Twilight

Ярким неоном горел ночной Сеул, пряча под своим светом грехи жителей, своих детей, и поощряя их в туманном дурмане, окутавшем каждую улочку и каждый двор. Под таким пугающем освещением терялись домашние уют и покой, создавая собой ощущение того, что ты попал в настоящий Ад, где всем заправляет Люцифер. Попивая кровавое вино, он сидит на своем троне из костей и смотрит сверху вниз на людские пороки, тихо наслаждается ими, будто первоклассным шоу. Но все это горящее бесстыдство меркнет под пронзительным холодом пустоты в душе. Опустошённость – вот самое страшное наказание для человека, а вовсе не кипящий маслом котел в каком-то эфемерном и выдуманном пекле. Когда ты теряешь интерес ко всему, в том числе и к собственной жизни, ты можешь сделать все, что угодно, и о чем потом будешь жалеть. Если конечно, вернешь себе обратно свой рассудок и трезвость ума. Увы, такое происходит очень и очень редко. Потерявшие смысл жизни люди сходят с ума и обрывают концы с концами, уходя в приветственные объятия ухмыляющегося Сатаны, где их и ждут вовсе не придуманные муки на танцующем огне. Или же, если у человека есть хоть немного серого вещества в голове, он не идет на такие радикальные меры, а всего лишь пытается разжечь внутри себя искру жизни с помощью «хорошего и надежного друга» - алкоголя. Но нередко этот самый товарищ точно также толкает к самому черту, просто более долгой и кривой дорогой. Чонгук ухмыляется в стакан с виски и смотрит куда-то мимо него. Он не идиот, чтобы раньше времени обрывать себе жизнь, за которую так отчаянно цеплялся, да и алкоголь его не берет, небольшая особенность организма, но нужно как-то заполнить пустоту в душе, поэтому Чон выбрал меньшее из зол. Не раскрывать же душу и так уставшему бородатому бармену с классными наколками, а затем захлебнуться своими же слезами, уронив тяжелую, и пустую одновременно, голову на стойку. Не слишком прельщает возможность проснуться утром где-то в канаве с растоптанным чувством гордости и без всего, пусть вещей с собой нет, кроме того самого костюма на нем, в котором он собирался сходить в оперу, и телефона с документами. Кажется, Чонгук выбросил чемодан с остальной одеждой где-то у дороги или же и вовсе не забирал с аэропорта. Зачем, какой смысл? Там все равно не было ничего важного и ценного. Бессмысленно, как и все теперь вокруг. И горевать о том, что случилось, тоже бессмысленно. И блеклый блеск обручального кольца, и тупая боль в молчаливом сердце, и слепое желание удавиться этим отвратительным виски… Сука, все бессмысленно! Все, абсолютно все! Но взгляд снова падает на безымянный палец, охваченный тонким, золотым ободком, а в голове сами по себе всплывают слова, клятва, которую он сказал чуть больше месяца назад. - Я беру тебя, Чимин, в свои законные мужья. Обещаю оберегать и удивлять тебя, быть нежным и любящим… Как долго, блядь, продлилась его счастливая, семейная жизнь. И разрушили ее не вампирские и даже не волчьи подлости. Ее разрушил тот, кто сам давал точно такую же клятву перед всеми, перед священником, перед семьей, перед Чонгуком… - Беру тебя, Чонгук, в законные мужья, - внезапный смешок прервал Чимина, но, замолчав на секунду, он продолжил, - Обещаю понимать, принимать и поддерживать тебя. Дарить тепло и уют тебе… Что же это значит? Что она тоже не имела смысла? И как бы долго он скрывал свою страшную тайну? Год, два, пять? Или же целую гребанную вечность Чонгук был бы в счастливом неведении о том, что его партнер засадил какой-то девушке, пока сам Чон считал себя виноватым в их расставании? Да если бы он только знал… Виски так и не попало на язык, замерев в стакане в миллиметре от губ. А если бы он знал раньше, то что? Из чистой мести дал бы зеленый свет Юнги? Переспал бы с ним? Горький хмык слетает с губ, а алкоголь все же попадает внутрь, обжигая, но не согревая. Нет, это было бы слишком по отношению к Мину. Чонгук бы не опустился до такого, а Юнги не заслужил того, чтобы им пользовались. Трудно признать, но злит парня не сам факт измены, а то, что Чимин молчал, и ни слова ему об этом не сказал. Чонгуку хочется истерически смеяться, вспоминая их встречи после того расставания, и то, как вампир всячески пытался вернуть их отношения. И ведь у него это получилось, он выпросил у Чона шанс, но только потому что Чонгук его любил. Любил? А сейчас? Он ушел, можно сказать что сбежал. Сел на первый же самолет, и улетел из Парижа обратно в родной Сеул, и сейчас отшивается в каком-то дешевом баре, но ему просто необходимо побыть одному и обдумать свои дальнейшие действия. Никто из друзей и семьи не знает, что он здесь. Для них он все еще в медовом месяце, готовится возвращаться домой со своим мужем, и все у них прекрасно. Но это ни хрена не так. Он не знает, будет ли у них это самое прекрасно, и сможет ли он простить Чимина, как в прошлый раз. Черт, да о чем он только думает? Простить? Простить Чимина? Чонгук, ты в своем уме? Он изменил тебе, и даже не думал говорить об этом, а ты хочешь снова дать ему шанс? Чтобы он снова безжалостно проебал его? Но ведь тогда они расстались и были никем друг другу, Чимин имел право делать все, что захочет. Да он едва сам не погиб, когда узнал, что Чонгук якобы вычеркнул его из своей жизни. И какими же яркими были от счастья глаза Пака, когда увидел его там, в Японии, когда узнал, что он приехал ради него. Чимин спасал его ценой своей жизни от безжалостных Меин. А после терпеливо ждал прощения Чонгука, давал ему необходимое пространство и время, и никогда не переходил черту. Разве это не значит, что он любил тебя, Чонгук? Вспомни, как блестели его глаза и улыбка там, около алтаря. Вспомни его клятву, разве он мог солгать тебе, когда дрожали его руки, а в уголках глаз скопились рубиновые капельки? Вспомни, наконец, вашу ночь. Разве она могла быть ложью? Он любит тебя, и любил всегда. Но почему тогда он?.. Стакан с янтарной жидкостью с грохотом приземлился на барную стойку. Судорожно выдохнув, Чонгук уткнулся лицом в ладони и почувствовал, как в горле застрял острый ком. Память услужливо подкинула ему слова Хосока незадолго до свадьбы, словно в насмешку: - Когда он бросил тебя, он ушел из клана и медленно сходил с ума, и это не преувеличение. Вампирское безумие способно на что угодно, Чонгук, и во время этого состояния Чимин не отдавал себе отчета, он делал все, что прикажет ему его внутренний хищник. И поверь, высасывание крови из человека не самое худшее, что может произойти… Тогда он не понимал, что имел ввиду Хосок, но сейчас все стало на свои места. Трус, ты жалкий трус, Чон Чонгук. Один разговор мог бы все изменить, но вместо этого ты сидишь, поджав хвост, топишь свое горе в алкоголе, и винишь во всем одного лишь Чимина. Разве так поступают любящие супруги? Разве ты не знал, с кем связываешь свою жизнь? Чимин – вампир, не человек, и любое, даже малейшее, событие, незначительное на первый взгляд, может дорого обойтись в первую очередь ему самому. И ты знал это очень хорошо, Чонгук, ты видел его душевное состояние, находящееся на грани очередного срыва после вашего расставания. Так какого черта ты не удосужился дождаться и поговорить с ним сейчас, чтобы не допустить этого вновь? Всего лишь один разговор, после которого ты смог бы принять правильное и взвешенное решение, узнав всю правду. Тогда бы ты не страдал, не терзался сомнениями и муками совести, сидя здесь и дыша окутавшем все удушающим перегаром, а Чимину не угрожала бы опасность снова впасть в безумие. Где-то в стороне кто-то неловко поднялся с барного стула, и ушел, едва не врезавшись в дверь, тем самым прервав громкими звуками самокритичные мысли Чонгука. Проводив взглядом явно нетрезвого парня, Чон отстранённо отметил его молодой возраст, будто бы ему едва шестнадцать-семнадцать исполнилось. Не один Чонгук решил запить проблемы дешевым пойлом, хотя по опрятной, немного великоватой одежде паренька и не скажешь, что у него какие-то сложности или же что он просто любитель выпить. В любом случае, Чона это не касается. В так и не захмелевшем сознании мелькнул здравый вопрос: что он здесь делает, в компании алкоголиков, которые уже даже встать не могут? Разве все еще не поздно все решить по-человечески, пусть даже одна из сторон конфликта не человек? Осушив одним глотком полупустой стакан виски, Чонгук бросил на барную стойку смятые купюры, даже не удосужившись проверить не заплатил ли он больше, и, забрав накинутый на спинку стула пиджак, быстрым шагом вышел из бара. Дрожащими руками вытащив телефон, парень прислонился к темной, кирпичной стене, но так и не смог найти в себе силы открыть контакты и набрать знакомый номер. Откинув голову и пару раз приложившись затылком об стену, Чонгук до боли закусил губу и ударил кулаком об кирпич. Результата это мало принесло, он все еще не мог найти в себе силы позвонить Чимину и попросить прощения за свой уход. И причины этому он не знал, будто что-то налило его руку свинцом, тем самым парализовав, и зажав телефон в мертвой хватке ладони. - Черт, - тяжко выдохнул Чонгук, прикрыв устало глаза и съехав вниз, уткнувшись в свои колени. Почему ему так сложно взять и позвонить своему мужу? Неужели он… боится? Но чего? Громкое, испуганное мяуканье бродячей кошки заставило Чонгука поднять голову и внимательно осмотреться по сторонам. Рядом с ним, прячась в пустых коробках, шипела большая черная кошка, насторожив ободранные уши. Успокоив громко стучащее сердце, парень подошел, протянул руку и осторожно прикоснулся к спутанной шерсти, отчего кошка напряглась, но не убежала, с любопытством ткнувшись мордочкой в ладонь. - Хорошая девочка, - от неспешных поглаживаний бродяжка совсем успокоилась и едва слышно замурчала, - Что тебя так напугало? Будто бы поняв его речь, кошка махнула распушенным хвостом и убежала куда-то за угол бара, к черному ходу. Чонгук опешил, не зная, надо ли ему туда идти, проблем и так хватает с головой, да и душа была не на месте, словно говоря ему, что не стоит следовать за бродяжкой. Предчувствия были очень и очень плохие, в голове услужливо вплыло воспоминание, о котором парень предпочел бы забыть… …Чонгук, стараясь быть как можно тише, тайком вошел в другой зал, который был полностью завешен зеркалами, в нем царила атмосфера дешевого фильма ужасов. Комната была пустой, источником света была лишь луна, светящая через окна. Парень прошелся в центр комнаты, внимательно осматривая каждый угол. Вдруг, позади себя, Чонгук услышал шорох и чьи-то шаги. - Лухан? – обернувшись, спросил Чон, но на другом конце зала стоял вовсе не Лухан. - Ты все-таки пришел, Чон Чонгук, - улыбнулся Сехун, обнажая клыки и пряча руки в карманы брюк, - Как жаль, что Лухан не смог приехать… И как же вовремя заболел старый шрам на руке, уродующий кожу следом в виде неровного полумесяца. Вряд ли Чонгук сможет когда-нибудь избавиться от него и от страшных воспоминаний, связанных с ним. Словно режущая боль будет преследовать его всегда, как только он посмотрит на след от давнего укуса. …И одним махом отбросив ослабшего Чимина от себя в сторону, после чего Пака завалило старыми коробками, Сехун приблизился к Чонгуку. Парень отчаянно попытался отползти, но Сехун поймал его за руку, и, ухмыляясь, обнажил длинные клыки. В этот момент из-под коробок выбрался Чимин, и все, что он успел увидеть, это насмешливый взгляд Сехуна обращенный на него, а в следующую секунду вампир вонзил свои клыки в запястье Чонгука. Но почему он вдруг вспомнил это все? Неужели за тем углом вампиры? Это их испугалась кошка? Тогда причин не идти туда еще больше, и будет лучше, если Чонгук уйдет как можно скорее… Юношеский крик о помощи пригвоздил Чона к земле, заставив похолодеть кончики пальцев. Не имеет значения вампир там или же нет - кто-то в беде. Важно то, как сейчас поступить Чонгуку. Он имеет полное право не вмешиваться, просто развернуться, и уйти решать свои проблемы, коих и так скопилось не мало. Это может быть обычная пьяная потасовка не поделивших что-то парней, такое каждую ночь у баров происходит. Что ему теперь, у каждого стоять и разнимать алкоголиков? Нет, спасибо, Чонгук не настолько альтруист. Но что если это нападение вампира? Что, если прямо сейчас кому-то грозит пасть от острых клыков, пропитанных ядом? Что, если кто-то сам сейчас станет смертоносным хищником против своей же воли? Перед глазами предстал образ давнего друга, которого Чонгук так болезненно потерял навсегда. …Рядом с вампиром, которого Чимин назвал Сехуном, стоял измученный, пепельноволосый, худощавый парень, с опухшими кроваво-красными глазами... Нет, он не может дать еще одному человеку стать жертвой вампирского яда и загубить свою жизнь в самом ее начале. Он не может допустить того, что случилось с Луханем, которого он так и не смог спасти. Осторожно выглянув из-за угла, ибо врываться вот так в драку, не подумав, это нужно вообще никаких мозгов не иметь, Чонгук несколько минут вглядывался в темень, силясь различить хоть что-то. Темнота скрывала все под собой, оставив лишь звуки – насмешливый хохот мужчины и тяжкое дыхание юноши, разбавляемое шорохом. Не нужно было быть детективом, чтобы понять то, что мужчина забавлялся, издеваясь над своей жертвой и играя с ней. - Ну же, мальчик, покажи зубки, - грубый и будто бы нетрезвый голос стал громче, - Или еще кровь на губах не обсохла? - Что вам нужно от меня? – Чонгук и подумать не мог, что у паренька может быть такой голос, низкий и с хрипотцой, - Пожалуйста, отпустите, мне нужно… - Далеко собрался, ошибочка? Слишком ты взросло выглядишь, - тон предполагаемого вампира изменился, стал каким-то любопытным и даже заискивающим, - Что, мамка таки смогла спасти свою жизнь после траха с нашим? В этот самый момент луна вышла из-за туч, попадая своими неяркими лучами на клыкастую улыбку мужчины, и его красные, горящие глаза. Удерживая за ворот серой толстовки, вампир прижимал юношу к стене, и гадко улыбался, чувствуя свое превосходительство. Переведя взгляд на парня, Чонгук узнал в нем того, кто выбегал из бара, но теперь он мог немного лучше его разглядеть, дабы понять, что тот выглядит старше своих лет. Спутанные черные кудри укрывают пронзительный темный взгляд карих глаз, а телосложение, пусть и не крупное, но его явно должно хватить, чтобы справиться с не очень большими габаритами пьяного мужчины. Если бы тот, конечно, не оказался, к сожалению, хищником. Но даже если и так, юноша бездействует, а после слов мужчины и вовсе будто сдулся, опустив голову. - Чего затих? – вампира не устраивала молчанка жертвы и начинала выводить из себя, - Неужели не успела и подохла? Тогда папенька тебя пожалел и принялся воспитывать? - Отпустите… - Что вякнул? - Он сказал отпустить его или ты оглох? – Чонгук и сам не понял, что заставило его выйти из своего укрытия и обратить на себя внимание, но теперь насмешливый взгляд кровавых рубинов был обращен на него, не давая возможности повернуться и сбежать, да и не было у него в плане такого пункта. Будем честны, у него вообще плана не было. - Какой смелый защитник нашелся, - ухмыльнулся вампир, втягивая шумно воздух, - Да еще так аппетитно пахнет. Юнги назвал бы его идиотом, Хосок поддержал бы его и наградил Чона подзатыльником, а Чимин снес бы стену своим лбом. Но никого из них троих здесь нет, поэтому, все, что остается Чонгуку, это самостоятельно обозвать себя в мыслях, и так же мысленно ударить себя по лбу. А после собраться и бесстрашно встретить кровожадный взгляд вампира. Черт, с последним вышла небольшая заминка, ибо невозможно оставаться спокойным, когда на тебя смотрят как на вкусный, сочный бифштекс. Но Чонгук слишком много раз встречался с вампирами, чтобы дрогнуть перед очередным, пусть и настроенным на перекус, упырем. И все равно, что у него нет ничего, что могло бы помочь - убегать он не собирается. Все еще удерживая парня в сером худи, вампир нарочито медленно подходил к смельчаку, словно зная о том, что Чонгук не убежит. Отведя взгляд в сторону, дабы избежать пристального рассматривания хищника, Чон улавливает сбоку от себя слабый, едва заметный блеск чего-то. Хоть бы это был нож, будет, пусть и мало чем полезное против кровососа, но все равно оружие. Удача улыбнулась парню и при более внимательном осмотре это оказался кусок арматуры. Отлично, силы у него хватит, чтобы ударить вампира по голове и утащить юношу в безопасное место. Осталось только как-то схватить ее… - Неужели вампирам разрешено так просто и нагло пить человеческую кровь? – решил пойти с козырей Чонгук. Вампир-то явно не знал, что парень прекрасно осведомлен о сверхъестественном мире. Уловка сработала, и кровосос остановился, недоуменно склонив голову, а после снисходительно хмыкнул. Юноша в его руках будто бы ожил и кинул взгляд на Чонгука, нахмурив брови. Похоже, посчитал его чокнутым. - Вампиры могут делать все, что захотят, парень, - по-человечески сплюнул мужчина, - Никто мне ничего не скажет, если я захочу выпить твою кровь или же, к примеру, обратить. - Не посмеешь, - сложил деловито руки на груди Чонгук, сделав шаг вперед, дабы немного подойти к арматуре, - Меин тебя по голове не погладят, если ты посмеешь мне навредить. Я слишком ценный для них. - А ты все более и более занятный, - вампир не подавал вида, но Чон смог уловить ту небольшую дрожь, пробежавшую по его рукам и в голосе. Парень в худи лишь с большим и каким-то детским интересом переводил взгляд с одного на другого, будто бы его и не держат вовсе за шиворот и не угрожали менее пяти минут назад. Чонгук делал медленные шаги в сторону, обходя мужчину по кругу и приближаясь все ближе к оружию, не теряя при этом расслабленного и надменного вида. Если он лишь на секунду выйдет из образа - все рухнет, и он не только никого не спасет, но и сам станет ужином. - Но если ты такая важная шишка, то почему за тобой никто не приглядывает, мальчик? – черт, он почти раскусил его. Нет, Чонгук, так просто не сдастся. - В этом нет необходимости, - еще немного, вот она почти у его ног. Беспечно разведя руками и насмешливо поклонившись, Чон ухмыльнулся, - Я почти свой для них, поэтому мне доверяют и разрешают гулять одному. - Твоя осведомленность о вампирских владыках меня действительно поражает, - потерев свободной рукой подбородок, мужчина задумался. Этого было достаточно, чтобы Чонгук успел подхватить кусок арматуры и кинулся к не ожидавшему такого поворота вампиру. Оттолкнув юношу от упыря и прикрыв своей спиной, Чон угрожающе наставил острый конец на мужчину и стал пятится назад. Осознав, что все это время ему вешали лапшу на уши, вампир громко расхохотался. Этот защитник цеплял не только своим ароматом, но и безрассудным бесстрашием, ибо никто в здравом уме не станет прикрываться Меин и так нагло врать об этом другому вампиру. Как вообще парень узнал о королях вампирского мира, да еще и живым остался? Очень интересно… - Не расскажешь мне напоследок, где ты узнал о Владыках, мальчик? – вытирая слезы от смеха в уголках глаз, спросил вампир, совершенно игнорируя наставленную на него железяку. - Тебе об этом знать ни к чему, - огрызнулся Чонгук, сжав посильнее холодный кусок арматуры, - Мы уходим, и ты нас отпускаешь, иначе придется узнать – правду ли я говорил. - Сгораю от нетерпения, - обнажил белые клыки мужчина и ухватился за наставленный на него конец железки, притягивая парня ближе к себе. Но Чонгук не растерялся, перехватывая арматуру и удерживая ее двумя руками. - Беги, не оглядываясь! – крикнув испуганному парню позади себя, Чон для вида расслабился и резко сделал шаг вперед, пытаясь таким образом проткнуть вампира насквозь. Увы, его маневр не сработал, и мужчина успел вовремя уклонится от острого конца. Такой удар бы не убил его, но дал бы шанс Чонгуку сбежать. Жаль, что он оказался упущен, а запасной план все еще находился в разработке. Словно играя, хотя на самом деле так и было, мужчина отпустил кусок арматуры, но становясь так, чтобы полностью перекрыть собой путь на выход, туда, к людям, к спасению. Юноша в сером худи сбежал и вряд ли позовет кого-то на помощь после всего, что видел и слышал. Это был конец для Чонгука. Вампиру надоест забавляться, и он нападет, дабы прокусить тонкую кожу шеи парня в открытом вороте черной рубашки, насытится досыта его кровью, а затем выбросит его мертвое тело где-то в канаву, где никто его не найдет. Не такой участи хотел бы для себя Чонгук, но в последние время все идет не так, как он планировал. И виноват в этом только он сам. Несколько взмахов железякой не принесли никакого результата, вампир с легкость уклонился от них, даже не прилагая никаких усилий. Это злило, распирало изнутри гневом, и рвалось наружу, словно дикий зверь. Словно… свирепый лев просился на волю. Темные, оленьи глаза Чонгука опасно заблестели, но мужчина, утомлённый и заскучавший их подобием драки, не обратив на это внимание, вырвал из цепких рук парня его оружие и отбросил куда-то далеко, намереваясь закончить с надоевшей игрушкой. Звон упавшего железа ударил по обострившему слуху Чона и на миг привлек его внимание, дабы тот успел уклонится, так и не дав вампиру, который молниеносно оказался позади, схватить себя. Снова предприняв попытку, мужчина наткнулся на невидимую стену, которая барьером окружала Чонгука и не давала приблизится к нему. «Как всегда, вовремя» - пронеслось в мыслях парня, да вот только не ясно насколько долго продержится его защита. Поэтому, не мешкая больше ни секунды, Чонгук бегом кинулся к выходу из переулка. Увы, он пока еще человек, поэтому барьер не продержался и пяти минут, лопнув, словно мыльный пузырь, и эфемерно разбился, ослепляя Чона осколками. Упырь не заставил себя долго ждать. Хватило всего лишь одного движения, чтобы схватить Чонгука за предплечье и потянуть к себе, вдыхая приятный аромат вкуснейшей крови, витавший вокруг него облаком. - Убивать тебя было бы слишком простым решением, мальчик, - последнее, что услышал Чонгук, перед тем, как его шею пронзили острые клыки. Снова давно забытая и одновременно такая знакомая, режущая боль, но на шее она ощущалась намного мучительней, чем на запястье. Чон затрепыхался в крепких руках вампира, но что он мог сделать против него, особенно после того, как использовал свой непонятный дар, который лишь отстрочил неминуемое, ослабил его, но так и не защитил. Сознание медленно отключалось от болевого шока, и когда внутри все начало гореть, как от адского огня, Чонгук жалел лишь об одном – о том, что так и не набрал номер Чимина и не услышал его голос. Почему для того, чтобы понять, насколько он его любит, ему пришлось умереть?.. Тяжелые, массивные лапы волка с белой, почти платиновой шерстью, нервно меряли шаги, кидаясь то в одну, то в другую сторону, словно оборотень не знал, куда ему идти. Снова в груди зажглось желание встать на свои четыре лапы и бросится куда-то по зову сердца. Феликс уже понадеялся, что такого больше никогда не повторится, но, увы, все не так, как он думал. И если раньше такие порывы были кратковременные, то сейчас он находится в таком возбужденном состоянии вот уже как три дня, заставляя переживать за него всю стаю. Друзья волнуются, спрашивают могут ли они как-то помочь ему, но в голове блондина такая мешанина, он и не задумывается над тем, что вместо ответа рычит на них и огрызается. Дабы не портить отношения и не обижать оборотней, Феликс все свое свободное время проводит в волчьем обличии и где-то неподалеку от дома. Он бы подчинился своему порыву и убежал, но проблема в том, что он сам не знает куда, да и не слишком это красиво - оставлять стаю и исчезать, никому ничего не сказав. Он внимательно, словно поисковая собака, обнюхивает все, что попадется ему под ноги, но запахов так много, и не понять, какой именно ему нужен. Что вообще ему твердит искать его сердце? Хочется выть от безысходности и непонимания, прижав мохнатые уши к голове, что, собственно Феликс и делает, не придумав ничего получше. Отчаянный вой проносится над притихшем лесом, окутывая собой словно пледом. Мало было в жизни Енбока страданий, судьба ему решила еще подкинуть. Вот что она от него хочет? Куда ему идти? Или же просто уйти?.. Нет, ни за что! Он не бросит стаю, своих друзей, свою семью, ни за что и никогда, ведь они все, что у него осталось. Зачем было приводить его к ним, чтобы теперь разлучить? Обойдя кругом очередную поляну, волк безнадежно поднял глаза к чистому небу, чувствуя, как начинает болеть горло. Слишком надрывно он выл эти три дня. Улегшись на примятую траву и уложив голову на передние лапы, Феликс прикрыл глаза, вслушиваясь в песню молодого кузнечика. По конечностях пробегалась дрожь, а мысли штурмовали неясные образы и картинки, словно намереваясь свести парня с ума. Нужно возвращаться домой и немного отдохнуть, чтобы завтра с новыми силами броситься по невидимому следу. «Дозорные волки подняли тревогу» - внезапный голос Чана ворвался в вихрь, прерывая его своим сигналом. «Кто-то пересек границу» - предупреждение Минхо заставило Феликса подняться и бегом кинуться обратно. Черт, он слишком далеко ушел от дома. «Это вампиры?» - со скрытым страхом спросил Чонин. Если бы парень его не знал так хорошо, он бы и не заметил дрогнувшего голоса младшего. «Если и они, то явно не наши соседи» - предупреждающе для всех прорычал Чан, понимая, что это может дать повод для новых бунтов в стае, и их нужно пересечь сразу на корню. «Тогда это наверняка просто кочевник, не знающий о границах территорий» - поддержал вожака Минхо. «Как раз ими и должны были заниматься соседушки» - Феликс был готов поклясться, что Хенджин закатил глаза в этот момент. Судя по всему, стая уже была близко к месту нарушения границы. «Может тогда что-то случилось с ними, раз они это допустили?» - подал голос Джисон, не отстающий от всех. Енбок видел отчетливо в мыслях других место, где объявился вампир, и его не мало удивило то, что тот зашел с такой стороны. «Это место завалено камнями, вампирский клан не мог знать о нежданном госте, ибо это не их территория» - Сынмин озвучил мысль Феликса стае, вызывая тем самым новый вопрос. «Да, но там отчетливо слышно наш запах, зачем он тогда пошел дальше, если знал, что это территория оборотней?» - хмыкнул Чанбин, останавливаясь вместе с остальными. Стая уже была на месте и внимательно оглядывалась, силясь найти нарушителя. Енбок был еще далеко от них. «Сейчас и спросим» - парень увидел, как Хенджин, угрожающе зарычав, бросился в сторону небольшого, каменного уступа, где и прятался до этого времени вампир. Ментальная связь прервалась, заставив Феликса ускориться. В крови бушевал адреналин, сердце билось в ожидании. С ним происходило что-то странное, что-то, что он не мог объяснить. Лапы, да и все тело, стали такими легкими, почти что невесомыми, и казалось, что оборотень не бежал, а летел. В голове воцарилась приятная пустота, будто бы Феликс позабыл обо всем. Весь окружающий мир был словно на ускоренной перемотке, отчего начинала кружится голова. Быстрее, еще быстрее, осталось совсем чуть-чуть. И все остановилось, замерло, стоило только волку увидеть напряженные спины членов стаи, которые прикрывали собой кого-то. Сердце разрывалось от странного желания поскорее узнать кто это, но и одновременно Феликс боялся, будто бы он давно знал, что это… - У меня не было дурных намерений и уж тем более я не хотел драк, - голос, который оборотень слышал только во снах последние триста лет острой стрелой вонзился в сердце, пригвоздив к земле. Нет, он ведь и сейчас спит… Это не может быть правдой. Не может… Свои же шаги эхом отдавались в ушах, а сам оборотень чувствовал себя так, будто он находится в вакууме, отстранившем его от всего мира. Сам мир, который сузился для него до одного момента, до одного голоса, до одного воспоминания. - Нет!.. Оставьте его, вы!.. – пронзительный юношеский голос срывается на крик, ломается, но его не слышат. Поздно, он пришел слишком поздно. Повозка мерно удаляется по пыльной дороге, люди смотрят ей вслед и качают головами, что-то шепчут друг другу, и для Феликса этот шепот громче крика. Они не правы, все не правы, хочется их заткнуть, заставить замолчать, разорвать на части, но внутренний зверь спит и его никак нельзя разбудить. - Пожалуйста, оставьте… - обессиленный, юноша падает на колени прямо посередине дороги и начинает выть, захлебываясь в слезах. Так же, как и зверь внутри него. Теперь зверь всегда бодр и вместе с ним, он никогда больше не засыпал после того, как часть его умерла. Зверь царапает ему горло, его самого разрывает от внезапной мощи, от того, что он почувствовал себя… целым? Феликсу надоели эти игры разума. Его рык врывается громом и заставляет все вокруг замолчать. Он не видит ничего, слепо идет вперед, с трудом переставляя внезапно окаменевшие лапы и раздраженно качает массивной головой. Все надоело, абсолютно все. Сегодня он и так утомленный и злой из-за непонятной херни в его голове, поэтому хочет лишь поскорее разобраться с незваным гостем, и уйти зализывать снова кровоточащие душевные раны. И нет разницы чье убийство ему поможет в этом – предателя-оборотня или же вампира, который просто попался под горячую руку. Члены стаи беспрекословно пропускают его вперед, расступаются перед ним, ощущая его гнев. Чонин прячется за Чаном, едва слышно заскулив. Он впервые видит настолько злого Феликса, который словно стал больше, а клыки в хищно приоткрытой пасти удлинились и стали острее. В этот момент Енбок был убийцей, на руках которого не одна капля крови. Хенджин пытается его остановить, но Сынмин не пускает, предостерегающе качнув головой. Сейчас Феликса ничто не способно остановить. И только ониксовые глаза кровожадного волка встречаются с янтарными озерами, весь гнев исчезает, растворяется, как дымка, а на его место приходит растерянность. Сердце упало вниз, затихнув, будто и не билось никогда. Это не реально, все это выдумка. Выдумка больного мозга, который за столько лет полностью уничтожился, рассыпавшись в прах. Феликс снова ощущает себя тем маленьким ребенком, который увидел страшного волка во сне, и, подавшись давно забытой привычке, кидается вперед, издав громкий и плаксивый скулеж, словно новорожденный щеночек. Безопасно, в его объятиях всегда было безопасно и тепло. Тепло и защита, которых Енбоку так не хватало… Огромное тело белового, почти что платинового волка прижимает к земле опешившего вампира и ластится к нему, как верный песик, совершенно наплевав на запах и на температуру его тела. Мужчина несмело касается светлых, мохнатых ушей, гладя между ними, ощущая, что так нужно, так правильно. Он видел эту картину раньше, видел этого волка и его глаза. Карие глаза, в которых отражается он сам. Это так необычно, ибо не могут глаза быть такими знакомыми, даже если он видел их в своих видениях. Нет, дело не в них. Он видел их намного, намного раньше. По пухлым детским щекам бегут градинками слезы и вытирающие их кулачки ни капли не помогают. Белокурый мальчик сидит на холодном, деревянном полу и надрывно плачет, пока по тоненьким ручкам и на остальном теле расцветают фиолетовыми цветами синяки и ссадины. В дверь комнаты кто-то стучит так, словно вот-вот снесут ее с петель, но ребенок этого не слышит, продолжая пытаться вытереть слезы. Наконец, дверь распахивается и в комнату вбегает темноволосый мальчик, немного старше, и сразу же кидается к малышу, обнимая его, будто бы хочет спрятать от этого жесткого мира. Знакомая ладошка успокаивающе гладит по белой макушке, а покрасневший лобик целуют маленькие губки. - Прости, что не защитил, Ликс-и… - Все хорошо, Хосок-хен… Теперь ты здесь. И в карих глазах мальчика зажигаются звездочки и отображается океан любви и доверия, больше не прикрытый пеленой горьких слез. Нет смысла плакать, ведь теперь хен рядом. И сейчас, держа в объятиях вздрагивающее от слез и всхлипов обнаженное тело, Хосок не понимает почему так вырывается из его груди мертвое сердце, и почему его душу терзает ощущение того, что наконец-то все детальки паззла собрались воедино. Почему ему кажется, что он нашел то, что давно потерял, и то, что у него отобрали. От горячего дыхания в области шеи все внутри переворачивается, а щеки опаляет непривычный румянец, но Хосоку кажется, что если он разомкнет объятия, то все исчезнет и окажется лишь очередным сном, который позабудется на утро. И от этого ужас сковывает тело, заставляя сжать крепче худощавое тело в своих руках. Нет, он не хочет, чтобы это все прекратилось, только не сейчас. И когда низкий, хрипловатый голос шепчет его имя вместе с судорожным вдохом, на губах Хосока горит незнакомое, но в тоже время родное до боли имя: - Феликс.