Проклятие Тихого океана

      Стэн ненавидит просыпаться по утрам, потому что всегда чувствует себя слабым. Не морально, а действительно, физически слабым, не имеющим сил пошевелиться. Это угнетает, напрягает и всегда оставляет осадок. Он ведь не немощный, не больной, даже не слабый на самом деле, так почему же по утрам тяжело дышать и жить? Спросонья он всегда не может вспомнить собственное имя первые пару минут, не получается управляться с конечностями.       Просыпаясь сейчас, Стэн морщится от того, что у него мёрзнут уши, неприятно горят ладони и одеяло ощущается чужеродным и слишком мягким и толстым. Брюнет стонет, жмурится, пытаясь отогнать мерзкие ощущения, но не выходит. Будильник не пищит, у него ещё есть время поспать, так почему же организм так бунтует? Стэн вздыхает тяжело и устало, садится, и только потом открывает глаза, тут же замирая, словно кролик перед удавом. Он вспоминает вчерашний вечер.       — Ты! Ты убил меня! — Стэн то ли шипит, то ли выплёвывает это, глядя в лицо человека, сидящего прямо напротив него. Чужое лицо не выражает ни капли беспокойства о том, что случилось… когда? Вчера, пару часов назад или пару минут? Стэн не поворачивается в сторону, чтобы увидеть время суток, окна в любом случае зашторены. Маршу хочется дать себе пощёчину за то, что доверчиво поплёлся за почти незнакомым человеком и сидел до последнего, несмотря на всю подозрительность ситуации. Дело в том, что Марш действительно понимал, что случится что-то подобное, но не мог не доверять, чёрт знает почему. И даже сейчас продолжал доверять, одновременно пытаясь вызвать в себе желание выколоть чужие наглые глаза. Или что-то вроде того, например, выдрать крашеные патлы.       Крашеный, похоже, не слишком впечатлён его возмущениями, улыбается самыми уголками губ, почти пусто, если бы Стэн не ощущал кожей чужую игривость, решил бы, что тому просто плевать. Марш совершенно не знает, как быть. Кинуться к выходу из дома? Снова повысить голос? Броситься на «обидчика» с кулаками? Как вообще себя вести с человеком, который тебя убил. Стэн думает, а был ли у Кенни такой опыт. Может быть, он бы знал, как быть? В смысле «умираний» у блондина точно было куда больше понимания происходящего, Стэн знал это даже без разговора с Кенни об этом. Сколько раз вообще умирал Кенни с их детства, и сколько раз умудрился Стэн? Ни в какие сравнения. Стэну не приходится ничего делать, потому что действовать у Крашеного сейчас выходит лучше.       — Да, пожалуй, я сделал это. Но, сюрприз, ты не мёртв. Как насчёт завтрака? Я могу приготовить оладьи, — Стэн от возмущения давится воздухом. Его убили. Его… утопили? Задушили? И предлагают оладьи! Чёртовы… оладьи, серьёзно? Видя его возмущения, Крашеный лишь пожимает плечами и встаёт, откладывая что-то, что держал в руках. Это был… таймер? — Кстати говоря, на воскрешение у тебя ушло всего лишь около двух часов, а твои зрачки не переставали реагировать даже те сорок девять минут, в течение которые не билось твоё сердце.       Стэн всё ещё возмущён и не знает, куда себя деть. Крашеный стоит в дверном проходе, кидая на него ожидающие взгляды, и Марш скидывает с себя тяжёлое, хоть и тёплое, одеяло. На нём нет ничего и только сейчас до Марша это доходит. Прошлое возмущение сменяется уже не таким ошарашенным, но ещё большим возмущением. Его не только утопили, судя по всему, но ещё и раздели. Конечно, проснуться в мокрых вещах Стэн бы не хотел совсем, но это было слишком нагло. Марш замечает на комоде рядом вещи, не свои, но сухие и, похоже, его размера. За неимением выбора, Стэн надевает бельё, новенькие джинсы, и чёрт он теперь их отдаст, ага, и чёрную майку, а затем идёт следом за этим маньяком.       В доме кухня небольшая, стол всего на две, в крайнем случае три, персоны, плотно придвинутый к стене. Стэн молчит, продолжая возмущённо смотреть куда-то в сторону, пока Крашеный заводит тесто. Безумие этой ситуации вдруг полностью доходит до Марша, а ещё он совершенно не представляет, где находятся остальные. Его убили, когда в доме было ещё несколько человек.       — На твоём лице столько эмоций и мыслей, что это даже забавно. Что тебя волнует?       — Помимо того, что ты меня утопил?       — Ну, если ты так ставишь вопрос, то да.       — Какого чёрта вообще? Зачем? Где… все те, кто был в доме? — Стэн невольно переживает о других, хотя, очевидно, целью был он. Какой-то… странный эксперимент? Если о его бессмертии действительно знали, то зачем?       — Ушли, они же помогали готовиться к сегодняшнему вечеру. Хм, зачем… сложно объяснить, но ты ведь чувствуешь это тоже? Связь, которая похожа на беспрекословное доверие, даже после того, как я убил тебя? — Стэн морщится, но кивает, потому что да, он продолжает доверять этому человеку, даже если его разумная часть кричит ударить этого ублюдка, не есть эти оладьи, туда наверняка подмешали яд, но… вместо этого он поливает оладьи сиропом и отрезает первый кусок, растекаясь от удовольствия, потому что это чертовски вкусно.       — Значит, хотел проверить… что-то. Что конкретно?       — Думаю, тебя. В целом, ну и отдельно твоё бессмертие. Знаешь почему я в курсе этого маленького факта твоей биографии? И, разумеется, Маккормика тоже. Потому что я тоже страдаю от этого небольшого недуга, — Крашеный садится прямо напротив и улыбается одними глазами. Веселья в нём ни грамма, только усталая обречённость, и Стэна вдруг накатывает этим же ощущением. Невозможность умереть ему действительно отвратительна, и, хотя иногда он радовался этому факту, а в другое время просто не думал, то сейчас в голове крутятся все невысказанные страхи, все необдуманные опасения.       Способен ли он умереть от старости? Или навсегда застрянет в бесконечной череде смертей и возрождений? Что будет, если его тело попадёт в условия, в которых он будет умирать раз за разом? Какого это, умирать множество раз, если даже после пары собственных смертей внутри что-то ёкает от мысли, что кто-то убьёт его. Кроме… Крашеного. И, кажется, Кенни. Беспрекословное доверие к Кенни очевидно, но здесь и сейчас Стэна пугает, что он доверяет почти так же кому-то ещё. К счастью, почти, потому что Кенни всё равно на уровень выше и Стэн бы точно принял сторону Кенни, неважно что случилось.       — Недуга… — Стэн ещё раз пытается уложить это в голове, а затем осознание накатывает ударом прямо по черепушке. Он даже вскакивает на месте, но затем садится, пытаясь окончательно уложить это в голове. Стэн поверил в это мгновенно, но даже не задумался о том, что это значит. Точнее, что эти слова под собой несут. Они с Кенни не одни такие. Это всё, что крутится в голове брюнета в это мгновение, — Объясни. В смысле… Почему? Что это значит? Ты знаешь об этом хоть что-то? Есть ещё кто-то помимо нас? Как это появилось? Это из-за города? Или мы вляпались во что-то ещё детьми? Как ты узнал о…       — Оу… Знаешь, я не ожидал такого потока вопросов. Будь спокойнее, Стэн. Я отвечу на то, что знаю, только не жди от меня многого… и, я так понимаю, ты не обсуждал это с Маккормиком, верно? — Откуда такие выводы Стэн понимает и ему неловко, но он не хочет давить на Кенни. Вдруг Кенни не хотел об этом распространяться… Но как Крашеный узнал о бессмертии Кенни, если все забывали о нём? Марш выдыхает, успокаивается и доедает оладьи, потому что, похоже, до конца этого завтрака он ничего не узнает.       После еды Стэн предлагает помыть посуду, но получает категорический отказ и право выбора какого-нибудь напитка. «Иди посмотри в ванной» звучит как-то напрягающе, но Стэн, да, он идиот, всё равно двигает туда. В ванне всё ещё ледяная вода, много-много льда и… бутылки с пивом и какими-то другими напитками. Стэн дёргается, представляя, что именно в этой воде он захлебнулся, и быстро выдёргивает бутылку пива, а, подумав, и вторую, вчерашний вечер требовал переосмысления не на трезвую голову. Вернувшись в зал, Марш передаёт одну из бутылок уже покончившему с посудой Крашеному и открывает свою, делая большой глоток.       — Мне нужно всё это обработать. Давай… повторим вслух, ладно? — Получив согласный кивок, Стэн хочет начать, но его подталкивают в гостиную. Уже там, сидя на диване, Стэну вновь кивают, и он начинает рассуждать, — Ты бессмертный. Кенни бессмертный. Я тоже… бессмертный. Я… очевидно, что ты в курсе этого, но я не думаю, что мы когда-либо близко общались. Просто… расскажи мне то, что знаешь. Думаю, сейчас я поверю в любой бред.       — Мне бы пришлось это сделать, раз мои догадки оказались верными… М, говоря о твоём бессмертии, я до последнего не был уверен. Ещё одна из причин, почему я решил проверить это практически, хотя у меня был запасной план в случае ошибки. Всегда был плох в разговорах, а если бы ты начал отрицать, что я делал бы тогда?       — Стоп. Ты решил утопить меня даже не уверенный воскресну ли я?! Какого чёрта?! — Сейчас Стэн был по-настоящему зол, даже тот факт, что существовал «какой-то запасной план». Как вообще можно интерпретировать это, если ты собирался убить человека. Который бы не вернулся!       — Спокойнее, хорошо? Давай поговорим словами через рот, я объясню. Как я уже говорил, я тоже бессмертный. Я видел тело Маккормика множество раз и знаю, что он всегда оставляет… Следы своего бессмертия, так скажем. Я начал догадываться о тебе, но ты возвращался не так, как Кенни. Я думал, вдруг, это будет похоже на мой опыт? Но и здесь всё оказалось иначе. Ты просто… Выздоравливал. Будто щелчок тумблера переключался и вот ты уже жив, а твои раны заживают прямо на глазах. Зрелище, скажу я тебе, своеобразное, потому что ты ещё и ударился, когда я тебя топил, и поранил руки. Раны исчезали как на ускоренной перемотке, кожа срасталась на глазах. Если бы ты не воскрес, я бы просто убил себя и… использовал свою особенность.       — Убил себя… ты пробовал. Вот почему ты так в этом уверен, — Стэн не спрашивает, он знает, что тот убивал себя. И не уверен почему, но чувствует что-то… роднящее, что ощущал с самого начала. Крашеный пожимает плечами, не признавая, но и не отрицая, и, подумав, двигает куда-то к шкафу. Достаёт листы бумаги, маркеры и возвращается к Стэну.       — Представь себе, что на этом отрезке времени эта точка — моя смерть. А этот пунктир выше — это обходной путь моей смерти. Умирая, я просто застреваю во временной петле, раз за разом переживая свою смерть и возвращаясь, пока не придумаю, как избежать этого. Иногда я возвращаюсь чуть раньше, иногда хватает доли секунды перед смертью, чтобы избежать её. Всё, что я должен сделать — это просто не дать убить себя. Я помню, как умирал, помню, как иногда умирал десятки раз, прежде, чем смог придумать, как не попасться. Я не могу влиять на других людей, но могу взаимодействовать с объектами или изменять собственные планы. Например, если я не пойду вечером в переулок, где меня убили, то убьют кого-то другого, так как убийца не изменит своих планов. Но, в то же время, я могу ударить первым и вырубить его, спасая таким образом и свою жизнь, и чью-то ещё. Это касается и самоубийства. Если я хочу исправить что-то — я убиваю себя и продолжаю убивать, пока не исправлю ошибку. Так что… я бы убил себя и просто не стал бы убивать тебя, чтобы потом не убить себя… Иисусе, это действительно звучит сложно.       У Стэна появилось ощущение, что его мозг пропустили через тёрку, но в тоже время он чётко осознал, как именно умирает и возвращается Крашеный. Застрять во временной петле, когда для других твоя смерть даже не происходила… Казалось безумием, но это был чёртов Южный Парк!       — Стой, погоди. Я всё понял. Умерев, ты возвращаешься во времени, чтобы исправить обстоятельства и не дать себе умереть, но что, если это не то, что ты способен исправить? Я… я не уверен даже, как объяснить, что я имею ввиду, ведь, если подумать, ты способен избежать чего угодно, вернувшись во времени как можно дальше и просто уехав куда-то, но…       — Я тебя понял. Да, я просто возвращаюсь как можно дальше. Не хватило времени? Умерев, я вернусь ещё сильнее назад. Иногда мне кажется, будто само время прекрасно знает сколько его нужно, чтобы я всё исправил. Это очень сложное ощущение, если честно. Время воспринимается совсем не так, как другими, я чувствую… каждую происходящую секунду. Понимаешь, что я имею ввиду?       — Я… думаю, что да. Мне кажется, что, умирая и возвращаясь, я чувствую, как кровь движется по моему телу. Ощущение, будто я знаю каждый нерв в теле, каждую кость, каждую каплю собственной крови. Я могу ощущать их так же, как жар и тепло, но… потом это проходит. Я думал, это стресс или что-то такое! — Крашеный наматывает прядь волос на палец, откидываясь на диван, и усмехается.       — Итак, очевидно, это не стресс. А что-то вроде нашей особенности возвращения, впрочем, я говорил тебе, это не всё, что есть в нас необычного. Бессмертие, на мой взгляд, скорее один из симптомов.       — Симптом чего? — Стэн не может понять, что тот имеет ввиду, а Крашеный пожимает плечами который раз за сегодня. Стэн знает, что тот сам не совсем понимает всю структуру того, что с ними всеми происходит, но он имеет какие-то догадки, а этого достаточно сейчас.       — Ну, например, ты не слишком жалуешь социальные сети, так? Почему?       — Я… просто не люблю их. Был неприятный опыт. Зачем это тебе?       — В кратчайшие сроки на тебя подписываются десятки людей. Они становятся навязчивыми, наглыми, их становится всё больше и больше, а когда ты осознаёшь это… их уже тысячи, сотни тысяч. Миллионы. Разве это не так?       — Стой, что ты…       — Представляешь, когда Кенни был ребёнком, он какое-то время жил в Румынии и был звездой оперы. О том, что у тебя когда-то был аккаунт с миллионом друзей я тоже узнал случайно. Это всегда так странно, когда окружающие просто не помнят об этом или не осознают, что что-то не так… Как можно не считать странным, что у нового аккаунта уже столько подписчиков? Когда там даже личное фото только на главной странице?! — Стэн вздрагивает, слыша реальное возмущение и злость, но видит, как Крашеный успокаивается и выдыхает.       — Популярность… Ты имеешь ввиду, это тоже часть симптомов? Но почему? Я осознаю, что вся эта ситуация и так ненормальна, но люди не… возвращаются к жизни и не…       — А если мы не люди? Просто… кто знает? Ни ты, ни я, и я уверен, что и Маккормик не в курсе того, что или кто мы на самом деле. Да, популярность — тоже симптом. Ты не используешь социальные сети, избегаешь религиозных фанатиков, Маккормик старается не показываться в крупных городах, не проявлять свои таланты, а я… Честно признаюсь, я просто смирился. Ты представить себе не можешь, как я был счастлив вернуться в Южный Парк, это единственное место во всей стране, где на тебя всем плевать, даже если на тебя подписан миллиард человек. А ещё сюда не суётся правительство, после одной провальной попытки. Ох, Стэн… знал бы ты, какая отдушина этот город и как же я его ненавижу. Ты знаешь какое безумие вокруг, но только здесь ты в безопасности, потому что всем действительно наплевать.       Стэн пялился в потолок, пытаясь осознать услышанное хотя бы на десятую долю. Да, это не нормально, когда популярность преследует тебя сама. Стэн помнил, как много раз жизнь подкидывала ему роль главного героя какого-то третьесортного кино. Например, когда они были детьми и поехал на горнолыжный курорт и его просто объявил своим соперником какой-то придурок. Это один в один копировало любой глупый фильм такого толка, а Стэн с тех пор научился кататься на лыжах, хотя и не слишком это жалует. А сколько раз он творил глупости, приводящие к огромным проблемам, но потом, через секунду, все просто забывали, что во многом он был виноват? Та прорванная платина или когда была проблема с гибридами. На них, правда, сейчас перешли уже почти все и без этих волн пафоса, способных всё уничтожить. А ведь однажды Стэн чуть не сделал карьеру, играя на чёртовом контроллере-гитаре!       — Блядь. Ты… Абсолютно прав. Это… но постой, откуда ты знаешь о Кенни? И ты уже жил в Южном Парке?       — Да, когда был ребёнком. И Кенни сказал мне сам. Я не удивлён, что ты меня не помнишь. Мы играли вместе, когда были маленькими. До сих пор помню тот разговор с Мистерионом и «только ты понимаешь, как тяжело быть единственным с настоящими супер-способностями». То, что люди тебя идеализируют — это нормально для нас. Проблемы, которые сами нас находят, деньги, которые могут браться из ниоткуда, богатство, власть. Назовём это «болезнью главного героя». И мы имеем все симптомы этого неприятного заболевания. И ах да, главный герой не может умереть, иначе фильма не будет.       — Идеализация… Да, я понял о чём ты. Это… касается и нескольких моих знакомых, в смысле… я не знаю, люди тянутся? Хотят общения и даже те, кому я не нравлюсь, часто крутятся рядом. И культы личности… Хочешь сказать, это тоже преследует не просто так… Стоп! Постой, в детстве… — Стэн всегда знал, что было что-то ненормальное в происходящем, и он сам не понимал, почему всем вокруг плевать. Ему плевать никогда не было, как и Кенни. И да, одеваться в трико в его годы не слишком уж адекватная затея, но иначе в этом чёртовом городе ничего и не работает. Ему не было плевать, он знал насколько всё вокруг безумно, считал себя странным, раз другим всё кажется нормальным, будто так и должно быть. И Кенни тоже хотел что-то изменить, пусть даже странным способом. Но зная, что Кенни не умрёт, было как-то спокойнее. Как других вообще могло не волновать, что кто-то может пострадать? И, временами, даже Стэну было плевать, когда он видел чужое спокойствие, стоило себе признаться.       — М? Какие-то просветы?       — Я… О, Боже! Попердень! — Стэн обернулся, внимательно глядя в чужое лицо, на котором резко отобразился шок, непонимание, настоящий хаос, но через секунду по комнате раздался дикий, громкий смех.       — Невероятно! Меня лет шесть так никто не называл, Стэн. Ты же в курсе, что это ужасное прозвище и Картман придурок?       — Чёрт, прости, но… Ох, это ты! Ты! Тот ребёнок, который играл с нами тогда, и… Постой. Это было… В смысле, всё это. Оно… было. С самого начала, не бредовый сон, не галлюцинации, когда мы играли с Палкой Истины и в Супергероев и… Подожди, стоп?! Серьёзно?! — На Стэна волной накатили воспоминания из детства, яркие, но похожие на психоделический кошмар наркомана. Детские забавы, которые не казались тогда странными, сейчас выглядели в его глазах абсолютным сумасшествием, а всё то, что тогда случилось, и попытка правительства вмешаться…       — Чёрт, а ты реально вспомнил! Я так и знал, что ты помнишь, только если знаешь о причинах! — Стэн вцепился в чужие плечи, потому что его зашатало, несмотря на то, что он сидел на диване. Это было слишком безумно.       — О, Господи. Это всё было. На самом деле было. Я не сумасшедший, это не детские фантазии и… Ты хочешь сказать, что этого ада никто не помнит?!       — Именно это я и говорю. Думаю, Кенни помнит, но я бы хорошенько ударил его по лицу. Ну, ты понимаешь. За всё, что мы пережили.       — Я сам ударю его по лицу!       — Но для начала, разве тебе не нужно поговорить с ним? Я ведь прав, что он сейчас вообще ни о чём не в курсе, так? — Крашеный был прав и Стэн закусил губу, всё ещё находясь в состоянии полнейшего шока, — И, кстати, мои проблемы с газами решились, как только родители перестали травить меня таблетками. Кто вообще решил, что таблетки помогут от популярности? Ненавижу транквилизаторы.       Стэн неловко моргнул, не зная, как реагировать. Прозвище, действительно, было идиотским с самого начала и сейчас Стэн помнил о том, как они все избегали мучительной гибели просто… Почему-то. На места встало ещё несколько кусочков психоделического пазла, но легче, если честно, не стало. Вопросов осталось всё ещё слишком много.       — Я поговорю с Кенни. И обещаю дать ему по лицу… И тебе я тоже дам по лицу. За то, что убил меня.       — Кстати об этом. Фактически, тебя убила вода… — Стэн закатил глаза, но Крашеный прервал его жестом и продолжил, — Пока я ездил по Америке в поисках безопасного места, я пытался узнать больше о том, кто или что я такое. Единственное, что я нашёл о бессмертных, это то, что они были ещё в глубокой древности и о том, что среди них был высший совет из четверых членов. Их называли Судьями, и они предрекали апокалипсис, но были ли причиной, вестниками, выносили ли решения не ясно, все источники разнятся. Могу сказать, что трое уже в сборе, а это что-то, да значит. Мой отец был полнейшим мудаком до… некоторых событий, я не слишком хочу это обсуждать. Но с тех пор многое изменилось. В каком-то смысле, и он, и моя мама тоже имеют некоторые симптомы. Может быть, дело в том, что они мои родители. А может быть, все мы потомки Судей, кто знает. Но так или иначе, все источники ведут к Древним существам, к Древним богам… и, например, к одному из них, Ктулху. А также к Некрономикону. Я пытался его найти, но берега Тихого океана слишком огромные, и где может быть эта чёртова книга я даже представить не могу. Но суть в том, что если связь с Ктулху или другими Богами, Демонами, чёрт знает кто они, и есть, то все источники утверждают, что бессмертного может убить только другой бессмертный. Поэтому я и решил тебя… утопить. Так что фактически, тебя убила вода.       Стэн замирает, вдумываясь. Что-то о Ктулху он находил ещё когда узнавал о Кенни, но сейчас Стэн помнил, что Ктулху, когда-то, уже пробуждался. И что да, у них с Кенни была странная связь, так до конца и не раскрытая. Марш нахмурился.       — Грёбаный Картман… Я вспомнил, сколько он доставлял нам проблем. Почему мы не отправили его к психиатру раньше? И… Значит, бессмертный может быть убит только бессмертным? Ктулху сейчас спит, как я помню, — Вопрос, что они трое такое оставался открытым, но новая информация откровенно ломала голову. Стэн тяжело застонал, потирая лицо ладонями.       — Р’льех, затопленный, упавший с небес, Кенни упоминал, что вы были там. Я думаю, там должна быть копия Некрономикона, но не представляю, как её найти. И, если честно, я не уверен, что на все мои вопросы вообще будет хоть какой-то ответ.       — По крайней мере, я знаю, что в каком-то смысле Майкл был прав…       — Майкл?       — Мой… друг. У него есть уверенность в том, что когда случится апокалипсис, я буду по другую сторону человеческой баррикады.       — О, точно. Парень-гот… Хм… возможно. Если учесть, что практически во всех религиозных писаниях есть четыре сущности, предшествующих или устраивающих конец света. Кто знает, может быть это мы. Ну, без четвёртого, но я уверен, что он где-то здесь. Сам понимаешь, Южный Парк. Только и теорий у меня пока нет. Готы, впрочем, знают об этом удивительно много для простых смертных.       — И ты тоже планируешь четвёртого… Познакомить поближе с водой, чтобы она его утопила? И серьёзно? Простые смертные?       — Тебе что-то не нравится? Прекрасный план, не считаешь? Кстати, не слишком горю желанием проверять можем ли мы убить друг друга… Так что… Ты там осторожнее. И с Кенни тоже, и вообще. На всякий случай топи людей. Ну знаешь. Это всё не ты, это всё вода.       — В одном Картман был прав, ты Чмо, чел.       — Взаимно, Марш.       Стэну нужно время, чтобы всё это переварить. Страх и опасения перед ванной стираются примерно разу к пятому, точнее, после пятой бутылки пива. Они больше не разговаривают об этой ситуации, но вспоминают не слишком долгий период, когда Крашеный, аки Чмо, аки Попердень жил в их городе. Стэн смеётся, вспоминая какими они были мелкими ублюдками, а ещё обещает больше не называть Крашеного Попереденем под угрозами снова познакомиться поближе с водой. Спасибо, хватило. Крашеный рассказывает о том, что закончил обучение на домашнем, так и попал в старшие классы, поэтому и выпускался, будучи его ровесником. Стэн присвистывал, но потом вспоминал, что причины у этого не радужные, да и как-то на нет сходило сразу желание сказать, что это круто.       Когда начинают собираться остальные выпускники, Стэн и Крашеный уже изрядно датые, над ними безобидно подтрунивают, спрашивая почему это они наклюкивались наедине, но в остальном всех это не заботит. Стэн несколько раз уточнял за вечер, точно ли приглашён Кенни и, даже получая положительный ответ, нервничал, не отходя от этого маньяка. И ведь самый опасный психопат в комнате был единственным, кому Стэн мог довериться со всем своим дерьмом, пока, конечно же, не пришёл Кенни.       Стэн вскользь упомянул о Кайле и Картмане, но Крашеный предложил Стэну самому пригласить их на следующую встречу. На вопрос, зачем напиваться каждые выходные, Крашеный со смешком ответил, что кому-то нужно многое забыть, а кому-то запомнить. Это — лучший способ. Марш спорить не стал, не то чтобы он разбирался в том, как лучше забываться в компании, а алкоголизм в одиночестве не то, чем стоило гордится. И хотя Крашеный и сказал, что Картман мудак, ненависти к нему не было. Да даже у Кайла не было к тому ненависти уже давно. Подумав, Стэн сообщает, что, если у Крашеного есть кредит доверия перед остальными выпускниками и его выбору доверяют, он действительно позовёт своих друзей, раз тот дал добро. Тот лишь пьяно фыркнул и напомнил дать по лицу Кенни, а Картману он по морде даст сам, да ещё и сообщил об этом с мечтательной улыбкой.       Стэн замечает Кенни, когда тот только входит в дом. Первой же реакцией Стэн хочет повиснуть на чужой шее, а, чтобы сопротивляться своим желаниям, он слишком пьян. Поэтому, Маккормик даже ботинки снять не успевает, как его тут же обхватывают загребущие лапищи Марша, сжимая не больно, но сильно.       — Стэн?! — Кенни не возмущён, Стэн бы сразу понял это по голосу, по взгляду, скорее он удивлён и абсолютно не понимает, что здесь делает Марш, почему он уже пьян и… вот в эту секунду на лице Кенни проскальзывает беспокойство и даже злость.       — Кенни! Ты не представляешь, что произошло… вот ты знал, ты знал, что Крашеный, наш Крашеный! Это ух… Это… Боже Иисусе, как меня качает… — Стэн пошатывается и Кенни придерживает, прижимая к себе, панически обводит комнату глазами, замечая того самого «нашего» и двигает к нему, сжимая плечи Марша как в тисках. Крашеный им довольно салютует и Кенни хмурится.       — Какого чёрта Стэн здесь и… настолько пьян?!       — А он пьян? — Играть идиота тактика не лучшая, но Кенни лишь раздражённо потирает переносицу и Стэн хихикает, приближаясь к чужому уху, приходится дёрнуть Кенни на себя, чтобы тот наклонился. Маккормик терпит и это, чего не сделаешь, когда на тебе висит родная пьянь.       — Это Дувакин! Представляешь! Тот самый! Ты помнишь его, Кенни? — Стэн шепчет это, но достаточно громко. Слышит их, правда, только Крашеный, который как раз таки обращает на них внимание. Остальным просто плевать, Стэн понимает почему. «Не наше дело, не наши проблемы». Южный Парк так и умудряется существовать.       — Ду… что? — Кенни моргает, смотрит на Крашеного, будто ожидая, что тот пояснит, но он лишь пожимает плечами с лицом, на котором величайшее сочувствие. Стэн обиженно фыркает, отталкивается от Кенни и пинает Дувакина в колено, а когда тот шипит от боли, начинает смеяться и заваливается прямо на него. Кенни раздражённо бурчит и оттаскивает Стэна от того, вздыхая, — О чём он вообще?       — Серьёзно? Ты совсем меня не помнишь, Кен? Мы играли вместе, когда были детьми. Или Вам, придуркам, больше знакомо прозвище от Картмана? Король Чмо? Попердень? Господи, я бы убил этого жирного идиота, — Бурчит тот, а до Кенни, Стэн вот видит это по его лицу, резко доходит. Абсолютно и бесповоротно, глаза у него округляются так забавно и Стэн хихикает. Стэн ожидает любой реакции, кроме той, что следует. Серьёзно.       — Но погоди, разве ты не был девчонкой? Клайд думал, что ты девчонка!       — Знаешь, Кенни, без обид, конечно, но Клайд не слишком… умный. А я признаю, да, я очень симпатичный. И считаю пол идиотской социальной конструкцией, так же как и религию. Если я могу в любой момент сказать, что я цис-гендерная женщина и меня будут так воспринимать, то зачем это вообще нужно? И, кстати говоря, давай будем честны, даже сейчас ты не знаешь, что у меня между ног. Никто не знает, кроме меня, — Крашеный, Дувакин, подмигивает и Кенни охает, окончательно осознавая всю ситуацию. Со смехом Дувакин протягивает Маккормику бутылку пива и шутливо салютует.       — И всё же… почему Стэн пьян и… здесь?       — Он получил моё приглашение. Мы пили совсем чуть-чуть, чтобы разговор легче шёл, понимаешь? Не умею я разговаривать, всегда плохо получалось!       — Ясно… Понятненько… Стэн, что ты делаешь?! — Стэн не знает, что он делает. Он просто висит на Кенни и, может быть, немного пускает на него слюни, не фигурально выражаясь. Стэн, вообще-то, хочет поговорить с Кенни, всё это рассказать, но Маккормик совсем тугой вот, не понимает ни черта.       — Кенни, я тебе сейчас дам по лицу.       — За что?! — Кенни успевает только спросить это, как Стэн действительно бьёт кулаком в чужую скулу. Голова у блондина дёргается немного в сторону, он тут же хватается за ударенное место, ошарашено глядя на Марша, а Стэн ощущает себя очень счастливым, потому что правильно отомстил и за себя, и за всю ту глупую ситуацию, чем Кенни тогда думал вообще?! И всё же, Кенни жалко. И ему больно, а это очень-очень плохо. Стэн тянется к тому, хватает за плечи и приближается, целуя ударенное место, безвольно повисая в чужих руках. Кенни дёргается, будто сейчас ему было больнее, чем от удара, а Дувакин присвистывает и усмехается.       — Я, конечно, всё понимаю, все любят, чтобы им хорошенько вставляли по пятницам, но снимите комнату, парни!       — Но… сегодня воскресенье…       — Неважно, Кенни. Любой день может быть пятницей, если все будут называть его пятницей. Брысь вообще отсюда, и алкаша своего забирай! Он нам всё пиво выхлебает и уже добрался до виски, и вообще, мы тебя звали только для того, чтобы ты его забрал, по крайней мере, сегодня. Брысь-брысь, у меня большие планы на этот вечер, а он хотел с тобой поговорить.       — Не думаю, что он в состоянии общаться… — Кенни обиженно выглядит, это точно, но Стэну с ним правда нужно поговорить! Как тот этого не понимает?! Дувакин вот понимает, его глупости Кенни не волнуют, он просто швыряет в Кенни чипсами, попадая и на Стэна, но это не важно, это всего лишь чипсы. Маккормик стонет, подхватывает Стэна под плечи и выводит из дома под пьяные визги и смех.       — Итак, куда мне тебя тащить? — Стэн фыркает, свежий воздух немного бодрит и приводит в чувства. Кенни дурак, если думает, что Марш реально не собирался обсудить с ним всё сейчас. В конце-концов, хватит тянуть, а то за дело возьмётся один маньяк, а Стэну не слишком хочется разгребать последствия. Это он идиот, который не кинулся с кулаками сразу, как очнулся, а реакция у Кенни на «утопление водой» любая может быть.       — Вообще-то, я реально хочу поговорить. Поехали на Пруд? Ты поведёшь!       — Надеюсь, в этот раз мы не будем купаться?       — Только если ты не хочешь взглянуть на мою голую задницу, — Кенни фыркает и помогает дойти Стэну до машины, но Марш замечает, как краснеют у блондина уши. Кенни, правда, сразу же накидывает капюшон, и у Стэна больше нет доказательств, но ничего страшного, он запомнил.       Пруд Старк во многих смыслах особенное место для Стэна. Здесь у него проходили худшие дни, когда желание жить пропадало совсем, здесь его могли искать друзья, если замечали, что он «какой-то не такой». Здесь было множество их игр, множество поцелуев и свиданий. Здесь Стэн впервые курил и целовал Кенни и, можно быть честным, это то, что Стэн не считает чем-то плохим и собирается помнить и беречь. А теперь, когда в голове постепенно всплывают всё новые и новые подробности их жизни, которые до этого исчезали словно по мановению волшебства, он тем более не собирался игнорировать всю ситуацию. Кенни паркует машину и перелезает назад, взволнованно глядя на Стэна.       — Итак… О чём Дувакин тебя надоумил поговорить? Дувакин… Боже, это реальность? В смысле, я не думал, что тот ребёнок… — Кенни пытается перевести тему, глаза у него бегают, а руки немного трясутся. Стэн затыкает его ладонью, серьёзно глядя в чужие глаза, и немного улыбается.       — Это важно, Кенни. Не ёрничай. Сейчас мне нужно, чтобы ты был максимально серьёзным и собранным, хорошо? — Кенни сглатывает и кивает. Он продолжает нервничать, но теперь смиренно ждёт. Кенни не знает, о чём будет разговор, чего ему ожидать. Стэн не уверен, чего он вообще ждёт, пялясь куда-то в пол. Но явно Маккормик ждёт не этого, и дело не только в диком шоке на чужом лице. Дело в том, что Стэн не тянет резину, выдавая всё как на духу, — Кенни, я знаю, что ты не можешь умереть. Я тоже.