Полное право

— Олеся! Я вздрогнула. За полгода так и не научилась спокойно реагировать ни на этот голос, ни на его обладательницу. Расплывшись в искренней улыбке, я обернулась. Олеся Викторовна приближалась ко мне быстрым шагом. Я вновь невольно скользнула взглядом по её рукам: без имени, но с кольцом. Когда женщина приблизилась, я спросила: — Да? — Олеся, не могли бы Вы помочь мне сегодня после пар? Нужно разобрать некоторые бумаги к приходу комиссии, — я вновь утонула в её звёздных глазах и, конечно, не смогла отказать. Женщина выглядела несколько взволнованной, и на парах я не могла думать ни о чём ином: это было что-то новое, я давно научилась определять её настроение и, наверное, действительно чувствовала, когда она переживала. Но эта тревога не была мне знакома. В половину четвертого я стояла у её кабинета и не набиралась смелости постучать. Отчего-то моё сердце сходило с ума больше обычного. Быть может, из-за воспоминаний о последней нашей встрече: на выходных мы с ней вдвоём ходили в театр, она предложила — я не отказалась. Мне было несколько неловко рядом с ней в неформальной обстановке, но вечер прошёл чудесно: она наслаждалась комедией, а я — её смехом. На прощание Олеся приобняла меня, так, будто невзначай, всего на пару мгновений… но мне казалось, что наши души соприкоснулись. Я постоянно прокручивала этот момент в голове, и сердце моё выполняло кульбиты с поразительным профессионализмом. За эти полгода наши встречи становились всё чаще, а разговоры — всё глубже и откровенней. Странным образом мы, кажется, сближались. Я начинала подозревать, что она чувствует притяжение ко мне и пытается понять, в чём дело. Это заставляло меня постоянно быть настороже. За это время было немало ситуаций, когда мне нужно было назвать своё имя, чудом, но я выкручивалась. Правда, пару раз едва не оговорилась: сначала для заполнения документов — еле успела заметить её поблизости, а после в контексте шутки, но всё обошлось. Моя тайна так и не была раскрыта. История о её браке тоже оставалась для меня загадкой: она никогда не упоминала о муже/жене, в рассказах о личной жизни фигурировали лишь кот и старшая сестра, что вызывало у меня неподдельный интерес. Я не могла понять: состоит она в отношениях или всё-таки нет?! Да, за эти полгода я научилась сдерживаться и подавлять жажду признания, отвергать возможность раскрытия нашей связи, но иногда мне хотелось поддаться слабости. Я видела нас вместе во снах и просыпалась в слезах. Я касалась её наяву — будто бы случайно, и мурашки пробегали по коже. Иногда она говорила мне что-то приятное: благодарила за работу, замечала новую блузку или просто желала удачного дня, а я лишь улыбалась, не в силах совладать с собственным языком. Она всегда смотрела на меня с теплом — по крайней мере, мне так казалось, и я не хотела убивать свою хрупкую надежду. Я наслаждалась часами в университете, задерживалась после пар, готовая сделать всё что угодно, лишь бы получить ещё хоть одну улыбку! А потом возвращалась домой и падала в кровать полностью опустошённой. Я не хотела расставаться с ней ни на минуту, но была вынуждена каждый раз прощаться и уходить, не оборачиваясь. Я хотела говорить с ней обо всём на свете, но на вопрос: «Как дела?» отвечала абстрактное — «Как обычно». А обычно значило: грустно — больно — невыносимо — помоги мне. Но я улыбалась ей, улыбалась, поскольку передо мной сияло солнце, и невозможно было не наполниться благодатным светом до самых краёв. Моя любовь к ней стала сильным, крепким чувством, но я придерживалась своего обещания: не разрушала её жизнь своим именем. Я не имела права. Наконец, собравшись с силами, я постучала и вошла в её кабинет. Олеся Викторовна сидела в окружении папок и неспешно пила чай. Увидев меня, она вся воспрянула, засияла и тут же наполнила ароматным напитком ещё одну чашку — для меня, причём заранее заготовленную. Я поблагодарила и опустилась в кресло напротив неё. Между нами был стол и пропасть из моих неозвученных чувств. Моя Наречённая неторопливо рассказывала мне о грядущей проверке и работе, которую необходимо сделать, попутно благодаря за мою отзывчивость. Я смотрела на неё и практически не слушала, увлеченная своими мыслями и изучением её образа. Мне бесконечно нравилось наблюдать за ней: как она говорит и смотрит вокруг, как заправляет волосы за уши, как поднимает пальцы к губам… Мне нравилось в ней всё, и я с трепетом осознавала, что люблю самую невероятную женщину во Вселенной. Когда мы наконец занялись работой, Олеся Викторовна постоянно меня окликала: по делу и без него. Это было странно, и я каждый раз дергалась от своего имени, к тому же, это сильно отвлекало, поскольку нужно было пристально следить за датами в отчётах, чтобы не запихнуть что-то не туда и не подвести этим заместительницу декана. В какой-то момент, когда терпение лопнуло, на очередное упоминание моего — столь ненавистного — имени я вскрикнула: — Ну сколько можно повторять?! Знаю я, что меня зовут Олеся, знаю! — фраза слетела с языка легко и непринуждённо, как так и надо. Я в ужасе зажала рот ладонями и пожалела, что родилась. Задержав дыхание, я медленно обернулась. Она сидела, опустив руки на стол, и зачарованно разглядывала их. По левому предплечью свежими завитушками значилось: «Олеся». Моё сердце рухнуло куда-то в бездну и разбилось на миллионы осколков. Глаза наполнились горячими слезами. Дура я, невообразимая дура! Я нарушила обещание! Я произнесла своё чёртово имя! Глупая, ужасная ошибка! Лучше бы я не приближалась к ней! Я вскочила с кресла, готовая выбежать из этого кабинета и никогда не возвращаться обратно, но Олеся Викторовна подняла меня свои глаза, и у меня подкосились ноги: она смотрела на меня с такой мягкой улыбкой, что шар в моей груди окончательно перекрыл доступ кислорода. Я обомлела: она смотрела на меня с нежностью, теплотой и… любовью? Мы замерли в полной тишине. Я была растеряна, испугана и чувствовала вину за произошедшее. Олеся опустила голову, вновь рассматривая свою руку, и на стол покатились крупные бусины слёз. Боже, я заставила её плакать! Дура, немыслимая дура, ну что ты наделала?! Я буквально подавилась крохотным глотком воздуха, который мигом обжёг мои лёгкие, и тихо спросила: — Вы на меня сердитесь? — Что? — растерянно спросила она, подняв взгляд, полный непонимания. Её покрасневшие глаза вновь разожгли в моей груди огонь ненависти. — Сержусь? Почему я должна сердиться? — Я разрушила Вашу жизнь своим именем. Всё было привычно и спокойно, а тут появилась я, и… — рвано всхлипнув, я отвернулась, ненавидя, до смерти ненавидя себя. — Олеся, ты чего? — моя Наречённая мигом подскочила, пересела на мою сторону стола и взяла меня за руки. — Ты не разрушила, ты наконец починила, слышишь?! — наши глаза встретились, и я поняла, что она не лжёт. — Я так долго ждала тебя… Почему, почему ты молчала?! — она повела пальцами вверх, задирая рукав моей блузки и обнажая имя на коже. Она выглядела такой счастливой, когда рассматривала наши предплечья с идентичными надписями, хоть по её щекам и продолжали катиться слёзы. Я перехватила её ладонь и перевернула тыльной стороной, указывая на кольцо: — Да вот почему! Вы вступили в брак! Я не хотела всё портить и ставить Вас перед таким сложным выбором! — праведный гнев наполнил меня от головы до пят. Внутри всё горело адским пламенем, и казалось, что я вот-вот потеряю сознание. — Да, когда Ваше имя проступило на моей руке во время чёртового Дня открытых дверей, я попыталась догнать Вас после собрания, хотела представиться, раскрыть главный секрет Вашей жизни, но не смогла, не успела. Решила поступить сюда, чтобы вновь поговорить и всегда быть рядом, но… Помните, как первого сентября я грохнулась в коридоре? — женщина кивнула, а моё горло мёртвой хваткой сжала истерика. — Я увидела кольцо и поняла, что Вы не ждёте меня. Нет, я Вас не виню, правда, я понимаю, что родилась так поздно, слишком поздно, чтобы сделать Вас счастливой, и… Она не дала мне закончить. Резко притянув к себе за руки, Олеся мягко коснулась моих губ своими. По венам мгновенно разлился солнечный эфир, а боль, убивающая меня каждый день на протяжении целого года, исчезла, унося ненависть к себе и чувство вины. Я слегка отстранилась и глубоко вдохнула. Олеся прижала меня к себе, обнимая и укладывая мою голову на своё плечо. Когда мы замерли, раздался её взволнованный шёпот: — Да, несколько лет я была замужем, но мы развелись давно, очень давно, а кольца я продолжила носить на безымянном пальце, чтобы ко мне было меньше вопросов. Я ждала соулмейта, хоть и почти утратила надежду. Но вот — ты здесь. И я счастлива, Олесь. Я с самого сентября замечала странное напряжение между нами, твои постоянные взгляды, особенно часто блуждающие по моим голым рукам, твоё рваное дыхание, когда я рядом… — я всхлипнула: сама спалилась! — Я не могла этого не замечать. Не могла не чувствовать, понимаешь? А перед новым годом, помнишь, когда ты поливала цветы на кафедре, то закатала рукава? — я почувствовала, как по спине пробежал табун мурашек. — Я проходила мимо и заметила тебя. Заглянув буквально на пару секунд, я успела прочитать имя. И стала вспоминать всё, что было между нами, оно сложилось в единую картину, и… я решила проверить догадку, так похожую на мечту. Я пыталась вынудить тебя произнести имя, а ты вечно выкручивалась, но вот оно, наконец, красуется на моей коже. — Зачем же ты заглянула? — едва смогла спросить я, теряя последние ноты самообладания и переходя наконец «на ты». — Почему это привлекло тебя? — Ты сводила меня с ума, — заливисто засмеявшись, ответила она. — Так и хотелось сделать что-то… — она странно хмыкнула, — выходящее за грань дозволенного. Я не могла сопротивляться этому желанию. Поэтому мне было интересно, нашла ли ты свою судьбу или у меня есть шанс. — Но ты оказалась моей судьбой и получила все шансы, до единого! — тут уже я засмеялась, понимая, как по собственной глупости чуть всё не испортила: но мне вдруг не захотелось корить себя, наоборот, появилась невероятная лёгкость. — Ох, Олеся, — моя Наречённая вздохнула. — Как же с тобой было сложно! Ты просто несносная девчонка! Но всё же ты — лучшее, что со мной случалось. Я хмыкнула, прижимаясь к ней сильнее, и тихо спросила: — И что будет дальше? — впервые этот вопрос не вызывал панического страха. — Я использую все свои шансы на наше «долго и счастливо», — Олеся рассмеялась, и я поняла, что мы имеем на это полное право.