***
Из танцевальной студии доносится очередная фонограмма, смешанная с чужими криками и тяжёлой одышкой. Его звонкий голос Чонгук может услышать за километр. Хореограф, работающий здесь уже шесть лет, успел стать самым успешным и завоевал доверие многих, включая самого Чонгука. Чон Хосок, кричащий на весь зал, пытается донести до парней суть движения, разжёвывая всё по слогам, чтоб было понятней. Картина, конечно, не из приятных, и Чонгук вовсе не хотел влезать в данную ситуацию. Однако любопытство берёт верх, и парень медленно крадётся к приоткрытым дверям, наблюдая за положением. — Ты же знаешь, что происходит с теми, кто попросту просиживает здесь свои задницы? — Хореограф сжимает кулаки, так и норовя проехаться по какой-нибудь бетонной стене, чтобы заменить агрессию физической болью. Только так он может остыть, а в данной ситуации ему бы это не помешало. — Ещё вчера я сказал тебе выучить все движения, и сегодня бы мы отрабатывали, но ты, видимо, не горишь желанием работать. — Прошу прощения, такого больше не повторится, — склонивший голову стажёр ощущает волну мурашек на коже. — Конечно, не повторится. — Внешне Хосок предельно спокоен, его лицо не выдаёт ни единой эмоции, а глаза и вовсе пусты, но что творится в его душе, не знает никто. — Тебе здесь больше не место. — Ч-что? — Испуганные глаза моментально поднимаются и встречаются с холодным взглядом напротив. Сердце парня начинает разрываться на несколько кусочков, которые собрать он не сможет никогда, и, проглотив вставший ком в горле, он резко падает на колени, отчаянно смотря на тренера. — Прошу вас, не выгоняйте меня. — Дрожащие руки, что покрылись холодом, с жадностью вцепляются в штаны Чон Хосока. — Можете дать мне ещё один шанс? — Чужие всхлипы становятся громче, наполняя ореховые глаза слезами. — Умоляю, я выучу всё, только дайте мне полдня, нет… два часа! Всего лишь два часа, пожалуйста! — Два часа? — Хосок сводит брови и трёт переносицу. — Ты вчера эти два часа проспал, а сейчас хочешь ещё одного шанса? — Лицо старшего вновь холодеет, а руки опускаются. Присев на корточки, он заглядывает в отчаянные глаза стажера и шепчет совсем тихо: — Здесь даже вторых шансов не дают, но я дал тебе вчера тот самый, последний. Больше я прикрывать тебя не буду. Встав с пола, Хосок указывает рукой на дверь, в проеме которой всё это время красовался Чонгук. — Выход там. Бедный парень, стерев рукавом солёные слёзы, поднимается с холодного пола и низко кланяется. Кому был предназначен поклон — неизвестно. Либо хореографу, либо ребятам из его группы, либо менеджеру, наблюдавшему за всей этой картиной с камеры, расположенной в самом углу студии. Шмыгнув носом, он разворачивается и уходит. Вот как исчезают несколько лет работы, вот как легко обламывается карьера и вот как просто, словно по щелчку, рушится десятилетняя мечта. Для того, чтобы достать до пьедестала, нужно как минимум пять лет, а для того, чтобы упасть с него, хватит и пяти секунд. Включив знакомый трек, Чон Хосок приказывает остальным приступать к растяжке, а сам решил проветриться, перекурить. — Чонгук? Что ты тут делаешь? — Сведя брови к переносице, Хосок непонимающе глядит на Чонгука, что стоит у порога студии. — Наблюдаю. — Интересно? — усмехается, проходя к балкону, что находится в десяти метрах от них и, открыв дверцу, выходит на свежий воздух вместе с Чонгуком. — А тебе, я вижу, смешно? — Чонгук замечает лёгкую усмешку на лице друга и сразу же чувствует негодование. Хосок поворачивается лицом к младшему и, склонив голову вбок, прищуривается, стиснув зубы. Смешно? Нет, Хосоку сейчас ни капли не забавно. Только что он выгнал своего ученика, которого учил шесть лет. Шесть, мать твою, лет! Он ему родным стал, а эти чёртовы правила всё погубили. Достав пачку сигарет, он зажигает сигарету и затягивается. — Ты с ума сошёл? — Выпучив глаза, Чонгук, что смотрит на всю эту картину, кажется, тоже начинает сходить с ума. — Тебе нельзя курить. — А у тебя есть другой вариант расслабиться? — В ответ лишь долгое молчание. Выпустив серый дым изо рта, Хосок облокачивается о белые перила и опускает взгляд вниз, к тому самому стажеру, который только что покинул агентство и безвозвратно ушёл. — Вчера я спросил у него, сможет ли он выучить танцевальную часть третьего куплета, и он пообещал всё выучить к сегодняшнему дню. Он не сдержал обещания. — Хосок снова затягивается. — Но хуже всего то, что он был единственным, кто работал в этой группе на износ, — зажмурившись, он шумно выдыхает, — так какого хрена он сейчас не в зале? Он сейчас должен быть с ними, должен дебютировать… — Челюсть сводило от нахлынувшей злости, поэтому он непроизвольно зажмурился, закрыв глаза. — Зачем тогда позволил уйти? — Чонгук внимательно рассматривает профиль Хосока, ведь именно в такие моменты, как сейчас, можно рассмотреть его тайных демонов поближе, докопаться до правды и заглянуть в его душу. — Я бы и не позволил, но менеджер Син всё видел, — раздраженно проговаривает Хосок. — Разве я мог поступить иначе? Эти козлы бы всё равно вышвырнули его из компании, — шипит он сквозь зубы, снова делая затяжку. — Эй, хватит, тебе много нельзя, — Чонгук выхватывает у того сигарету. — Хочешь и со своей карьерой покончить? — Все те, кого я выгнал, давно сплясали на моей карьере. Я сам с собой уже не честен, я, блять, сам погряз во лжи, понимаешь? — Отобрав сигарету, он тушит окурок и, сморщившись, выходит за дверь. — Будто я честен… — срывается с губ, а старые воспоминания всё сильнее прорезаются в голове, заставляя прокручивать на языке эти слова снова и снова.***
Щелчок компьютерной мыши раздаётся непрерывно, а свет от монитора, падающий на Чонгука, не прекращает светить уже битый час. Уставшие глаза бегают от одного объекта к другому, сосредотачиваясь на своей цели. Нажимая на пробел, парень прослушивает мелодию, после чего снимает те или иные функции и добавляет новые. И так уже полдня Чонгук сидит весь в своей работе, не отвлекаясь ни на что и ни на кого. И всё же глаза начинают болеть от долгого времяпровождения перед монитором, поэтому, закончив с последней деталью, он решает прерваться. Встав со своего рабочего кресла, Чон мнёт мышцы шеи и плеч, как ему и говорил Хосок, и покидает свой тёмный уголок. Торговый автомат с напитками и закусками находится всего в паре метров от него, и Чонгук, как всегда, отправляется в его сторону. Спускаться на первый этаж, чтобы купить нормальной еды, парню было лень, поэтому он решает обойтись одним кофе и парой снеков. Найдя нужный автомат, Чонгук всунул монеты и стал дожидаться крекеров, которые только что выбрал. Печенье медленно передвигалось по спирали, и вот, когда уже должно было упасть, вдруг резко остановилось и застряло в нескольких миллиметрах от края. — Серьёзно? — скулит Чонгук. Автомат, который был его лучшим другом все эти годы, неожиданно предал его, оставив ни с чем. — Так ты, значит, со мной, да? — Насупившись, парень принимает боевую позицию. — Сам напросился, — высказав свой вердикт, он собрал всю волю в кулак и хорошенько впечатался в торговый автомат, но тот ни сдачи не выдал, ни заказанных ранее крекеров. На этот раз Чонгук сильно обозлился на бывшего друга и, не рассчитав силы, с размаху заехал по нему коленом. В следующую же секунду он почувствовал острую боль, расползающуюся по коленной чашечке и, крепко схватившись за неё, протяжно застонал. — Чёрт бы тебя побрал! Почувствовав, что острая боль начинает отступать на второй план, Чонгук высвобождает ногу из объятий и начинает размышлять, как достать желаемое из сломанного автомата. Помимо избиений, парень ничего не придумывает, поэтому собирается снова колошматить эту махину. — Будь, что будет, — прошептав бессмысленные словечки себе под нос, парень начал замахиваться, чтобы ударить по кнопкам оборудования, как его остановил чей-то голос. — Стойте! — Незнакомец, что неожиданно втискивается в маленькое расстояние между ним и автоматом, выставляет перед собой руки, пытаясь остановить разъярённого Чонгука. На вид парень примерно того же возраста, что и Чонгук, только, может, немного помладше. Пышные кудрявые волосы полностью прикрывают его лоб, но аккуратные прямые брови разглядеть не составляет труда. Задумчивые глаза незнакомца внимательно следят за Чонгуком, видимо, тоже рассматривая его внешность. Нос его в меру широк и достаточно высок, складывается впечатление, что форму его лица, как и носа, слепили известнейшие скульпторы. Лицо брюнета украшают пухлые алые губы, имевшие мягкий изгиб. Его кожа не такая белоснежная, как у Чонгука, но такая же гладкая и нежная. Взгляд Чонгука быстро спускается по шее и осматривает внешний вид: одет он довольно прилично, белоснежная рубашка уходит за пределы черных рваных джинс, а на руке его Чонгук замечает серебряную цепочку. Выглядит он словно айдол, не то что Чонгук, всё время ходивший в чёрном худи и спортивных штанах с тапочками. И на такой анализ у Чонгука уходит не больше десяти секунд. За это краткое время он уже успевает сделать некоторые выводы. — Кто вы? — Чонгуку, к слову, двадцать шесть, и он далеко не ребёнок, чтобы устраивать петушиные бои с огромной машиной, но осознать, что за всей этой бойней наблюдал взрослый парень, он смог не сразу, поэтому смущается Гук только спустя долгие тридцать секунд. — Почему вы пошли таким сложным путём, когда есть более простой выход? — Развернувшись к парню спиной, незнакомец кладёт одну руку на дверцу автомата, приготовив локоть другой. Прицелившись, парень ловко открывает старую дверцу лёгким ударом. Та, шумно проскрипев, предоставила бесконечный выбор на все закуски, что там находились. Развернувшись к Чонгуку, незнакомец хитро усмехается и низким голосом шепчет: — Угощайтесь, пока никто не видит. Глаза Чонгука мгновенно расширяются и недовольно смотрят на взломщика. Каков наглец, раз проделывает такие нечистые трюки со старыми автоматами! Не сказать, что это хороший поступок, но то, что это было круто и заслуживает аплодисментов, вполне можно. Проглотив ком, что встал в горле от неожиданности, Чон забирает свою пачку крекеров и косится на взломщика. — Мошенник? — Вполне логичное предположение, особенно после таких неприемлемых фокусов, но совсем не подходящее молодому незнакомцу. Тот лишь хрипло посмеялся и пожал плечами, захлопнув дверцу обратно. — Почему ничего не взял? — Так я не мошенник, я просто тебе помог. — С каких пор ты начал разговаривать неформально? — Если сравнить парней по внешности, то Чонгук явно старше второго, что, кстати, почти не заметно. — Так ты первый начал. Осознав ошибку, Чонгук прочищает горло и ждёт дальнейших действий от незнакомца. — Не подскажете, где тут тринадцатая студия? — Тринадцатая? Зачем тебе туда? — Чонгук ещё больше нахмуривается, ведь студия под этим номером принадлежит именно ему. — У меня прослушивание. Глаза Чонгука округлились, а насупившиеся брови мгновенно поднялись. Он был малость в шоке. Никто не предупреждал его о новом стажёре, поэтому Чон никого не ждал, а тут пришли, да ещё и без стука в дверь, так скажем. — Ты ничего не попутал? Кто тебя туда послал? — Чонгук всё сомневается в сказанном. — Стойка администрации направила меня в тринадцатый кабинет, к… — Парень закусывает губу и хмурится. — Кажется, к Чон Чонгуку. — Так, значит, проходишь собеседование… — озвучивает свои мысли Чонгук. Кивнув головой, он шумно выдыхает и переводит свой взгляд на новенького. — Ну, пошли, стажёр. — А вы здесь давно стажируетесь? — полюбопытствовал парень, склонив голову и заглянув в глаза напротив. Чонгук усмехается и кивает головой. Он здесь «стажируется» очень давно. Шесть лет сидит и слушает чужие голоса, шесть лет горбатится над чужими альбомами и столько же учит новых учеников. Несмотря на эту громадную цифру, он не жалеет о потраченном времени, не желает уволиться и даже не хочет брать отпуск. Так он любит свое дело, так хочет жить работой, так желает укрыться от болезненных воспоминаний, морозящих душу. Дойдя до нужной аудитории, Чонгук раскрывает дверь, приглашая новенького внутрь, но тот встал, как баран, и стоит: ни влево, ни вправо не двигается, лишь вытаращивает свои оленьи глазки и странно косится на Чонгука. — Заходить не будешь? — Приподнимает бровь Чонгук, предполагая, что новенький понял, кем является Чонгук, но, видимо, тот даже и не подумал об этом. — Но моего наставника ещё здесь нет, разве можно врываться в чужую студию без приглашения? — Ты так уверен, что он будет твоим наставником? А если ты провалишь собеседование? — Не провалю. — Уверен? — На сто процентов. — Ста недостаточно, нужна тысяча. — Решая больше не издеваться над парнем, Чонгук признаётся: — Я Чон Чонгук, главный жюри на твоем прослушивании. — Гук протягивает к стажеру руку, на что тот не сразу реагирует, но, сообразив, тянется к ней, крепко пожимая (на удачу). — Что ж вы сразу не сказали, продюсер. — Щёки заалели, придавая виду новенького немного неуклюжести, как думал Чон. Поклонившись, парень протягивает свой бланк резюме в руки старшего и наконец заходит внутрь. Тёмно-коричневая занавеска на окнах полностью защищала помещение от солнечных лучей. Свет, как и всегда, выключен, поэтому в студии стоит неизменный мрак. Чонгук любит темноту, в ней он может сосредоточиться и не отвлекаться на посторонние вещи. Дело в том, что, когда свет попадает на какие-либо предметы, парень перемещает взгляд на них и задумывается, забывая о том, что хотел сделать. Поэтому жить в тени для него обычное дело. Работать тоже. Но в данный момент свет просто необходим, потому что он не один, а в темноте кроме него никто работать не любит. Нажав на выключатель, Гук приглашает новичка сесть в кожаное кресло, а сам усаживается за свой рабочий стол и принимается внимательно изучать анкету. Оказалось, стажер на четыре года младше Чонгука и родом не из Сеула, получается, приезжий. Насколько же сильным должно быть желание стать стажёром в «Big Hit», раз люди едут из других городов, даже из других стран? «Мы будем рождать настоящих звёзд», — пронеслось в голове у Чонгука. Эти слова были сказаны директором агентства ещё шесть лет назад, до того, как Чонгук подписал с ними контракт. И действительно, слова, что в то время казались пустым обещанием, воплотились в жизнь, и теперь Чонгук неплохо зарабатывает. — Ты готов? — спрашивает он у стажёра. Услышав, как тот прочищает горло, Гук предлагает ему водички, и стажёр не отказывается. — Мне… петь прямо тут? — Подняв взгляд на жюри, он закусывает нижнюю губу, дожидаясь ответа. — Можешь мне на ушко ещё спеть, если хочешь, конечно. — Догадаться, что парень на прослушивании впервые, было проще простого, поэтому он решает больше не издеваться над новеньким и стать повежливее, но он всё же был в недоумении: как можно не знать азов-то? — Заходи в студию, надевай наушники и дожидайся моих дальнейших приказов. — Хорошо, наставник, — уверенно говорит стажёр. — Я тебе ещё не наставник! — раздражённо отвечает Чонгук. — Почему ты так уверен в том, что пройдёшь собеседование? — Потому что я уверен в своём голосе. — Как самодовольно... — Чонгук ещё раз читает имя стажёра и с каплей сомнений в голосе продолжает: — Ну что ж, срази меня своим голосом, Ким Тэхён.