***
После завтрака все люди становятся чуточку добрее, даже если их ночь была отвратной. Силы есть, а значит, их нужно направить в нужное русло. Первая остановка на карте — наверное, самое приятное место, где Юта побывает за этот день. Да и в принципе за всё время работы. На памяти приличное количество жутких мест, в которых обитает большая часть его клиентов. А прежде, чем приступить к сбыту товара, надо приобрести сам товар. Джонни уехал на их общей машине на другой конец города, ему же всё-таки нужнее. Нет, это была не язвительность. Юте наоборот больше нравится пеший ход. Идёшь себе бесконечные дороги, перебираешь каждую мыслишку в голове или же совсем отключаешься. Школьный психолог как-то раз сказал Юте, что свежий воздух влияет на мозги почти так же, как и травка. Немного одуряет и опьяняет, но потом все проходит. Ещё он сказал, никогда не пробовать эту дрянь. Ха-ха, а как же? На самом деле, человеку, у которого проблемы с контролем гнева, употребление тех или иных наркотически действующих средств противопоказано. Не секрет, что осадок даже после самой чудесной накурки всё равно остаётся. И он копится в виде усталости, из-за неоткуда возникших проблем со сном, а также аппетит — то он есть, то его нет. Это всё очень сильно влияет на нервную систему: появляется раздражительность, повышенная эмоциональность. Человек превращается в машину чувств, он становится слишком импульсивен. А если он всё время направляет и превращает свои ощущения в отрицательные эмоции вроде гнева, злости, ярости, то с ним не очень-то безопасно находиться, но, кажется, Джонни уже давно привык жить с таким человеком под одной крышей. Юта спокойно переходит дорогу. Спокойно, но в неположенном месте. Какая-то развалюшка резко тормозит в метре от него. Парень даже не останавливается, а его лицо выражает полное безразличие. — Блять, смотри куда идешь, уебище! — доносится из открытого окна. Юта вытаскивает из кармана джинсов руку и показывает фак в ответ на оскорбления. Все, как всегда, впрочем. Так и доверяй водителям. Сегодня чуть не сбил, а завтра? И какая вообще разница: есть пешеходка или нет? Хорошему водителю фак не покажешь. Можно получать кайф от катания по трассе с открытыми окнами на больших скоростях, а можно получать кайф, гуляя по тенистым улицам. Юта любит заглядывать в стеклянные витрины магазинов, в чужие окна; любит наблюдать за счастливыми котами, что плюют на мнение хозяев и сидят на открытых красных лестницах. Он хоть и не ездил по миру и от силы посетил пару штатов, но всё же уверен, что лучше бруклинских дворов и улиц — нет в мире. Атмосфера спокойствия, пускай по статистике преступлений таких выводов и не сделаешь. Не там ходят — вот и все. Вот что значит быть своим — чиркать вертикальные линии поверх горизонтальных. Ещё за углом слышно истошный звук падения бетонного скелета кирпичной заброшки. Устрашающий ковш жёлтого экскаватора нещадно проедает стены двухэтажной коробки. Грустно, ведь на фасаде Юта еще в феврале написал классные строчки: «Cuz we truly love each other, thats why we always fight?». Он тогда ещё весело укурился с другом часа в три ночи и тряс баллонами на всю улицу, пока Джонни Со всё шикал быть тише, хотя сам хихикал, как ненормальный. Теперь от этих алых букв ничего не осталось, они навсегда растворились в строительной пыли. Но Юта пометил своей любимой лирикой чуть ли не каждую улицу в округе. У него даже хобби такое — выписывать лучшие фразы в потрёпанную и испачканную в не пойми чём телефонную книжку. Помимо эстетической (для Юты) красоты, эти надписи служат клёвой меткой для точки. Позвонит тебе на раскладушку очередной постоянный клиент, скажет: — Бро, я у «тупого парня», минут через 20 подскочишь? — и всё сразу ясно. Кто бы мог подумать, а всё начинается с этого маленького магазинчика кассет и дисков, которые можно как купить, так и взять в прокат. В ассортименте продавца, конечно, не только вся эта безобидная, почти ненужная хрень. Кто знает — тот знает, как можно развлечь себя чем-то, что не нужно вставлять в кассетник. Иногда Юте даже не приходится никуда ходить, клиенты сами к нему приходят, за что он именно их и уважает. В то время, как Тэмин, тот самый продавец с тайной жизни проката, контролирует его и ещё рассылает адреса, куда нужно доставлять товар, всем ребятам вроде Джонни и Юты сразу на несколько дней вперёд. Ну и, конечно, он обслуживает ещё и обычных клиентов, забредших сюда как раз по назначению — чтобы купить пару дисков. — Чё как, Тэ? — заходит в магазин Юта, пнув входную дверь ногой. Здесь очень уютно, хоть и простенько. Полки, на которых очень аккуратно и ровно стоят пёстрые ряды фильмов, постеры прямо под потолком с последними новинками кинематографа, пузатый телек, красное креслице среди переполненных шкафов, как раз для Юты, и чертов Майкл Джексон в колонках. Сколько бы раз Юта не захаживал в магазинчик, его встречал либо Майкл Джексон, либо звуки очередного фильма. Такое вот пристрастие у человека за прилавком. — Всё прекрасно, как никогда, — отвечает мужчина, отвлекаясь от заполнения толстой тетради учёта. Он поправляет рубашку в сине-черную клетку и устремляет приветливый взгляд на вошедшего. — Неужели кто-то заказал у нас тонну травы и теперь, когда я перепродам это всё, мне можно свалить с этой работы с запасами бабла на всю жизнь? — с надеждой в глазах спрашивает Юта, повиснув на прилавке. — Бре-ед… — хмурится Тэмин. — Ты потратишь всё в первый же день. — И то верно, — хихикает Юта, — тогда, если куплю сразу 20, продашь со скидкой? — делает максимально милое лицо, невинно улыбаясь. — Юта, мы в одной команде, забыл? Если посветить на карту Бруклина каким-нибудь волшебным ультрафиолетом, то можно увидеть, что большая часть его принадлежит их «компании», в плане обеспечения. Есть люди, которые ввозят главным образом товар, потом поставляют таким, как Тэмин, таких всего шестеро на всю зону их торговли, а они, в свою очередь, перепродают более мелким дилерам. У всех деньги на руках — все счастливы. Это целая система, поэтому даже если что-то пойдёт не так, то все как бы страхуют друг друга. Правда, если такое случится, и кого-то уберут, например, владелец вдруг узнает, что его магазин стал частью плана по сбыту наркотиков, то очень жаль будет терять место, которое все уже знают. Конечно, в такой ситуации, в первую очередь, нужно подумать о том, как побыстрее смыться, ну да ладно. — С трудом верится, — прозвучало немного обиженно. — Да ты ж мой мальчик, хочешь я тебе по скидке продам новый Diablo 2? — Чё? Он вышел? — искренне удивляется Юта, поднимая голову на собеседника. — Вчера привезли, — Тэмин берет с полки коробку с диском, показывая во всей красе. — Офигенно! — у Юты глаза горят, но он-то знает, что чтобы ему поиграть в неё, нужно идти в прокатный центр, забронировать себе компьютер, заплатить за это, а потом ещё и убить весь день на прохождение. У него нет столько времени. Будет, конечно, но, когда он купит себе личный комп. — Но не сегодня, — с еле-заметной грустью проговаривает он, хотя на самом деле расстроен до глубины души. Бывает такой порыв, когда ты хочешь всё бросить только ради того, чтобы застрять в виртуальной реальности на весь день. Ужасно хочется, но нет ни малейшей возможности осуществить свою мечту хотя бы в ближайшие несколько месяцев. Это так больно. — Как хочешь, я отложу для тебя, — улыбается Тэмин и кладёт диск под прилавок. — Хочу, блять! Но не могу. Ты, может, уже принесёшь мне волшебную зелень, которую я смогу поменять на ещё более волшебную зелень? — сказанное звучит резковато. — Конечно, дорогой, не злись, тебе не к лицу, — Тэмин уходит в подсобку — местную Нарнию, из которой может появиться все, что угодно. Юта отходит от кассы и падает в своё любимое красное кресло, как обычно перекидывая ноги через один подлокотник и устраиваясь головой на другом. Оно всё-таки появилось здесь как раз для него. Через припущенные занавески, Юта скучающим взглядом осматривает полупустую улицу, провожает редких прохожих. Это даже немного убаюкивает, из-за чего веки сами начинают смыкаться. Поначалу Юту смущал стиль общения Тэмина. Ну эти всякие «милый-дорогой-сладкий» и прочие педиковатые фразочки. Но зная партнёра приличное количество времени, он убедился в состоятельности этого человека, всё же у каждого свои приколы. Вообще, и лицо у Тэмина по-бабски миловидное, тот за ним ухаживает, никогда не допуская щетины. Да даже если он и голубой — его личная жизнь не касается Юты. — Давай пересчитаем, всё ли верно, — мужчина возвращается, прижимая к себе упаковку, перетянутую скотчем. — Здесь ровно на два дня заказов. Приходи через пару дней за новыми, чтобы в выходные не идти сюда, — Тэмин достаёт небольшую мягкую упаковку, в которую напиханы маленькие пакетики с литрами различной шмали. — Прекрасно, люблю тащить свой усталый зад к тебе. — Берегись полиции, они что-то зачастили с визитами в Южной части. — Копы — лохи, а мы курим на свободе, — уверенно проговаривает Юта, придумав на ходу сомнительную фразочку. Он кладёт заказ к себе в сумку, которую удобно носить, перекидывая ремешок через голову так, что она не болтается на бедре, как у почтальона, а плотно зафиксирована на теле. Ещё её можно легко прикрыть свободным балахоном. Юта толкает дверь, и вот, он уже не в уютной комнатке, которую будет вспоминать на протяжении всего дня, желая вернуться, согреться и навсегда забыть, что приключится за весь день. Серьёзно, чего он только не видел за полгода своей работы. Но для того, чтобы зарабатывать хорошие деньги практически из воздуха, приходится терпеть. Одно дело — подростки, желающие приобрести чудо-траву ради заглушения трагедии всей жизни, которую они навоображали, но, на самом деле, дальше своего носа ещё ничего не видели. Но нужно же выделиться: «Эй! Посмотри какой я грустный и угрюмый из-за проблем, которые я сам слепил из воздуха, поэтому мне приходится травить себя, чтобы заглушить боль от своего разбитого, заново склеенного сердечка!» Другое дело — обычные студенты, ищущие приключений на свою задницу, предвкушающие разнообразие своей жизни, сразу после того, как съехали от своих родителей в общагу. Это всё не так страшно. А вот конченые наркоманы, у которых все последующие дни строятся на том, что они ломают себе голову по поводу того, как и где можно достать бабла, чтобы скорее заплатить за дозы на новую иглу — это уже страшно. Речь уже далеко не о сравнительно безобидных высушенных листиках. Но что именно делают эти нарики всё время в раздумьях? Конечно, расслабляются, но это удовольствие подешевле. Юта часто приходит с товаром на такие вызовы. Самый жуткий тип клиентов, по его мнению. Их пристанище — это как портал в чужеродное измерение. Обычно там собираются по десять человек, целый притон. И там они уже творят, что только могут. Юта заворачивает за угол и доходит до первой точки. Типичный райончик в глубинке, в который редко заглядывает полиция. Идеальное место встречи и, честно, Юта готов расцеловать клиента, только что появившегося в его поле зрения за то, что он такой опрятный, совсем не испорченный, приятный человек. Слишком много мерзости на памяти. Ещё и приходит вовремя! — Эй, привет, чувак, благослови тебя Бог, — такому даже руку пожать ни капли не брезгливо. Хотя вид оставляет желать лучшего. Ангел во плоти. — Как сам, Майк? — Шикарно, скоро сессия, вот готовлюсь, — улыбается парень в очках и белой шапке, из-под которой торчат маленькие светлые косички и длинные пряди волос. — Что, сам думать разучился уже? А как же открытие чакр, впускание в себя святого духа, который будет шастать по коридорам твоей души и снимать паутину с потолка? Ну и прочая хиппарская херня? — Дух может приобретать физическую форму, а потом опять растворяться в пространстве. Понимаешь, да? — он приспускает очки на переносицу, смотря в тёмные глаза напротив. — Конечно же да, — Юта копается в своей сумке и достаёт нужный файлик со смесью. Майк, вытащив из заднего кармана белых клёш-джинсов купюры, пересчитывает их и передаёт Юте, получая желанную порцию удовольствия. — Ну всё, до встречи, — Юта складывает купюры в ту же сумку и прячет её за балахоном. Он отбивает «пять» Майку на прощание и уходит в свою сторону. — Я люблю тебя, будь здоров! — немного хрипловатым голосом кричит ему вслед Майк, сложив пальцы в знак «piece». Если говорить о нормальных клиентах, то да! Они выглядят именно так. Майк стабилен, просто его тараканы немного из другой категории. Его тараканы знают столько молитв, сколько Юта за всю жизнь не читал. Хиппи — одна из самых странных субкультур. Верят во все прекрасное, доброе, хорошее и сами же прячутся от своих загонов в дыме от подожжённой травы. Мысленно он ставит галочку напротив фотографии Майка. Отлично, осталось ещё пять таких же, но теперь уже не лапочек. Да ещё и разбросаны по разным частям окрестности. Шляться по районам весь день — это хорошая сама по себе процедура. Но вот завалиться домой после целого дня скитаний на свой любимый, почти разваленный диван — намного круче. Нет, слюни пошли не от того, что Юта только что прошёл мимо очередного киоска с уличной едой, а от того, что он только что представил себе эту картину отдыха. Можно с Джонни ещё какой-нибудь фильм затеять, кажется, у них дома остались диски, пока что ещё не в конец затертые и на них, возможно, есть то, что они не смотрели. Конечно, если Джонни скажет хоть слово про долбанный «Титаник», Юта пошлет эту задумку к чёрту и завалится спать сразу же. Вдруг в голову что-то врезается, сбивая парня со всех мыслей. — Эй, узкоглазый, кинь мяч! — слышится высокий детский голосок. Да, об обычных людях. Какие родители, такие и дети? Юту часто удивляет, что все такие бедненькие, слабенькие, требуют к себе уважения, а в итоге сами не могут научить своих же детей чему-то элементарному! Не то, чтобы в нем заиграли какие-то азиатские замашки по поводу уважения к старшим — он про них знать не знает. Но все-таки эта ситуация выводит Юту из себя, просто потому что его отвлекли. А тем более, его отвлекли какие-то недоростки. Боже, кто, ну кто сказал, что дети — цветы жизни?! — Оглох? — повторяет пацанёнок, стоя за решеткой небольшой баскетбольной площадки. Его друзья, такие же шпингалеты, встали вокруг него. Похоже, Юта наткнулся на большого босса. Он усмехается тому, насколько это глупо и дерзко выглядит со стороны мальца. А еще веселее ему становится от самой ситуации и от мыслей о том, каким способом можно поставить ребенка на своё место. Парень смотрит на небольшой красный мяч, который так мило поздоровался с его затылком. Он поднимает его и подходит к решётке. Главарь с вызовом смотрит через сетку на него своими до ужаса невинными голубыми глазами, сложив руки на груди. Юта так сильно надавливает на этот детский мяч, что он лопается и моментально сдувается. Лица мальчика и его сверстников уже не светятся бесконечной уверенностью, а вот Юта теперь хитро улыбается и немного опускает голову, из-за чего его глаза теперь как-то устрашающе сверкают. Банда малолетних сорванцов никак не ожидала такого поворота, поэтому сейчас они разбегаются с воплями кто куда с площадки, как только Юта перекидывает им через решетку их бывшую игрушку. Да, поступил по-детски, сам знает, что виноват. Инфантильность, вредность и прочие черты справляются со своей работой. Но смятение этих малолетних разбойников стоило того. Так какая разница? Зато преподал хороший урок распущенным деткам.***
— Ну, здравствуй, — открывает дверь человек высокого роста, весь скореженный, при этом выглядящий достаточно молодым. Но эту свежесть на лице достаточно трудно разглядеть. На нем нет морщин, но серая усталость, огромные залежи угля под тусклыми голубыми глазами, трещины на искусанных красных губах, которые сильно выделяются на мертвецком лице. Юта видел и не таких «подпорченных» жизнью, поэтому он даже не удивляется внешнему виду. — Приветик. Нет времени на церемонии, поэтому Юта нагло проскальзывает в двери. Если заказали доставку на дом, то будьте добры, обеспечьте защиту. Мало ли, соседи сверху настучат, когда случайно увидят передачку или же полицейская тачка будет патрулировать именно этот ничем не примечательный райончик, именно в эту секунду времени. У Юты физическая подготовка, конечно, хорошая — спортсмен-футболист в прошлом. Но бегать — это когда нужно быстро-быстро передвигать ногами, что не совсем подходит ему. У этого парня по-настоящему жуткий вид. Наверное, он бы хорошо справился с ролью призрака, даже не набрасывая на себя белую простынь с вырезами для глаз. Ещё и телосложение щуплое, субтильное, даже Юта кажется в два раза больше. А говорят, что это азиаты все дрыщи, прутики-гнутики, тоненькие. Юта цепляется за следы от игл на руках клиента, немного поморщившись от их вида. Свежие такие, даже не воспаляются. — По тебе не трудно понять, что ты почти конченный, но при этом, ты впервые делаешь заказ, — решает подметить Юта, пока копается в своей чудо-сумке в поиске нужного пакетика. В ответ слышится немного хрипловатый смех. — Я отпугиваю тебя? Накамото достает упаковку с зелёной дрянью и пока что ждет, когда ему покажут деньги. Первое правило — никогда не отдавай товар прежде, чем за него заплатят. Он смотрит немного с прищуром и даже тенью непонимания на лице. Неужели так неочевидно, что Юте неприятно видеть перед собой измученного, потрепанного незнакомца. Серьезно, ему стоит проспаться дня два, чтобы перестать пугать свою золотую рыбку, приближаясь к ней. — Ну ты не самый худший экземпляр, который мне приходилось повстречать, но да, выглядишь почти так же крипово, — Юта прямолинеен, груб, без задатков эмпатии… что там дальше по списку? — Да, наверное, я все-таки заслуживаю, чтобы на меня так смотрели, — опять улыбается. Какая-то нездоровая улыбка. Нет-нет, так не улыбаются убийцы или же насильники — эта улыбка кажется немного ироничной и до боли натянутой. — Ну, не знаю, я не падре, — облокачивается на тумбочку, скрещивая руки на груди, — там вроде католическая церковь в паре кварталов, зайди, узнай. — Туда я уж точно не попаду. — Что, ты не католик? — Не в этом дело, — прямоходящий ужас подходит к вешалке и копается в кармане своей куртки. — Не веришь в Бога?! — Юта раскидывает руки в ужасе, имитируя реакцию какого-нибудь верующего, ходящего на исповедь каждый раз, как ему покажется, что на него не так посмотрели. — Скажем так, моего времени хватит примерно еще на дней пять, если повезет, и не думаю, что поход в церковь самое важное дело для меня сейчас. Если же Бог и существует, то я его скоро сам увижу, — грустная улыбка, а глаза немного поблескивают. Юта немного теряется, его бодрое настроение улетучивается, он выпрямляется и отводит свой взгляд. Вдруг стало дурно от самого же себя. Но может быть зря, ведь что бы там не было, этот человек виноват сам? Думать Юте так проще, чем, наконец, признать, что ему стоит прикусить свой язык прежде, чем он наболтает лишнего. Зачем ставить крест на человеке, о котором ты сам составил внешний отчет? — Решил оторваться в последний раз? — с толикой печали смотрит на собеседника. — Не то чтобы я раньше прям так и отрывался. Видишь это? — незнакомец указывает на следы от игл. — Ты подумал, что я наркоман, так ведь? На самом деле, ничего такого. Да, я оторвался однажды, шесть лет назад. Хорошо так отвлекся от тошнотворной учебы вместе с друзьями. Они устроили мне вечеринку на мой двадцатый день рождения. Позвонили знакомым девочкам, знали, что нужно преподнести в качестве подарка конченому ботанику, сохранившему свою девственность так надолго. Так вот, никто ведь не знал, что одна из них подцепила, она и сама не знала… На терапию денег у моей семьи не было, так что пришлось медленно рассыпаться. Кто знал, что ВИЧ погубит огромную часть клеток моего организма уже так скоро. Вчера меня сняли с капельницы, спустя целый месяц, и отпустили домой, чтобы я мог умереть спокойно. — Мне жаль, — искренне говорит Юта спустя пару секунд. На его лицо синей тенью упала печаль. Не то чтобы в нем вдруг проснулась человечность или элементарно сочувствие к судьбе этого человека. Стало невыносимо тоскливо в этих белых пустых стенах, в самой квартире тоже. Свет сюда проникает разве что с серой улицы, лишь подчеркивая унылость обстановки. Каково это знать, что совсем скоро сравняешься с землей, а пока в запасе лишь жалкие пять дней? Наверное, таких же жалких, как и все эти мученические недолгие годы. Встает вопрос: а может быть, смерть в этом случае все-таки не так плоха? Иметь человека рядом — очень рискованно. Не говоря уже о создании своей семьи или, элементарно, друзьях. Вероятнее всего, что они самые первые отвернулись от этого парня. Болезнь конца двадцатого века передает привет нашим дням. Кто знает, может, именно она станет загадкой современности? Как много жизней людей она унесет, прежде, чем придумают доступное всем лекарство? Жалость — это не то чувство, которое нужно больным людям. Жизнь обошла стороной… И что, теперь их спасут только чужие слова? Бедный человек, как ему не повезло, бесконечно сочувствую твоей утрате! От этих восклицаний только хуже. Юта бы не задумываясь покончил с собой. От жалости к себе и от невыносимого гложущего чувства, что ты теперь всего лишь фрик, тема для обсуждения, поселившаяся в голове у всех сочувствующих. Что угодно, но только не обычный человек. — Все нормально, — отводит взгляд парень, — пересчитаешь? — он подает купюры Юте. — Нет, я поверю. Он берет деньги и отдает заветный пакетик, который станет последним для этого его клиента. Странно думать об этом, учитывая, что большинство клиентов Юты не долгожители. Хочется поскорее сбежать из этого места. Сами стены с каждой секундой как будто бы приближаются, стесняют. Такое ощущение, что они раздавят Юту, если он не исчезнет в ближайшие пять минут. — Приятель, имя есть? — вдруг останавливает голос, когда Юта уже даже открыл дверь. — Юта, — спокойно отвечает он, заглядывая в почти уже неживые глаза, из-за чего сердце у него пропускает больной удар. — Я — Чак, мне было приятно просто увидеть кого-то… — улыбается, медленно кивая головой. Юта уже переступил порог, но что-то заставило его обернуться и просто сказать: — Я надеюсь, ты попадёшь в лучший мир, Чак, — он приподнимает уголки губ, но улыбка выглядит невероятно измученной, зато Чак этого, скорее всего, не заметил.***
Так каково это потерять все, не успев еще ничего приобрести? У Юты не повернулся бы язык на то, чтобы выкинуть что-то подобное в лицо умирающему, вроде как, даже не по своей вине. Хотя бы из-за уважения, что ли. Юта шляется весь день из одного района в другой, берёт диски в прокат, чтобы обрадовать своего лучшего друга новинкой кинематографа и посмотреть вместе после тяжелого дня. Захочет — накурится, захочет — вырубится, как только вернется домой или же вообще не будет спать. Он ни в чем не ограничен: ни во времени, ни в здоровье. По крайней мере, на данном этапе жизни. Юта наслаждается всем тем, что у него есть, и он этому рад. Но не все всегда так прекрасно и легко. Кое-что, прям как хроническая болезнь, периодически дает о себе знать. В голове застревает мысль, и она, как бумажка, случайно попавшая в одну из шестеренок, из-за которой весь механизм теперь работает неисправно. Это так, минутка философии и, наконец, обработки всего накопившегося в голове, взвешиваний «за», «против» и «зачем». И тогда, как истинный житель Бруклина, уставший каждый вечер из своего окна смотреть на возвышающийся над ним безграничный Манхэттен, он задумается о том, что хочет большего. Он хочет довольствоваться чем-то большим, а не тем, что у него и так есть. И вот потом начнется: может, если бы денег было бы чуть больше — то жилось бы чуть лучше; может, если бы я жил чуть выше — то тогда эпицентр событий не проходил бы мимо меня каждый раз; может, если бы… Начнется самокопание, самоанализ, перерасчет своих сил. А потом включится жалость к себе и промотка всех возможных результатов «а если бы». Почему у кого-то есть все, а у кого-то ничего. Так люди отчаиваются, а потом и натыкаются на свою первую дорожку. Юта боится такого своего состояния, когда ему вдруг приходят эти мысли. Страшно, что он в нужный момент не сможет ухватиться за что-то, что ему важно, или, что он не сможет вспомнить всего того, в чем был убежден сам… и тогда он сорвется, не найдет сил и снова вернется в прошлое? Именно в такие мрачные минуты Юта благодарен тому, что успел насмотреться достаточно, всего лишь за полгода своих прогулок. Его клиенты успели научить кое-чему. Правило первое — посмотри на них. До чего они докатились? Что потеряли? Чего могли бы достигнуть, если бы не...? Правило второе — радуйся тому, что ты не на их месте. Как бы сильно ты себя не жалел и не думал о том, что твоя жизнь никчемна, стоит учесть тот факт, что где-то неподалеку, всегда найдется человек, чья жизнь обделена абсолютно всеми красками, даже теми серыми оттенками, которые присутствуют в твоей. А кому-то мало даже неоновых рек. Все познается в сравнении, так что лучше довольствоваться тем, что есть, а не заглядываться на вершины. Столько много времени впереди, и лучше тратить его, пускай на ерунду, но только в свое удовольствие, а не во вред, чтобы через лет двадцать поблагодарить себя же самого за рациональность своих действий, а также неподатливость и способность останавливать себя. Каким бы безразличным к чужим проблемам Юта не представлял себя людям, он все равно где-то в глубине души сочувствует тем, кому, как и Чаку, пришлось несладко, да еще и по таким тупым обстоятельствам. Но чувствовать отвращение к тем самым, кто гробит свою жизнь нарочно, он не перестанет и даже не постарается понять их. Пускай, называют плохим, бессердечным, бездушным, но он никогда не станет защищать или оправдывать исколотые руки, буквально отваливающиеся от тела или голый зад шлюхи в подземке. Быть или же казаться таким плохим намного приятней и даже выгодней что ли. Когда все видят в том или ином человеке только хорошее, доброе, радужно-прекрасное, они ожидают от него таких же поступков. Благородных, честных, почти подвигов. К чему такое возвышение? То ли дело быть отрицательным персонажем — никому от тебя ничего не нужно, и ничьи ожидания ты не должен оправдывать. Придурок? Да, прелестно. И никто не возлагает на тебя великие надежды, которые ты обязательно должен оправдать. Независимость, она такая — сладковато-горькая на вкус. Юта читает с телефона последний на сегодняшний день адрес, уже зная, что его ждет. Опасностью здесь даже не пахнет. Это всего лишь запах Бруклина ниже Тринадцатой улицы… Пахнет помойкой вперемешку с ссаниной, и еще сюда просто прекрасно вписывается запах жареных сосисок. Такие контрасты, такие просторы. Чем ниже спускаешься — тем мрачность и темнота становятся ближе к тебе. Одну краснокирпичную стену не отличить от тысячи таких же. Хотя, дома можно отличать по цвету и состоянию пожарных лестниц. Ржавые, с ободранной краской, совсем ненадёжные, либо недавно покрашенные, зелененькие такие, выглядящие так, будто поднявшись по ней, ты останешься жив. В общем, всё как в лабиринте, быстрый выход из которого, разве что через канализацию. Все не так плохо, будет в разы хуже только если его сожрет там аллигатор из городских мифов. Но со всей мерзостью и нелюбовью к санитарии, Бруклин имеет свою атмосферу. Это вечное серое небо, существующее только над Бруклином, всегда давило на Юту. Оно всего лишь проекция. Океан — над нами, а мы всего лишь отражение. Все не на своих местах — все вверх ногами. Такого не должно быть. Благополучных семей или по-настоящему счастливых людей здесь единицы. Не то чтобы здесь жили одни отчаянные, упавшие на землю, как просроченные гелиевые шарики, люди. У них всего лишь нет средств на другой способ существования. Именно существования, а не жизни. То ли дело другой берег со стремящимися ввысь небоскрёбами и горящей огнями жизнью на нем. И снова охватывает апатия. Огромная пропасть между сливками общества и, по сути, людьми со статусом «догоняющая бедность». Конечно, есть ещё Бронкс и Квинс, но там по большей части живут преступники, должники и прочие чернокожие хулиганы. Это уже отличается от понятия «обычные» люди, которые проживают тут, в Бруклине. Юта стучит в дверь, точнее яростно бьет ногой, зная, что никакой звонок на эту дверь никогда не повесится. А разве в аду обязательно знать о гостях? Раз в 2 недели он здесь появляется обязательно. За дверью слышится какая-то музыка. По определению жуткая музыка, так как в этой квартире на первом этаже абсолютно все вызывает рвотный рефлекс. — О, привет, детка, — дверь открывается через пару секунд, и на него смотрит пара темно-карих глаз, которые немного косят, сразу понятно почему. — Лучше зайди, сегодня копы рядом крутились. Проходи, я схожу за денюжкой. Кажется, его зовут Том. Высокий чернокожий мужчина ближе к тридцати. Юта спокойно следует в небольшую прихожую за Томом, у которого на голове была заплетена длинная коса… посередине головы, а вокруг все выбрито. Это выглядит очень странно, но, кажется, вполне соответствует дресс-коду. Сам мужчина в одном нижнем белье и белой майке. Во всей квартире повисла пелена белесого тумана, а запах, кажется, режет глаза, сам Бруклин так не смердит. На Юту даже никто не смотрит, все занимаются своими делами… — Подожди тут, — проговаривает своим гнусавящим голосом и уходит в другую комнату. Вроде, у него воспаление слизистой из-за частого приема кокаина, он сам зачем-то рассказывал в один из визитов. Юта облокачивается о тумбочку и мысленно успокаивает себя, переключаясь на что-то другое. Представляет то, что уже через часа два будет в своем убежище, уютной, но не очень светлой квартирке. Черт, можно же купить по дороге китайской еды, Джонни ее обожает, плюс, тогда не нужно будет ломать голову над тем, что приготовить на ужин, потому что в холодильнике ничего кроме тухлых овощей и пары яиц нету. А да, еще можно успокоить себя тем, что эта мерзостная квартира приносит ему столько денег за один визит, сколько он за рядовой день не получает. Но он так сильно ненавидит это место, этих людей и все, что здесь происходит. Чувство неприязни играет у Юты к этим обдолбышам, в первую очередь, из-за их слабости, их нежелания сопротивляться всем обстоятельствам, что ли. Все же здесь выбрали свою участь сами, даже если каждый начнет придумывать себе отговорку. У них в любом случае было два выхода: быть сильным несмотря ни на что, либо кубарем скатиться на дно. Это говорят про «поломанных жизнью» людей. Кто занимается всей этой херней, даже самую малость, даже если по приколу с друзьяшками каждые выходные делят беленькие дорожки или чистят десна героином, закидываются ЛСД или клубничными амфетаминами — они все вызывают отвращение. От них хочется отвернуться, отцепить от себя, если они вдруг схватятся за руку, их захочется отшвырнуть так сильно, чтобы они ударились головой и этот удар сумел отрезвить их. Только ведь сейчас они думают, что всё так легко, а в конце концов именно их мертвое, разлагающееся тело найдут в мусорном баке через неделю. Конечно, Юта сам не из правильных, но чувство самообладания у него есть. По крайней мере, оно появилось. И пускай ему без разницы, что с ним будет завтра или через неделю, но он хочет быть уверенным, что через десять лет он все-таки останется живым и веселым человеком, а не конченным нариком, который таскает бытовую технику из дома родителей, чтобы продать на рынке и обменять деньги на очередную дозу. Серьезно, стоит только один раз упасть, и ты уже будешь на остром крючке. Любое лишнее движение, секундная слабость — может убить. Как удобно расположена независимая комната, в которой стоит Юта. Видны все прелести жизни наркомана. Вот, к примеру, дверь в туалетную комнату открыта и Юта видит, что в ванне сидят сразу четверо человек, передавая одну на всех иголку, не только вместе с долгожданной дозой, но и с кучей инфекций, которыми запросто можно заразить кровь и умереть на следующий день или же получить в подарок ряд венерических. Кажется, мозг таких людей уже отключен: им давно насрать, что, как и где, главное — есть. Их руки обычно выглядят безобразно страшными, как ветки на вековом иссохшем дереве. Вены вздутые, нередко места от уколов воспаляются и гноятся. Если будет стоять вопрос об их жизни и физическом здоровье, то они скорее позволят ампутировать себе руку, нежели умереть от абсцесса. Забавно, правда? Жизнь, которую эти потерянные люди так усердно губят, сами же за ней и гонятся. Рядом с унитазом ползает на коленках какая-то до ужаса худая девушка, она нажимает на кнопку смыва и сразу же набирает воду в шприц с каким-то желтоватым раствором, похожим на героин. Как гадко, а теперь она ещё и вкалывает это себе между пальцев ног. Юта отворачивается, подавляя в себе рвотный рефлекс. Еще одна чудесная комната показана во всей красе. Кому-то ведь приходится зарабатывать грамм белого порошка, вытворяя со своим телом самые блядские вещи. Две девушки, на лице которых совсем не видно удовольствия, а скорее их полностью отключили от этого мира, насильно выдернули. Они голые сидят на кухонном, мать его, столе, переплетаясь друг с другом, целуясь и облизывая друг друга. Фальшивый театр, фальшивые роли — сразу понятно. А вокруг небольшая, но пиздец шумная компашка людей. В основном, горластые мужики, которые кидают купюры прямо в девушек. От одного взгляда у Юты складывается необратимо гадкое чувство, как будто он наглотался личинок. Не говоря уже о пристойности, морали и прочей нравственной хрени. Забудем здесь эти понятия, как утопический сон. Ладно эти отродья, которые улетают с подобного развлечения — им уже ничего не поможет, раз их развлекает наблюдение за неким родом совокупления. Настоящее издевательство. Серьезно, более омерзительно выглядят именно они, столпившиеся тут, противно гогочущие да трясущие своими бабками прямо перед носом у этих девок, чтобы они работали лучше. И хоть становится на первый взгляд жалко этих потаскушек, скорее всего, у них нет личной жизни, они давно забыли о том, что более нормально убиваться из-за какого-нибудь парня, а не коробки ассорти со всякой дрянью. У них и похотливая улыбка и слезы сливаются в нечто инородное. А ко всему этому прибавляется потекшая тушь, добавляя шлюховатости и еще большей жалости к их образу. Наверное, именно так и выглядит безысходность — как будто праздничный торт, со смазанной верхушкой. Все равно, их никто не держит, их никто не призывает, их никто не заставляет. У каждого, опять же, был выбор. Даже если и нет, Юта не думает, что каждого здесь жизнь наградила такой же судьбой, что и Чака. Каждый здесь грешит, как может, как сам хочет. Они зависимы, а еще они все бродят в одном и том же лабиринте. Сколько бы вариантов выхода из него не было — они и в сотый раз придут к тому же. Они все в равной доле заблуждаются, думая, что радость — это всего лишь новая доза. Они готовы растворить часть себя ради заветного грамма. Им так мало нужно для того, чтобы на миг почувствовать себя на вершине Гималаев под тонной прозрачной воды, оказаться на горячем песке и наблюдать за северным сиянием. Мало для качественной иллюзии, которой они себя упаивают, а потом грезят о следующем разе. — Вот, тут ровно, можешь посчитать. Том возвращается быстро, но Юте хватает этого времени, чтобы получить свою порцию отвращения и желание прочистить желудок. Он считает на всякий случай все купюры и, понимая, что всего хватает, лезет в сумку за огромным заказом и передает в руки. На черной коже следы от уколов не так видны, но Юта все же обращает на них внимание. — Спасибо, чувак, до встречи, — Том ужасно гнусавит и, кажется, он чуть не начал терять равновесие, когда Юта случайно задел его плечом, направляясь обратно в коридор. Он не проронил ни слова за всё свое недолгое пребывание здесь. Юта даже специально не говорил своего имени, не хотелось бы, чтобы здесь его кто-то знал или звал. Парень выходит быстрым шагом идёт к выходу, но прямо перед дверью появляется маленькое препятствие. — Может быть, оставим его, вдруг, в его сумке есть что покрепче? Если зомби апокалипсис всё-таки наступит, то только такой. Перекошенный, дрыщеватый парень с обритой башкой плетётся в сторону Юты и цепляется за его балахон. Тому хватает легонько толкнуть это, мало похожее на человека существо, чтобы оно полетело на загаженный окурками и какими-то непонятными выделениями пол. Юта с отвращением поглядывает на то нечто, похожее на парня, которое сейчас так удачно сливается с паласом. Оно даже делает попытку встать, но в итоге всего лишь переворачивается на спину, оказавшись в какой-то разлитой жидкости. Юта переступает через него и чуть ли не бежит к двери, чтобы поскорее скрыться от этого дерьма. Прохладный вечерний воздух очень приятно чувствовать, особенно после душного кошмара. Юта ещё пару секунд стоит на крыльце, чтобы прийти в себя. Только потом уже и можно тащиться домой.***
Как же круто после целого дня просто постоять в душе пару минут под прохладной водой. Смыть с себя запах того свинобоя, остудить голову, забыть про рутину и вернуться в самого себя. Все же ведь хорошо? Даже отлично, потому что не нужно будет готовить, правда, придется дождаться Джонни еще, он всегда приезжает позже. Отличительная черта холодного душа — от него не запотевает зеркало, поэтому можно спокойно рассматривать свое немного унылое из-за усталости отражение. Юта опирается на раковину и просто разглядывает себя. Он не похож на них, он совсем не похож на них, ничего в нем не должно напоминать о них. Нормальное выражение лица, а не вытянутая бледная рожа, как в ужастиках. Глаза полные сосредоточенности, а не чёрные дыры. Усталость, как легкая пленка всего лишь покрывает лицо, а не совсем уже срослась с ним. Юта любит себя так успокаивать, потому что ему очень важно не быть даже слегка похожим на тех, к кому он сам же и приходит. В какой-то степени, это страх — стать таким же безнадежным, жалким, омерзительным. Старенький, но любимый диван уже ждет. Его так лень расстилать, поэтому Юта просто падает на него, прихватив с собой коробки с дисками, чтобы найти то, чего они с Джонни еще не видели. Кстати, именно в этот момент в замочной скважине послышался скрежет. — Привет, бро! Угадай, че принёс? — заходит Джонни и шуршит пакетом, привлекая внимание к тому, что в нем. Кстати, точно такой же пакет Юта принес полчаса назад. Он оглядывает этот «сюрприз» и даже не знает, что сказать. Улыбается про себя, ведь вроде и забавно, что они всегда заботятся о друг друге, но вроде и… — Джонни, блять, а телефон тебе вообще для чего?! Мог бы позвонить и спросить, есть ли у нас еда! Если у нас в холодильнике умрет хоть одно ебаное кальмаровое колечко в кляре на следующий день — нам придётся жопу рвать на новый холодильник!