Прокат

      Время тянется невыносимо медленно, и Сычен как будто бы застрял в сером промежутке времени, отведённого ему на, так называемую, жизнь. Хочется промотать, дождаться той самой счастливой части, как будто ешь что-то сдобное и пытаешься добраться до начинки, а там её мало, либо просто забыли положить. Но так ведь все не бывает… Всё становится на свои места только постепенно, и к этому нужно привыкнуть. Но разве все не так, как обычно? Дома всё так же некомфортно и напряжённо, в Чайна-тауне идёт холодная война, а в кармане сохранился файлик с таблетками. И, конечно же, остались мысли, которые прямо как яд, отравляют все надежды на нормальное самочувствие. И чёртово одиночество снова стало его личным преследователем…       Чувствует ли Сычен вину? Это ужаснейшее чувство, заставляющее сердце сжиматься? И ноющую боль от осознания того, что всё самое интересное и классное кончилось только по его желанию? Конечно. Он знал, что поступать так единолично и неправильно, но он ведь чем-то руководствовался, принимая решение никогда не возвращаться? Все слишком быстро получилось. Хоть Сычен уже и привык к Юте за это время. Они буквально прилипли друг к другу, и винить Юту за то, что он сделал что-то неправильно или, он не должен был этого делать — очень абсурдно. Мы же сами не выбираем в кого влюбляться? Но зачем Юте человек вроде него? Сычен не должен тянуть его за собой вниз, Юта ведь прошёл через многое, а своим присутствием, он только напоминает ему о всём плохом, приключившимся когда-то и с ним. Может быть, и нет, но Сычен думает именно так. Он не исправим, пока что, и принадлежит только самому себе, не имея понятия, как перестать прятаться от того, с чем ещё только предстоит столкнуться. После всей этой драмы с наркотиками и плохими воспоминаниями даже не хочется думать о чём-то еще более глубоком. Зачем вообще кому-то его неуверенность, он же ведь мается от одного к другому? Сначала думает, что решил все, но таит сомнения, а потом эти же сомнения дают о себе знать, заставляя ненавидеть себя за то, что он снова кого-то обманул.       Но, к сожалению, Сычен испытывает не просто чувство сотрясения всего внутри. Это ужасная тоска. Всё вокруг постоянно напоминает ему об одном. Буквально каждая мелочь таит в себе воспоминание. На стенах Бруклина всё те же надписи, но никто не рассказывает удивительную историю о каждой из них, поэтому Сычен всё время по пути домой перечитывает эти чёртовы строки из песен, узнавая в них одну определённую личность. Никто не говорит внушающие фразы, которые так и хочется порой выжечь у себя в сознании, чтобы не забывать пользоваться полезным советом. Даже в Чайна-тауне не дают покоя. Ренджун постоянно у него спрашивает, что с Ютой, просит взять с собой к нему, постоянно твердит, что это всё из-за него.       — Он со мной был готов подраться за то, чтобы я только остался в машине, но это ведь я устроил ему истерику, и это из-за меня он пострадал!       Даже сейчас Сычен ощущает эту пустоту. И что, что он вернулся в прокат — место его бесконечного спокойствия, но разве сейчас ему настолько спокойно? Всё те же несколько рядов с полками, на которых ровненько стоят пёстрые коробки с дисками; яркие постеры, не дающие проглянуть светлой стенке; отдалённо слышатся разговоры покупателей, заблудившихся в этом пространстве, пытаясь решить, какой же всё-таки фильм им сегодня взять на вечер; магнитофон прокручивает кассету с любимым альбомом, кажется, уже бесконечно, но музыка всё равно так и не надоедает.       Но порой мерещится, что здесь до сих пор звучит чужой смех, спровоцированный какой-нибудь искромётной, почти необдуманной фразой.       Сычен, сидя на прилавке, рассматривает плёнку, на которую фоткал всё, что ему понравится в этом городе контрастов. И он натыкается на изображение скамейки с урной. Что его вообще могло привлечь в этом? Он щёлкнул ничем не примечательную деревянную скамейку, только потому что Юта сказал, что это одна из главных достопримечательностей Нью-Йорка, наравне со статуей Свободы или Эмпайром… Но, на самом деле, он всего лишь пошутил над Сыченом, потому что его так сильно забавляло то, как скрупулёзно младший относился к выбору ракурса, фигур в кадре и вообще значимости места, что решил приколоться и выдумать историю про скамейку знаменитостей, на которой якобы все они прямиком из самолёта бросаются просидеть хотя-бы минут пять.       Становится снова грустно от воспоминаний, как будто бы на него напала осенняя хандра, но на улице далеко ведь не осень. Сычен бросает взгляд на то самое красненькое кресло, которое так сильно нравилось Юте, и он постоянно ныл, что не хочет с него вставать, даже когда время подходило к закрытию… На нём, кстати, так и остался какой-то комикс, который Юта читал в прошлый раз и надеялся дочитать его на следующий день, но…       «Это ведь уже навсегда?» — снова спрашивает сам у себя Сычен, устремляя свой взгляд в окно на полупустую вечернюю улицу. Он принял для себя кардинальное решение только потому, что был уверен, что никогда уже больше не вернётся.       До одного совсем недавнего момента.       — Читал статистику? Сколько работников увольняют каждый день за тунеядство?       В тот день Сычен спокойно сидел на полу за прилавком, начиная тетрис уже в тысячный раз. Покупатели тянутся только к концу дня, так что он не очень убедительно подавал признаки того, что прокат открыт, и в него можно спокойно проходить и выбирать себе развлечения на вечер. Но, кое-кто его раскусил. Наверное, длинные ноги, немного выглядывающие из-за тумбы его выдали.       Дверь захлопывается, а звук шаркающих о линолеум кроссовок становится ближе.       — Так ты себя успокаиваешь, когда не тусишь в клубе со своими упоротыми друзьяшками? — уже где-то над головой звучит голос.       Сычен поднимает голову и встречается взглядом с Тэном. Тот запрыгнул на прилавок и, немного наклонившись, смотрит на него сверху вниз.       — Зачем ты здесь? — тяжело выдыхает Сычен, опуская голову вниз и возвращаясь к своему увлекательному безделью.       — Ты забыл? Я работаю неподалёку, решил заскочить в перерыве, — рядом с Тэном стоит магнитофон, поэтому он решает потыкать кнопки и поискать годную, под своё настроение, музыку.       — Просто так? — не отрывается от своей игрушки Сычен.       — Конечно, просто так, — старший перекидывает свои ноги на другую сторону прилавка, теперь они с Сыченом могут увидеть перед собой одну и ту же стену с несколькими постерами кинематографа. — Ну, знаешь, друг моего друга — мой друг.       — У нас есть общие друзья? — Сычен закидывает голову назад, не больно стукаясь ею о тумбу, и заглядывает в лицо Тэна. Ему самому не понравилось то, что он сейчас сказал, но…       — Хм, не устал ещё? — хмыкает Тэн, на секунду встречаясь с тусклым взглядом Сычена. — Врать себе, — он посчитал нужным пояснить.       — Что ты имеешь ввиду? — снова фокусируется на пиксельных фигурках в тетрисе.       — Честно, в душе не ебу, зачем сюда притащился. Просто я обнаружил интереснейшую вещь, я очень наблюдательный, если ты не знал, поэтому хочу проверить кое-что.       Тэну не нравится, что Сычен сосредотачивается на игрушке и не обращает внимание на его присутствие. Что за неуважение? Он, наклонившись чуть ниже, грубо выдёргивает из чужих рук пластмасску и сам начинает в неё играть.       Сычен немного удивляется этой резкости со стороны Тэна, даже рук не опускает, удерживая в них невидимую частичку своей антистресс-побрякушки.       — Что бы это ни было — меня не касается или я не хочу, чтобы меня это касалось, — немного напрягается он.       — Иди к чёрту, ты должен это выслушать, — отмахивается старший, а Сычен, кажется, готов уже ко всему. Он упирается взглядом в стенку, разглядывая стоящие на полке диски, пытаясь вычитать издалека названия киношек.       — Что бы ты делал, если бы один из твоих близких друзей, который когда-то давно уже был в очень «плохом» состоянии, вдруг снова начал подавать признаки своего не лучшего периода? — начинает Тэн, громко тыкая в кнопки на игрушке. — Я не говорю, что с ним конкретно происходит это ужасное, вероятно, это всего лишь перепады его настроения. Но в любом случае, наверное, ты бы заволновался? Начал бы искать причины, находить нужных людей? Так? — на секунду бросает взгляд на Сычена. — Это Юта, — как только Тэн называет имя, Сычена как будто бы передёргивает, — если помнишь его. Если тебе интересно, то он как обычно вредный и ведёт себя как бука, но даже со всем этим на себя не похож. Грустный, как будто бы его тоска жрёт. Даже Джонни его не может разболтать. Надеюсь, ты сможешь убедить меня в том, что всё хорошо.       Сычен плотно стискивает зубы и, кажется, дыхание сбивается. Слушать о том, что с Ютой что-то не так, да ещё и, вероятнее всего, по его вине — невыносимо. Неужели ему настолько на него не плевать? Юта же легко и просто относится ко всему, тогда почему Тэн говорит обратное? С чего ему вообще быть уверенным в том, что это из-за него?       — Почему именно ты должен убедить меня? — Тэн задаёт вопрос за Сычена и сам же продолжает на него отвечать. — Ты — первый человек на моей памяти, c которым он так просто начал общаться, я тебе уже об этом говорил. И это ты был одним из тех людей, кто трясся за его жизнь больше всех. А потом Юта резко меняется, и тебя тоже больше нигде нет. Не совпадение ли? Скажи вот что, это из-за тебя ему плохо? Вы поругались, поспорили или что-то ещё? Почему это ты так важен ему?       Сычен прикусывает губу, чувствуя всем своим телом, как его прожигает пара глаз. Уши закладывает, а сердце опять бьётся по хвойным иголкам. Невыносимо слушать только одно...       — Почему ты не навещал его больше ни разу за почти 2 недели в больнице? Почему не приходишь сейчас, когда он уже как дней 5 дома? Считай меня чокнутым, но я хочу добраться до сути, — Тэн отрывается от раскладывания квадратов и надолго задерживает взгляд на профиле Сычена. — Ты что-то типа второго Джонни или просто его новый классный друг или, может, выгодный клиент? Или здесь есть что-то большее? — насовсем откладывает игрушку в сторону.       Может быть, это и нагло, что Тэн вот так заявился к Сычену, а сейчас требует ответы на какие-то вопросы, чуть ли не ведёт собственное расследование. Но Сычен бы уже сказал хотя бы что-то. Почему он просто молчит? Он избегает какой-то конкретной темы, или что с этим? Тэн просто хочет разобраться во всём, и к этому причастно волнение за Юту. От него ведь можно ждать всего, что угодно.       Сычен теряется, становится невыносимо душно в своей открытой клетке. Почему он так и не может выйти из неё? Он прикрывает глаза, не желая говорить дальше. Пускай его молчание будет ответом на всё, наверняка, Тэн уже всё узнал от кого-то другого.       — Плохая игра и плохие шутки, понятно, Сычен? — спрыгивает на пол Тэн, обходя сидящего на полу парня и становится напротив него. Сычен только медленно поднимает на него свои покрасневшие из-за бессонницы глаза и, даже не моргая, смотрит тому в лицо. — Хах, да брось! — он мотает головой в сторону, всё ещё не веря всем своим догадкам, а тем более, их возможному подтверждению. Старший, как будто бы выжидая, продолжает смотреть на Сычена, но тот ему, опять же, ничего говорить не собирается.       — Ну нет, Юта же сам меня поддевал! Говорил, что я неправильный, понимаешь? — не дождавшись никакого ответа, Тэн неожиданно для себя повышает голос. Конечно, не каждый день узнаёшь, что у твоего друга-гомофоба объект воздыхания — парень, а ещё хлеще тот факт, что это тот самый парень, с которым у Тэна самого была какая-то связь! Это как минимум неприятно осознавать. — А ты вообще не по мальчикам, забыл?! — разводит руки в стороны, надеясь услышать хоть какие-нибудь переубеждающие слова, но Сычен только снова прикусывает губу до крови и прячет глаза. — Даже не знаю, хочу ли я, чтобы это было правдой… — зачёсывает волосы назад, поворачиваясь спиной к Сычену и пытаясь хорошенько обработать все мешающие в голове мысли, — хотя, подожди, — останавливается на месте, а потом медленно разворачивается обратно, делая пару шагов вперёд, — не все так просто, да? — резко расслабляет руки. — Он что тебя любит? — с сомнением спрашивает он, наклоняя голову вбок.       — Нет, нет — поспешил сказать Сычен, снова чувствуя, что в нём что-то трескается, — я ему немного нравлюсь, не думаю, что это любовь, — накрывает рукой глаза, чувствуя, как голова начинает немного гудеть. — Тэн, мне ужасно не по себе, — тихо проговаривает, чувствуя, как неловкость снова поджимает его, — и я готов к тому, что ты будешь меня осуждать, правда.       — Сычен, — Тэн усмехается, дёрнув плечами, — я наполовину голубой, а ты переспал со мной под кайфом, у нас просто нет права осуждать друг друга, понимаешь? — вскидывает брови. — Скажи мне, в чём тогда проблема? Знаешь, мне плевать на то, что у тебя было со мной, я тебе уже говорил, что это навсегда в прошлом, — почему-то ему показалось нужным напомнить об этом, зная, что Сычена, наверняка, всё ещё не отпустило чувство вины, — но Юта… почему ты с ним так? — искренне не понимает.       Сычену не нравились парни, это Тэну было понятно из его разговоров в ту ужасную ночь. И, только находясь в аффектном состоянии, он смог ему поддаться. А причем тут тогда Юта? Похоже, что с ним всё ещё запутаннее.       — Хах, я понял. Здесь всё та же хрень. Ты просто не можешь признать, — с вызовом проговаривает Тэн, скрестив руки на груди. Его не то чтобы выводит поведение Сычена. Он просто его не понимает.       — Признать что, Тэн? — холодно произносит Сычен, даже не собираясь подниматься с пола. — Это же Юта, — грустно усмехается, жалостливо заглядывая в глаза напротив.       Больно принимать это, но да, опять же, зачем Юте кто-то вроде Сычена? Неуверенный, склонный к бесконечному самокопанию. Старший просто устанет от него, его проблем с самим собой! А вдруг Сычен привяжется к нему? От этого станет всё только хуже. Хотя так уже, на самом деле, и есть…       — Как я могу…       — О Боже, и весь мир зевнул! — внезапно прерывает его Тэн. — Да, Сычен, именно! — снова повышает тон, — признать, что это же Юта. Своенравный придурок, и от него можно ожидать чего угодно, ты сам в этом убедился. Он не любит жалеть кого-либо, прямолинеен и груб, редко способен понимать чужие заморочки. Но это все не потому что он родился в плохом районе! — качает головой, — и он тоже заслуживает того, чтобы его любили. Если ты готов на него наплевать, то тогда не появляйся в его жизни больше никогда! А если хотя бы немного сомневаешься, то засовывай своего внутреннего гомофоба куда подальше и пробуй! — ещё больше закипает он. — Что тебе стоит разрешить держаться за твои руки или целовать тебя? Черт, Сычен, пойми это, — подходит ближе и садится рядом на корточки, — вероятно, именно к нему ты глубоко привяжешься. Утонешь и застынешь как фитиль в воске — тогда тебя уже придётся выжигать, — как-то завороженно произносит Тэн, заглядывая в глаза напротив и находя в них всё тот же страх. — И будь уверен в том, что, если Юта сблизился с тобой — то для него это значит навсегда. Вокруг него всего пара человек, но зато он может быть уверен в том, что именно они его никогда не кинут, — легонько улыбается под конец.       Сычен медленно отворачивает голову, а его нервной системе становится только хуже из-за всего услышанного. Он резко подскакивает с пола, желая поскорее закончить эту сложную для него тему.       — Нет! Ты тоже пойми меня! — не выдерживает Сычен, срываясь на крик. Почему Тэн говорит так, будто бы всё так легко и сводит всё к тому, что Сычен всего лишь недостаточно старается? Это же не правда! — Я не могу разобраться даже в себе! Зачем мне в очередной раз травить Юту своим «я не знаю, что чувствую»? Он уже потеряет интерес ко мне, к тому моменту, как я начну привыкать и принимать себя! Зачем мне тратить его время?! — тяжело выдыхает, смотря на Тэна, немного удивлённого такой вспышкой чужих эмоций и словами, в которых наконец зазвучала правда.       — Прекрати себя топить! — поднимается с корточек Тэн. — Сычен, я это говорю потому, что считаю нужным. Ты все время запутываешь себя сам. У тебя нет чётких ответов на все свои же вопросы, — очень серьёзно проговаривает он, будто видя парня насквозь. — А ты, похоже, задаёшь их себе слишком много, а потом сам же придумываешь страхи и бежишь от них, порой, и с помощью этого! — он кидает взгляд на поверхность прилавка, на котором ещё с самого прихода заметил маленькую баночку с таблетками, которые ему, наверняка, выдались ещё в больнице, чтобы облегчить боль от травмы, и рукой смахивает её на пол, — ты страдаешь от своих же действий. В тебе нет ничего плохого, я это вижу! Считай, ты мне нравишься, как человек, поэтому я тебе хочу помочь. А с Ютой, хоть мы и цапаемся по мелочам, но я знаю, что я один из его друзей. И моя задача сделать всё, чтобы поддержать его.       — Ты говоришь, что он сблизился со мной, но представь, что будет, если я не выдержу? — горло больно сжимает в напряжении. — Вдруг, он ошибся в своём выборе? Во мне? Раз уж он сейчас остро воспринял мой уход, то я не хочу, чтобы он переживал из-за меня дальше и ещё больше, я не хочу делать ему плохо! — с каждым этим словом Сычен как будто бы начинал ненавидеть себя чуть больше. Пора бы ему просто признать, что он всего лишь трусит.       Тэн внимательно выслушивает Сычена, медленно кивает головой, смиряясь с абсурдностью этих слов, как будто бы это так легко! Он подходит ближе к младшему и смотрит в упор.       — Тогда найди в себе силы прийти и признать то, что ты не справишься. Тебе, наверняка, покажется странным, но Юта ранимый. Не разбивай его, а просто будь честен с ним. Плевать, насколько болезненной будет правда, но он справится с ней лучше, чем с тупым молчанием с твоей стороны и неизвестностью. Сделай это, либо так и убегай от себя до конца жизни, — после этих слов он вышел из проката, оставив Сычена вновь наедине с больной всякими мыслями головой.       С того разговора внутри всё до сих пор как будто стягивает плёнкой. Так нельзя все оставить. Просто исчезнуть из чужой жизни, оставив только классные воспоминания, обожжённые болью чужих поступков — так неправильно. Даже если представить, что у них могут завязаться какие-либо отношения. Единственная проблема — это только сам Сычен. Внутренние противоречия, страхи.       Наведи порядок в голове и тогда порядок будет везде? Что же, тогда осталось всего пара дел.       Сычен настроен попрощаться со своим главным врагом, в своём лице. Он же сам себе рыл яму, искушаясь мыслями о том прекрасном, что его ожидало, и поддаваясь всем тем иллюзиям, что его поглощали. Не было никаких новых цветов перед глазами и зыбучих песков под ногами. Не существовало и мягких облаков, которые щекотали ему нос. Он даже решился на то, чтобы сбежать из дома и никогда не возвращаться. Это сильный поступок, это, наверное, самый правильный и смелый его поступок. Никто не осудит за рукава, торчащие из-под футболки, за узкие джинсы и цветные шнурки. Никто не осудит за выбор по жизни или друзей. Никто не осудит за то, кого будет целовать! Так ведь? Теперь ведь не страшно? Проблема в нём одном, так почему бы не разобраться в ней? Никто не сделает это за него. Хватит травить самого себя мыслями, которые в тысячный раз проходят по кругу. Свобода — прыжок в неизвестность. Так почему бы не прыгнуть? Что от этого будет?              

***

                    — Он ведь так и не приходил больше к тебе?       Всё просто: если Юта не хочет отвечать — он не отвечает. Это может значить и да, и нет, либо он просто не знает, что ответить. Но по этой реакции, а точнее, полному игнорированию вопроса, можно понять, что ему скорее неприятно. Укутался в одеяле и листает каналы, уставившись в телек. В данный момент он будет счастлив до тех пор, пока его не тронут.       Сычен не давал знать о себе около месяца. Всего-то! Какое ему вообще дело до Юты, в самом деле? Человек проживает жизнь, занимается своими проблемами и, как бы сильно Юта не поддерживал когда-то его, он все равно будет ставить свои заморочки выше. И это правильно. Но… после всего случившегося, хотелось бы элементарно знать, что с ним всё в порядке. Его не прикончил отец, его друга не сбивала машина, а его крыша все ещё на месте. Это всё заставляет грустить.       А хотя, к чёрту эти тупые мысли, которыми удобно прикрываться, не давая пропасть своей вере в человека! Тупо это всё. Юта ужасно на него злится, пускай, неуместно, пускай, нет никакого права. Но просто так уходить, сжигать за собой мосты? Что Сычен этим хотел показать? Что ему плевать? Но это же было известно давно! Придумал бы чего нового, чудак!       Последнее время у него в мыслях только одно желание — позвонить Сычену и оставить голосовое сообщение с гневным посылом и просьбой никогда больше не появляться.       — Ну хочешь, я зайду к нему на днях и сообщу, что ты жив здоров и ведёшь диванный образ жизни? Залипаешь на рекламу… — издалека не видно, поэтому Джонни щурится, — кошачьего корма, — возвращается к химиченью чего-то за кухонной тумбой.       Юта продолжает щёлкать пультом, вытянув руку, возобновляя идею о том, что было бы не плохо утопить друга в Мичигане.       — Не пора ли тебе перевернуться? Врач сказал, чтобы ты не лежал слишком долго на этой стороне, — откуда-то справа спрашивает Тэн.       Эти двое напоминают тех маленьких и надоедливых феечек-крёстных из Спящей красавицы. Сюда залезть, этим поинтересоваться, вот это сделать ли? К чему такая опека? Сколько Юте лет, во-первых, а во-вторых, он не инвалид! И какое им вообще дело до его личной жизни? Джонни-то ладно. А вот Тэн так подозрительно молча сидит, не спрашивает, о ком же говорит Джонни. Каким образом, Тэн знает, о ком идёт речь? Так и доверяй… Лучшим… Друзьям!       — Он объявил бойкот, — констатирует факт Джонни, пожимая плечами и, кидая снисходительный взгляд на Тэна.       — А мне кажется, он планирует восстание зомби, — Тэн машет перед лицом Юты рукой, получая в ответ заряд злобы из чёрных глаз. — Боже, тебе кто-нибудь говорил, насколько ты вредный? Я знаю, кто в старости будет самым ворчливым и морщинистым, — поддевает его.       — Ай, да пошёл ты на хуй, все мы знаем, что по количеству растяжек и целлюлита ты будешь лидировать из-за своих танцулек. Не будешь же ты в пятьдесят дрыгаться под попсу, — наконец от Юты услышалось хоть что-то. Тэн как раз этого и добивался. Юта пропускает мимо ушей всё, кроме наездов в свою сторону       — Ай, я буду тем ещё бодрячком, поверь, — ничуть не обижается Тэн, присаживаясь на диван и смещая ноги Юты.       — Я бы в тебя плюнул, но мне лень, будь добр, подвинься ближе, — приступ раздражения накатывает, но все к этому привыкли, так что даже не дёргаются.       — Вот видишь, ты… — не успевает договорить Тэн, как в дверь стучат.       — Коммунальщики? — с удивлением спрашивает Джонни.       Тэн подскакивает с дивана и энергично, чуть ли не подпрыгивая, идёт в коридор.       — Хэй! Как дела? — с кем-то здоровается он, — ты припозднился, у него уже началась стадия ненависти ко всему. Это, если что, не официальный диагноз.       Юта хмурится и поворачивает голову на Джонни, встречаясь с точно таким же непониманием на лице.       И Юта, правда, был очень удивлён тому, что на пороге появился Сычен. И, пускай его лицо сейчас выражает одно смятение, но где-то намного ближе, чем в глубине играет радость.       Парень машет в знак приветствия Джонни и направляется к Юте, который пристально изучает его своим взглядом, как будто не веря в его реальность.       Тэн сказал, что Сычен припозднился? Значит, это он позвонил ему, сообщил всю картину… Ему реально просто спокойно не живётся? Вот придурок. Он часто делает что-то полезное для кого-то, в том числе и для старого доброго Юты, но сам Юта редко когда благодарит его за это. И почему это он его сюда позвал?       — Ты как? — Сычен усаживается на место Тэна.       Юта с недоверием смотрит на парня, рассматривая его лицо прямо как скульптуру. На нём уже нет никаких мелких ссадин, только маленький белый шрам над бровью. Бледность с лица тоже сошла, так что выглядит он почти здоровым.       — Как видишь, жив, — демонстрирует полное безразличия лицо, впиваясь взглядом. — А ты на кой здесь? — поднимает свои брови.       — Пришёл к тебе, узнать, не выплюнул ли ты ещё лёгкое, — просто отвечает Сычен, хлопая Юту по одеялу в районе голени.       — Ну да, тогда бы я тебе сообщил, — язвит Юта, мотнув головой.       — Точно, ты бы, возможно, позвонил мне, только если бы выплюнул лёгкое. — выражение лица Юты и его старание выглядеть непричастным вызывают у Сычена улыбку.              

***

             — Тебе не холодно? — Сычен выглядывает из окна на сидящего на решётчатом балкончике Юту. Он свесил ноги вниз и болтает ими по воздуху, а ещё кроме потрепанных домашних штанов и бинтов на груди на нём ничего нет.       — Холод концентрирует, — проговаривает Юта, не поворачиваясь к собеседнику и продолжая подставлять своё лицо солнцу.       Перед его глазами любимый Бруклин. Скучная кирпичная стенка с такими же страшненькими воображаемыми балкончиками и пожарными лестницами, которые смотрятся очень лаконично. Вдалеке виднеется мост, переправляющий на яркую, полную жизни, нескучную сторону Нью-Йорка. Хотя, с вопросом о скуке, Юта мог бы и поспорить. Под ногами проезжают редкие машины, очень часто сигналя, кажется, невидимым пешеходам. Именно здесь начинается зона комфорта Юты — среди контрастов.       Сычен вылезает из окна на пристройку к лестнице, которая ему так понравилась в первый раз и медленно садится рядом, пропихивая ноги сквозь перегородку, чтобы так же, как и Юта, свесить ноги.       — О чём думаешь? — спрашивает Сычен, складывая руки на перегородку и удобно роняя на них свою голову.       Юта сегодня непривычно молчалив, поэтому хочется его разболтать, да и атмосферу надо разбавить. Но другого и не ожидалось, это вполне заслуженно. Как будто Сычен зашёл в ледяную воду и ещё не успел привыкнуть.       — О будущем, о чём же ещё можно думать? — коротко отвечает Юта, щурясь из-за солнца.       Он бы с радостью поболтал «о погоде», только вот помимо такой интересной темы, как интенсивность ветровых потоков, есть темы поважнее. Странно, но Юта всё это время знал о том, что им вдвоём как-нибудь обязательно придётся поговорить. Через неловкость, через напряжение, через магнитное отторжение. Правда, прошло достаточно много времени, и показалось даже, что Сычен вышел из его жизни так же неожиданно, как и вписался в неё. А Юта ведь был уверен, что умеет выбирать людей. Поэтому уверенность в какой-либо встрече просто растворилась, хотя и маленькая надежда всё ещё порхала где-то в сердце. В конце концов, уже 21 век, у всех появилась связь… А Сычен просто взял и кинул его.       — Ты же не думаешь о том, что будет с тобой через лет двадцать или завтра? — улыбается младший, вспоминая фразы из недавнего прошлого.       — Сейчас захотелось. Кстати, в одиночестве думалось куда лучше, — Юта наконец поворачивается в сторону Сычена, кидая ему в упрёк. — Теория влияния молекул чужого человека на разум другого в пространстве и другие интересные штуки, — якобы с полным безразличием выдаёт он. Не то чтобы Юта гонит Сычена отсюда и хочет побыть наедине, просто нужно же было сморозить что-нибудь обидное или хотя бы едкое. Он же всерьёз не свалит отсюда по его просьбе? Так ведь?       — Ты сам её придумал? — хмурит брови Сычен, даже не шевельнувшись с места.       — Прочёл в одной умной книге.       — Может… — тянет Сычен, — поговорим?       Юта тяжело выдыхает, чувствуя, как по его коже проходят мурашки от холода, а потом поворачивает голову на собеседника.       — Чтобы я тебе опять устроил душевный стриптиз и рассказал события своих тёмных деньков? А потом ты куда-то пропадёшь, не оставив даже никакой почеркушки? — резко выдаёт Юта, сверкнув презрительным взглядом.       Конечно, Сычен знал, что заденет его своим поступком, даже при том, что не собирался его обижать. Он решил, что так будет лучше. Тогда совсем не хотелось разбираться в этих отношениях, не было сил на это, и Сычен очень надеялся забыть хотя бы немного эту странную, но комфортную для него связь. Причём, принял такое решение за обоих. У него ведь было много дел в списке… Понять, что хочет для себя, какие переменные для этого понадобятся. Таким образом, за это время он успел в первый и последний раз дать отпор злу, с которым жил под одной крышей двадцать лет; подержался мизинцами с лидером своей банды, и пропуск за кулисы его личного Чайна-тауна сохранился при нём; наладил дружеские отношения с парнем, которого когда-то сильно обидел, даже получил от него отрезвительный пинок, а ещё даже на время остался у него. С одним только не справился… Зависимость напоминала о себе в виде внезапных срывов или панических атак по утрам. Но тем не менее, ему уже можно было присвоить значок 2 недели без наркотиков… ну, или меньше. В конце концов, занимаясь всеми своими делами, он ещё раз убедился в том, что в сердце у него так и не залечилась огромная дыра.       — Прости меня, — искренне произносит Сычен, не отрываясь от разглядывания чужого профиля, — тебе показалось это эгоистичным поступком. Но я очень хотел разобраться сначала во всем сам. Я не хотел тебя мучать очередным «мне сложно принять себя», ссориться с тобой, потому что я прекрасно понимаю, чего ты от меня хочешь, — в спокойном тоне завершает свою, так называемую, вступительную часть.       — Говори уже, — оживает Юта, кивнув ему, и откидывается назад, упираясь руками в железную поверхность. Он снова отворачивает голову, заглядывая в тоннель вдоль улицы, выстроенный из таких же домов и маленьких магазинчиков.       — Я хотел поговорить, — неуверенно начинает Сычен, а потом ненадолго замолкает, формулируя мысль, — о тебе… обо мне и… тем, что у нас происходит? — интонация получилась почему-то вопросительной.       — А у нас разве что-то происходит? — поворачивается к нему Юта, вопросительно заглядывая в лицо, а Сычен только сильнее напрягается.       Сычену неприятна любая тема, касающаяся отношений, но Юта специально тянет сейчас этот разговор, чтобы тот наверняка прочувствовал, каково было ему. По глазам младшего можно увидеть, как он начинает раздражаться, да и выражение лица снова суперское, хоть целым отрядом китайской мафии командуй. Юта усмехается этому, отводя взгляд от парня.       — Ты, кажется, ясно выразился по этому поводу. Эксперимент, который прошёл неудачно, — в голосе не слышится обида как таковая, но звучит Юта печально.       — Ты про ту нелепую ссору? Юта, ты ведь не настолько мелочный, брось! — восклицает Сычен. — Поговори со мной нормально сейчас.       Зачем принимать выводы, сделанные под влиянием эмоций? Мало ли, что люди могут наговорить друг другу в порывах и что, теперь вечность не подпускать к себе?       — Понимаешь, такое ощущение, что ты сделаешь всё, что я попрошу, только чтобы проверить какую-то глупую теорию, которую я сам же и придумал! — негодует Юта, — но что на самом деле у тебя на уме? Ты куда-то пропал, сейчас вернулся. Зачем? Тебе понравилось со мной, и ты можешь это признать, сказав мне прямо в глаза об этом? А если я предложу что-то посерьёзней перепихона в придорожном мотеле? Ты это примешь или испугаешься?       — Я… — не ожидав резких потоков и сложных для него вопросов, Сычен впадает в ступор, — я очень хорошо подумаю на этот раз.       — Сычен, говори только правду, — устало проговаривает Юта, а потом смотрит на него, окидывая хмурым взглядом. Он всё ещё тоскует по нему, как будто бы младший до сих пор очень далеко от него, совсем неизвестно где, хоть и сидит рядышком. — Что ты, чёрт возьми, думаешь обо мне, о наших странных отношениях, есть уверенность, в том, что ты сможешь себя пересилить? Может, заставишь измениться меня? Или ты пришёл, так как тебя замучило чувство вины? — спокойно проговаривает он, желая, как можно скорее узнать правду, пока внутри снова всё не начало ныть.       — Окей, я попытаюсь ответить, — Сычен делает глубокий вдох. — Мне трудно принять себя, тебя, всё это, потому что я до конца не понимаю, за что ты цеплялся, когда решился поцеловать меня впервые? Как ты… понял, что я тебе нравлюсь не как обычный человек? — как можно осторожнее задаёт вопрос, как будто бы идёт по краю каньона, прижавшись спиной к скале.       — Боже, а ещё рассказывал про то, что у тебя была девушка! — Юта накрывает лицо одной рукой, желая взорваться. Почему с ним все так сложно? — Сычен, — уже спокойнее обращается к нему, — общие тараканы в голове только у лучших друзей, а вот бабочки в животе уже как-то насторожили, представляешь? — отшучивается Юта, правда, он проговаривает это так убежденно, что младший чуть не поверил в этот очередной бред.       Юта отворачивает голову в сторону, фокусируясь на какой-то вывеске магазинчика вдалеке. Сложно сосредоточиться и, на самом деле, теперь он понимает Сычена и его борьбу со своими мыслями. Зачем вообще он затеял этот супер серьёзный разговор? Всё в его стиле, ему ведь нужна пища для размышлений. Если бы не его заморочки, Юта бы ограничился тремя-пятью словами. Он же не просто так пришёл сгладить углы. Да плевать, если даже он снова уйдёт! Зато Юта будет знать, что он сделал всё, что мог, поэтому сейчас старается быть максимально искренним.        — Честно, я никогда не залипал на внешность парней, но, помню, ты мне сразу показался очень красивым, — кивает на Сычена, зачесывая рукой волосы за ухо, а тот выпрямляется, намереваясь внимательно слушать слова Юты. — Когда я только узнал о твоём увлечении, я так сильно злился на тебя, точнее, я был расстроен, что ты такой классный, весёлый гробишь себя, — почему-то младшего рассмешила эта фраза, — я боялся увидеть в тебе тех конченных наркоманов с точек, на которые я поставляю, поэтому для меня так важно было покричать на тебя, попытаться переубедить. У меня как будто бы появилась цель, хотя я уже давно себе их не ставил, — опускает взгляд на пустую дорогу и шумную компашку каких-то детишек, проходящих мимо. — Ещё ты немного разнообразил мою жизнь и, возможно, меня самого. Хочешь верь или не верь, но я чувствовал себя подростком, который впервые влюбился. И да, я мало с кем ходил на экскурсию в Чайна-таун, на бесплатный показ «Мальчика-акулы», ещё редко играл перед кем-то роль парня-изменника в баре, соседей из лейки не поливал, как цветочки… — улыбка сама появляется на губах Юты, и он до конца даже не понимает, почему вдруг грудную клетку как будто бы сжало, и он начал испытывать ностальгию. Захотелось снова пережить хотя бы что-то из этого недлинного списка воспоминаний.       Сычен почему-то и сам начал немного улыбаться, мысленно присоединяясь к небольшому путешествию по крутым моментам. Юта правда так тепло к нему относится несмотря на всё случившееся?       — Видишь? — обращается к Сычену, — мне не стрёмно говорить о том, что я чувствую, и, вроде, молнией меня за это не шандарахнуло, — поднимает взгляд на приобретающее вечерние краски небо без единой тучки.       Юта уже в предвкушении того, что же скажет на это Сычен. После этого разговора они либо больше никогда не будут общаться, что, кстати, для Юты кажется чем-то нереальным… им же классно друг с другом? Или же, с меньшей вероятностью, будут стараться строить что-то общее. Это понятно, что, если даже всё сложится очень хорошо, как Юта хотел бы сам, никто из них так сразу не будет кидаться с объятиями на шею и признаваться в любви. Нужно будет подождать и, может быть, именно для Сычена, это займёт очень долгое время.       — Я определенно точно испорчу этот момент, но, прежде, чем рассказать о том, что думаю, я чувствую, что ты должен узнать о кое-чём. Я сегодня честен со всеми, помнишь? Думаю, это необходимо для начала новой жизни.       Юта настораживается, когда видит, что Сычен внезапно поникает, прячет от него глаза, ещё и ногами по воздуху нервно качает. Что это такого серьёзного ему хочется рассказать?       — Помнишь, я закинулся колёсами в клубе? Ты ещё пытался меня остановить. В общем, они подействовали совсем не скоро и в очень неподходящий момент. Я в тот день собирался вернуться домой, но начался сильный ливень, и Тэн случайно наткнулся на меня по дороге домой, когда я стоял под какой-то крышей. Предложил остаться у него, и всё было очень хорошо, я даже помню, о чём мы говорили, но потом меня как-то быстро перекосило, — Сычен опускает голову, смотря вниз на улицу. — Обычно, когда я закидывался чем-то подобным, я был один, либо посреди громкой тусовки. Но я даже не знал, как может отреагировать моё тело, если чувство страха и самообладания просто исчезнут… И я до сих пор очень жалею о том, что случилось потом… — понижает голос под конец, переживая из-за предстоящей реакции.       — Подожди, — Юта растерянно смотрит на Сычена, замечая, что он сам нервничает.       Ему даже дослушивать до конца не пришлось, он понял, к чему ведёт Сычен. Юта прекрасно понимает, что под воздействием каких-нибудь веществ можно много чего натворить, это же чёртовы наркотики, способные поменять полностью всё восприятие на какое-то время! Он сам испытывал всё это на себе. Но в это не хочется верить! С одной стороны, это хорошо, что Сычен решил не скрывать этот факт от него и честно признался в своей оплошности. Но с другой стороны, эмоции и действия Юты всегда быстрее его рационального начала, и, кажется, он ещё никогда не испытывал ревность на таком высоком уровне.       — Ты и Тэн? — в глазах обида, а внутри всё закипает, превращаясь в адскую смесь, когда Сычен ничего не отвечает, а только медленно кивает головой, смотря встревоженно прямо в глаза.       Сравнивать с ножом в спину то, чем Сычен тут делится, слишком банально и даже неуместно. Кто они с Ютой друг другу? Друзья-перевёртыши? Никто никому ничего не обещал, не клялся в верности, поэтому назвать эту недосвязь предательством будет неправильным. Даже если Юте очень хочется назвать это именно так! Тупая ситуация, в которой он не имеет никакого права или основания даже злиться! Очень хочется сейчас выместить на ком-то свою агрессию. Как насчёт одного тайца внутри его квартиры? Или вот перед ним тоже хороший кандидат. Но это худший вариант, чтобы успокоиться, потому что, какая уже разница до всего этого? К Юте это событие не имеет совсем никакого отношения. Это личное дело двух конкретных людей и, наверно, тот кому нужно было сказать слова прощения, и тот, кому нужно было их услышать — уже это сделали.       А больше и бесит только то, что Юта ничего поделать с этим не может.              Юта неожиданно подскакивает с места, в надежде унять всплеск своих эмоций — походить там из стороны в сторону, пробежаться вниз по лестнице. Да всё, что угодно, чтобы только не сидеть на одном месте!       — Эй! — Сычен поднимается следом за ним и останавливает процедуру подавления своей импульсивности. Он встаёт на пути Юты, хватая его за предплечья и получая в ответ очень страшный взгляд. — Прекрати, — настойчиво произносит он.       — Меня больше всего взбесил тот факт, что ты шуганулся от меня из-за какого-то поцелуя! — резко вырывает свои руки из хватки, тяжело выдохнув, — но вот как с этим засранцем кувыркаться! — резонный комментарий, который Юта захотел обязательно вставить, даже при том, что его обвинение, опять же, никчёмно! Он сейчас под впечатлением, так как даже представить себе не мог подобного, поэтому так остро воспринял.       — Я был не в состоянии просто даже буквы в слове связать! — не сдержавшись, Сычен тоже решает покричать на Юту и хоть немного отрезвить его вспыльчивую натуру. Он снова цепляется за него и сильно встряхивает, со всей силы дёрнув его за руки, из-за чего Юта и впрямь становится немного покладистей и концентрируется на чужих словах. Наверное, этот день придётся обвести маркером в календаре, Сычен вконец утратил своё спокойствие, связавшись с Ютой. И чёрт возьми, все привыкли к гневному и неуравновешенному Юте, но вот такой же свирепый Сычен — это уже жутко.       — Если тебе станет легче, — в такой же резкой манере продолжает он, сверкая злющими глазами, — то знай, что я не помню абсолютно ничего о той ночи, кроме разговоров в самом начале.       Юта недоверчиво косится на Сычена, но, как ни странно, эти его слова обнадёживают, и старший даже свои руки из чужой хватки не отнимает, в ожидании того, чего же ещё скажет Сычен.       — Я долго буду сожалеть об этом, но извиняться перед тобой, я не собираюсь, пойми меня, — парень понижает свой тон, завершая эту мысль и снова примагничивая вселенскую серьёзность к своему лицу.       И сразу же становится легче, от того, что Сычен больше не таит в себе этого и, в каком-то смысле, не обманывает Юту. Он отпускает его руки и делает шаг назад.       Старший опускает глаза, ему, кажется, даже становится стыдно за свою реакцию. Неприятное ощущение, как будто бы голову в песке помыл. Он прикусывает губу и скрещивает руки на груди, снова почувствовав холод голыми плечами.       — Тэн хороший человек, — зачем-то напоминает Сычен, как будто бы Юта сам забыл про его отчаянное стремление помогать всем и вся, в отличии от него. Кажется, он по привычке даже глаза закатил. — Но я уверен только в одном, — исподлобья смотрит на Юту, — что в здравом уме я бы с ним, — наклоняет голову вбок, имея в виду человека где-то по ту сторону окна, — такого не вытворил, даже, если бы пришлось проверять чью-либо теорию, — усмехается он, глядя на Юту.       Неоднозначные слова, несущие в себе намёк на конкретные действия, за которыми глубоко не нужно лезть в голову, чтобы вспомнить. Юта пытается сдержать лёгкую улыбку, но у него не получается. Естественно, ему приятно слышать эти слова! Хоть он всё ещё напряжённо дышит, но он чувствует, как его уже отпускает, достаточно быстро в этот раз. Наверное, это всё Сычен со своей аурой спокойствия, хотя минутами раннее он и сам не был таким уж спокойным.       — А теперь сядь и дослушай меня, — в своей обычной интонации произносит Сычен. — Тебе же всё ещё важно, чтобы я сказал правду? — выжидающе смотрит в лицо Юты. Тот ведёт бровью, хмыкнув себе под нос, и усаживается на железную пристройку.       — Ты сказал «пару слов» обо мне, теперь моя очередь сказать о тебе, — Сычен садится рядом и откидывается назад, упираясь руками в железную поверхность. — Ты слишком реален для человека, ты как чёртова противоположность наркотрипам. Как это объяснить… — ненадолго задумывается, прежде, чем продолжить, — мне кажется, мы все время стараемся дать конкретную характеристику человеку, и если даже люди просто нам нравятся, то мы идеализируем их. Нам кажется, в них всё прекрасно, нет проблем. А если люди нам не нравятся, мы преувеличиваем их недостатки. Лично для меня так. Я додумываю образы, называю вещи своими именами. Но мне не приходится додумывать за тебя, — хмыкает, вскинув брови, — ты вредный, импульсивный, очень наглый и упёртый. У тебя собственная идеология, ты убеждён в своём, как в принципе и все остальные. Но в тебе много положительного. Даже то, что ты хотел помочь мне со всей этой наркоманской херней, то, как ты относишься к другим близким тебе людям. Ты, чёрт возьми, спас человека, Юта! — внезапно восторженно произносит Сычен. — Тебя легко читать, хоть ты и сам об этом не подозреваешь. Ты даже не стараешься быть приятным или доброжелательным, набираешь себе людей в круг, которые останутся с тобой навсегда, а не ищешь случайную компашку. Ты просто тот, кто ты есть. И… думаю, именно за это ты мне нравишься, — произносит Сычен, расплываясь в улыбке, сам, похоже, радуясь тому, что у него получилось это сказать.       Становится как-то приятно от того, что прямо в лицо в кое-то веке говорят хорошие вещи, а тем более, их говорит Сычен. Юте казалось, он его терпеть не может и вообще, думал, они больше никогда не пересекутся в этом чёртовом Бруклине, навсегда потеряются, как пара чёрных носков.       — Что-нибудь ещё? — не сдерживает улыбку Юта, поднимая глаза на младшего.       — И-и-и, — тянет Сычен, чувствуя, как бешено бьётся его сердце. Он неуверенно касается холодными пальцами чужого лица, из-за чего у Юты проходятся мурашки по коже, и он уже предвкушает то, что тот собирается сделать. Сычен медленно приближается к нему и очень робко целует, аккуратно сминая пухлые губы. Наверное, даже самый искусный поцелуй не так сильно понравится Юте как то, как младший осторожничает с ним, будто всё ещё боится чего-то большего. Но тем не менее, это уже какой-то прогресс, и Юта где-то внутри ликует, улыбаясь в поцелуй и чувствуя, как тепло распускается в нём цветком, а в животе приятно скручивает.       — Фу, педики! — слышится через пару секунд где-то с балкона дома напротив, из-за чего Сычен резко отрывается от чужих губ, машинально поворачиваясь на источник гневного комментария.       Юта даже не открыл глаза и не обратил внимание на эту мелочь — на чьё-то неуместное мнение. Он берёт лицо Сычена в свои ладони и разворачивает его на себя.       — И-и-и? — копирует интонацию, с вопросом заглядывая в глаза напротив. В них уже нет страха, как это было в первый раз. Сычен смущён, и это точно видно по его неловкой улыбке, но сбегать, вроде бы, не собирается.       — Я хотел сказать, что целовать тебя — это почти тоже самое, что целовать девушку.       — Почему это «почти», — убирает свои руки, — и к чему ты вообще это говоришь? — до Юты не доходит, как это всё связано.       — Ну «почти», это если не открывать глаза, — старается серьёзно проговорить Сычен, но он не сдерживается, когда Юта прыскает от смеха. — А к чему… думаю, мне не особо принципиально, в каких отношениях мы состоим, и к этому можно привыкнуть, — задумчиво произносит он, укладывая голову на сложенные на перегородке руки и заглядывая в лицо напротив. Юту быстро согревает этот чарующий взгляд тёмных глаз, и он широко улыбается, в кое-то веке чувствуя, что по-настоящему счастлив.       — Кстати, о привычках, — улыбка медленно угасает, — как ты?       — За это время, — тяжело выдыхает Сычен, боясь рассказывать Юте, — сорвался дважды…       Юта ничего не отвечает, а только быстро кивает пару раз, снова начиная немного переживать за Сычена.       — Юта, я хочу с этим покончить, — твёрдо произносит Сычен, не поднимая голову со своих рук, — Оставить всё в прошлом, понимаешь? — переводит свой взгляд на парня. — Я уже сбежал из дома, более-менее разобрался в себе и, кажется, я иду к тому, чтобы простить себя. Я хочу идти дальше и не оставаться таким, — кивает своим же словам.       Для Юты хоть и удивительно услышать то, что Сычен совершил побег из дома, но его слова о том, что он хочет перебороть себя, только утешают и радуют.       — Тогда готовься к этому, — Юта протягивает руку к лицу Сычена и нежно гладит его по щеке, — я буду возглавлять команду твоей поддержки, — улыбается набок.       — Ты переживал подобное, поэтому… — опускает глаза Сычен, — Не преувеличивая и не преуменьшая, скажи, мне будет трудно?       Юта немного поникает, когда Сычен спрашивает его об этом. Он же уже прошёл эту борьбу. Когда мысли выедали мозг — он закрывал глаза и засыпал, а когда всё внутри ломало — он кричал. Юта не хочет, чтобы Сычен боялся, и он бы с радостью, избавил его от этого. Но нужно сказать правду, это будет необходимо.       Юта вытягивает руку, показывая, чтобы Сычен к нему двинулся. Тот сначала немного недоверчиво глядит, но потом всё-таки устраивается ближе, попадая в объятия и укладывая свою голову на чужое плечо. Сычен точно должен привыкнуть к этому однажды. С Ютой ему ведь так комфортно и безопасно, что кажется, если пойдёт дождь, на него ни одна капля не попадёт.       — Будет трудно, Сычен, — Юта крепче обнимает парня, как будто бы пытаясь смягчить удар, который он наносит своими словами, — и больно, и очень страшно, — печально проговаривает, упираясь подбородком в его макушку. Он не преувеличивает и не преуменьшает, как Сычен этого и просил, поэтому младший глубоко благодарен ему за честность, хоть его и пугает то, что говорит Юта, но он ведь ему доверяет.       — Это к лучшему, поверь. Я обещаю, что ты справишься, слышишь? — Юта очень хочет подбодрить Сычена, успокоить, если ему вдруг станет плохо.       Сычен ничего не отвечает. Он засматривается на бледное розовеющее небо и тускловатое солнце, чувствуя, как где-то внутри всё снова пустеет, как будто бы там открылся портал, вытягивающий все хорошее из него. Но он же сможет с этим справиться? Ради всех тех, кому нужен, потому что он имеет значимость для всех — большую, маленькую или незаменимую. Он должен справиться с этим ради себя. Юта в него верит, и не только он один.       — «Мы всё переживём», — вспоминает недавнюю фразу Сычен, и кладёт свои руки поверх чужих, — да? — поднимает на Юту свои глаза, в которых снова печаль, из-за чего старшему только сильнее захотелось прижать его к себе, чтобы только удалось забрать его беспокойство.       — Мы всё переживём, — уголки губ дёргаются вверх, когда Юта повторяет свою же фразу. Он целует Сычена в лоб.       Остаётся только надеяться, что всё так и будет — хорошо.