Заслужи

На лице Малкольма постоянно красовалась хмурая гримаса. Стресс был слишком велик, ставки слишком высоки. Его ночные кошмары резко усилились, и он стал есть еще меньше, чем до всей этой неразберихи. — Малкольм! – судя по голосу, отец был приятно удивлен. Взгляд Малкольма резко остановился на Мартине. — А кого еще ты ожидал увидеть? — О, я не знаю, моего адвоката или что-то в этом роде, – Мартин подтянул штанину, прежде чем перекинуть ногу через скамью и сесть. Он с болью ощущал шепот вокруг себя, постоянное присутствие охранников, чьи взгляды никогда не отрывались от заключенных и их посетителей. А вот Малкольм – нет. Он ничего не слышал: мир перестал существовать за той узкой точкой соприкосновения, которая находилась между ним и Мартином. Между ними повисла кратковременная тишина. — Ты в порядке? – Мартин наклонил голову, его взгляд стал сосредоточен. — Да, – солгал Малкольм, накрыв одну руку другой. — Может быть, ты пытаешься примириться с тем, что сделала твоя сестра? – Мартин просиял. Малкольм до боли стиснул зубы, и его взгляд стал жестче. Если бы взглядом можно было убить, то Малкольм наверняка доказал бы, что он Уитли. Мартин наклонился вперед, его глаза блестели, и он прошептал: — Очень умно со стороны адвокатов заявлять о самозащите, – его ухмылка чуть не расколола лицо пополам, когда он продолжил. – Ну и времечко для семьи, скажи? Малкольм попытался сглотнуть, но во рту пересохло. — Ваши адвокаты доказали, что Эндикотт был змеей, которая владела компанией по обработке доказательств. У него есть техник, на которого можно все повесить и заставить признаться в фальсификации улик. Я никогда не узнаю, насколько они размахнулись… – Мартин придвинулся еще ближе. – Стыдно за моего бывшего адвоката, – насмешливо нахмурился он. — О, я уверен, что ты просто расстроен из-за этого. — Так и есть! – сказал Мартин возмущенно. – Но я должен признаться, что искренне благодарен за замечательную команду адвокатов, которую наняла твоя мать, – он ерзал на стуле. – Ты отделался… — … за преступление, которое я не совершал, – кисло добавил Малкольм. — Да, конечно, – поспешно ответил Мартин. – И похоже, что Эйнсли отделается самозащитой. Это определенно играет на руку, ведь Эндикотт ударил ножом полицейского. Кстати, как там Гил? Ярость кипела и бурлила в груди Малкольма. Он изо всех сил старался дышать ровно. — О, мне очень жаль, – голос Мартина стал тише. – Я полагаю, это слишком больно для тебя, чтобы… — Из-за тебя и твоей дурацкой шарады он чуть не погиб, – Малкольм наклонился вперед. В его голосе послышался натужный поток переполненных эмоциями слов. – Эта неразбериха с Эндикоттом… — Дала мне довольно хорошие условия на пару десятков лет. — Это почти разрушило нашу семью, – слезы жгли глаза Малкольма, но он сдерживал их. – Это разрушило… – он тяжело дышал, не в силах позволить имени сестры слететь с его губ. Немного собравшись с духом, он продолжил: — Из-за ТЕБЯ Эйнсли стала… — Той, кем уже была? – закончил Мартин. – Уитли. – процедил он. – Той, кто не боится делать то, что необходимо. Чтобы нанести удар, когда это необходимо. Чтобы испачкать руки, – Мартин ткнул указательным пальцем в стол. – Она спасла нашу семью. Теперь они с Мартином были так близко, что он чувствовал, как его дыхание обдувает лицо, словно легкий ветерок. Стыд и ревность столкнулись где-то между его грудной клеткой и его собственным лицом, натянутым в гримасу. — Если бы она не сделала это, он бы уже выкрутился, а вы двое, ты и твоя сестра, сидели бы здесь со мной. — Она могла сесть в тюрьму за то, что убила его, – процедил Малкольм сквозь зубы. — Но она не села. Этот отпечаток ботинка на внешней стороне входной двери был приятным штрихом. Вышибить входную дверь – это тоже была ее идея? И вложить твой пистолет в руку Эндикотта? — Откуда, черт возьми, ты все это знаешь? – прошипел Малкольм. — Я очень находчивый человек, Малкольм, даже здесь. Теперь, когда награда за мою голову снята, у меня появилась даже парочка друзей. — Так ты хочешь остаться здесь? – он сжимает переплетенные пальцы, опускает голову и неуверенно смотрит на Мартина. — Что? – Мартин фыркнул. – Ни в коем случае. Боже, как я скучаю… – начал он и тут же замолк. – Я хочу вернуться в Клермонт. Малкольм вздохнул и обвел взглядом комнату для свиданий, где они сидели, в первый раз оглядывая окружающих. Ему очень не хотелось признаваться в этом самому себе, но Мартин тоже был нужен ему в Клермонте. Он хотел вернуть их уединение. Он хотел перестать беспокоиться о том, что его убьют во дворе или еще где-нибудь... или изнасилуют в душе. Он побледнел. — Ты в порядке, Малкольм? – Мартин протянул руку через стол и коснулся руки Малкольма. — Никаких прикосновений! – крикнул охранник. С недовольным оскалом Мартин убрал руку. Малкольм не осознавал, как сильно он хотел, как нуждался в этом контакте, пока тот не прекратился. Он отчаянно желал еще. Но ему хотелось большего, чем просто успокаивающая тяжесть на руке. Он хотел, чтобы у Мартина был письменный стол, книжные полки, теплый свитер цвета овсяного печенья, который обычно свисал с его плеч. — Малкольм? За все время их разговора он ни разу не сказал «мой мальчик». Малкольм сосредоточился, прочищая горло: — Да. Я в порядке. — Я так не думаю. — А ты теперь эксперт по мне? Специалист по своим детям? – рявкнул Малкольм. – Потому что я думаю, что ты провалился ко всем чертям на этом фронте, – отрезал он. Мартин наклонил голову, а его мысли (почти слышно) проявились за озорным взглядом. Несмотря на попытки Малкольма держаться, тремор выдавал его. Он согнулся пополам, зажимая свои руки, пока его кожа не натянулась и не стала призрачно белой. Он чувствовал каждый толчок своего пульса, резко бьющегося в его пальцах. — Ты ревнуешь, – выдохнул Мартин, и эти два слова были наполнены трепетом. — Ч… я… нет, не ревную. — Да-да. Ты. Ревнуешь. Малкольм почувствовал, как кожа под воротником стала горячей, румянец поднялся к щекам, и покраснели уши. Он высунул язык, чтобы облизать губы. — Я… я думал о том, чтобы потянуть за некоторые ниточки и вернуть тебя в Клермонт… – Малкольм резко сменил тему. — Что? Как бы ты это сделал? — Так… Было ясно, что Эндикотт пытался заставить тебя молчать и инсценировал все: как твою попытку покушения, так и побег из тюрьмы. Он приказал убрать охранника. Также он звонил тебе по телефону, чтобы подставить. Я получил запись из коридора и представил эту и другую информацию главного следователя по делу. — И этого будет достаточно, чтобы вернуть меня обратно? Я в этом сомневаюсь… — Возможно, я также предложил им денежный стимул. Брови Мартина взметнулись вверх. Он был потрясен. Мартин сидел пораженный, удивление украсило его лицо, прежде чем рот скривился в улыбке. — Ты пытаешься что-то сделать для меня, чтобы вернуть мою благосклонность после того, как не смог сделать то, что нужно было. — Вернуть твою благосклонность? – Малкольм чуть не взвизгнул. – Как будто она куда-то уходила… Ты одержим мной. Слова вырвались наружу, и он не мог забрать их обратно. Это было абсолютно неправильно говорить. Он смотрел, как Мартин впитывает слова, купаясь в каждом слоге, словно в них заключалось освобожденное тепло солнца. — Я что? – усмехнулся Мартин. – Или моя сосредоточенность и гордость за Эйнсли заставляют тебя невыносимо ревновать? – он замурлыкал. — НЕТ! – Малкольм почти кричал. – Нет, – сказал он чуть менее решительно во второй раз. – Если я собираюсь вернуться к работе… – он заставил себя податься вперед, стараясь не обращать внимания на отца. – Если мы собираемся продолжать консультации… нам нужно уединение. Тебе нужны телефонные привилегии, а мне нужно перестать волноваться. Дерьмо. Он пожалел, что не может забрать последнюю фразу обратно. — Волноваться? О чем? «О, ну я даже не знаю. О том, что тебя убьют, изнасилуют или заразят какой-нибудь болезнью в этом грязном месте?» – хотел сказать Малкольм, но не смог. — Беспокоюсь о том, как это выглядит… Если я буду слишком часто навещать тебя здесь. Здесь не хватает уединения. Брови Мартина опустились и сошлись на переносице. Он на это не купился. Он точно знал, что делает: хвалит Эйнсли и не обращает внимания на Малкольма. Не называя его «мой мальчик», он действительно был искренне разочарован тем, что Малкольм не был достаточно силен, чтобы нажать на курок. С другой стороны, Эйнсли… он просто не может быть более гордым. Она не только позаботилась об угрозе, но и сделала это самым жестоким образом. — Почему ты улыбаешься? – спросил Малкольм, вытягивая отца от забытья. – Ты думаешь о том, что если бы у тебя осталось хоть пенни, ты бы переписал завещание на Эйнс? — Ма-а-алкольм, – протянул он имя, превратив его в нечто непристойное, что чуть не сделало член Малкольма твердым. – Если ты хочешь, чтобы я снова сосредоточился на тебе… тебе снова придется это заслужить. — Мне не надо заслуживать… дерьмо. – проскрежетал он, едва способный трезво видеть сквозь свою ревность. Он хотел было встать и уйти, но слова отца удержали на месте. — Это хорошее начало – вернуть меня в Клермонт. Но твоя сестра отняла жизнь, – серьезно сказал он. – Я видел, из чего она сделана, – промурлыкал Мартин. – Может быть, тебе пора показать мне, из чего сделан ты.