no one dies in river heights

скотт не знает, что будет выдержать тяжелее: то ли призрак прощаний под мельницей в этой буре, то ли визг тормозов и пикап, прилетевший слева, будто все это снится ему, будто снится, будто… отмотаем назад. никаких катастроф сегодня. никаких нацеленных в лоб кулаков и досок. никто не станет, тупой захлебнувшись болью, молиться, чтобы было не слишком поздно. торнадо не будет рвать никакие крыши, громоотвод не будет сжигать проводку. она ничего не узнает. скотт будет тише. скотт будет умнее: встретит ее в субботу, станет очарователен и приветлив, подхватит ее чемоданы, похвалит платье. за окнами будет выть о незримом ветер. она ничего, ничего не должна узнать. скотт будет мягок, поможет ей и подскажет, предложит остаться на лето, потом — на осень. зальет изоляцией сети замочных скважин, а она — она, конечно, его не спросит. скотт будет учить ее, как обращаться с вышками, а она продолжит дарить ему шоколадки. никаких насмешливо-горьких «никто не выжил». скотт верит, что все будет ровно, все будет гладко. * в больнице так тихо, что чудится, будто глохнешь. скотт смотрит на репортажи, ища знакомых, и кажется, что вся пыль оседает в глотке, и кажется — не закончилась вовсе кома. приборы пищать начинают. скотт смотрит мимо. скотт слушает ветер, и ветер послушно воет: «хорошо, дружище, что ты вовремя сохранился. а ее… а ее я, конечно, забрал с собой».