20 мая 1997
Завтрак заканчивался. Со столов уже исчезли блюда, остались только кувшины с соком и молоком да тарелки тех, кто ещё не ушёл. В их числе был и Гарри, отпустивший Гермиону и намертво прилипшего к ней Рона в библиотеку. Он по кусочку, не торопясь, приканчивал большой кусок морковного пирога и раздосадовано листал учебник по Зельеварению. Без привычных пометок и комментариев информация там казалась просто непригодной для запоминаний. Гарри не знал, каким рецептам из этой книги можно доверять, а каким нет, и всё это было похоже на решение сложного кроссворда. Сейчас он корил себя за то, что не зазубрил или хотя бы не прочитал последние главы. И если, насколько он помнил, часть «Правильное использование ингредиентов» не сильно пострадала от праведного пера Принца-полукровки, то «Противоядие от Приворотного Зелья» и последующие семь рецептов различных противоядий были напрочь исчёрканы, а в каждом междустрочии умещались заметки. «Я не выдержу ещё одного понедельника унижений», — думал Гарри. — «После отработки у Снейпа, пока школа полупуста, нужно обязательно вернуться в Выручай-комнату и…» — Доброе утро, Гарри — обернувшись на знакомый голос, он увидел Финч-Флетчли. — Доброе, — отозвался он, поднимаясь со скамьи. Приглашать Джастина присесть за гриффиндорский стол ему почему-то не хотелось, а разговаривать снизу вверх было неправильно. Они с Джастином не разговаривали целую вечность — с самого того происшествия, когда Гарри заступился за него и публично пообещал стать врагом любого, кто посмеет оскорбить его друга лично или сплетнями. Джастин Финч-Флетчли. Коротко стриженный, кареглазый, бледнокожий и высокий хаффлпаффец, которому ужасно не шёл жёлтый цвет его факультета. Он был ростом почти что с Рона, поэтому Гарри приходилось смотреть на него, немного задрав голову. Он вызывал у Гарри странное чувство тревоги, которое тот же Рон назвал бы «плохим предчувствием», а Гермиона — «неосознанным считыванием невербальных поведенческих признаков». В его присутствии Гарри всегда хотелось стать незаметнее, а лучше вообще поскорее отойти подальше. Наверное, всё дело было в вечно смущённом, заискивающем взгляде. А может — в том, как откровенно краснел Джастин, стоило ему оказаться рядом с Поттером. В любом случае, беседы у них никогда не клеились. Вот и сейчас между ними повисла та самая неловкость. — Я хотел спросить… как друг, — спутанно и вполголоса начал Финч-Флетчли. — Ну если ты не хочешь, не отвечай, конечно… — Слушаю тебя, — коротко ответил Гарри. Он постарался говорить официальнее. Надеялся, что это каким-то образом заставит Джастина не задавать ему нетактичных вопросов на публике, где их могли подслушать. «Наверное, это то, что частенько делает Снейп, оттого у него и вид такой жуткий всё время», — подумалось ему. — Ты правда встречаешься с Уизли? Ну… Я видел вас конечно, но ещё… — Джастин замялся. — «Ещё» что? — непонимающе нахмурился Гарри. И хотя никто особо на них не смотрел, эта беседа всё больше и больше напрягала его. — Ну она не с одним тобой… Гуляет. Я видел её с Забини на днях, — последнюю фразу Джастин произнёс заговорщическим шёпотом, а глаза у него странно поблёскивали. — И ты решил мне её заложить? Очень неблагородно с твоей стороны… — нейтральным тоном ответил Гарри, засовывая учебник в сумку и начиная медленно двигаться в сторону выхода. — Так вот, ты зря пришёл докладывать об этом. У нас свободные отношения. Нужно было увести Финч-Флетчли с его дурацкими разговорами куда-то, где было поменьше народу. К тому же первым уроком у Гарри была Трансфигурация, а МакГонагалл была строга к опозданиям. — Да ла-а-адно… — недоверчиво протянул Джастин, следуя за ним. — Если честно — не верю я в это. Слишком вы… Как бы сказать? Разные. — Ну да! Я — парень, она — девушка, совершенно разные! — Гарри уже начинал сердиться. Он мог терпеть такие вопросы от своих друзей. Не обиделся бы, пристань к нему с этим Рон или Гермиона, вытерпел бы подобное от Невилла или, скажем, Симуса. Но не от человека, с которым разговаривал всего десяток раз в жизни. Не от Джастина. — Да я не об этом. Гарри… — Финч-Флетчли положил руку ему на плечо, и Гарри вздрогнул. — Я думаю, что ты понимаешь, о чём я… И… Я просто хотел сказать. Ты был прав тогда, когда говорил мне, что нельзя позволять другим избавиться от себя. Нельзя… Прогибаться под других. Они остановились посреди коридора, под портретом какого-то старика в дурацкой треугольной шляпе. Джастин смотрел на Гарри сверху вниз, этими масляно блестящими карими глазами, и тому хотелось просто уйти прочь, не сказав ему ни слова. — Я разве под кого-то прогибаюсь? — процедил он сквозь зубы. — Я этого не говорил… — стушевался Финч-Флетчли. — Извини, — он уже хотел было добавить что-то ещё, но вдруг посмотрел куда-то поверх Гарриной головы. Его длинное лицо вытянулось ещё сильнее. — Профессор… Гарри обернулся. Глаза. Чёрные, словно бездна. Упадёшь — и никогда больше не увидишь солнечного света, и будешь падать и падать целую вечность. Вот и Гарри показалось, что он сейчас падал в эту непроглядную тьму. Снейп разорвал зрительный контакт первым. Да ещё и усмехнулся так холодно и презрительно, что Гарри стало не по себе. Нужно было сказать что-нибудь, хотя бы повторить за Джастином глупое «профессор». Но сердце забилось быстро, будто бы Гарри был одним из тех запинающихся бедняг, которые волнуются перед каждой фразой. — Насколько я помню, мистер Финч-Флетчли, у вашего курса сейчас или Арифмантика, или Прорицания. В любом случае, вам давно уже пора идти на урок. Снейп говорил таким тоном, что даже у самого Гарри кровь в жилах остыла на пару градусов. Что уж говорить о Джастине! Он отдёрнул руку от плеча Гарри и неловко попятился назад. — Да, профессор. Уже бегу, — пробормотал он и, бросив короткое «Пока, Поттер», скрылся за поворотом. Гарри отчего-то стало неловко. Наверное, дело в том, как это выглядело со стороны. Он и Джастин шепчутся о чём-то и совсем не спешат на урок, будто бы ждут, пока все студенты разбегутся по классным комнатам и коридоры опустеют. А ещё этот странный жест — рука Джастина на плече Гарри… Снейп, так и не удостоивший его ни единым словом, прошёл мимо в направлении западного крыла — он тоже спешил к первому уроку. Гарри рванул за ним следом. Класс Трансфигурации находился сразу под классом Защиты, но причина была не в этом. Гарри одолевали досада, обида и странное желание оправдаться перед профессором. Глупые, совершенно беспочвенные чувства. С какой вообще стати он должен был оправдываться перед Снейпом? И какое дело было этому упырю до того, кто и в каких местах касается Гарри? — Сэр! — окликнул он Снейпа, почти поравнявшись с ним. — Идите на урок, Поттер, — огрызнулся тот, ещё ускоряя шаг. Мантия развевалась у него за спиной, её полы то и дело касались щиколоток Гарри. — Я иду. У меня сейчас МакГонагалл… — пыхтел Гарри, не отставая. Хотелось вцепиться в эту чёртову мантию и остановить Снейпа. Дёрнуть его назад со всей дури, заставить обернуться, посмотреть Гарри в лицо. И ещё — хотелось сказать что-то гадкое и обидное, обидное в той же мере, как это игнорирование. — Есть путь короче! — снова рыкнул Снейп и вдруг резко остановился. Должно быть, он не видел, что Гарри следует за ним почти вплотную. Или же ожидал от него большей ловкости. Однако случилось всё так, как случилось. Гарри уткнулся лицом ему в спину — носом аккурат между лопаток, вжался в него грудью, а ещё, стараясь удержаться на ногах, неловко приобнял профессора. Вдох. Выдох. Лёгкий запах стирального порошка — как от всех и каждого, чью одежду стирают эльфы в школьной прачечной. Пряная лекарственная горечь — аромат какой-то жжёной травы. Никакого одеколона. Только чистота и тёплая терпкость, названия которой Гарри подобрать не мог. Снейп отстранился и наконец обернулся. Молчание было невыносимым, и его нужно было как-то нарушить. — Знаете… Джастин, он… Недоволен тем, что я «прогибаюсь под большинство», — зачем-то сказал Гарри. — И вы с ним согласны? — ничуть не удивившись, спросил Снейп. Лёгкий кивок в сторону лестничного колодца — приглашение следовать за собой. Теперь они не играли в догонялки — профессор сбавил шаг, а шли рядом, почти что плечом к плечу. Коридор был пуст, только впереди, на первой двигающейся лестнице было несколько младшекурсников. Впрочем, до них ещё было далеко. — Не согласен. Ни под кого я не прогибаюсь, просто помогаю подруге, — нехотя ответил Гарри. — В таком случае не берите это в голову, Поттер. Эти попытки пристыдить вас не добавляют мистеру Финч-Флетчли шансов завоевать ваше сердце. — Моё… — Гарри показалось, что он ослышался. — Моё сердце?! — Ваше, Поттер, — саркастично скривился Снейп. — Вы, конечно, плохо видите, но вы ведь не слепец. Не делайте вид, что вы глупее, чем есть. В следующий раз просто ответьте ему прямым отказом… Конечно же, — он бросил на Гарри странный оценивающий взгляд, — если вы не хотите обратного. — Не хочу! — буркнул Гарри, чувствуя, что заливается краской. Профессор ничего не ответил, но зато морщинка между его бровей разгладилась.***
— Скажи, а по мне видно? — шепнул Гарри на ухо Гермионе. — Что видно? — отсутствующе отозвалась она, не отвлекаясь от конспекта по Арифмантики, зубрению которого был посвящён весь её сегодняшний вечер. — Ну что я… — неопределённо пожал плечами Гарри. — Ну видно или нет? Есть какие-нибудь внешние признаки? Было уже около одиннадцати часов, и малыши давно поднялись в спальню. Помимо Гарри с Гермионой в гостиной осталось только трое пятикурсников, судорожно зубрящих Травологию для СОВ. Рон отказался оставаться учить до полуночи и ушёл наверх. Сейчас, наверное, он уже видел десятый сон. — А, ты про это! — Гермиона наконец отложила толстенную тетрадь и откинулась на спинку дивана, потирая глаза. — Мне трудно сказать. Я знаю тебя с детства, и привыкла ко всем твоим… особенностям. — Особенностям? — Гарри театрально округлил глаза. — Я ещё особеннее, чем я думаю? Гермиона засмеялась и легонько стукнула его тетрадью по голове. — Нет, Гарри Поттер! Ты самый заурядный парень из всех, кого я знаю! — заявила она, окончательно откладывая Арифмантику и устраиваясь поудобнее. Видимо, даже для заучки Грейнджер был предел зубрёжки. — А если серьёзно, то… Ты очень эмоциональный и тебе всегда есть, что ответить? — И это намекает на мою… особенность? — Гарри произнёс это с каким-то нелепым акцентом, похожим на смесь французского и американского, что вызвало у Гермионы очередной приступ хихиканья. — Не совсем. Просто… Понимаешь, обычно у парней эмоциональный диапазон… — Как у зубочистки? — подсказал Гарри. — Именно. Вот у Рона, например. Он очень простой. Наверное, это потому, что у него нет внутриличностного конфликта, — серьёзно заговорила Гермиона. — Он такой, каким его хотят видеть его близкие. Может быть, это не совпадает с тем, кем хочет видеть себя он. Но в конце концов Рон и этого добьётся. — Ты про его спортивную карьеру? — Да, но не только. Он… — теперь в её голосе звучала грусть. — Он почти как его брат Перси, только пока не нашёл, чем выделиться. Перси решил отстраниться от семьи с помощью этой его правильности, занудства и карьеры в Министерстве. А Рон пока не выбрал, что такого особенного сделать, чтобы заслужить признание родителей. Гарри непонимающе нахмурился. — Но ведь они признают его! И любят! — Конечно любят, — кивнула Гермиона. — Нам с тобой сложно это понять, мы не росли в такой большой семье. А когда у тебя пять братьев и красавица сестрёнка сложно получить внимание родителей. — Выходит, внутриличностный конфликт у Рона всё же есть? — улыбнулся Гарри. — Выходит, что так. Просто у него он из-за семьи, а у тебя… — Из-за всего мира? — Большей его части, скажем так. Но мир меняется, Гарри, — серьёзно заговорила Гермиона. — Это как с угнетением эльфов. Мы должны приложить все усилия, чтобы дискриминация по любому признаку была недопустима. Тем более порабощение разумных, высокоразвитых существ! Некоторое время они молчали, провожая сонными взглядами пятикурсников. Те всё же поняли, что учить Травологию в такой час просто бесполезно, и разошлись по спальням. В очаге горел огонь — несмотря на тёплые майские дни, ночами в замке было ещё холодно. Треск дров усыплял, нужно было идти спать. Но мысль о том, чтобы подняться с мягкого дивана и тащиться вверх по лестнице, заставляла держать глаза открытыми. — Ещё ты всегда приятно пахнешь, — вдруг заявила Гермиона. — В каком смысле? — Ну, в душ ходишь, — смущённо пояснила она. — Каждый вечер, а в выходные ещё и по утрам. — А как это связано с тем, что я… гей? — Гарри всё ещё стеснялся этого слова, но старался произносить его как можно чаще, когда это было безопасно. — Не знаю как. Но… — замялась Гермиона. — Я просто замечала, что геи лучше следят за собой. Вот, например, у моих родителей есть друзья геи. Ну ты помнишь, я рассказывала — те соседи, которые звали нас на барбекю. Один из них тоже стоматолог, он раньше стажировался в нашей клинике. А его муж — дизайнер интерьеров. Так вот, они самые ухоженные мужчины, которых я видела в своей жизни. Уж никак не сравнить с Роном… — О, да-а… — протянул Гарри. Он прекрасно помнил поистине ужасающий, напрочь выжигающий глаза и лёгкие, аромат, который источали его кожаные квиддичные бутсы после тренировок. — А вообще, судя по тому, как по тебе сохнут девчонки, нет у тебя никаких внешних признаков, — заключила Гермиона, зевая. — Почему ты вообще об этом подумал? — Просто так, интересно стало. Гарри соврал. Эта мысль мучила его с самого утра. Точнее — с разговора с Финч-Флетчли. Как ни убеждай себя, но Снейп всё же оказался прав — Джастин на самом деле уже не первый раз пытался подкатить к Гарри. Чего стоил тот жуткий эпизод на пятом курсе, когда хаффлпаффец чуть ли не залез в его кабинку голышом, чтобы поболтать о занятиях с Отрядом Дамблдора. С чего вообще Финч-Флетчли взял, что Гарри может ответить ему взаимностью? Определил по каким-то признакам или же опирался на интуицию? Как там говорится — колдун колдуна видит издалека? — А в школе? Есть кто-нибудь, кто подпадает под эти стереотипы? — зачем-то спросил Гарри. — Ну, про Джастина мы все знаем. Он тоже такой… — Гермиона, видимо, не знала, какое слово лучше подобрать. — Томный, что ли? Чистюля такой, вечно у него ботинки блестят и ногти подстрижены. — В таком случае подойдёт ещё и Малфой, — прыснул Гарри. — Он самый томный, блестящий и наманикюренный из всех, кого я знаю. Наверное, уступает только Локхарту. Он ожидал, что Гермиона рассмеётся над его шуткой, но она почему-то смутилась. — Нет, Малфой точно не гей. — Откуда ты знаешь? Видела, как он с Паркинсон целуется? — Да не в этом дело… — замялась она. — Просто, он как посмотрит — сразу ощущение, что раздевает глазами. — Он тебя обижал? — серьёзно спросил Гарри. Одна мысль о том, что этот чёртов хорёк позволил себе приставать к Гермионе, — и он перестал чувствовать всякую вину за брошенную в того Сектумсемпру. — Нет же, говорю! Он просто смотрит на девушек так… ну, как ты не смотришь. Хищно что ли, как на добычу. Так и Рон смотрит, и все остальные. Знаешь, как иногда неловко бывает? Сидишь, объясняешь Рону что-нибудь по зельям, а он только и думает, как бы тебя… — Поцеловать? — совершенно невинным тоном подсказал Гарри. — Поцеловать, да! — Совершенно покраснев, Гермиона тут же сменила тему. — Так вот, Малфоя мы отметаем. Дай мне секунду… — она задумчиво закусила губу. — Знаешь, я бы поставила на профессора Снейпа. Гарри подавился воздухом и закашлялся. Он был готов услышать совершенно любое имя — даже имя Дамблдора или Флитвика, но никак не Снейпа! — Чего?! А он тут причём? — отдышавшись, возмутился Гарри. — Ну… — пожала плечами Гермиона. — Он… Не знаю, просто мне так кажется. — Да где у него маникюр и блестящие ботинки? Настоящий подземельный упырь, в одном и том же ходит, голова вечно немытая. Полная противоположность этим твоим стереотипам! — Никакие они не мои! — ответила Гермиона. — Общие и карикатурные. А Снейп… Знаешь, он такой… Немного манерный, но не в обычном понимании этого слова. Закутается в эту свою чёрную мантию, как в броню, плечи расправит и идёт этой своей походкой… Как по подиуму, — хихикнула она. — А ты слушал, как он говорит на уроках? Настоящее театральное представление — голосом он владеет превосходно. Так что многие девчонки находят его вполне себе интересным. Гарри сидел как громом поражённый. Ещё никогда в своей жизни он не слышал настолько бредовых вещей. Снейп — эта ядовитая носатая сволочь, этот зловредный упырь, Пожиратель и убийца, внезапно попадал в категорию «интересный». Нет, Гарри понимал, что в каждом человеке были и дурные, и хорошие качества, и что в идеальном мире каждый был достоин внимания и любви, но... Снейп! — Я не хочу знать ничего больше! — заявил он, резко поднимаясь с дивана. — И я отправляюсь спать! Спокойной ночи! Поднимаясь по лестнице в свою спальню, Гарри всё ещё слышал тихий смех Гермионы. Он от всей души надеялся, что всё сказанное ей в последние пять минут было шуткой. Почистив зубы и переодевшись, он забрался под одеяло и задвинул полог. День был тяжёлым — сдвоенная Трансфигурация, сдвоенные Чары и послеобеденная сдвоенная Травология, а затем три часа подготовки к экзаменам. Гарри чудовищно устал и чувствовал себя, словно из него выжали все соки. Тело хотело спать, но разум не слушался. В голове роились мысли — надоедливые, странные и нежелательные. По большей части мысли эти касались Снейпа. Снейпа, которого какие-то там девчонки отчего-то находили интересным. Снейпа, которого Гермиона считала геем, опираясь на какую-то там интуицию. «Может ли он быть интересен? Хотя бы кому-нибудь?» — спрашивал себя Гарри, и ответ был неутешителен. Да, Снейп, несмотря на весь свой ядовитый характер, преступное прошлое и несимпатичную физиономию, был вполне интересным мужчиной. Он был относительно молод — ему не было и сорока. Он был высок и строен. Снейп был умён, талантлив и, несмотря на ненависть к своей работе, на самом деле умел учить. Конечно, если это касалось Защиты — преподаватель Зелий был из него никакой. Слишком требовательно он относился к постижению своего любимого искусства и слишком жёсткой была дисциплина на его уроках. «А ещё он очень нежен», — услужливо напомнила Гарри память. Он зажмурился, пытаясь отогнать это наваждение, но стало только хуже. Гарри снова был там — в полутёмной гостиной, укутанный и заласканный до тёплой неги. Горячие пальцы касаются его босых ног, растирают подъём стопы, задевают то чувствительное местечко посередине, где щекотка всегда невыносимее всего. Снейп тянет Гаррины ноги к себе, заставляет их выпрямить, прижимает стопы к своему животу. Через тонкую ткань ночной рубашки Гарри чувствует тепло его кожи. А руки Снейпа, безжалостно нежные, поднимаются выше, лаская голени… Не осознавая, что делает, Гарри сунул руку под резинку пижамных штанов. Член был возбуждён наполовину, и хватило всего пары движений, чтобы привести его в боевую готовность. Живот сводило от волн приятного напряжения, и Гарри согнул ноги в коленях — так эта истома ощущалась ярче. Смазки было очень много, и от каждого движения ладони раздавался характерный хлюпающий звук. Сжимай пальцы сильнее или работай одной ладонью — разницы особо не было. Гарри пожалел, что не наложил заглушающие чары, но думать об этом было поздно. Сами собой вспомнились те самые запахи — чистоты и школьного порошка, жжёной травы, пряной горечи и ещё чего-то терпкого и сладкого одновременно… Чего-то, чему Гарри никак не мог подобрать правильного слова или ассоциации. Всего несколько секунд потребовалось, чтобы наслаждение накрыло его тяжёлой волной, пригвоздив к постели. Гарри тонул в блаженстве, задыхался, перед глазами плясали цветные пятна, и эти секунды блаженства, казалось, длились целую вечность. Такого яркого оргазма Гарри ещё не испытывал. Даже когда он вспоминал подробности того самого единственного порнофильма, который ему удалось увидеть в подсобке станционного видеопроката, эффект был не таким ярким. «Я больной, совершенно точно больной!» — такой была последняя мысль Гарри перед тем, как он провалился в сон.