, я и сама уже хотела нормально помыться, но, чёрт, такой пунцовой, как в тот момент, я не была никогда.       — Какая же ты милая, когда стесняешься, — прошептал Ян прямо мне в ухо. Он держал меня как заложницу, крепко прижимая к себе, только вместо острого ножа была мягкая пенная мочалка. — Расслабься, иначе я оставлю на тебе синяки.       В памяти вспыхнули все те следы на прекрасном теле Кристины. Я даже не хотела представлять, что он с ней делал.       — Ничего такого, — подслушал мои мысли Ян. — Ты всегда можешь ответить мне тем же. Я люблю таких дерзких и диких, как ты.       Я окончательно запуталась, хотя в тот момент и так не особо соображала. Как можно быть одновременно покорной и дерзкой? Что это за игра такая?       Но сложно думать об этом, когда тебя подмывает взрослый мужчина, хоть и мочалкой, за что ему отдельное спасибо, потому что его рук в таких местах я бы уж точно не выдержала. Даже в таком состоянии.       И вдруг он оттолкнул меня от себя так, что я наткнулась на толстое стекло. Честно, это движение было настолько грубым и одновременно страстным, что я ожидала совсем не того, что он начнёт мыть мне волосы. Ян никуда не спешил, наслаждаясь моим секундным ужасом, перебирал пряди и гладил их.       — Знаешь, не каждая девушка может похвастаться, что за ней вот так ухаживает… — он хотел сказать что-то слишком важное, но оборвал себя на полуслове и засмеялся. — Не переживай, ты всё узнаешь в своё время.       Он снова притянул меня в центр душевой под сильно бьющие струи, чтобы смыть пену. Его рубашка и брюки были безнадёжно испорчены, и тогда впервые в моём мозгу стрельнула предательски обжигающая мысль: «А почему он сам не разделся?» Всё, что нужно, я чувствовала и так, когда он прижимал меня к себе. Так близко…       Позже я поняла, что Ян не всегда мог слышать мои мысли, но вот эмоции ловил постоянно. Так что, как бы стыдно мне не было в этом признаваться, то, что в том душе не произошёл секс — было только его выбором.       И утром, очнувшись на огромной кровати, в скользких шёлковых простынях, я сначала испугалась. Это была спальня Яна, я была абсолютно голой, а постель — неприлично смятой. И мои воспоминания заканчивались на том моменте, когда он выносил меня из душа.       По законодательству, изнасилование — это половой акт, совершённый в традиционной форме против воли потерпевшей. Но, девушки меня поймут, можно чувствовать себя изнасилованной даже от невинного на первый взгляд прикосновения, фразы или взгляда. Грязные мысли человека прилипают к тебе так, что их ничем не смыть.       Вот поэтому после вчерашнего мне потребовалось в душ. Срочно в душ! В спальне не нашлось никаких моих вещей, и я почувствовала себя героиней дурацких романтических комедий. В чём, мать его, мне выйти из комнаты, чтобы попасть в свою ванную? Пришлось закутаться в одну из простыней и прошмыгнуть в свою комнату.       — Доброе утро! Завтрак скоро будет!       Это не был голос Макса. И в душе, до боли натирая кожу мочалкой, я вдоволь наплакалась. Лучше бы я всё ещё лежала в бреду, горела и умирала от боли и холода. Может, это и был Ад? Тогда почему мне сейчас не лучше? Почему завтрак с ним я бы променяла на часы агонии?       — Доброе утро ещё раз. Сегодня ты выглядишь намного лучше. Как самочувствие?       Я провела в душе полчаса практически под кипятком, чтобы смыть с себя его терпко-горький запах, но вот я зашла на кухню, и всё оказалось напрасным. Его квартира наполнена его запахом, чему же здесь удивляться?       — Сегодня у тебя выходной, зачем ты так оделась?       Затем, что это была моя броня: плотная блуза, чтобы не просвечивал лифчик, узкая юбка, тонкие чулки. И даже туфли на шпильке. Так я чувствовала себя увереннее. Потому что вчера в шортах и футболке я стала такой беззащитной, что на коленях молила его не трогать Макса. Мне стало противно от самой себя и от Яна. Который, кстати, тоже не в футболке и джинсах сидел.       — Просто захотелось, — неловко улыбнулась я, понятия не имея, как теперь себя вести.       На столе уже стояли две чашки кофе.       — Такой, как ты любишь. Я обещаю.       В это утро кофе впервые показался мне отвратительно горьким, и я насыпала две ложки сахара. Хотя Ян был прав, это был тот самый кофе, который я пила в первый день в Киеве. Когда это было? Две недели назад? Мне казалось, что прошла уже целая жизнь.       — Тебе всё ещё плохо?       — Нет. Просто нет аппетита. Как дела у Кристины?       Ян даже не повёл бровью.       — Это теперь забота Макса. Он поехал к ней в больницу.       Я вскочила, задев стол, и кофе расплескался по стеклу.       — Почему он мне ничего не сказал? Я бы поехала с ним!       Уже в спину мне прилетело холодно-колючее:       — Может, хватит уже заботиться обо всех вокруг? Жили же они как-то без тебя. А у тебя и своих дел хватает. Как, например, успехи в поступлении?       С этим всем я совсем забыла о том, зачем, собственно, и приехала в Киев!       — Какое сегодня число?       — Пятнадцатое. Скоро будут рейтинговые списки.       Да, скоро будут списки. И я наконец-то буду свободна! Что-то такое промелькнуло на моем лице, что Ян снова стал раздражительным.       — Вернись к столу. Я тебя ещё не отпускал.       Я опешила, но послушно села. Я совсем не понимала, что делать, и рядом не было Макса, который мог бы меня направить. Будь покорной! Что ж, попробуем. Я виновато опустила глаза — на самом деле, просто чтобы не встречаться с ним взглядом — и постаралась сыграть честность:       — По правде говоря, я не совсем понимаю правил. И не знаю, как себя следует с вами вести.       Сама сказала и сама почувствовала фальшь. Нет, слова-то были правильными, но интонации — слишком заискивающими. Ещё и это «вы». Ну, если вчера Макс так к нему обращался, то мне и подавно стоило бы. Мне много чего стоило бы сделать тем летом…       Ян, казалось, ждал этого вопроса. Между нами стояла стена неловкости, будто секс вчера всё же был и оказался очень уж неудачным.       — Помнишь тот вечер в клубе? Мне кажется, что ты тогда была настоящей: смелой, решительной, не признающей авторитетов.       — Потому что я никак от вас не зависела. Теперь же всё стало так сложно.       Я подняла на него глаза и взглядом попыталась передать всю ту боль, терзавшую меня. Всё было так запутанно! И хоть я каждый день перечитывала украдкой дневник, всё никак не могла понять, где я совершила ошибку, что я упустила, когда попалась в эти сети? Когда пришла работать в офис или когда поехала на открытие ресторана? Или всё из-за Кристины и того, что он чуть не сделал с ней? Но даже в ту ночь я была с ним дерзкой. А сейчас я впервые испугалась по-настоящему. Может, дело в Максе? Тот верно служил Яну, но всё равно был наказан. Или всё это лишь спектакль, разыгранный, чтобы испугать меня?       — Ничего сложного, — Ян сложил руки на столе так, что стал похож на строгого учителя, отчитывающего непослушную ученицу. — Ты работаешь на меня, временно живёшь здесь и сопровождаешь меня на выездах. Наш уговор относительно Кристины в силе: она сейчас в больнице, пройдёт реабилитацию и вернётся к нормальной жизни. Макс будет немного занят и не сможет уделять тебе достаточно времени, но я найду тебе нового водителя.       Его монолог не прояснил для меня ничего. Его отношение ко мне менялось в зависимости от времени суток: томными жаркими ночами он соблазнял меня, днём же держался холодно и высокомерно.       — Благодарю вас за заботу. Если я вам сегодня не нужна, то я хотела бы прогуляться. Сколько времени я уже здесь, а город так и не посмотрела.       Я впервые ощутила, как остро я нуждаюсь в солнце, воздухе, свободе.       — Не выйдет. Я специально взял выходной, чтобы провести его с тобой. Мне кажется, что ты ещё недостаточно оправилась для шатания улицами.       — Что ж, тогда я пойду в свою комнату и лягу.       Я старалась быть мягкой, максимально аккуратно подбирала слова, интонацию, мимику, но всё равно, как только я встала из-за стола, его толстое стекло взорвалось тысячами осколков. Я успела отшатнуться, упала, ударившись спиной о шкафчик, закрыла лицо руками и замерла. Боль находила на меня частями, но я уже понимала, что руки изрезаны стеклом, и теперь боялась отнять их от лица. Только бы не осталось шрамов!       Звук приближавшихся шагов был каким-то странным — я ожидала треска осколков, но этот звук был другим, каким-то мягким.       — Прости меня! Я сейчас всё исправлю.       Ян отнял руки от моего лица, и я увидела, что он сам весь в крови, кроме того — стоял на коленях в куче осколков, и из его босых ступней так же сочилась кровь. От шока я не могла даже плакать, только смотрела, как Ян стряхивает с меня стекло, исчезающее под его руками вместе с моей кровью. Позже на мне не оказалось ни царапины, хотя блузку будто расстреляли из дробовика. Ян же был весь в мелких порезах и, казалось, не замечал этого. По красивому лицу текли струйки неестественно тёмной крови, хоть стекла я не видела.       — Тебе не больно? Скажи что-нибудь, — он снова заботливо склонился надо мной, став на одно колено, и я услышала запах. Запах его крови. До этого я ощущала множество эмоций, в основном от других людей, от него же только гнев, ярость и страсть. Но его кровь сказала мне больше, чем он, возможно, хотел бы позволить. Но только запаха мне было мало. Ян был приятно удивлён, как бывает удивлён каждый мужчина, когда желанная девушка вдруг сама проявляет инициативу. И я видела это и наслаждалась моментом, когда сперва едва коснулась его щеки ладонью, а потом притянула к себе и поцеловала в залитые кровью губы.       И поняла всё, что мне было нужно.