Четвертая стена

— Я люблю вас обоих. Хельга. Она смеется, встряхивает распавшимися под подушке волосами, прижимается к нему и тянет к себе Гереона. На ее пояснице блестит пот. Сквозь очки, не оставленные вместе с рубашкой и пиджаком, видно — и было бы, если бы оставил, — как выпирает позвонок под прядями волос. Не было бы — как Гереон открывает рот, чтобы дышать. Между телами, где они соединились, хлюпает влага. Коротко, с упором дыша, Анно протискивает пальцы между бедрами и касается Хельги по ее лону. Делить с братом жену через тонкую, гибкую перегородку в ее теле — сходно с Objektbesetzung, как сказал бы коллега. Под коленями прогибается матрас. Прогибается и Хельга. Изнутри она так же уступчива, как снаружи. Гереон сжимает ее округленные плечи, грудь, и она ложится в ладонь, соском между разведенных пальцев. Пальцы не трясутся, как на последнем сеансе. Ремиссия. Удержав Хельгу за бедро, Анно вслушивается в то, как конвульсивно дрожит ее нутро, как натягивается тонкая стенка от них обоих. Смотрит — на влажную поясницу, хребет. В лицо Гереона. Виски стискивает дужками очков и жаром, подгоняющим кровоток. В его зрачках, которые подернулись вверх, к ресницам, замирает взгляд, говорящий: я всё еще виноват, и мне хорошо, мне так хорошо, но я беззащитен, и — прости меня. Хельга прислоняется губами к его приоткрытому рту, заставляя этот взгляд оплыть. Ее язык мелькает влажной полоской. От вдохов воздух вибрирует, мешая слушать. Слышать. Если Анно не замедлится — если мягкая плоть вокруг члена будет сжиматься крепче — то он закончит раньше, чем хотел бы. Покрывало под пальцами Хельги сминается в ком, зажатый между указательным и безымянным (у его корня белеет полоса). Вокруг железного изголовья обернута ладонь Гереона. Полуовальные рисунки на коже у ногтей впечатались в металл до сцепления. Если век назад те несчастные просили Пинеля снять с них цепи — он попросил бы надеть. Цепей не будет. Нет. Беря Хельгу за руку, Анно продевает пальцы сквозь ее — она не хваталась за него так даже у алтаря. Кожа скользит о кожу. В ее марионеточной ладони, которую он открытой серединой тянет выше, стучит пульс. Три, два, один. Глаза уже открыты. Гереон изламывает брови, глотает полный рот воздуха, давится. Это похоже на благословение, которого он не получил от отца. По кадыку волной прокатывается условный рефлекс. Анно смотрит на то, как вздрагивает горло, но видит больше: к корню языка прилила слюна, дернулось мягкое нёбо, глотка сжалась и сузилась. Подавшись глубже в теле, он протягивает ему их с Хельгой сцепку рук и порывает его — с изголовьем. Пальцы входят между пальцев, замыкаясь на суставах. Это тот катарсис, которого Гереон ищет. От жара и любопытства на бок кренится голова — так удобнее смотреть. Он ломается, вскидывается, стискивает талию Хельги, вминая пальцы в кожу. Моргает слипшимися ресницами, размыкает рот, как будто снова бомбы, и может сорвать барабанные перепонки. Влажные волосы чертят по лбу полудугу. Хельге — восторг, ему — катарсис, да. Анно не выдерживает и с удовольствием усмехается. — Я… — мучительно выдавливает Гереон сквозь привыкшее стонать горло. Рука Хельги трепещет между их, пока сама она поддается, подается навстречу, такая же тонкая и красивая, как и прежде. Внутри нее они попадают в один общий такт. Скрип кровати, тихий вскрик, дыхания. На выступах кости у больших пальцев встречаются их руки, сжимающие ладонь. Гереон прикрывает глаза с черными в полумраке слизистыми, жмурится, и на веках собираются складки. Они берут Хельгу, но так делает — он. Шок схлопывает и раскрывает его веки, как разрядом. Поперек лба ложится морщина. Локоны Хельги скользят по ней, когда слаженное движение сгибает ее в талии ещё резче. Моргнуть не заставляют. Фиксация взгляда. Фиксация — в сознании. Анно, не отрываясь, милосердно сжимает хватку на переплетенных пальцах. Сейчас — это будет сейчас. В складках плоти зарождается пульсация, расходясь по члену и истекая смазкой. От духоты в линзах смазываются очертания, но не смотреть невозможно. На темные пряди, рассыпавшиеся по нахмуренному лбу, и в глаза. Уязвимый — как на сеансе. Кончая, Гереон стискивает в объятиях ладонь его, ладонь Хельги и изливает наконец и те же самые слова: — Я люблю вас обоих.