Проклятие Тихого океана

      Кеннет Маккормик из тех людей, которые не слишком хороши в том, чтобы придерживаться плана. Если продумать детальный план он мог идеально, бедность и некоторая животная живучесть делали своё дело, то учесть все исходные у Кенни никогда не получалось, что приводило к провалу рано или поздно. Он был плох с просчётом долгосрочных последствий.       Первый провал за последнее время состоял в осознании им своей полнейшей влюблённости в Стэна. Стэна, которому совсем это было не нужно. Брюнету нужен был психотерапевт, ощущение безопасности и стабильности, а не друг, вдруг воспылавший к нему нежными чувствами. Пару лет назад Стэн был в очень странном состоянии и сказал тогда, что если бы не клялся в вечной верности Кайлу как «лучшему другу навсегда», то он бы считал лучшим другом Кенни. Стэн тогда казался странным, но чувство собственной важности застилало глаза и Кенни не развивал эту тему. Может быть, зря. Может быть, уже тогда он бы помог чем-то, но, признаться, наверное, нет.       Депрессия Стэна мучила не год и не два, Кенни идиотом не был. Сейчас, зная, что большая часть Стэна, которого они все знали - это притворство, алкоголь и попытки игнорировать собственные чувства, он ощущал себя полнейшим мошенником. Кенни не было стыдно за свои чувства к Стэну, но ему было стыдно из-за того, что он осознал свою влюблённость именно когда сложился последний пазл личности Марша.       Любить человека в депрессии само по себе было очень болезненной затеей, особенно из-за того, что Стэн о его чувствах не знал. Хотя, похоже, догадывался Картман, потому что Кенни ощущал его долгие взгляды в затылок. Картман явно мысленно уже расправлялся с очередным его телом, если он обидит брюнета, но Кенни не собирался, и только это сдерживало гнилую часть натуры Эрика. Как так вышло, что именно Стэн в какой-то момент стал психологической поддержкой для Эрика - загадка даже для самого Эрика, но что было с тем и работали.       Картману нужно было выговориться, он выговаривался Стэну, который не рассказывал никому обо всём высказанном дерьме. Хотя Эрик продолжал говорить о том, что Стэн размазня и «киска», он уважал Марша за молчание и, чуть позже, начал доверять и более личные вещи. А потом начал ходить за советами к Кайлу, потому что Стэн просто не мог что-то ему посоветовать, но мог понять и быть рядом. Сейчас Кенни знал, почему у Стэна не было проблем с пониманием эмоционального состояния Эрика, от этого было не легче. И вот, хотя сеансы изливания души уже давно позади, шатен по-прежнему ощущает себя немного должным Стэну, не только как друг, но и глубокую привязанность. Стэн вообще всегда был готов выслушать их проблемы, как только на горизонте не возникала Вэнди, а в последние годы она была в жизни Маршей редкостью.       Думая о Вэнди, Кенни поморщился, потому что хоть и уважал девушку, считал её сильной и потрясающей, он всё равно ревновал. Да, сейчас она с Картманом, но Кенни не мог себе представить, чтобы Стэну было вообще плевать на это! Неужели не осталось хотя бы капли былых чувств? Страсти? Тем более, что Марш сам упоминал, что Вэнди он до сих пор любит, пусть и не интимно, но именно он испытывал к ней страсть, а Вэнди не смогла на это ответить тем же.       Кенни не влюблялся никогда, в этом смысле он был как новорождённый щенок, слепо тыкающийся куда придётся. Да, ему нравились девушки, но даже вспоминая себя из прошлого, становилось стыдно. Его совсем не волновало, что он мог встречаться с кем-то с репутацией «шлюхи», его волновало лишь то, что он сам может присунуть этой шлюхе. И ведь даже в лицо многим девушкам он продолжал играть приличного парня, а сам думал только о сиськах.       У Стэна сисек не было. Совсем. И Кенни всё равно хотел того до белых искр перед глазами. Кенни хотел задушить Гэри, который смог коснуться Стэна раньше, Кенни боялся, что Стэну попадётся ещё какой-нибудь другой «Гэри». И это было отвратительно, потому что Стэн Марш тот, кто заслуживал счастья, но Маккормик эгоистично хотел быть тем самым счастьем. Да, если бы Эрик или Кайл узнали о его мыслях, то наверняка они оба бы выбили из него дух, а Эрик бы не постеснялся и избавиться от него в физическом плане, поскольку все всё равно забудут. Кроме, как всегда, Картмана. И он мог долго и упорно продолжать убивать его, пока Кенни не оставит в покое Стэна. И, разумеется, оба понимали, что если что-то подобное случилось, то Кенни бы всё равно продолжал ходить вокруг Стэна и пытаться оказаться в нужном месте в нужное время.       Кенни знал, что он не хороший и не добрый парень, он мог быть отвратительным ублюдком, каких поискать. Не от прекрасной жизни, но, когда речь шла о дорогих ему людях, Кенни всегда был хорошим. И… впервые за долгое время он не хотел ущемлять себя в чём-то, он просто хотел быть со Стэном. Даже не как парень, любовник, плевать. Как друг, хотя бы как друг, но при этом не допуская до Стэна кого-то, кто мог бы разбить его сердце. Не Стэна, нет, его собственное, потому что больше всего сейчас блондин хотел видеть счастье Стэна, но если причиной этого счастья был бы кто-то, кто сжимает Марша вечерами в объятьях — Кенни бы не выдержал.       Принять мысль о Стэне с девушкой было на самом деле проще, поэтому бисексуальность друга достаточно сильно Маккормика подкосила. Ещё до осознания влюблённости из-за этого нового факта Кенни подумал, что Стэн красивый. А теперь всё стало очень сложно. С девушкой он соперничать не мог, но с другим парнем? Кенни признался себе, он ужасный человек. Эгоистичный, жадный и пошлый… И пока он не видел Стэна, его обуревали все эти отвратительные ощущения, но стоило оказаться рядом с тем… приходили покой, безмятежность и желание просто быть рядом. Кенни ненавидел себя за это и не понимал, чего он хочет. Вывод напрашивался один — он оказался ревнивым ублюдком, хотя всегда посмеивался над теми, кто так сильно ревнует своих партнёров. А через минуту осознал, что всегда ревновал к вниманию от Стэна, и стало ещё хуже.       Желание забыться пересиливало рациональную часть, которая требовала сохранять разумность и холодность. И не творить глупостей, потому что это всегда означало идиотскую, тупую и болезненную смерть. Иногда даже мучительную. Кенни не хотел оставлять Карен одну, но та всегда ощущала, что брат не в порядке и, хотя ей не нравились его методы борьбы со стрессом, она лишь пожимала плечами и просила быть осторожнее. И поэтому, услышав это пожелание, Кенни уже настроился провести вечер субботы пьяным, весёлым и безнадёжно влюблённым. Может быть, он бы даже поплакал на чьём-то плече. Может быть, даже выбрал бы этим плечом Картмана, заявившись к нему и, если ему бы не повезло по дороге ничего не сломать, он бы излил тому душу и получил моральную травму, потому что Эрик в любви разбирается лучше него.       Вместо желанного алкоголя Кенни получает маленькую моральную травму, когда пьяный Марш обхватывает его и жарко дышит в ухо. У Кенни внутри всё дёргается, мурашки бегут по всему телу. Тело реагирует само, Кенни бы и не хотел так бурно реагировать, но он буйный подросток, который созрел чертовски рано и даже сейчас продолжал быть гормональной катастрофой. Стэн слишком долго на нём висит, а от стояка Кенни спасает только шок и собственная злость и ревность. Стэн что-то невнятное бормочет и Кенни понимает, кто виновник ситуации. Злость застилает глаза, и он тащит Стэна к… Дувакину, как говорит Стэн. Память не сразу подкидывает Кенни кто это такой, но когда он вспоминает… Шок и смущение мгновенно вгрызаются с блондина.       — Но погоди, разве ты не был девчонкой? Клайд думал, что ты девчонка! — Кенни хочет ударить себя по лицу, потому что он идиот, который ляпает какой-то бред, но Дувакин не обижен, даже подтрунивает и над Клайдом, и над Кенни.       — Кенни, я тебе сейчас дам по лицу, — Стэн подаёт голос так неожиданно, что Кенни дёргается. И тут же получает по лицу. Рука у Марша тяжёлая и Кенни шипит от боли. Слёзы на глазах выступают моментально, что ударило вообще Стэну в голову?! Но Кенни сам хотел этого минуту назад и… от этого наступает какой-то внутренний кризис. Кенни не знает, как его побороть и давится воздухом, ощущая губы Стэна на своём лице. От этого невинного прикосновения по позвоночнику проходит ток и Маккормик загнанно дышит, впивается ногтями в ладони и приводит себя в чувства. Кенни думает, что он неадекватное животное, а шутки Дувакина лишь сильнее злят. Появляется желание действительно взять и что-нибудь сделать. Поцеловать, признаться, но это неправильно. Стэн пьян, а ещё ему нужен друг. Не дерьмовый-парень-Кенни, особенно если всю свою жизнь Марш продолжает видеть дерьмом.       У Маккормика мозги не соображают, он говорит что-то совсем тупое, Дувакин дразнит и его, и Стэна, Кенни на это реагирует как бык на алую тряпку и злится, шипит, смотрит с недовольством. Стэн срывает планы, но Кенни ощущает невероятную теплоту из-за этого, одна мысль о том, что вместо попойки он сможет даже просто отвезти Стэна домой сводит на нет любое недовольство. Стэн немного трезвеет на улице, стоит уже более прямо и говорит с ним, как будто Кенни немного глупый. Кенни глупый, он знает это и сам.       Когда они доезжают до пруда, блондин не знает куда себя деть. О чём хотел поговорить Стэн? У Кенни есть глупая надежда, потому что это похоже на романтические клише, и кто угодно мог смеяться сколько угодно, но Кенни нравятся романтические фильмы. Если девушка имеет право мечтать о красивой сказке, то почему не мог он? Конечно, Стэн точно не был прекрасной сказкой со всеми своими тараканами и печальными глазами, но то, что Кенни ощущал к Стэну было чем-то… неземным и незнакомым. Сказочным — хорошее слово. И лёгкая надежда, что Стэна, с этим его пьяным флиртом или чем-то подобным, надоумили на признание, теплилась внутри. Кенни взволнованно дёрнулся, осознавая, что у него потеют ладони и бешено колотится сердце. И что он идиот, потому что он даже не нравился Стэну, чтобы его глупая надежда была правдой. Стэн улыбается и предлагает сесть на бревно около пруда. Прохладно, но Кенни кивает, выходя из машины.       — Итак… О чём Дувакин тебя надоумил поговорить? Дувакин… Боже, это реальность? В смысле, я не думал, что тот ребёнок… — Кенни пытается перевести тему, глаза у него бегают, а руки немного трясутся. Он не виноват в том, что боится разговора, хотя почему? Они со Стэном друзья, Стэн не пошлёт его к черту и будет его другом, но… Ладно, он боится, что Стэн начнёт с кем-то встречаться. Он боится, что Стэн попросил его не трогать его и его депрессию, точнее, возможных последствий. Он многого боится, потому что без ребят он не представлял своей жизни, и даже просто дружба с Маршем многое значила для него. Стэн затыкает его ладонью, серьёзно глядя в чужие глаза, и немного улыбается.       — Это важно, Кенни. Не ёрничай. Сейчас мне нужно, чтобы ты был максимально серьёзным и собранным, хорошо? — Стэн смотрит на него серьёзно и хмурится, у Кенни сердце начинает биться быстрее в несколько раз. Кенни сглатывает и кивает. Он продолжает нервничать, но теперь смиренно ждёт. Кенни не знает, о чём будет разговор, чего ему ожидать. На губах у Марша появляется слабая улыбка. Кенни ожидает чего угодно, готовится бояться, спорить, хвататься за сердце. Кенни… не ожидает этого, — Кенни, я знаю, что ты не можешь умереть. Я тоже.       Сначала Маккормику кажется, что Стэн шутит. Только через секунду он понимает, что это не может быть шуткой, потому что… откуда Стэн знает о его бессмертии? Брюнет смотрит на него серьёзно, а затем чуть улыбается и осторожно накрывает ладонь Кенни своей. Блондин… медленно осознаёт сказанное дальше.       — Это… нет, — Кенни трясёт головой, отгоняя навязчивые мысли. Стэн ведь не мог, так? Быть бессмертным, значит, что он тоже… Нет, в детстве Стэн точно не знал этого. А в последние… годы, пожалуй, Кенни не так часто умирал, и почти никогда на глазах остальных. Стэн не мог знать всё то время, — Ты не… Стэн, ты пьян.       — Я пьян. Но я говорю правду… Кенни, иди сюда, — Стэн тянется к нему и обнимает, потому что Маккормика мелко потряхивает. Руки у Стэна холодные, мозолистые пальцы чуть касаются кожи, прежде чем смещаются ниже, на лопатки. Стэн обводит руками круги, будто немного массируя, успокаивая.       — Как? — Выходит хрипло и сухо, но это единственное, что у Кенни получается произнести. Марш сжимает его ладонь крепче, чуть отодвигается, вынуждая смотреть прямо в его глаза. Кенни смотрит, а Стэн выглядит так, будто ему неловко, — Стэн… Нет.       Кенни догадывается, как Стэн понял своё бессмертие, если это так. А это так, Стэн бы не стал врать ему о подобном. Дыхание невольно сбивается и на лице блондина отражается боль и страх. Стэн сжимает его ладонь чуть сильнее, а Кенни издаёт хныкающий звук. Он не представлял подобного. Совсем. Одна мысль о том, что Стэн мог… Маккормик всхлипывает и прижимается к груди Марша, утыкается в неё носом и плачет, не сдерживаясь. Кенни не считает себя слабым, слёзы — это не слабость. Слёзы — это его боль, страхи, переживания.       — Кен… я сожалею. Тогда… это казалось правильным. И первый и… последующие разы. Я рад, что я жив. Сейчас я рад, веришь? — Кенни поднимает лицо, вытирая слёзы, потеревшись щеками о чужую куртку. Он верил. Он видел, что Стэн говорит правду, видел, как тот переживает. Слабо кивнул, дрожащими руками блондин коснулся чужих волос, чуть ероша.       — Ты мог умереть. Я… не могу без тебя представить жизни. Я рад, что ты жив, но… — Кенни не знал, как объяснить свои ощущения. Он знал, что то, что было в прошлом не зависело от него. Он не мог влиять на решения или чувства Стэна. Сейчас Кенни мог лишь быть рядом.       — Хей, я понял. Сейчас всё по-другому. Мне намного легче, Кенни. Я… думаю, большую часть времени, мне даже нравится моя жизнь, — Кенни улыбается, потому что Стэн говорит правду и смущён. Приходится приложить усилия, чтобы себя успокоить, но, когда это получается, блондин собирается с мыслями.       — Я понял, как ты узнал, но… как ты узнал обо мне? Ты помнил мои… — Стэн перебивает его, резко помотав головой. Кенни внимательно смотрит на Марша, а тот выглядит очень взволнованным.       — Я пошёл к Майклу и остальным. Они много знают о подобном, понимаешь? И не послали бы меня. Поверили. Майкл рассказал о том, что есть кто-то ещё бессмертный. Я не рассказывал им о своём бессмертии, просто… задал вопрос в никуда. Не знаю, как объяснить. У Майкла за тобой следил знакомый, как я понимаю. Он вёл дневник. Там было о некоторых странностях южного парка и о том, что ты… оставляешь тела, я думаю. Блядство… — Стэн закрыл лицо ладонями. Он не хотел говорить что-то, сдерживал себя, но затем взял себя в руки и продолжил, — Я нашёл могилу, перекопал половину кладбища, где примерно было нужное тело. В одной был ты. Ну… маленький ты. Тело промёрзло и сохранилось, я легко узнал бы тебя и без парки.       — Ты… копал могилы? — Стэн кивает, Кенни же приходится это обработать. Но до него доходит, почему Марш пропадал где-то. Вот чем он был занят. Кенни легко делает выводы, что Стэну кто-то помогал, но спрашивать как-то страшно. Стэн продолжает сам.       — Сначала мне помогали готы, но в тот день они были заняты, а мне не терпелось. Я думаю, я хотел знать кто это, чтобы лучше понять себя. Я встретил Кристофа. Ты догадываешься, что он был там не просто так. Грабил могилы. Он пообещал помочь, взамен на то, что я помогу ему вывести из себя Грэгори. Ты же видел, что он вернулся? — Кенни кивает, осознавая, почему Грэгори был такой нервный, а его друг-копатель таким самодовольным. Что такого сделал Стэн, чтобы привести к этому эффекту?       — Я узнал, что это ты и… я украл твою парку. Мне… не жаль, я бы соврал. Я просто хотел её забрать, раз не мог сделать ничего для тебя, — Кенни ошарашенно смотрит на Стэна, но тот даже не смущён. Смотрит в ответ. Маккормик неловко дёргается, а затем в голове что-то щёлкает. Стэн забрал его парку. Стэн… Думал о нём, в любом случае.       — Как давно ты в курсе?       — Совсем недавно. Со среды. Я хотел сказать, но… Я слишком волновался, понимаешь? Это твоя жизнь. Что, если ты хотел это скрыть? Или я бы задел что-то болезненное? Ты дорог мне, я понимаю, почему ты не рассказал бы мне это. «Все забывают». Поэтому, наверное, я просто ждал бы удобного момента без конца. Если бы Дувакин не заставил меня.       — Но… откуда он знает? Он?..       — Помнит. Тоже. И тоже бессмертный. Я сам не слишком понимаю, на самом деле, я думал, что найду «этого бессмертного парня» и найду ответы на мои вопросы. В итоге, я нашёл двух бессмертных, но ни один из них не знает ответов, как и я. У Дувакина, правда, есть теории, но насколько они правдивы? Я не знаю. Он тоже.       — Бессмертный… Ты. Он. Я… поверить не могу. Всю свою жизнь я не понимал, что я такое. Что со мной не так. Я хотел знать ответы, хотел знать за что мне это проклятье, а теперь оказалось, что я не один такой, — Кенни нужно время, чтобы это обработать, но он хочет узнать больше, — Вы… Ты сказал о телах. У тебя не так?       — Нет, я… Регенерирую? Кажется, это слово. Мои раны заживают. Чем сильнее рана, тем быстрее идёт процесс заживления. Чем серьёзнее, тем меньше шансов, что останется хоть какой-то след. И, похоже, так было всегда. Просто я не мог это заметить, — Кенни вспоминает случаи, когда в Стэна стреляли, или другие моменты, когда они могли погибнуть. От пуль раны остались, но действительно бледные и небольшие, чуть рваные. А вот из совсем раннего детства или из более взрослого периода у Марша не было ни одного шрама, хотя колени он разбивал частенько, а один раз даже рассёк висок. Но ничего, хотя врачи думали, что шрам будет. Все думали.       — Чёрт. А… про Дувакина?       — Я знаю. Он сказал, что он застревает во временной петле. И что это отвратительное чувство. Что его отматывает назад пока он не исправит ситуацию хоть как-то, даже если это приведёт к гибели других людей. А как только он не умер — время идёт своим чередом дальше. А для нас проходит секунда. При этом он не может влиять на других людей, поэтому не может менять их планы или что-то подобное.       После этого они сидят в тишине. Ладонь Марша всё так же сжимает ладонь Кенни и, осознав это, блондин смещает руку и сжимает руку Стэна в своей. Они сидят, обдумывая каждый своё. Окончательно осознав свои мысли, Кенни первым прерывает тишину.       — Это невероятно. То, что мы есть. То, что ты есть. Это всё кажется мне невероятным. Я… наверное, эгоист и ужасный человек, но я счастлив, что не одинок.       — Знаешь, Кенни. Иногда полезно быть немного эгоистом. Я бы тоже не хотел быть в этом один. И я… эгоистично рад, что именно ты понимаешь, что я чувствую, — Стэн улыбается и Кенни становится тепло от этой улыбки и слов. Стэн рад, что именно он разделяет с ним это проклятье, может быть, Стэн был бы рад и кому-то ещё. Но сама мысль, что что-то подобное роднит их, что-то свыше человеческого понимания, немного пьянит.       — Знаешь, согласно всяким легендам — бессмертные это предвестники конца света. Готы действительно думали, что ты в Южном Парке, чтобы начать уничтожение мира с него. Потому что он… мистический или что-то подобное.       — В Южном Парке всегда происходит что-то странное. И никто не замечает этого, — Подтверждает Кенни, но надеется, что Стэн успокоил своих друзей.       — Они не знают, кто бессмертный. Но Майклу я рассказал о себе. Не знаю, забудется ли это, или нет. Не важно. Он будет молчать. И я убедил его, что «тот» бессмертный не опасен. Так что они уедут со спокойными мыслями.       — Это хорошо… Значит, готы планируют покидать Южный Парк?       — Да. Слишком он прилипчивый. Но Майкл ощущает, что должен остаться. Возможно, он прав. Этот город не отпускает так легко, если ты ему нравишься. Возвращение Дувакина очередное доказательство этому, — Стэн пожимает плечами, задумавшись, он гладит большим пальцем ладони Кенни. Для Кенни всё это как какой-то сон, но просыпаться не хочется.       — Ты сказал, что забрал мою парку… Знаешь, я рад. Я… не знаю почему. Думаю, она часть меня. И ты, как будто, забрал из могилы частичку меня.       — Может быть, я тоже это так и чувствовал…       — Стэн, она хорошо сохранилась? Знаешь, может быть я безумен… но я бы хотел отдать её Карен. Я… не знаю, но, мне кажется, что…       — Что так твоя частичка тоже будет у неё? — Кенни кивает. Отдавать сестре куртку с трупа совершенно точно тупая идея. Но почему она казалась хорошей? Почему чёртова парка казалась каким-то… счастливым амулетом? Гарантом, что Карен будет в безопасности, — Я отдам её тебе. Я постирал её. Как следует. И её обработало паром. Но, я думаю, её нужно отнести в химчистку.       — Да. Спасибо, Стэн… — Кенни неловко улыбается, глядя на озеро. Он совсем уходит в свои мысли, но резкий шлепок по щеке выводит его из задумчивости.       — Блядь! За что?       — За Принцессу-Кенни-Зомби-Нацистку. За моральную травму. За то, что застрелился, когда был Мистерионом… Знаешь, когда я узнал всё, я начал вспоминать. Маленькими волнами. Я помню, Кенни. Может быть, не всё. Но теперь я помню. И я буду помнить, — Маккормик даже не догадывался, что слова Стэна так сильно заденут что-то в нём. Он настолько привык, что помнил об этом только Эрик, и то, не всегда, да и не воспринимал это никогда серьёзно, что сейчас не знал, как правильно себя ощущать. Он… Чувствовал себя разбито, но полноценно.       — Я… сожалею. Я немного увлёкся. Я не думал, что это причинит кому-то вред. Что это кто-то запомнит.       — Дувакин тоже хочет дать тебе по лицу. Я думаю, ты должен ему позволить. И тоже дать по лицу ему.       — И за что я должен его ударить? — Кенни усмехается, потому что признаёт свою вину, он помнит те события не полностью, зелёная жижа подтёрла лишнее, но помнит, что был увлёкшимся идиотом. Да и втянул потом Дувакина в проблемы ещё не раз. Тот помог спасти Карен от Вампиров. Конечно, они были идиотами, а Вампиры до сих пор стрёмная субкультура, но они ведь обычные ребята.       — Он утопил меня. Вечером в пятницу, — Кенни замирает, сначала, не понимая о чём говорит Стэн, но через секунду Кенни готов кинуться пешком обратно, чтобы убить Дувакина. Стэн держит его руку, не давая даже сдвинуться с места и смотрит серьёзно, — Он хотел убедиться. И, как оказалось, топит тебя не человек, а вода. Если бы я не ожил, он бы убил себя и не позволил себе убить меня. Боже, как бредово звучит… Не важно. В общем, с него хватит удара. Я не хочу, чтобы он совсем умер. Он уверен, что бессмертного может убить другой бессмертный. Я не хочу проверять это.       — Это… Я тоже слышал об этом. В детстве это упоминал культ Ктулху, но… Значит, это может быть правдой? — Стэн пожимает плечами, отпуская его руку. Кенни сжимает ладонь в кулак, ощущая неприятную пустоту. Сам вернуть прикосновение он не решается.       — Знаешь, убить человека, чтобы что-то узнать - странная идея.       — Не спорю. Но я доверял ему. Даже в тот момент, когда знал, что он убьёт меня. Я… не уверен, как объяснить это. Мне кажется, что это какая-то связь между всеми нами. Дувакин уже менял временную линию. Для него — его семья это два чёрствых ублюдка. Но в этой реальности — это любящие добрые родители. Ему тяжело, он не умеет обсуждать проблемы. На самом деле, он чертовски не готов к самостоятельной жизни.       — Но и быть с семьёй он не может, потому что это не та семья, что была у него изначально?.. — Кенни понимает это. Что ж, он может понять, что у Дувакина плохо с социальными взаимодействиями. Доля вины Кенни в этом есть, стоило признать это себе. Но ударить его правда не будет лишним.       — Возможно, где-то есть ещё один бессмертный. В разных источниках упоминается четыре всадника. Четыре судьи. Не знаю. Его он пообещал не топить. А тебя не знал, как заманить и как избавиться от тела. Тебе повезло, — Кенни чертыхается, но Стэн резко смеётся, и блондин замирает. Это самый странный разговор о бессмертии в его жизни. Даже более неловкий, чем те разы, когда он срывался на кого-то.       — Я даже не могу притвориться удивлённым. Я словно знал, что что-то подобное случится… — Кенни вздыхает, прикрыв глаза. Темнеет, Стэн что-то тихо мурчит под нос. Кенни думает о губах Марша. Всего несколько поцелуев, а он уже помнит их наизусть, помнит мягкость, текстуру, упругость. Каждую царапинку. Кенни жмурится и выдыхает, хочет сказать что-то, но замолкает, замечая, как печально выглядит Стэн.       — Знаешь… — Кенни не уверен, что он должен знать. Он уверен, что не знает, но сейчас узнает и это знание причинит ему боль. Не потому что Стэн хочет этого, а потому что по-другому не может быть, — Я узнал о своём бессмертии потому что застрелился. Дядя Джимбо подарил мне пистолет. Отец снова был пьян, он был пьян, мать была никакущая. Я уверен, что она тоже пила. Я просто ощущал себя таким уставшим. Я знал в ту секунду, что совершаю глупость и что в другой раз я бы не решился. И я решился тогда. Я помню чувство резкой боли, вспышки и темноту… А пришёл в себя на земле, во дворе нашего дома. Почему-то, я сразу додумался избавиться от улик. Голова ныла, но я понимал, что случилось. Я стёр кровь, я убедился, что рана заросла окончательно. А потом, похоже, я перестал бояться смерти. Просто, как по щелчку пальцев. Да, неприятно. Но не страшно. Думаю, я никогда не боялся смерти, я боялся оставить то, что мне дорого. Сделать больно близким. Я снова убил себя, чтобы посмотреть, что получится…       Кенни молчит, потому что он хочет знать о том, что волнует Стэна. Кенни молчит, представляя себе потерянного Стэна, который больше не может видеть что-то хорошее в этом дне, в этой неделе, в этой жизни. Он представляет, как пуля ломает кости черепа, как Стэн падает на землю, заливая кровью участок под собой. Кенни видел много дерьмовых вещей и это кажется самой худшей. Он видел, как Стэна подстрелили когда-то. Но тогда Стэн должен был выжить. Знать, что чужие глаза теряют жизнь, казалось невыносимым.       — В тот вечер, когда я встретил Карен, меня пырнули заточкой. Я велел Карен бежать и отвлёк внимание на себя. Я умер. Затем вернулся к жизни и нашёл её. Я не знал что делать, поэтому пошёл к Вэнди, ты тогда не сразу увидел пропущенный.       — Да, — Прерывает Кенни невольно, он просто не может молчать, — С тех пор я всегда слежу за телефоном. Мне жаль…       — Всё хорошо, Кен. Никто не мог предположить что-то подобное. Тот вечер с Вэнди помог мне сделать смелый шаг. Я ни о чём не жалею. Всё то привело к тому, что происходит сейчас. Я признался себе в том, кто я. Рэнди принял это не лучшим образом, но затем что-то переосмыслил. В моей семье стали налаживаться отношения. Я стал проводить с тобой больше времени. Я поговорил с Кайлом. Вэнди и Эрик смогли сойтись, я рад за них. И им обоим это явно на пользу. Я думаю, что моё бессмертие вдохнуло в меня вторую жизнь буквально. Помогло изменить взгляды. Да, я всё ещё не всегда ощущаю полноценную радость от жизни. Иногда я ненавижу то, что не могу умереть. Что не могу закончить эти ощущения… Но в то же время, я счастлив. Я жив, и я знаю, что всё будет хорошо. Что у меня есть шансы, что всё наладится. Кайл сказал, что я должен попробовать быть счастливым. Я не умею. Но я хочу попробовать.       Кенни улыбается, сердце у него колотится будто после пробежки. Он знал, что что-то повлияло на Стэна. Заставило открыться, постараться бороться, дало желание что-то менять. Кенни не знал, что именно. Он сам настолько привык к своему «проклятью», что даже не думал о его влиянии на его жизнь. Но сейчас… Кенни мог быть рядом с дорогим ему человеком. Заботиться о сестре. И даже чёртово зрение Картмана было при нём из-за того, что он когда-то оказался проворным и хитрым ублюдком. Если бы Кенни был обычным ребёнком, он бы никогда не увидел этого всего. Он бы никогда не был рядом со Стэном, не увидел бы как растёт его сестра, как встал на ноги его брат. Кенни Маккормик… любил своё бессмертие.       — Стэн. Спасибо, что рассказал мне… Я не знаю, как бы сложилась наша жизнь, но я думаю, это не важно. Мы те, кто мы есть. Может быть, не так важно, что мы такое или кто мы такие. Важно то, что происходит сейчас. Мы — это мы. Ты, я… И даже Дувакин, чёрт подери. Мы отличаемся от других, но весь Южный Парк — это магнит для проблем. Каждый наш друг пережил что-то. Из-за города. Из-за нас. Мы связаны с этим городом. Я люблю этот безумный и ужасный город. Я всю жизнь хотел знать о себе. Потом просто сдался. Сейчас я просто не ощущаю желания искать ответы. Мне больше не нужны эти ответы. Я ощутил, что не одинок. Я ощутил, что есть вещи важнее, чем интерес или страхи. Я хочу просто делать что-то для этого города. Как Кенни, как Мистерион, как брат и как друг. Как…       Кенни всё же вновь берёт Стэна за руку. Тот не сопротивляется, переплетая свои пальцы с его и это успокаивает. Кенни думает о словах Стэна, о том, что иногда нужно побыть эгоистом.       — Стэн? Я тоже хотел поговорить с тобой, — Когда Марш поворачивается к нему, вопросительно вглядываясь в лицо, второй рукой Кенни касается его щеки и гладит её. Стэн не отстраняется, но замирает, — Я люблю тебя.       Кенни тянется ближе и целует эти греховные губы. Стэн не отталкивает его.