Право на любовь...

— Что за гадость ты готовишь, Нуртен?.. Вонь стоит аж до третьего этажа!.. — сдерживая рвотные позывы, я мчусь к окнам, чтобы открыть каждое нараспашку. — Это невыносимо, — бубню, массируя виски. — Совсем плохо? — сидящий за столом Недим протягивает ко мне руку не отрываясь от чтения. — Терпимо, — приняв ладонь, сажусь на его колени. — Что пишут? — кивком указываю на газету, которую Недим листал до моего прихода. — То же, что и неделю назад. — И как они унюхали про моё положение… — жмусь к мужу, вбирая побольше свежего воздуха в лёгкие. — Никак. Написали первое пришедшее на ум предположение и попали в цель. Надо было сидеть дома, а не тащиться с головной болью на корпоратив. — Ну упало у меня давление, с кем не бывает. — И рухнула в разгар праздника на пол, перепугав меня до смерти. — Не хмурься, морщины будут, — шуточно разглаживаю пальцами складки на его лбу. — Это последний раз, когда я пошёл у тебя на поводу, — бормочет угрюмо. Я прячу улыбку в кулак на это его противоречивое и такое частое заявление. — Это был важный для компании день, как я могла такое пропустить, — резюмировала, слегка поглаживая его затылок. — Напомни, для чего мы сейчас спорим? — Ты первый начал, но видеть твоё волнение обо мне было приятно. Недим закатывает глаза, возвращаясь к газете. А я умостилась у него на груди, уходя в состояние лёгкой дрёмы. Подумать только, с того знаменательного для нас дня в бассейне прошло уже больше двух лет. Странное чувство, вроде время пролетело быстро, но я точно могу сказать, что моя память может с лёгкостью воспроизвести детали каждого из дней, сплошь пронизанных нитями разноцветных событий. После омывания в лазурных водах всё вдруг не стало идеальным, но крохотные вкрапления перемен я ощутила на себе уже на второй же день. Если доселе наши отношения напоминали игру в одни ворота, то сейчас мы представляли собой команду, которая сплочёно шла к одной цели, трудно и долго. Многое утекло, как растаявший снег по весне: от ссор до приливов нежности, от стыда до голого доверия и непреклонной уверенности в том, что случись завтра хоть апокалипсис, наши судьбы отныне не разойдутся. Мы не шли по пути наименьшего сопротивления, порой доходило и до полного упадка сил. Я вытолкнула нас в хаотичную среду, в которой баланс времени терялся в чём-то инфернальном и превратном, даже уничижительном. Мы барахтались в этом, глотая горечь плошками, с хрустом вскрывая каждую забытую нишу, так до конца и не принимая ничтожность наших страхов. Мы действительно родились заново, по-новому учились слышать, смотреть, говорить. Последнее для нас было в приоритете лишь там, на одном из этажей небоскрёба, где одна стена была стеклянной — запомнила, потому что пока говорила, глаза мои были прикованы к небу, в молитве черпая крепость духа. Каждый сеанс был тяжёлым испытанием для нас обоих. Хоть я и подтолкнула нас на порог откровений, но по большей части инициатива всегда шла от Недима, а я в лучшем случае пыталась отгородиться от цепкого взгляда психолога, которая окольными путями всегда выводила на сокрытую правду. Я так часто пасовала, ибо знала, что чем дальше она проникает в наши сознания, тем будет хуже. И хоть мой желудок сворачивался в узел, а гул в голове только усиливался, но поставленная задача говорила нам стоять фарфоровыми солдатиками и не внимать на зыбь свежих трещин. И всё же мне это удавалось редко, поскольку от чувства мерзости к себе я всё больше порывалась отсесть от Недима: мне казалось, что одним своим присутствием я оскверняю нашу связь и его привязанность ко мне. Но мой герой удерживал меня за запястье до красных отметин, не позволяя бросать нас на полпути, и, превозмогая боль и мокрую завесу, мне приходилось шептать. И каждый этап разбивал меня, как орех, откалывая скорлупки, — всё для того, чтобы добраться до заветной гнилой сердцевины и выдернуть, словно устаревшую проводку под напряжением. Недим часто замыкался в себе после, был задумчив и молчалив. После очередного промывания его можно было встретить, в основном, на балконе, расслабленно развалившегося с закинутыми на перила ногами, пускающего дым в небо, и не важно какая при этом была погода, его это мало заботило. Однажды, поддавшись его апатии, мы просидели под проливным дождем час. Он так и застыл с промокшей сигаретой во рту — по нему хоть картины пиши, настолько в тот момент он был гармоничен с мрачной эстетикой бушующей стихии. Ещё в нашу программу неожиданно вошли полюбившиеся нам по ходу событий вечерние прогулки. Особенно по осеннему парку, когда я не спеша собирала букет из золотых листьев, а он, сидя на скамейке, наблюдал за мной… Наша маленькая семья только крепла, незаметные мелочи нас объединяли, крохотные победы радовали. Не разговаривая толком, мы читали в тишине друг друга и наслаждались, тогда и ухватились за ту духовную связь, о которой я мечтала, и приобретая её, потребность в физической близости с поутихла. Так наверно и выглядят зрелые семейные отношения, когда химия, притупляющая разум, утихает, уступая часть скамейки чему-то долговечному. Но этот не менее важный аспект супружеской жизни вскоре вернулся с весьма неожиданным для меня поворотом. На часах полночь, я не смыкала ещё глаз. Думаю о сегодняшнем сеансе. Эти часы прошли менее болезненно по сравнению с другими — глядишь и гонка, в которой мы оба выходим победителями, вскоре замелькает чёрно-белыми клетками. Улыбнувшись спящему рядом мужчине, решаюсь встать и принять душ, смыть с себя испарину бессонницы. Резкий звук открывающихся дверей душевой кабины заставляет меня дернуться. Взлохмаченный Недим смотрит на меня с сонным прищуром. Улыбаюсь, продолжая водить по телу пенной мочалкой. Сняв пижамные штаны, он заходит, зашипев от температуры воды, и недовольно прибавляет холодной, поднимает голову к тугому напору и, умыв несколько раз лицо, прижимается ко мне сзади. — Почему так долго? — дразнящим шёпотом обжигает плечо. — Задумалась. — Обо мне, — не вопрос, а утверждение. — Возможно… — уклоняюсь от ответа, смывая с себя мыло. Он усмехается, долго возится с моими волосами. — Надо их отрезать, — собираю доходящие до поясницы локоны в жгутик, освобождая ему шею. — Нет. — Ты не приводишь никаких аргументов, дорогой. — Просто нет, мне нравятся твои волосы. — А мне с ними неудобно, — капризно похныкав, оборачиваюсь, оплетая руками твёрдые плечи, губами прислоняюсь к привлекательно выступающему адамову яблоку. Нехитрая манипуляция стимулирует во мне приток сильного возбуждения. Я не могу остановиться и кончиком языка двигаюсь вправо, обводя выделяющиеся вены, осязая вибрацию клубившегося в горле тихого полухрипа. Спускаюсь ладонями к животу, очерчиваю поджарый торс и добираюсь до паха. — Шшш, полегче… — Мне надо, — в полубреду не замечаю, как начинаю тихо постанывать. Продолжаю свой путь вниз, да, немного неуклюже, глупые запреты в голове стёрлись о мой неподдельный напор, я вся горела и хотела его всего. Свистящим вдохом Недим царапает мне ухо. Он цедит что-то нечленораздельное севшим до невозможности голосом и с мучительным стоном убирает мои руки. — Маловато практики? — кокетливо кусаю губы. — Потом… — дышит тяжело, в глазах безумный блеск. — Я соскучился по тебе. И мои губы стремительно оказываются захвачены им: теснее, глубже, жарче, чем воздух в кабине, улавливая эту бешеную погоню наших сердец навстречу. Держать в узде нечеловеческое притяжение к нему я не способна и не касаться его сейчас своей кожей сродни пытке. Обхватив мои ноги, он поднимает и вжимает меня в стену. Его трясёт от моих поглаживаний, дерзких заигрываний царапинами от ногтей. А меня знобит от такой непривычной нежности его языка по вершинам груди, по моей шее, когда голова откинута, а открытый от беззвучных стонов рот ловит каскадом летящие капли влаги. Слишком медленно и невыносимо движется пальцами по животу вниз, останавливается, чем вгоняет меня в неудовлетворённую досаду. — Не томи… — облизываю припухшие от поцелуев губы, обхватывая его за талию крепче. — Чего ты хочешь? — проследив за моим языком, глухо спрашивает, при этом не стирая самодовольной ухмылки с красивого лица. Чёртов идеал. — Самое время поиграть в банальные фразочки, да? — язвлю, виляя тазом в попытке приблизиться, но мой муженёк, решив окончательно проверить на прочность нервы своей жены, отодвигается. Заехав кулаком в мужскую грудь, раздражённо рычу. От его гортанного низкого смеха пульсация в месте сосредоточения моего желания только усиливается. — Я всё ещё жду… — в знак своих слов он дразняще потирает большим пальцем родимое пятно там, где казалось полыхало огнём все. — Да войди ты уже в меня, садист хренов! С моим восклицанием он без предупреждения резко выполняет приказ, припечатав к отполированному граниту. От такой неожиданно быстрой смены настроения Недима у меня сперло дыхание, а он сам замер. — Так достаточно небанально? — напряжённо шепчет мне в щёку. — Более чем… — зарываюсь в его волосы на затылке пододвигаясь, силясь слиться с ним ещё теснее. — Теперь двигайся, любимый, медленно… — Слушаю и повинуюсь, — сказано это было далеко не в шуточной форме. Голос был грубый и действовал на меня уничтожающе. — Забыла добавить... Пожалуйста. — Ну что вы, не стоит утруждаться. Меня пробирает на смех, который обрывается громким охом. И эта наша дурковатость в такие пикантные моменты чувствовалась потрясающе. Штурмую плутовато улыбающиеся губы, покусывая и облизывая, от чего кровь приливает всё больше к местам нашего соединения. Комичное вступление закончилось, переходя сразу в кульминацию. Как и обещал, он не спешил, хотя после недельных воздержаний, это удавалось нелегко. Всё умеренно, будто качаясь на волнах, где я доплыву до причала, окажусь в руках уверенности и невероятной силы духа. Не агрессивной, без борьбы и превосходства — ощутимая честность и доверие в плавном соитиии, в познании под другим ракурсом, всё знакомое, родное, но столько в нём ещё скрытого, заветного таинства. Я очень его люблю, моего Недима, и непомерно горжусь нами. Но вскоре похоть накрыла нас с головой, а медлительность лопнула под нашим натиском, как мыльный пузырь. Счастье не любит тишину, оно кричит моим голосом в духоте узкой кабины в унисон с громким мужским дыханием и постанывающим моё имя голосом. Завтра мои бёдра будут в синяках, но данная перспектива меня только больше раззадоривала и заводила. Развязка и заключение стали одними хаотичным красным пятном, диким спазмом блаженства и погибели. Не знаю сколько мы простояли во всех смыслах слитые воедино, заново обретая дар речи. Перестав расслабленно поглаживать перекатывающиеся на спине мышцы Недима, я отодвигаюсь: — Люблю тебя, — и, взяв в ладони его лицо, звонко целую в мокрые губы и спускаюсь на ноги. Меня ещё потряхивает, но эта приятная усталость вызывает лишь сытую улыбку. Склонившись я собираюсь поднять забытую в пене мочалку. Как вдруг: — Я тоже… Так и застыла полусгорбленной — сказанное спокойным и непоколебимым тоном прозвучало как гром среди ясного неба. Наверно моё сердце пропустило удар, а его голос в моей голове звучит эхом. Вот только осознав, моё лицо озаряет не сравнимая ни с чем, совершенно счастливая улыбка. Сделав шаг назад облокачиваюсь на стоящего на прежнем месте Недима. Ненавижу себя за это, но в молочно-сладкую дымку в голове закрался червь сомнения. — Тебе не показалось, — будто догадавшись, закрепил Недим своё недавнее признание. — Любишь? — я жмурюсь, смаргивая пару слезинок, сумасшедшая улыбка так и не сходит с лица, становясь только шире. — Люблю, — твёрдый ответ ставит печать, а обнимающие со спины руки согревают, немного унимая дрожь. — Пойдём спать? — после минуты тишины подаёт Недим голос. — Я теперь не усну. — Спеть колыбельную? — с веселой ноткой в голосе спрашивает. — Может сначала в кровать?.. Ноги почему-то не держат, — утыкаюсь в его в плечо, нежно трусь носиком. — Прямо так? — Прямо так. Слегка улыбнувшись, берёт меня на руки, выходя из сырого помещения, с нас капает вода, ступни Недима забавно шлепают по паркету. Тихо хихикаю, всё ещё плавая в нирване приятного изумления. Мягкая постель касается спины, но я сразу же перемещаюсь на грудь мужа, обнимаю и, вопреки своим же словам, мгновенно проваливаюсь в сон. Наши отношения с родственниками остались такими же ровными. Нам нравилось проводить с ними время, но не более чем на пару дней. Нравилось делиться важными моментами жизни, но знали они не более чем о верхушке айсберга, а запрятанный тихий омут всегда ютился между мной и Недимом. Львиную долю внимания всегда отхватывал наш племянник Озан Карачай. Парень с подгузников рос пронырливым озорником и не знал, что такое сон и усталость. Внешне он много взял от Джемре, и блюдца вместо глаз тоже, но образ невинного ангелочка был обманчив, потому что характером он полностью пошёл в своего отца. Вымотанные родители частенько оставляли его у нас, но нам эти неспокойные часы нескончаемых игр доставляли только радость… Первый шаг, сделанный мной в родильное отделение, стал отсылкой в прошлое и, как оказалось, зарождением новой фобии. Я застряла возле входа, неспособная дойти до палаты сестры. Недим не сразу понял, что привычного цоканья каблучков его жены рядом нет, а когда обернулся, обнаружил бледное миниатюрное создание с мечущимися в страхе глазами, в которых читалась огромная потеря и вина. Он помог уйти с порога паники, привлекая меня к себе. — Ты преодолеешь это, — растирая мне плечи, поднимает за подбородок лицо. — Не могу, я задыхаюсь здесь… — мне на самом деле не хватало кислорода. Хотелось оказаться подальше от этого места, от криков сделавших свой первый вдох младенцев, от запаха заманчивого рая, того самого, превратившегося для меня во врата ада. — Не могу… — качаю головой китайским болванчиком. — Тут есть кто-то из семьи Карачай? — громко спрашивает вышедшая в коридор медсестра. — Да! Одну минуту, — оповестив человека, Недим возвращает своё внимание ко мне. — Послушай меня, Джерен, если ты действительно хочешь уйти, мы сейчас же уйдём. — А сестра?.. — За ней есть кому присмотреть. — Но она позвонила мне… И этот звонок застал меня вечером, ей захотелось увидеть меня первой и заручиться поддержкой. Поворачиваюсь и смотрю в этот чёртов коридор, на эти всё больше сужающиеся стены, где-то мигают полуживые лампы, слово пресловутые элементы всех ужастиков. — Чёрт, — хватаюсь за голову, стараясь дышать ровно. — Воды? Почти искренне улыбаюсь. — Да, любимый, дай пару минут, хорошо? Кивнув и поцеловав меня в лоб, он отходит к кулеру. — Соберись. Ты нужна сестре. Не муж, не мама, а ты… соберись, — досчитав до 10 медленными вдохами и выдохами, я почти пришла в себя. Но тут увидела выкатывающуюся койку с Джемре и разом позабыла о своих смехотворных страхах, помчавшись к ней. — Ты здесь, — поморщившись от боли, она протягивает мне ладонь. — Я тут. И Недим, — хватаюсь за неё, быстро перебирая ногами, чтобы поспеть за каталкой в родильный зал. — Дженк? — цедит сестра, сдерживая уже крики. — Едет… — соврала. Я понятия не имела, где он застрял. — Мама тоже. — Вы будете с роженицей? — поднимает бровь акушер перед входом. — Нет, — за меня сквозь стон отвечает Джемре. — Если хочешь… — неуверенно мямлю. — Нет, сестрёнка, я справлюсь. — Всё будет хорошо… — но мой голос утонул в громыхании колёс за закрывающейся дверью. Оборачиваюсь и вижу сиротливо стоящего Недима, растерянно держащего стаканчик с водой. — Зря мы не ушли, — подаёт голос Недим через почти полчаса криков Джемре. — Я чувствую себя неуютно. Прислонилась рядом к стене, кляня свои туфли на высоких шпильках, всё ещё пытаясь дозвониться до пропавшего вдруг Дженка. Мать застряла в пробке и теперь названивала мне каждые пять минут. Эта женщина меня поражала: её больше интересовало как бы успеть первой взять внука на руки, а не рожающая в болевых потугах дочь. Из раздумий нас выводит посторонний шум и выскочивший как черт из табакерки запыхавшийся Дженк. Он был весь мягко говоря потрепанный, с огромным синяком на скуле. — Где тебя, нахрен, носило?! — встал тут же Недим, срывая на нём своё нервное напряжение. — В аварию попал, — пожимает он плечами, всматриваясь за спину беспокойного родственника. — Расхуярил свою тачку, но как видишь жив-здоров. — Сумасшедший, — констатирую факт одновременно с бубнящим что-то о терпении Недимом. — Где моя жена?! — услышав сдавленные крики, он бросается к дверям в родильную. — Куда?! Она рожает, Дженк! — Джемре?! Я тут, красавица моя! Слышишь?! Твой муж здесь! — тщетно пытается он докричаться до жены. — Молодые люди! А ну прекратили буянить, — выглянула тут же акушерка со следами усталости на лице. — Ребят, выйдите оба, вы неадекватны, — говорю я, кивком указывая на выход. — Дженк, пойдём, — подойдя к мечущемуся в панике без пяти минут папаше, Недим цепляет его за локоть. — Нет! Я ей нужен! — Ох, поверь, ей сейчас никто не нужен… — с иронией подмечаю, разуваюсь и босая сажусь на стул. Ещё каких-то сорок минут и на свет появился Озан. Джемре родила аккурат к приходу мамы, поэтому счастью новоиспеченной бабушки не было предела, а что касается до папаши, то я впервые в жизни видела Дженка таким растерянным и, пожалуй, счастливым… — Пойдём к ним? — когда общий мандраж и гул поздравлений утих, а в палате остались только родители с новорожденным сыном, я улыбаясь думала зайти к ним, как меня удержали за руку. — По моему мы там будем лишние,— сказав, Недим отошёл со мной в сторонку. — Успеется. Этот момент принадлежит им, пусть прочувствуют его сполна. — Ладно, — немного удивившись его словам, киваю. Он стал более внимателен к такого рода деталям. — Тогда поедем домой? — Поедем. — Недим, что с тобой? — он выглядел не менее растерянными, чем Дженк и как-то украдкой потирал пальцами глаза. — Ничего, немного расчувствовался видимо. Как-никак, дядей стал. Родной племянник, уже чувствуется ответственность, знаешь ли, — рвано смеётся, начав движение к выходу. — Он ведь только родился, боюсь ты его задушишь своей заботой хуже мамы. — Ну и что… — цокает, открывая машину. — Ладно, поехали. — Знаю, ты не любишь эту тему, но всё же спрошу, — наблюдая за дорогой, подаю голос. — Ты не хочешь сообщить Дженку о родстве? — Нет, эта тайна умрет вместе с нами, — не отвлекаясь от дороги, глухо говорит Недим. — Больше не спрошу, — накрываю его свободную руку, расслабленно откидываюсь на сиденье, как слышу негромкий смех рядом. — Что? — спрашиваю, начав хихикать под его заразительным влиянием. — Мне вот интересно, — между приступами хохота проговорил он, — великий донжуан Дженк Карачай… Уверен, он завяжется узлом после пережитого минимум лет на пять. И как бы его слабонервная натура не откинулась прежде, чем они заведут второго. И я не могла не засмеяться с ним в голос, скорее от его радостного вида, чем от забавного наблюдения. Отношения между этими двумя складывались довольно-таки сносные, пока в одно утро из разряда приятельских они переросли в некое подобие дружбы, когда Дженк подогнал сюрпризом какой-то старомодный спорткар на день рождения Недима. Лицо моего мужа за минуту окрасили всевозможные оттенки эмоций и со словами: «Чёрт возьми, где он её откопал» — он выбежал во двор и ошалело засмеявшись хлопнул по капоту, при этом выглядя, как дитё с новенькой игрушкой. Что до Фатьмы, то кажется будто мы и не расставались, общались часто и время от времени удавалось встретиться лично. Даже пару раз заставили её заночевать в особняке. Недима она встретила с прохладой, но со временем, узнав его поближе, стала к нему более благосклонна. И я была рада приобрести такого искреннего человека, ставшего другом нашей семье. — Ты уснула, Джерен? — Я не сплю, — выплываю из воспоминаний, чувствуя поразительную лёгкость. — Может ляжешь на кровать? — почти шепчет, поглаживая меня по голове. — Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? Он широко улыбается. — Знаю, я тоже тебя люблю. Ты стала такой чувствительной… Киваю, перекидывая ногу сажусь на мужа верхом, впиваюсь в посмеивающиеся губы вкуса свежесваренного кофе. Он моментально отвечает, углубляя поцелуй, и, обхватывая за ягодицы, сажает на себя выше. Гормоны бунтовали во мне ежеминутно, делая из меня нестабильную особу. Это было совершенно ново, забавно и местами надоедливо. Мои внутренности буквально скручивало от потребности быть с Недимом и эта жадность до определённых прикосновений меня снедала, а ненасытность смущала, но стоит признать, сбивала она с толку только меня, поскольку муж не жаловался. Захлестнувшую нас страсть я прервала первая, утыкаясь в его волосы, вдохнуть удалось с трудом из-за удушающего захвата. — Раздавишь… — засмеялась мягко, убрав его густые волосы со лба, поцеловала. Как же я наслаждалась им, буквально купалась в его заботе и любви. Порой казалось, что я даю ему меньше — настолько он перекрыл собой все. Настолько, что и мир я, кажется, начала видеть через его глаза. Тихое покашливание на заднем плане заставило нас синхронно повернуть головы. Застав нас в такой интересной позе, домработница пошла красными пятнами. — Эээ… Господин Недим, во двор заехала чёрная машина и ожидает вас, — быстро пробормотав и старательно пряча глаза, Нуртен посеменила обратно на кухню. — Такими темпами бедную женщину скоро удар хватит, — поднявшись, Недим ставит меня на пол. — Ой, это женщина лишь внешне такая недотрога. Кто знает, что она по молодости вытворяла. Недим смеётся: — Джерен... — выпив остатки кофе, он продолжает улыбаться. — Даже думать об этом не хочу. Пойдём посмотрим, кого там принесло. А принесло к нам саму смерть в рыжей обёртке, но уже бесцветную, как выцветший ковёр под ногами. По началу показалось, что передо мной немощная старуха, похожая на мумию, — одни кости, обтянутые кожей, — от прежней пышущей жаром женщины ничего не осталось. Яркие огненные волосы потускнели и поредели, пепельный цвет лица ещё больше подчёркивал эту серость. Стало быть нежеланная гостья решила приехать за вещами лично... Меня кольнуло пониманием, что если бы не Недим, то я скорее всего кончила бы так же, либо ушла бы в мир иной. Наверно я её простила или скорее приняла. Человек, который своими собственными стараниями превратил себя в это, заслуживает только жалости. Но надо отдать ей должное, держать себя на публике она умела лучше всех, глядя на нас свысока полными холодного презрения глазами. Только эта надменная гордость смехотворна. Особенно, когда её обладательница стоит на пепелище собственных амбиций. И это существо было воплощением страха? Когда-то она обмолвилась о том, что мы с ней похожи. Нет, Шениз, это не так. У меня, в отличие от тебя, оказывается в груди имелось сердце, каменное, но сердце, раз оно смогло полюбить и разделить себя на половинки. — Смотри-ка, жизнь общает быть веселой, а? — отвлекая меня от раздумий, хмыкнул Недим, засовывая руки в карманы джинс. Шениз с равнодушным, как восковая маска, лицом стояла на своих двоих, опираясь на трость и руку дочери. Последняя совсем не изменилась. Только обновлённый имидж выдавал в ней какую-то стервозность. — О даа, — взяла под руку мужа, кладя голову на его плечо. «Слышишь, малыш… — обратилась я к крохотной жизни внутри, кладя руку на ещё плоский живот, — мы будем для тебя лучшими родителями и сделаем всё, чтобы ты вырос достойным человеком. Никто нас не разлучит, мы не позволим, потому что уже бесконечно тебя любим…».