Позови меня с собой

Месяц. Целый чёртов месяц прошёл с того момента, как они последний раз виделись. Он упорно твердил себе, что не позвонит первым, но звонка от Никиты всё не было и не было. Толя искренне надеялся, что всё пройдёт. Обещанная отмена карантина означала долгожданное возвращение к работе над новой песней вместе с командой проекта TSOY. Он планировал нырнуть в дела, в прыжке сделав сальто, но пока только тонул в себе. Меры продлили ещё на месяц, никто понятия не имел, когда это может закончиться, а значит всё, что ему оставалось, это лежать целый день в кровати и смотреть на белый потолок со светодиодной подсветкой, меняющей цвета. Он сходил с ума. С каждым днём в памяти будто на плёнке после химического проявителя то и дело возникали те странные моменты из подсознания. Касания загрубевших от игры на гитаре подушечек пальцев, его запах, мягкость волос, все полутона голоса. Парень теперь почти не сомневался, что в ту ночь, а точнее в то утро что-то произошло, но вопреки здравому смыслу отчаянно желал это вспомнить. Каждый жест, каждое движение, каждый вздох. Он хотел возвращаться в воспоминание снова и снова, каждый раз проживать те секунды заново, потому что даже оптимист со стажем, узнав обо всём, наверняка бы грустно вздохнул и вынес вердикт «Поздравляю с тем, что имеете, но больше такого не повторится». Да. Не повторится. Приходилось жить прошлым, теми моментами, оставшимися позади, постоянно пересматривать картинки из памяти, словно листая галерею в телефоне. Теперь он с трудом представлял своё будущее, а настоящее превратилось в череду одинаковых кадров на старой чёрно-белой плёнке, и казалось, что этому не будет конца. Этот день начался ужасно. Еле заснул после полуночи, кое-как промучился до утра, проснулся около двух часов дня, заварил слишком горький кофе, чуть не сломал ноутбук. Голова раскалывалась так, словно её несколько часов били остриём топора, а обезболивающее дома закончилось. Пришлось прогуляться до ближайшей аптеки, и, как назло, по пути попался наряд полиции. Хорошо, что хоть маску додумался надеть, такая ирония! Вернулся домой Толя в итоге около четырёх. Выпив таблетки, он лёг на кровать, в надежде поспать где-то полчаса, и по закону подлости забыл поставить будильник. Около восьми его разбудил звонок в дверь. — Матерь божья, кого там принесло, — пробурчал парень и поплёлся открывать в коридор, красочно и в подробностях описывая всё, что собирался сделать с внезапным гостем. Голова уже более менее прошла, но сон всё не отпускал, глаза слипались, хотелось только снова провалиться в себя, уйти в выдуманный мозгом мир, который не шёл ни в какое сравнение с реальностью. Из-за этого он даже не проверил, кто звонит, сразу повернув в замке ключ, за что потом очень сильно поплатился. — Ты такой милый, когда сонный, — шутливо сказал стоящий на пороге Никита и стянул с лица обычную медицинскую маску, открыв свою улыбку. Его губы пахнут мятой, а на вкус как виски. Они чуть обветрившиеся, но так приятно их целовать… С каждым следующим вдохом лёгкие сжимало всё сильнее, раз за разом перекрывая кислород. От этой мысли вдруг остановилось в страхе сердце, и только каким-то невероятными усилиями удалось подавить в себе крик. — Доброе утро, — усмехнулся в ответ Толя, с трудом борясь с наступающем внутри ледниковый периодом, а затем добавил, — Что-то случилось? Он устал задавать себе вопросы, на которые боялся получить ответы. Да, да, в глубине души теплилась надежда, что тогда они просто так и лежали в обнимку и разговаривали, да уже этого было достаточно для нарушения сердечного ритма. Но теперь, неужели… — Может, сначала впустишь? Все системы самоконтроля снова развалились, словно карточный домик. Простое дуновение ветра, простой звук его голоса, взгляд его карих глаз. Это дурацкое «просто» почему-то появляется только тогда, когда и так уже всё слишком сложно, и только запутывает ещё больше. — Конечно, проходи. После того, как гость вымыл руки — «ванна прямо по коридору и направо» — «да я помню» — и зашёл на кухню, усевшись на обычный белый стул со спинкой, Толя, улыбнувшись, спросил: — Ну что ж, по классике. Чай, кофе? В прошлый раз это ничем хорошим не закончилось. В этот раз? Кто знает… — Ну тогда и я по классике отвечу. А что-нибудь покрепче не найдётся? Было даже заметно, как Цой затормозил. Он понятия не имел, что отвечать, элементарно потому, что понятия не имел, что из всего случившегося помнит его… Друг. Всего лишь чёртов друг, от которого организм словно пьянеет, жизненно важные механизмы летят в пропасть, а воспоминания то и дело подсовывают стоп-кадры того дня, будто скриншоты из какого-то очень старого видео, от которого каждый участник желал бы избавиться навсегда. — По-моему, всё «покрепче» закончилось ещё месяц назад, — кое-как выдавил из себя ответ хозяин квартиры, даже изобразив подобие лёгкой усмешки на лице. Получилось очень натурально, Каннский кинофестиваль бы наверняка выдал ему приз за лучшую роль адекватного человека, а на вручении премии Оскар он бы обязательно толкнул речь в духе «да я каждый день тренировался», и это было бы правдой. — Тогда, пожалуй, в этот раз выберу чай. Внезапно вспомнился его сегодняшний завтрак в два часа дня, после чего брюнет отметил: — Это ты сделал правильно, потому что кофе у меня с утра всё равно не получился. Как-то не хочется испытывать удачу второй раз, да ещё и на тебе. Кухню огласили смешки, а потом резко стихи, едва их глаза встретились. В тот момент очередная галлюцинация упорно доказывала разуму, что между ними… Как это пишется в бульварных романах? «Пробежала искра»? Единственным аргументом у его дурацкого воображения была слишком правдивая и оттого очень странная фраза: «Он не отводил от тебя глаз больше минуты». Да, чёрт возьми, да, они смотрели друг на друга около семидесяти секунд, ну плюс минус ещё 15, всё же он не настолько чокнулся, чтобы засекать точное время. Так долго он разве что с Тёмой в гляделки играл, но это было хрен знает сколько месяцев назад. Кстати о Тёме. Он ведь звонил на следующий день и извинялся. Ну, а что мог ответить на это Толя? Только пожать плечами и сказать это дурацкое «Не извиняйся, всё нормально». Ведь если бы не эта чёртова операция, если бы не звонок от друга, тот вечер мог бы быть абсолютно другим. В хорошем или плохом смысле — этого даже сам Цой не понимал. Рыжеволосый прервал его мысли самым наглым образом. — Толя, чайник. И правда, эта посудина с электричеством только что отключилась. И да, да, он редко ругался, но сейчас готов был расписать в красках русского языка весь мир. Где-то он уже такое видел. Ах да. — Толя не чайник, — ответил парень точь-в-точь как его мама, на что Никита лишь слабо улыбнулся, — НУ, рассказывай, зачем пришёл. — Для начала, я бы хотел обсудить предложение о совместной песне, — официальным тоном начал Пресняков, а потом, прыснув, добавил, — Но вообще-то мне просто скучно. Цой так и застыл от шока. Мозг понятия не имел, какую информацию осознать сложнее, потому что обе новости выбивали из-под ног почву, заставив кухню на секунду поплыть перед глазами. Никита Пресняков предложил записать ему фит, а одновременно с этим тот самый парень, в которого он влюблён, пришёл к нему домой просто потому, что захотел. От этого «парень, в которого он влюблён» до сих пор, даже спустя месяц, ощутимо передёргивало. — Ну что же, я принимаю ваше предложение, — поправив несуществующие очки на носу, всё тем же официальным тоном ответил Толя, а затем, поставив перед Никитой чашку с горячим чёрным чаем, уточнил, — Сколько сахару? «Две ложки» — пронеслось в мозгу ещё до того, как парень открыл рот. — Две ложки. В сознании появилось колесо, точно такое же, как на легендарном Поле чудес, только вместо очков на каждой полосочке было написано по одному слову из словаря «Русский мат», и тоном Леонида Якубовича в голове, эхом отражаясь от стенок черепа, пронеслось знаменитое «Вращайте барабан!» Так и получилось, что они начали работать над своей песней. Проходил месяц, второй, рождалось слово за словом, нота за нотой. Каждую строчку приходилось отрывать от сердца, сплетая из собственных кровеносных сосудов, каждый звук исходил не из синтезатора или компьютера, а из собственной души. Если бы только человек с ним в дуэте знал, что боль, которой фактически пронизан текст их совместной песни, была всего лишь сорняком, кооррый прорастал в сердце Толи и обильно поливался мутной водой чувств к всё тому же… Товарищу? Другу? Как вообще можно было назвать их отношения в тот момент? Это всегда было странно, когда в очередной раз Пресняков восхищался его новой задумкой с текстом или звуком, понятия при этом не имея, что является тем самым человеком, о котором кричит каждая строчка, каждая буковка. «Тот, кому посвящены мои песни». Вряд ли для рок-музыканта, чья бывшая основала музыкальную группу, это было в новинку, но также маловероятно он ожидал получить такой сомнительного свойства подарок от… И всё же, как назвать их друг для друга? Всё больше Цой убеждался в своём абсолютном бессилии перед звуками такого слишком знакомого, до боли знакомого голоса, что когда-то стал причиной бессонных ночей в доскональных изучениях самого себя, причиной сбившегося дыхания в мутной воде, колющего холода чернил, обволакивающей теплоты янтарной жидкости, маленьких искр, вызывающих большой пожар, и полной потери самоконтроля. Он становился мышью из сказки про крысолова и флейту, будто подчинённый непростительному заклятью Империо из вселенной Гарри Поттера. Только теперь до него в полной мере дошло, почему такое заклятье являлось непростительным. Они сильно сблизились за это время. Казалось бы, всего три с лишним месяца назад они даже не смотрели друг на друга во время встреч, а теперь их диалог в социальных сетях был длиннее списка Салемских ведьм и колдунов, к которым этот рыжеволосый музыкант явно имел самое прямое отношение. Практически каждый день они проводили время вместе. Работа над новой песней очень быстро почему-то перетекала в разговор о совсем личных темах: первой любви, семье, привычках, травма. В такие моменты у Никиты часто тряслись руки, поэтому он доставал из кармана пачку вишнёвого Чапман, закуривал, делал пару затяжек и почти сразу успокаивался. Цой очень долго думал над таким эффектом, а вскоре сам начал курить. Сказать, что ему всё равно на своё здоровье, было нельзя, просто… Чувство вины после этого исчезало. Ненадолго, часа на три-четыре, но всё же дешевле, чем топить свой мозг литрами алкоголя. Но иногда парни вместе смотрели кино, после стали гулять, как только самые первые ограничения были сняты, а под конец Толя с ужасом обнаружил, что проводит времени с ним больше, чем без него. У этого были очень серьёзные последствия, например полная зависимость от человека и неспособность дышать в его отсутствии. В его присутствии, правда, дышать тоже не получалось, так что голова временами начинала кружиться от нехватки кислорода просто посреди разговора. Любого. О смысле жизни, о бывших, детстве, родном городе, творческом пути, любимых песнях. Тогда, очень давно, ещё в начале их общения Цой внезапно понял. Вспоминать ту ночь очень опасно, особенно учитывая, что после все его опасения подтвердились. Никита действительно постоянно жевал мятную жвачку от бренда Dirol. Другие ему почему-то категорически не нравились. Странно, но его привычки стали уже такими знакомыми, такими родными, что каждый раз щемило сердце. Пресняков пил кофе со сливками, танцевал под AC/DC, присылал много голосовых сообщений своим бархатным голосом, от которого каждый раз теплело внутри, коллекционировал серьги и кольца из самых разных ювелирных магазинов и барахолок мира, обожал гавайские рубашки и каждый раз, как ему становилось нечем себя занять, накручивал переднюю прядку своих огненно-рыжих волос на палец. Толя привязался к этим мелочам, и уже ничего не мог с собой поделать. С каждым днём он всё чётче осознавал, что тонет в этом бездонном болоте своих чувств и понятия не имеет, как выбраться отсюда. Вот только самым сложным было видеть эти озорные искорки в глазах, когда Никита загорался новой дурацкой идеей или придумывал очередной «гениальный» план. Тогда его лицо озаряла яркая улыбка, и он, еле скрывая в голосе абсолютно детскую радость, всегда начинал свой диалог словами: — Слушай, у меня тут появилась идея… Взрослый ребёнок. Ему было от силы лет пятнадцать по ощущениям, но когда нужно, он умел становиться серьёзным и рассудительным, а затем мог снова вспылить или громко засмеяться, подмигнуть прохожему или ни с того ни с сего обнять Толю. И вот такие моменты, несмотря на странность ситуации, начали происходить так часто, что сам Толя уже запутался в датах и цифрах и понятия не имел, когда всё могло зайти так далеко. А зашло далеко буквально всё, начиная с тем для разговоров заканчивая, казалось, порождением самого дьявола — этими странными касаниями и взглядами. Хуже быть не могло ничего, но всё же этот чёртов 2020 год под покровительством Сатаны сделал своё дело. Раньше граница между теплотой и жжением в груди при одной мысли о тех самых янтарных глазах имела строгие очертания, и мир внутри условно делился на чёрное и серое (потому что белыми и светлыми ни одни свои чувства Цой назвать не мог). Мягкий трепет от едва разгорающегося, но уже греющего костра был приятным. В такие моменты хотелось просто сделать так, чтобы самый лучший человек на планете улыбался всегда, закутать его в тёплый плед, обнять, согреть, защитить от всего мира этого мальчика в теле взрослого, и Никита… Он словно бы понимал его настроение, предлагая посмотреть вместе каких-нибудь фильмов, посидеть в уютных кафе, погулять по паркам, и это всегда выглядело как романтическое свидания, но Преснякова, похоже, это совсем не волновало (а вот Толю очень сильно), и они вдвоём просто наслаждались компанией друг друга. Друзья уже шутили: «Опять ты со своим парнем на свидание идёшь» или «Мальчики, снимите уже номер» — и от этих фраз постоянно бросало в дрожь. Казалось, что скоро все поймут, что это далеко не шутки, а самое страшное, что и он поймёт это, но пока обходилось. Все смеялись, и Толя с Никитой тоже смеялись вместе с ними, и всё было бы прекрасно, если бы не один маленький факт, портящий вообще все хоть немного окрашенные в белый эмоции. Чем больше топлива в виде фантазий подкидывалось в костёр где-то на уровне сердца, тем больнее было в груди, тем больше и ярче становилось пламя, и тем сложнее становилось прятать его внутри. Пожары случались по ночам. В первый раз, когда это случилось, было страшно и мерзко от самого себя, но потом… А ничего, в общем-то, не изменилось. Огонь разгорался мгновенно, словно вместо крови по его сосуда тёк бензин или любая другая горючая жидкость. Через секунду после маленькой искры горел уже весь организм, и это было больно, страшно и так… до ужаса приятно было гореть в аду. Это был настоящий ад, вот только почему-то с каждой ночью туда хотелось всё больше, а ещё лучше хуже мечтать о нём рядом, чтобы ощущать его каждой клеточкой тела, чтобы чувствовать его жар в ответ. Хотелось. Да много чего хотелось, но именно это уже было слишком, потому что пожар оставлял после себя в груде пепла только это грязное чувство стыда, с которым приходилось жить и смотреть в эти янтарные глаза, и Толя всё винил себя постоянно в том, что стало совсем невозможно жить как раньше, как правильно. Уже прошло лето, пролетел сентябрь, близился к завершению последний месяц осени, и, чем холоднее была погода на улице, тем чаще грело душу это тепло, появлявшееся почему-то только при виде единственного на планете дитя ангела и демона. И в один из прекрасных дней вышла их совместная песня. Толя проснулся от пронзительного звонка мобильника, завалявшегося где-то под подушками. Сердце почему-то сразу подскочило, будто знал, будто чувствовал, что ничем хорошим это утро не кончится. Звонок он, естественно, пропустил, а на экране рядом с цифрами 07:12, означавшими московское время, высветилась надпись «один пропущенный звонок от абонента Никита Пресняков». Дышать сразу стало нечем. Гудки отдавались эхом в черепной коробке, пальцы немного тряслись, а сердце стало стучать им в такт. Пресняков никогда не вставал так рано, только если на работу или концерты, которых последнее время по пальцем одной руки можно пересчитать, и то в лучшем случае. Они оба любили поспать подольше, и, пока Цой пытался понять, что же заставило Никиту так рано набрать его номер, в динамике послышался голос. — Доброе утро, прости, что так рано. Я тебя разбудил, да? Заботливый тон с нотками радости не просто выбил из колеи, а заставил уехать в лес ко всем чертям и прочей нечисти, там водящейся. Искорки разлетелись по комнате, растворившись в воздухе и едва не опалив занавески. Огонь начинал слегка загораться. — Давай выкладывай, что у тебя там случилось. Фраза вышла гораздо более взволнованной, чем задумывалась, и от этого легче не становилось от слова совсем. Тревога всё же прорывалась наружу, пусть и тепло от слабого огонька действовало лучше купленных когда-то успокоительных, которые такими темпами грозили исчерпать свои запасы очень скоро. — Надеюсь, ты хотя бы сидишь, потому что наша песня попала в топ десять самых прослушиваемых релизов года на Спотифае пять минут назад, а в топе Вконтакте она седьмая. Толя мог поклясться, что космос, чей вакуум совершенно не пропускает звуковые волны, нервно плакал в сторонке в момент тишины, наступившей в ту секунду. — Мы её выпустили два дня назад, Никит, ты шутишь? — слабым неуверенным голосом уточнил музыкант. На что в ответ в трубку ему чуть ли не крикнули: — Не шучу, Толя, я не шучу! На что незамедлительно последовала реакция в виде одного небезызвестного русского народного слова. Парни одновременно захохотали, отчего на секунду стало легче. Просто от его смеха на другом конце телефона ушли все проблемы из жизни вроде усталости, бессонницы, тревоги, исчезла раздражительность из-за раннего звонка и, кажется, на секунду даже стало проще дышать. Но только на секунду. — Мы теперь рок-звёзды с тобой! — всё ещё смеясь, заявил его собеседник. И на этом моменте до новоиспечённой звезды дошло, что все чувства, излитые бумаге и ничего не подозревающему Преснякову, теперь колесят по музыкальным чартам этой замечательной страны. В ответ пришлось тоже засмеяться, но уже не так искренне. Нет, и всё же он не догадался. Но почему? Конечно, работая с Multiverse (так называлась группа, солистом которой был известный всем молодой человек), пришлось сменить вектор с попсы, куда, по словам всё того же солиста и некоторых пользователей сети интернет, Толя закапывал свой уникальный голос (к слову, сам он так не считал никогда) на более сложную для выражения эмоций альтернативу, и тем для песен стало намного больше. Но была же какая-то причина, по которой все заминки и процессы переосознания реальности причина его внезапных сердечных приступов никак не могла связать с таким очевидным объяснением. Просто не могло не быть. —.Эй, ты там жив вообще? Вопрос с другого конца провода вывел из состояния хуманизации рефлексии, так что пришлось даже голос естественный сделать и посмеяться чуток. — Да, да, хорошо всё. Просто… Не ожидал я как-то. — Ещё бы! — воодушевлённо подхватил Никита — Жанр вообще для современных чартов не подходит. Либо массовый русский слушатель наконец обрёл вкус, в чём я очень сомневаюсь, конечно… Пауза на смех, за время которой случилось ещё пара микроинфарктов, была выдержана, после чего парень будто констатировал факт — настолько уверенно это было сказано. — Либо ты мой талисман удачи. Давай ещё одну песню вместе запишем, как тебе идея? Отвратительная. Они будут видеться ещё больше, ещё чаще сливать свои мысли друг другу и будто открывать все самые тёмные уголки души, которые держали взаперти много лет, и возможно однажды дойдут и до той самой двери, где… — Ой, я так устал после этой. Давай отдохнём хоть немного — шутливо пожаловался Толя. — Да, естественно не сейчас. Но, может, в ближайшем будущем… И будто бы в воздухе табличкой повисло это неозвученное «пожалуйста», которое было видно настолько ощутимо, что казалось, будто вот-вот организм вывернет наизнанку. — С удовольствием, — вдруг сорвалось с губ помимо воли, — Я всегда рад с тобой поработать. — И это взаимно, — послышалось в ответ. Да. Если бы. Но это было бы уже совсем недостижимой мечтой и слишком фантастическим вариантом вселенной. Такого бы просто не случилось в нашей реальности. Никита со смехом добавил: — Ладно, пора мне досыпать свои положенные восемь часов. Ты звони если что, хорошо? — Да, конечно. Тоже, пожалуй, спать лягу. Пока. — До встречи. Конечно. Гудки в трубке ясно давали понять, что сном это вряд ли может быть, да и в контактах ясно светилась строчка «пять минут» — длительность их диалога. Целых пять. Толя соврал, сказав, что пойдёт спать. Заснуть от такого дикого волнения вряд ли получилось бы, потому пришлось зайти в Вк и бездумно листать ленту в надежде отвлечься. Но мысли об этой новости никак не выходили из головы. Неужели Никита так ничего и не понял? Внезапно телефон завибрировал, уведомляя от нового сообщения из приложения Вконтакте. Цой почему-то сразу был уверен в отправителе, но очень надеялся на свою ошибку. В любом случае, никто другой не мог писать ему так рано. Привет ещё раз. Хотел предложить сегодня снова по городу пошататься, раз уж мы оба не спим.

Доброе утро)

После этого сообщения стало сложно печать что-либо другое. Вести себя как подросток в пубертатном периоде вообще не входило в его планы на жизнь (особенно когда тебе 28), и всё же пришлось сто раз переписать банальное сообщение.

Идея неплохая, можем

прогуляться

Тем более погода

хорошая

Через сколько за тобой зайти?

Буду готов через часа

два минимум

Подожду сколько нужно) Что ж, сколько нужно. Удобно значит. Можно в принципе подумать о смысле жизни час и пятьдесят девять минут, а затем за шестьдесят секунд собраться и быть полностью готовым к выходу. С такими мыслями Толя откинулся на подушку и, рассматривая потолок, думал о том, как стоит вести себя, чтобы не сдать с потрохами все эти дурацкие искорки внутри. Пока выходило, что миссия невыполнима, но Том Круз вон уже седьмую часть снимает, так что… Шанс есть всегда, но определённо не в его случае. Маленькие искорки опалили край пододеяльника, дышать становилось труднее. Тревога? Кажется. С другой стороны, какая разница, если вскоре они вновь встретятся с тем, к кому лучше было бы не подпускать Толю всю оставшуюся жизнь, и если миссия не провалилась до сих пор, то где гарантия, что в этот раз всё опять пройдёт гладко?