***
Когда Марко снова проснулся, была уже глубокая ночь. Он несколько раз сонно моргнул, все еще слыша песню, которая звучала в его снах. Вскоре он понял, что сладкая мелодия была очень реальной, и, подняв глаза, увидел, что Луффи сидит на подоконнике и тихо напевает, глядя на море. «Однажды ты улетишь, Неважно, что ты скажешь, Я знаю, что ты любишь море, Гораздо больше, чем меня». Песня была нежной и Марко почувствовал, что его глаза закрываются. Он не думал, что Луффи умеет петь: у него был хороший голос. Верный своей природе феникса, Марко любил песни, хотя в его собственном голосе не было ничего особенного. Но голос Луффи приятно разносился в ночи, он был удивительно мягким по сравнению с тем громким голосом, который Марко связал с мальчиком в первые минуты их знакомства. «Я останусь один, И после твоего ухода, Я буду воспевать свою печаль, Ветрам, которые всегда дуют.» Если бы Марко не чувствовал себя так плохо, он бы с удовольствием подлетел к мальчику, чтобы внимательно слушать его пение. Это была очень красивая песня, но грустная — и что-то сбивало его с толку, учитывая, каким счастливым казался Луффи днем. Когда он снова погрузился в сон, его сердце ушло к маленькому мальчику, который смотрел на море и пел песню о потерянной любви. *** Луффи был странным мальчиком, как быстро понял Марко, но также и очень милым. После первого дня отдыха Марко начал следовать за мальчиком, когда тот выходил из дома, и таким образом был шокирован тем, на кого охотился мальчик. Это были дикие огромные животные: Марко даже не знал, что в Ист-Блю есть такие большие животные. Да и в любом из голубых, если уж на то пошло. Еще более шокирующей была та легкость, с которой Луффи мог убить медведя и съесть его целиком, оставив едва ли достаточно для Марко, чтобы насладиться перекусом. Когда он впервые стал свидетелем такой охоты, то был ошеломлен, обнаружив, что мальчик был фруктовиком. Резиновый человек, съевший Гому-Гому-но-Ми, как весело сообщил ему мальчик, увидев, как по-совиному моргнул Марко, сидя на его вытянутой руке. Мальчик всегда выглядел дико счастливым в такие моменты, и Марко полюбил эту донельзя широкую улыбку, которая, казалось, навсегда запечатлелась на его лице. Но он знал, что это продлится лишь до наступления темноты: ночное время суток обычно делало мальчика более задумчивым, даже угрюмым. — Эй, а у тебя есть семья? — спросил мальчик в один из таких вечеров. Марко поднял глаза на мальчика, сидящего на подоконнике, где он лежал в своем импровизированном гнезде. Взгляд мальчика был устремлен куда-то вдаль, и Марко предположил, что он думает о братьях, о которых упоминал раньше. Перед его мысленным взором промелькнули образы собственных братьев, и он сдержанно кивнул. Все они были раздражающими и шумными, но он начинал скучать по этим идиотам. — Это очень мило, — задумчиво произнес Луффи. — Я надеюсь, что ты скоро снова их увидишь. Услышав легкую дрожь в голосе мальчика, Марко встревоженно поднялся. Взмахнув своими крыльями, он подлетел к Луффи и плюхнулся ему на колени, смотря на него снизу вверх полным беспокойства взгляда. Тут же руки обхватили его и прижали к груди. — Я буду скучать по тебе, когда ты уйдешь, — на грани слышимости произнес Луффи, смотря в окно пустым взглядом. Мальчик сказал это так, будто не было никаких сомнений, что Марко в любом случае оставит его. И даже если это было неизбежно, Марко почувствовал укол вины. Точно так же, как и человек из песни, которую Луффи напевал иногда, — человек улетал и никогда не возвращался. Потому что он любил море. Он услышал, как Луффи резко втянул в себя воздух, прежде чем подросток заговорил снова, гораздо более веселым и непринужденным тоном. — В следующем году я собираюсь отплыть, — заговорил Луффи. — Я собираюсь отплыть как пират и однажды стать королем пиратов! Если бы он был в своем человеческом обличье, Марко бы улыбнулся непринужденности мальчика. Но поскольку он был прижат к груди, то почувствовал легкую дрожь его рук и понял, что восторженное объявление было всего лишь способом отвлечь мысли от предстоящего расставания. — Может, мне спеть тебе песню? — тихо спросил Луффи через некоторое время, и тень улыбки скользнула по его губам, когда он нежно посмотрел на птицу на своих коленях. Марко наклонил голову вперед, устраиваясь поудобнее, когда Луффи начал петь. Ему будет этого не хватать, подумал он, закрывая глаза и наслаждаясь покоем этого мгновения.***
В тот вечер Марко подождал, пока дыхание Луффи выровняется, и только тогда высвободился из его объятий. Впервые за долгое время он отпустил свою птичью форму, чтобы встать на свои человеческие ноги. Он погладил мальчика по щеке кончиками пальцев, прежде чем осторожно поднять его на руки. Он положил его на груду простыней, служивших импровизированной кроватью, и укрыл одеялом. Он знал, что должен уйти. И Луффи тоже знал об этом. У него не было причин этого не делать. Ему стало гораздо лучше, и он знал, что сможет пересечь Калм Белт и вернуться в Рай. Единственное, что его удерживало, — это Луффи. За те бесчисленные десятилетия, что он прожил с тех пор, как обрел почти бессмертие, Марко не мог припомнить никого, кто произвел бы на него такое сильное впечатление. Он был озадачен тем, как быстро Луффи стал тем, кого ему не хотелось покидать. Он никогда не был силен в физическом контакте, но ему никогда не было неудобно находиться в объятиях мальчика. Ему нравилась улыбка Луффи, и он инстинктивно понимал, что уже достиг того уровня покровительства, который он испытывал к своим бесчисленным братьям и сестрам. Ему нравилось слушать пение мальчика. Он представил себе, как проводит столетия в тепле мальчика, наблюдая за закатом солнца и слушая его пение. Но он не мог задерживаться еще больше. Его семья, скорее всего, уже беспокоится, и он должен вернуться к ним. Кроме того, Луффи был слишком молод. И это было самой большой загадкой до сих пор: почему после десятилетий одиночества первым человеком, в которого он влюбился — теперь это казалось глупым отрицать, — был мальчик на несколько лет моложе его, который, вероятно, не знал ничего романтической любви? Марко вздохнул, смотря на спящую фигуру мальчика. Ему действительно нужно было уходить. Чем дольше он будет ждать, тем труднее ему будет покинуть это место. Прежде чем он успел опомниться и собраться с мыслями, он наклонился, оставил лёгкий поцелуй на лбу парня, поднялся на ноги и решительно направился в сторону к окна. Одним быстрым прыжком он взмыл над лесом, в образе феникса: окутанный светло-голубым пламенем. В небольшом домике на дереве, который Марко оставил позади, распахнулись карие глаза, и рука мальчика потянулась ко лбу, где осталось только лёгкое, как перышко, покалывание от поцелуя. Его губы растянулись в легкой улыбке, а по щекам покатились слезы. — До свидания, — прошептал он в темноту. Луффи вытер слезы и горько улыбнулся. Он знал, что его таинственная птица не услышала его, не могла, так как он, скорее всего, уже летел над далекими водами океана. И правильно, его место именно там.