***
А та самая Лил Бомб, которую звали Алина, сейчас уже третий час сидела на зимнем питерском морозе. Сидела, ожидая своего молодого человека. Телефон девушки отключился на морозе ещё около часа назад. Ноги и руки каштановолосая совсем не чувствовала. Но она ждала… И вот он подбегает. Извиняется, что опоздал. И смотрит такими жалобными глазками. Серафиму всегда было достаточно сделать такие глазки и Алина тут же прощала. Любила его уж очень сильно. Да и парень умел вовремя прикинуться вовсе жертвой. Не в смысле того, что трупом притворялся, а в смысле того, что иногда уж очень драматизировал какие-то мельчайшие проступки своей девушки. А она всё терпела и терпела. Только иногда уходила к другу, который всегда наливал стакан алкоголя и утешал её, обещая в следующий раз поговорить с Сидориным. Но каждый раз девушка его отговаривала…***
И вот Алина снова стоит у парадной друга. Звонит в домофон, заходит вовнутрь. Лифт, поворот направо. Он встречает её с открытой дверью. Уставший какой-то, измученный и… Проспиртован Глеб явно отлично. — Боже, сколько ты выпил? — спрашивает девушка, уже обнимая друга, а после проходя в квартиру. — Не так много, как мог бы. — подаёт голос пьяный музыкант. Он закрывает дверь, поправляет свои чёрные кудри, что чуть лезли в разные стороны, и идёт вперёд. На кухню. Идёт, проходится прямо по какому-то, кажется, мусору на полу. И достаёт ещё бутылки со спиртным, выставляя те на стол. Алина идёт за ним, уткнувшись в телефон и печатая сообщение контакту «Фима♥». Девушка врёт, печатая, что уже дома. Но не хочет давать светлоглазому поводы для ревности. Тем более для ревности к её лучшему другу. Затрудняло всё это лишь то, что Алина и Сидорин жили вместе. Но второй, ещё неделю назад, предложил такой вариант, что на недели две, а то и месяц, он переедет к другу. Чтобы оба отдохнули друг от друга. И вот ноги девушки должны сейчас привычно ступить на ледяной кафель, которым был устелен пол кухни, но нет. Ноги ощутили что-то мягкое. А под одной из ног вовсе что-то хрустнуло. Рэперша наконец отвлеклась от телефона и посмотрела на пол… Весь пол был засыпан лепестками белых лилий. Их было много, местами валялись целые бутоны. Один из таких хрупких бутончиков и хрустнул под ногой девушки. И, да, на лепестках была кровь. Бордовая, уже чуть застывшая кровь. — Глеб? — зелёные глаза поднимаются на парня. — Это?.. Ну да. Она не решилась этого сказать. А брюнет нервно усмехнулся, а после еле слышно посмеялся. Так истерически. — Твои любимые цветы, верно? — голос парня чуть сипит и дрожит. — Сегодня. Сегодня мы выпьем с тобой в последний раз. Со дня на день эти суки пустят во мне корни и остановят моё сердце. Алина нервно бегает глазами по парню. Глазами, что понемногу слезятся. И он смотрит на неё. Карие глаза прикрываются, музыкант тяжело вздыхает и делает пару шагов. Он притягивает подругу, прижимая к себе. Она, по классике жанра утыкается в его плечо, а он чуть запрокидывает голову и гладит Кащенко по плечам, спине, голове. Он боится сильнее неё. Но показывать этого не собирается.***
В этот вечер оба были довольны. Только внешне. Первый, несмотря на лошадиную дозу спирта в крови, осознавал, что ему от силы осталась неделя. Вторая же, несмотря на вечер, проведённый с другом, совсем не хотела возвращаться домой. — Прощай, принцесса. — Глеб обнял девушку в, кажется, последний раз. Он и раньше называл её так. «Принцесса», «девочка моя». Но в этот раз это звучало особенно грустно и… Просто так особенно. Не так, как раньше. — До встречи, принц. — чуть шутливо отозвалась Аля, обнимая друга покрепче. Только он знал, что это лишь её защитная реакция — шутки. Защитная реакция от слёз и накатывающей истерики… Викторов наконец отпустил девушку, предварительно поцеловав в макушку. И вот глаза в глаза. Он грустно улыбается и тихо говорит: — Я люблю тебя. Беги… Он чуть подталкивает девушку. И той ничего не остаётся, кроме как выпустить солёные капли из зелёных глаз и спешно уйти. За спиной послышался хриплый глубокий вдох, сильный кашель и звук закрывающейся двери.***
Блогерша приходит домой в час ночи. Устало снимает кроссовки. А потом вдруг тихо кашляет в руку и… В руке остаётся чёрный лепесток. Лепесток розы. Серафим ненавидел любые розы. А вот Глеб находил в них эстетику, красоту и какие-то эмоции. Даже вдохновение… — Ну и где ты была? — раздался достаточно раздражённый голос рыжеволосого. — Дома она… Зачем ты мне врёшь? Алина поднимает уставший взгляд красных глаз на своего молодого человека. И вдруг с её рта срывается усмешка. Такая горькая. Она сжимает в руке лепесток и открывает рот: — Потому, что я была там, где мой настоящий дом. Я ухожу с тебя, Сидорин. Давно пора… — Но, Алина, в нас же прорастут цветы и мы умрём! — как быстро он сменил тон с раздражённого на жалобный. — Я тебя не люблю. А ты меня уж подавно. — вновь горькая усмешка. — Сегодня соберу вещи и сразу уеду, освобожу квартиру. Прощай, Серафим. Алина прошла мимо застопорившегося парня в их общую спальню, там достав чемодан из шкафа…***
Глеб выкашливает очередной бутон белой лилии. Огромный бутон, который вырывался изнутри так, что все горло парня было исцарапано. Он слышит звонок в дверь. Еле идёт к входной двери, открывает, даже не посмотрев в глазок, и… Замирает. Ну да. Кащенко. Стоит перед ним с чемоданом и рюкзаком, в одной руке сжимая, кажется, чёрный лепесток. — Я же говорила: «До встречи». — она так устало улыбается. Татуированная рука парня тянется, вторая следом. Он буквально затащил девушку в квартиру, крепко обнимая и прижимая к себе. — Я больше никуда не уйду, слышишь? — шепчет Алина, крепко обнимая музыканта. — И эти чёртовы лилии ты больше никогда не увидишь. Клянусь.Но он увидит их. Ещё не раз. И даже не немного раз… Каждый вторник у их кровати появлялась ваза со свежими белыми лилиями, что приносил парень. Она пришла к нему во вторник и это теперь, как казалось Глебу, был лучший день недели в его жизни.