***
— Ни за что, Минхо! — Чан был близок к истерике. Ему исполнится двадцать пять в следующем году, он был взрослым альфой, но теперь хотелось плакать от ужаса, потому что омега его пугал до дрожи в коленях. Минхо на тропе войны… Альфа порадовался тому, что он слепой, потому что злой Минхо — зрелище не для слабонервных. Бан это нутром чувствовал. — Тебе что, три года? — Минхо теперь дернул Чана за руку и попытался потащить силой, но, ожидаемо, не справился. — Ты как баран упрямый, пошли! Чан, я столько времени на это убил! — Ты, умный монстр, справился всего за две недели! — взвыл Чан, цепляясь за дверь подъезда многоквартирного жилого комплекса и пугая этим своих жеманных соседей. — Я ещё пожить хочу! — Ты утрируешь!.. — взвизгнул омега. С утра пораньше они подняли крик сначала в квартире, где Чан пытался безуспешно спрятаться от Минхо, но его быстро нашли по запаху страха и выкинутым из шкафа вещам. Омега целый час выковыривал Бана сначала из шкафа, потому что он сам здоровенный и надо еще постараться. Потом еще час уговаривал его выйти из дома, но тот упрямился, как осел, так что Минхо буквально пришлось почти одевать его. Когда Ли напялил (с огромными усилиями) на Чана свитер, тот все же сдался и оделся дальше сам, но легче Минхо не стало. — Ты говорил, что доверяешь мне свою жизнь! — пробубнил Минхо, все пытаясь сдвинуть Чана с места. — Выходит, ты соврал? — Всё, мне пять, ничего не знаю, — он надул губы, а Минхо тяжело вздохнул. И этот мужчина был старше него на шесть лет, даже не верилось. — Значит так, — обманчиво спокойно произнес омега, хрустя опасно суставами пальцев. — Если ты не сядешь сейчас в машину, то я сяду в нее сам и уеду без тебя. Брошу тебя на улице, и делай, что хочешь. — Ты не посмеешь, — Чан побелел. — Минхо…***
Чан угрюмо сопел, сидя на переднем пассажирском сидении своей машины и дулся. Минхо пока водил не очень, ему не хватало опыта, а манера вождения у него была, прямо скажем, неприятная. Экзамен он, конечно сдал, и инструктор ему тоже сказал, что езда у него неприятная, но не опасная. Чан нервничал так, будто на американских горках сидел. Конечно, он не сомневался в том, что омеги тоже могут хорошо водить машину, но он все же был альфой, а это, кажется было в их крови. Бояться омег за рулем. Чан отчаянно цеплялся за ручку и вжимался в кресло, благодаря бога за то, что дороги не были скользкими, а дороги в направлении загородного домика были не сильно загружены машинами. — Минхо, — слабо позвал Чан, который уже пожалел, что захотел выбраться на природу. — Ты меня убиваешь. — О, да, я убийственно хорош, — сквозь зубы прошипел Ли, который снова тормознул. Он еще немного паниковал за рулем, так что постоянно притормаживал и обеспечивал очень неприятные рывки, которые довели Чана до головной боли. — Почти приехали, уже скоро, если верить навигатору. — Слава Богу, — простонал альфа и уткнулся лбом в боковое стекло. Он и за машину свою не так боялся. Двухчасовая поездка была похожа на ад, и Чан бы уже даже предпочел, чтобы Минхо куда-то наконец врезался и все это закончилось. — Я думал, что прошел этот этап года два назад, но суицидальные мысли ко мне снова вернулись. — Не ёрничай, иначе в багажник пересядешь, — вяло пригрозил Минхо, который устал переживать. К счастью неопытного водителя и несчастного пассажира, узкая подъездная дорога оказалась свободна и Минхо спокойно проехал к нужному двухэтажному маленькому домику. Зимы в Корее теплые, даже пока снега не было, но вот грязи… А еще он не привык к габаритам, именно поэтому он пугался каждый раз, когда подъезжал близко к воротам. С парковкой Минхо тоже не особо пока дружил, но огороженный участок и еле выдавленное Чаном: «ставь, куда хочешь, я сейчас умру». — Ну, все, выходи на воздух, — пригласил Минхо, открывая пассажирскую дверь, чтобы помочь Чану выйти. — О, господи, ты зеленый. — Конечно, зеленый, — промямлил альфа. — Можно я здесь останусь? Я обратно не поеду. — Это через два дня, Чан, давай, поднимайся, нам надо пообедать… Чана чуть не вывернуло прямо в салон его мерседеса при одном упоминании еды. Минхо состроил страшные глаза и поджал губы. Ну, да, ладно, он уже понял, что он правда водитель так себе, но понимание же можно было проявить? Альфа нашел в себе силы почти заползти в дом только через полчаса и почувствовал этот запах. Дерева, из которого был сделан дом, и это ощущалось как самое счастливое и приятное воспоминание из детства. Против своей воли альфа перенесся туда, в то время, когда он был абсолютно счастливым ребенком, у которого было все на свете. И этот самый домик, в котором он был с родителями в Рождество, и подарки, и молоко с печеньем для Санты. Сердце заболело, и Чан нахмурился. — Тут ель, — не без удивления сказал Минхо, глядя в окно на первом этаже гостиной, которое он расшторил. — Она примерно с тебя ростом, — пробормотал омега. — Такая красивая… Ее можно украшать на Рождество! — Мы так и хотели сделать. С семьей, — тихо ответил Чан, который даже не мог представить, как теперь выглядело дерево. — Мы посадили его вместе, когда мне было семь лет, с отцом и папой. — Чан затих и неловко присел на диван. Воспоминания оживали и проносились картинками перед его невидящим взором. — Папа говорил мне тогда, что это Рождественское дерево будет радовать моих детей. Он меня очень смутил, когда сказал, что будет вешать на него гирлянды вместе с внуками. — Это… Мило, — произнес Минхо, улыбаясь и глядя на дерево, которое Чан помнил маленьким росточком. — А под деревом мы вместе закопали коробку, — вспомнил Чан и усмехнулся. — Я положил туда какую-то дребедень, и мы вместе писали письмо нам в будущее. Отец сказал, что я смогу откопать эту капсулу времени, когда стану взрослым и заведу свою семью или когда просто соскучусь по тем временам. — Хочешь ее выкопать? — тут же предложил Минхо, подходя к дивану сзади и укладывая ладони на широкие плечи альфы. — Давай сделаем? — А давай, — согласился Чан, ведь он так отчаянно хотел прикоснуться к старому себе, которого помнил и берег где-то далеко внутри, чтобы этот мальчик не поранился. — Лопата должна быть в кладовке, пошли. Чан прекрасно ориентировался в пространстве, безошибочно открыл нужную дверь и по памяти достал небольшую лопату, которую сам же и брал в последний раз лет в восемь. Минхо не понадобилось помогать Чану выходить из дома и передвигаться по участку, но он помог альфе уложить руки на ствол дерева, прикоснуться к нему и почувствовать шероховатость коры. Оно так выросло, и сам Чан вырос, и они уже не похожи на тот росточек и ребенка, который сажал его, но это все еще были они. Здесь только они и изменились. Все по-старому, кроме него самого. Бан попросил омегу помочь развернуться к дому, а когда Чан нашел нужное место, он начал копать. Земля мягкой уже не была, на дворе декабрь, но он упорно копал, а Минхо следил внимательно, и уже через десять минут похлопал осторожно Чана по плечу. Нашли. Чан осторожно вытащил грязную жестяную коробку из-под печенья. Это было его любимое. Больше не продавалось нигде, как бы он ни искал. Когда в гостиной они открыли коробку, в лицо альфы пахнуло тем самым лакомством, и дыхание перехватило, и Чан почувствовал себя таким маленьким. Минхо же с любопытством уставился внутрь и улыбнулся. Это было мило и невинно. Чан вертел в руках маленькую синюю машинку, ощупывал каждое колесо и улыбался тепло и так мило, что Минхо подошел чуть ближе и сел на колени с противоположной стороны от маленького столика в гостиной. Потом в руках Чана оказалась старая зажигалка. — Твоего отца? — догадался Минхо, когда Чан щелкнул ей пару раз. Конечно, она не работала. — Да. Он тогда курил много, папе это не нравилось, и в тот день он пообещал бросить, вот и кинул в коробку ее, — Чан подержал в руках и ее, и он мог в деталях описать ее, но отложил к машинке. Потом ему под руку попалось что-то круглое. Кольцо. Немного погнутое, старое, серебряное и похожее то ли на ракушку, то ли еще на что-то. Оно было необычным и красивым. Чан провел пальцами бережно по каждому изгибу, по каждой выпуклости. Он прекрасно помнил его на пальце папы. Тот с ним не расставался. — Красивое, — выдохнул Минхо. — Папино. Его носил еще мой дедушка, а потом папа. Что-то вроде семейной ценности, — Чан передал кольцо в руки Ли, который осторожно осмотрел его, но примерить его не позволил себе. Он не знал, что было с папой Чана, а потому, правой рукой, уважительно придерживая ее левой, положил кольцо рядом с зажигалкой. В руках Чана уже был кусок бумаги. Фотография, полароидная и такая ценная для него, потому что там был папа. Чан не мог ее увидеть, и он отдал бы так много, чтобы снова хотя бы на мгновение увидеть ее, увидеть папу, вспомнить все его черты и снова сказать, что его папа был самым-самым красивым. Альфа зажмурился. Он знал, что слезы не прольются, пока он не откроет глаза. А он их не откроет, потому что напугает Минхо. В центре все пугались, и даже отец не мог смотреть на него. — Что там? — спросил омега и принял от Чана фотографию. Семья Чана. Его молодой отец, который, кстати, все еще был красивым, и в свои зрелые годы, сам Чан, семилетний, со своими до ужаса милыми ямочками и кудрявыми волосами… И омега. Таких красивых омег он в жизни не видел, только на фотографиях в журналах, но там было много фотошопа, а здесь простая естественность, такая привлекательная, что Минхо начал улыбаться. И они все улыбались ему с фото. — Вы такие счастливые. — Эту фотографию мы сделали в тот день, когда закопали эту коробку. За год до смерти папы, — голос Чана стих и будто потерял свою силу, но он продолжил, а Минхо все смотрел на счастливую семью Бан, застывшую в одном мгновении. — Рак кости. Слишком поздно нашли, а потом полгода терапии, слез, и все. Я помню это смутно. Папу увозят на курс химиотерапии, он не звонит три дня, а потом похороны, и всё, — голос альфы треснул, а Минхо проронил пару слезинок, потому что маленький Чан с этой фотографии потерял папу, самого дорогого и самого близкого человека, которого любил. — Дальше переезд, все как-то закрутилось, и отец уже знакомит меня со своим новым мужем. Я ненавидел его, — честно признался Чан. — Кого именно? — уточнил Минхо, тихо стеревший с подбородка слезы. — Обоих, — хмыкнул альфа. — Я не мог поверить, что всего спустя год он поступил вот так. Я каждую неделю пытался убежать из дома, чтобы самостоятельно доехать до кладбища и хотя бы рядом с могилой постоять, а он уже снова жениться собрался. Конечно, и с омегой его новым я не поладил. Он неприятный, вышел за отца только из-за денег, это все знали. А потом родился мой брат. Ему сейчас пятнадцать. Раньше мы хорошо общались, он меня навещал, а теперь перестал даже звонить. Я догадываюсь почему, — ухмыльнулся Чан. — Чан, — позвал Минхо и подумал, что это будет очень неловко, но все же отважился спросить. — Прости меня, если я веду себя ужасно, но… Как ты потерял зрение? — Все нормально, — махнул рукой Чан. — Мне был двадцать один год, когда это случилось. Я поссорился с омегой отца. Разумеется, он пророчит в наследники компании своего сыночка, но я же старший, а это невыгодно… — Нет, быть не может, — Минхо скривился, не желая слышать, что было дальше. — И мы поссорились, прямо на кухне в доме отца. Он все брызгал на меня слюной, что Джихун должен забрать компанию, ведь он больше похож на отца, чем я, и что он намного талантливее. Мне не хватило ума промолчать, я вспылил и вступил в конфликт, — Чан покачал головой. — Это было малодушно с моей стороны. В итоге омега распалился еще больше и плеснул мне в лицо тем, что под руку попало. А там около раковины большой мерный стакан стоял с отбеливателем. Бета-домработник хотел старые простыни постирать, вот и не убрал, — пожал плечами Чан, а Минхо закрыл дрожащими руками себе рот, чтобы не зареветь от обиды и ужаса в голос. — Было больно, очень. А он просто стоял… — Ты рассказал отцу? — Минхо пытался звучать нормально и вроде получалось. — Да. Он не поверил. Омега ему здорово мозг промыл. Он ничего не видел и не видит с этим своим муженьком, не лучше меня. А все заботливого из себя строит, — фыркнул Чан, а Минхо продолжал ронять слезы, теперь сгорая от гнева. — Ну, зато теперь компания действительно отойдет к Джихуну. Он хороший мальчик. Был, во всяком случае, но под боком такого родителя не знаю. — Почему ты никогда не открываешь глаза? — поинтересовался омега. — Я ни разу не видел, — и снова посмотрел на фотографию маленького милого черноглазого Чана. — Они изуродованы, там нет ничего интересного. Не открываю, чтобы народ не пугать. Дети в магазине даже кричали, — нахмурился Чан. Они были похожи, подумалось Минхо. Они оба лишились семьи, и оба были одиноки. Только Чан был намного грустнее, и омеге так сильно хотелось это исправить, только он не знал как. И тут он заметил, что в коробке еще один лист был. — О, там письмо. Прочитать его? — спросил Ли, пытаясь увести разговор от глаз Чана. Альфа кивнул, а Минхо тут же зашуршал, осторожно расправляя бумагу. «Хэй, семья Бан! Вы все еще живёте дружно, правда? Скажите, вас все так же трое или больше? Потому что сейчас мы очень хотим еще двоих детей, которые могли бы это прочитать! Но даже если вас все еще трое, то это замечательно! Надеемся, что в том будущем отец уже не курит! А если курит, то ему надо съесть зажигалку, которая лежит в коробке. Ёлочка, наверное, уже большая, как и наш Чанни~ Он вырос здоровым и крепким мальчиком, правда? Посмотрите, какой он был маленький, разве не прелесть? Только пошел в школу и очень расстраивается из-за оценок по корейскому. Ничего, он умный и со всем справился, и наверняка он очень счастливый человек сейчас, у него ведь все еще есть опора в нас. А он наша главная опора. Вы уже купили дом, о котором мечтали? Надеюсь, старые традиции не забыты и вы все еще собираетесь вместе в воскресенье, чтобы посмотреть что-то интересное и пьете вместе чай или какао. Если нет, то исправляйтесь и вспоминайте то, с чего мы начали! Чан, если ты читаешь это сейчас, надеюсь, ты нашел мое кольцо. Я положил его сюда и, думаю, что ты уже достаточно взрослый альфа. Мы с отцом надеемся, что ты счастлив. А еще мы хотим, чтобы это кольцо ты вручил омеге, который станет твоим домом. Если тебе сразу же пришел на ум кто-то, то не думай много, просто слушай то, что говорит тебе сердце. Пожалуйста, будь счастлив с тем, кого ты любишь, с тем, кто заставляет тебя улыбаться. Мы надеемся, что ты всегда будешь счастливым, здоровым и красивым. Мы любим тебя!» Минхо заплакал еще на первом абзаце, его голос дрожал, а слезы катились по щекам. Это было незаконно. Писать такое. Омеге было страшно даже смотреть на Чана, застывшего с опущенной головой и крепко зажмуренными глазами. Так нельзя. Нельзя это держать внутри. Но Чан старался. Он видел себя маленького с родителями в этой же самой комнате в Рождество, и он не мог избавиться от этого видения. Он настолько ушел в себя, что не заметил, как Минхо, отодвинув столик, сел рядом с Чаном на диване и взял нежно его лицо в свои маленькие руки. — Чан, — тихо позвал Минхо, а альфа поднял на него голову с дрожащими губами. — Прекрати. Это нормально. Грустить — нормально, позволь себе это, раз тебе хочется. Ты можешь мне верить и выплеснуть все. Ты больше не один, — уверил его Ли. — Открой глаза, — прошептал он, поглаживая большими пальцами щеки альфы. — Открой глаза, Чан. И Чан открыл глаза, из которых сразу выкатились слезы и намочили руки Минхо. Глаза Чана… Омега не хотел кричать и он не испугался. Он просто потрясенно вздохнул. Они были белыми, светлее, чем белки глаз, похожие на космос, со всполохами и собственной бесконечностью туманностей. Его глаза были странными, ни на что не похожими, поврежденными, такими белыми, холодными, как сама зима. Его глаза были удивительны, похожие на лунные камни. Услышав вздох омеги, Чан попытался отвернуться и прикрыть глаза, но Минхо снова развернул его к себе. — У тебя потрясающие глаза. Чан, они очень красивые, даже после того, что с тобой случилось. Знаешь, похоже на новогодние шары, которые потрясешь и там снег. Ты же любишь зиму, да? Конечно, любишь, — нашептывал ласково он Чану. — у тебя глаза такие же. Зимний взгляд. Ты в самую душу смотришь, ты такой прекрасный, самый милый, — Минхо и сам плакал, пока говорил это, а лицо Чана мученически скривилось. Он думал, что это неправда. — Чан, это не должно было с тобой случиться, но ты все еще прекрасный, я ведь тебя вижу. Пожалуйста, больше не закрывай глаза. Я хочу видеть их. Чан плакал, он позволял Минхо смотреть в свои глаза, моргал и плакал, чувствуя, как слезы текли по его носу. И Минхо тоже плакал. Выходные у них вышли, полные слез, но именно в этом Чан так сильно нуждался все то время, которое провел в темноте. Уезжал он с легким сердцем и коробкой из-под печенья в руках. Правда, легкая душа не помогла ему в поездке. Конечно, Чана снова укачало.***
— Что ты хочешь на ужин? — суетился Минхо, раскладывая продукты, пока Чан ушел переодеваться. — Давай просто заварим рамён? — попросил мужчина, вернувшись в привычной футболке и спортивных штанах. — Без проблем, — кивнул омега, а сам все посматривал на коробку из-под печенья и соображал, когда сможет испечь такое же, раз Чану оно очень нравилось. — Тебе как обычно три пачки сразу заварить? — хмыкнул Ли, а не услышав ответа, развернулся лицом к столу, за которым, как он думал, сидел Чан. Но Чан не сидел. Он стоял рядом, прямо за спиной омеги и выглядел он очень смущенно. Его уши были красными, и Минхо хотел уже было забеспокоиться, но его вдруг резко обняли, и это было так приятно и желанно, что омега только вздохнул облегченно. Чан после визита в домик стал чаще его обнимать. По несколько раз за день он вот так подходил и прилипал к Ли, обхватывая его своими руками. Минхо нравилось. Только вот эти объятия затянулись, поэтому Минхо забеспокоился. — Чан? Все хорошо? — Да, просто давай постоим вот так? — попросил альфа, наслаждаясь запахом парня. Он часто видел, как его родители стояли вот так, обнявшись и не видя ничего вокруг. С Минхо ему было хорошо. Как дома. — Минхо, — позвал Чан омегу, который просто уронил голову на руку Чана, прижимаясь щекой к теплой коже. — М? — лениво откликнулся он, вздыхая глубоко. Так спокойно. — Минхо, я должен кое-что тебе отдать, — Чан отстранился, взял Минхо за руку, а потом, быстро слазив в карман домашних штанов, вытащил кольцо и осторожно надел его на безымянный палец омеги. Минхо сопротивления не оказал. Он просто потрясенно посмотрел на свою руку, а потом в лицо Чана, который глаза больше не закрывал. Белые омуты смотрели прямо в душу. — Это… Твоего папы, Чан, я не… Ты уверен? А вдруг я… — Минхо начал заикаться, глядя в глаза Чана, которые теперь улыбались вместе со всем его лицом и излучали тепло, хоть и не видели его. — Я уверен, Минхо, — твердо заявил Бан, беря обе ладони омеги в свои. — Оно принадлежит тебе. Потому что ты мне нравишься, Минхо. Ты мне очень нравишься. — Ты мне тоже, — просто сорвалось с губ Минхо, и Чан сам его поцеловал. Он сам взял лицо омеги в свои руки и прижался к нему губами, и это был смелый поцелуй, не такой, который был раньше. Теперь Чан позволил себе быть альфой, позволял себе быть сильным, доминировать и вести в поцелуе, заставляя коленки Минхо подогнуться. Альфа подхватил его за поясницу и прижал к себе плотнее. Омега застонал в рот Чана, когда тот запустил язык в его рот и огладил ребристое нёбо. Ноги правда не держали его, и Минхо предпочел запутать свои руки в густых волосах Чана. Оторвавшись, Чан улыбался, и его глаза смотрели куда-то в уровень носа Минхо. — Значит, мы теперь встречаемся? — с придыханием спросил Минхо, постепенно перемещая руки на плечи, а с них путешествуя к плотной груди, которую он активно начал гладить, просто потому, что теперь мог, да и давно хотел. — Мы буквально живем вместе, — хмыкнул Чан, наслаждаясь теплом между ними. — Ну вот, ты живешь с легкомысленным омегой! — пошутил неловко Минхо, смущаясь. — Ты мне очень нравишься, — снова повторил Чан с улыбкой. — Ты мне тоже, — так же легко ответил снова омега, позволяя себе не думать ни о чем. Только чувствовать. И чувствовать Минхо нравилось.***