Ирония судьбы или пуркуа па-ром!

Ленинград, новогодняя ночь 1975/1976 Новогоднее утро в ленинградской квартире по адресу Третья улица Строителей, дом двадцать пять, квартира двенадцать начиналось самым обыденным образом: педиатр Анжелика Сансевская собиралась на работу. Вечером она придет домой и начнет торопливо запекать курицу в сметане с хмели-сунели и нарезать любимые салаты Филиппа: «Мимозу», «Винегрет» и «Оливье». Изюминкой меню должна стать заливная рыба, которую Анжелика хоть и не умела готовить, все равно намеревалась подать к праздничному столу. Еще бы: коллега-рентгенолог направо и налево расхваливал непревзойденный рецепт своей супруги и был настолько любезен, что в ответ на любой вопрос других медиков, да и, впрочем, пациентов, непременно вставлял пошаговую инструкцию приготовления. Молодой человек Анжелики, Филипп Плессидоров, не любил праздников. Военная карьера оставила заметный отпечаток на его характере: даже приглашение в кино из его уст звучало тоном, не терпящим возражений. Что ж, Анжелике не привыкать к авторитарной манере общения — отец воспитывал ее в строгости, чего, впрочем, не скажешь о матери. Аделина Сансевская все мечтала, что непоседливая дочь однажды встретит настоящего принца, и не какого-нибудь, а непременно французских кровей (нужно же было хоть как-то оправдать так и не задействованные знания языка Мольера, который Анжелика много лет усердно изучала с соседкой, эмигрировавшей в СССР из Франции в семидесятых). Когда девушка представляла Филиппа маме, разговор не клеился, зато аргумент о том, что его прабабушка родилась в Ницце, растопил лед в сердце предвзятой женщины. Падал снег, в воздухе витала предпраздничная суета. Анжелика чувствовала, что этот день станет для нее особенным. Филипп не отличался непредсказуемостью: некая таинственность в его голосе во время недавнего телефонного звонка, как ни странно, контрастировала с его обычной скрытностью, что сразу натолкнуло девушку на мысль о том, что сегодня под бой курантов он сделает ей предложение. Что ж, похоже, пришло время надеть то самое элегантное красное платье-футляр, несколько лет пылившееся в шкафу, которое привез ей дядя-дипломат из Парижа. В силу природной скромности и в угоду общественной морали девушка не могла себе позволить явиться в нем на работу. Усугублялись обстоятельства еще и тем, что будучи эффектной зеленоглазой незамужней блондинкой, Анжелика невольно притягивала всех представителей мужского пола, которых когда-либо и где-либо встречала. От вспышек необоснованной ревности Филиппа девушку спасали только возраст ее маленьких пациентов и семейный статус всех коллег мужского пола из других отделений поликлиники. С единственным неженатым врачом из хирургии Филипп втайне от нее провел предупредительную беседу, в ходе которой бедняга-эскулап скальпелем выводил на чистом бланке истории болезни расписку о том, что видов на товарища Сансевскую не имеет. Анжелика долго терялась в догадках, почему коллега никогда не ездил с ней в одном лифте и украдкой смотрел на нее с таким ужасом, словно сам Иосиф Виссарионович воскрес из мертвых и вселился в ее тело. *** Как и предполагалось, рабочий день 31 декабря был сокращенным. Пациентов было немного, а медперсонал пребывал в приподнятом настроении. К Анжелике в кабинет с задорным хохотом ворвались подруги — кардиолог Нина Ланклоева и медсестра Маргарита Гугенман. После перенесенной неудачной операции по исправлению носовой перегородки Нина просила величать ее Нинон, так как одна ноздря светила кардиологии теперь всегда была заложена, и в любом изречении девушки присутствовали истинно французские назальные звуки. Примечательно, что отоларинголог Андрей Рогье́шин, проводивший операцию, был по уши влюблен в ничего не подозревавшую пациентку и решился предложить ей переехать к нему сразу после выхода Нины из наркоза. На тот момент, когда открылась правда об исходе операции, счастливая пара уже совместно приобрела фарфоровый сервиз, в связи с чем Нинон решила не серчать на Андрея, а он, преисполнившись благодарности, твердо вознамерился официально покончить с холостяцкой жизнью. Маргариту же можно было бы счесть довольно неприметной девушкой, если бы не ее обширные связи в кругу фарцовщиков, которые могли раздобыть по просьбе медсестры любой дефицитный предмет гардероба или модный аксессуар, чем охотно пользовались все ее знакомые без исключения. По этой причине имя Марго в коллективе всегда звучало с нотками неподдельного благоговения, и к дружбе с ней стремился каждый. Нина весело подмигнула Анжелике, красноречиво проводя пальцем по золотистому куску фольги, который был ничем иным, как оберткой пробки от шампанского. Горлышко бутылки предательски выступало из небольшой кожаной сумки. Маргарита загадочно поглаживала под халатом внушительных размеров коробку конфет, которую ей несколько минут назад на виду у многозначительно перешептывавшихся санитарок вручил тот самый бедняга-хирург, который шарахался от Анжелики. Марго тщетно пыталась незаметно пронести коробку по отделению — пристальное наблюдение за служебными романами издревле слыло любимым развлечением коллег. — Ну, что, проведем старый год и по домам? Барна́ш обещал сегодня принести с собой гитару! В этот момент в кабинет педиатра Сансевской просочился молодой кареглазый брюнет, не отличавшийся стройностью. Его густым черным, как смоль, усам позавидовал бы сам Боярский. Помимо гитары белорусский любимец коллектива Барнаш Андижосов принес коробку заварных пирожных и несколько орешков со сгущенкой, чем несказанно порадовал дам. Анжелика робко хотела улизнуть домой, но передумала уже на первых аккордах «На Тихорецкую состав отправится», которую ребята затянули хором. Ей ничего не оставалось, как усесться рядом с ними на кушетку, взять стакан, в который Нина успела налить игристого, и присоединиться ко всеобщему веселью. В конце концов, салаты — это быстро, а жаркое можно будет приготовить и во время очередного просмотра Филиппом изрядно надоевшего Анжелике шедевра Гайдая «Луи Бурбонович меняет конфессию». «Странный человек — Филипп, — не уставала удивляться Анжелика. Порой из него не вытащишь и нескольких слов, зато остроумные диалоги из фильма он знает наизусть и цитирует при любом удобном случае»… Душевно распрощавшись с ребятами после коротких посиделок, Анжелика набросила на себя пальто и лисью шапку, после чего быстрым шагом направилась домой. *** Обильный снегопад и толпы снующих вокруг людей, тщетно пытающихся разыскать на опустошенных полках гастрономов банку зеленого горошка, шпроты, полпалки Докторской колбасы, последнюю упаковку пирожных (ведь торты размели еще утром) или любую безделушку, которая могла бы сойти за сувенир, утвердили Анжелику в мысли, что запасов в ее холодильнике вполне достаточно для того, чтобы встретить Новый год. Подходя к дому, она обвела взглядом двор. «Жигулей» Филиппа нигде не было. «Наверное, задерживается», — с некоторым облегчением подумала Анжелика. Привычным движением она несколько раз повернула ключ в замочной скважине и вошла в прихожую. «Если повезет, успею еще раз пропылесосить квартиру, подписать открытку и завернуть подарок, прежде, чем начну возиться на кухне, — размышляла девушка, снимая с себя верхнюю одежду. «Редкие виниловые пластинки, которые удалось раздобыть с помощью Марго, пожалуй, положу под ёлку, а электробритву вручу сразу», — Анжелика пыталась продумать каждый шаг, чтобы праздник прошел, как по нотам. Войдя в комнату, чтобы снять с вешалки вечернее платье, она вдруг ощутила резкое покалывание в висках. В глазах потемнело, и девушка машинально наклонилась, пытаясь нащупать рукой край тахты, чтобы присесть. Наконец обнаружив спинку дивана, она развернулась и устало повалилась на привычное место. К ее огромному удивлению, под собой она ощутила вовсе не мягкий слой поролона, а чьи-то костлявые конечности, и тут же отскочила от тахты. Так и не оправившись от шока, она испуганно пыталась разглядеть, кто же посмел без ее ведома проникнуть в квартиру, да еще завернуться в ее любимый плед и бесцеремонно уснуть на ее собственной тахте! «Незадачливый грабитель?» — предположила девушка. Странный злоумышленник, на удивление, не проснулся, а лишь издал нечленораздельный звук с ударением на последнем слоге и поджал ноги под себя, зарываясь в плед с головой. Анжелике даже показалось, что она услышала несколько французских слов: амур, пуазо́н, се ля ви… «Вор-философ, проваливший сессию на филфаке? — продолжала теряться в догадках Анжелика. — Пуазо́н — рыба или яд, яд или рыба?.. Вспоминай, дуреха! Наверное, бедняга отравился рыбой… РЫБА! Ее нужно разморозить! Но пуазо́н — все же яд… Может, это сон-предупреждение о том, что не нужно сегодня готовить заливную рыбу? Армянин на рынке подозрительно красноречиво подмигивал, когда я ее покупала… Нет, это просто нелепый сон!» — за эту мысль она ухватилась как за спасительную соломинку и несколько раз больно себя ущипнула. Видение не исчезло. «Больше не буду выпивать натощак на работе», — корила себя педиатр Сансевская, пока потенциальная угроза ее жизни и безопасности поудобнее устраивалась на диване, лежа лицом к стене. Девушка не сразу заметила, что под пледом рука непрошенного гостя сжимала какой-то тонкий продолговатый предмет, похожий на палку. У Анжелики были все основания полагать, что предмет этот был острым. «Убийца-экспериментатор, — обреченно констатировала растерянная хозяйка квартиры. — Что ж, если повезет, успею выбежать в коридор, постучать к кому-то из соседей и позвонить в милицию», — Анжелика поздравила себя с правильным решением, пытаясь оценить в шагах и секундах расстояние до входной двери. Ей оставалось лишь бесшумно и безо всякого промедления покинуть помещение. Она снова взглянула на тахту и оцепенела от ужаса: наглец уже сидел, закинув ногу на ногу, и смотрел на нее в упор. На несколько мучительно долгих секунд в квартире воцарилась пугающая тишина.

***

Боль немного притупилась, но не ушла окончательно, да и вряд ли когда-либо уйдёт. Мог ли Пейрак забыть о смерти Анжелики? Конечно же нет… От зыбкой надежды, которая еще теплилась в сердце после шокирующего известия, не осталось и следа, едва он увидел мертвое тело, доставленное ему в качестве доказательства. Порой он винил себя в ее смерти, ведь если бы он пришел вовремя, не позволил ей сбежать, всё сложилось бы совершенно иначе… Кто знает, может быть, в эту самую минуту живая и невредимая Анжелика была бы рядом с ним. — Я знаю, о чем ты сожалеешь, друг мой, — поправляя круглые очки в стальной оправе, спокойно заметил Абд-эль-Мешрат, сделав небольшой глоток кофе. Пейрак промолчал. Да и к чему слова — проницательный друг и так понимал его с полувзгляда. Жоффрей не рассказывал о своих терзаниях Мешрату, зная, что любовь к одной-единственной женщине — редкость среди мусульман. Чаще женщина представлялась для них источником наслаждений, при случае её всегда можно было заменить другой. Но он ошибся: личные переживания друга не укрылись от Мешрата. Его загадочные слова прервали размышления Жоффрея: — Я смогу тебе помочь, но тебе придется приложить немало усилий, чтобы её отыскать. Мир огромен. — Преграды меня не пугают, и ты это знаешь, — пожал плечами Пейрак. — Мне это известно. Я лишь хочу напомнить тебе о реинкарнации. Очень сложно разыскать свою возлюбленную среди множества миров, отличающихся друг от друга. Когда найдешь её, ты почувствуешь это сердцем, узнаешь свою возлюбленную. Через мгновение Пейрак застыл от удивления, увидев, как Мешрат достал большие ножницы и буквально разрезал ими пустоту. На её месте тут же появился чёрный, манящий своей неизвестностью омут. В голове Пейрака пронеслась закономерная мысль о том, уж не сошел ли он с ума. — Вперед, мой друг! Портал я вам открыл, остальное за вами, — Абд-эль-Мешрат вручил Пейраку тяжелые ножницы, выводя таким образом из ступора и побуждая действовать дальше. Еще не до конца оправившись от шока, но уже предвкушая интересную авантюру, Пейрак вошел в омут и увидел огромную поляну, на которой мирно жевали траву абсолютно реальные единороги. Все они были традиционного белого цвета. Рог каждого из них выглядел устрашающе, словно напоминая о том, что его обладатель был им наделен вовсе не для красоты. Пейрак в недоумении протер глаза, пытаясь понять, не одолели ли его галлюцинации. Но где же Анжелика? Придется действовать по обстоятельствам. Пейрак огляделся, стараясь не нарушать покоя единорогов, но, видимо, проявил неосторожность, так как один из них все же насторожился. Вначале он протестующе заржал, затем перешел в наступление, целясь острым рогом прямо в Пейрака. — Стойте! Не пугайте его! — пискнул кто-то над ухом Жоффрея. Каково же было его удивление, когда этим «кем-то» оказалась девушка размером с дюйм, машущая крошечными крылышками. Пейрак пригляделся и замер на месте. Он узнал в ней Анжелику! До чего же необычно и иронично поступила судьба — он, шутя, всегда с нежностью называл свою юную графиню маленькой феей из Пуату, и сейчас его слова казались более реальными, чем когда бы то ни было. Здесь она родилась феей, чтобы стать хозяйкой леса, очаровывать окружающих и быть счастливой. Ей в самом деле подходила эта роль. Она без особого труда успокоила единорога, ласково шепнув ему что-то на ушко. Пейрак понял, что ему нужно уходить. Он почувствовал, что попал в мир, где ему не место. Щелкнув ножницами, которые не выпускал из рук, он шагнул в новый омут, который уже не пугал его неизвестностью. Никто не заметил портала, что играло Пейраку на руку и позволяло избежать лишних вопросов. Пейрак тут же оказался среди придворных и даже увидел знакомые лица. Он не удержался и решил подойти к своим друзьям-гасконцам. Сколько лет прошло с момента их последней встречи, сколько воды утекло! Он понимал, что это иной мир — все лица остались такими же, какими сохранились в его памяти, будто не прошло и года. Узнают ли они его? Не зададутся ли вопросом: что здесь делает пират? Вопросов не последовало. Судя по всему, в этом мире необычная одежда была в порядке вещей. Бернар дружески хлопнул Пейрака по плечу, сразу же распознав в нем гасконца по вполне уловимому южному акценту. Завязалась оживленная дискуссия, которая прервалась, как только распахнулись массивные двери, и в зал вошел король со своей королевой. Пейрак подавился воздухом, увидев, что рядом с королем гордо шествует Анжелика в пышном платье цвета морской волны, длинный шлейф которого придерживали пажи. «Что ж, ещё одни слова сбылись: королева среди своих подданных», — хмыкнул Пейрак и щелкнул ножницами. Пейрак лишь заглянул в появившийся портал и сразу же заметил юную Анжелику — девочку лет двенадцати в красно-золотом галстуке с какой-то палочкой в руке. — Экспеллиармус! — крикнула Анжелика, и Пейрак молниеносно закрыл портал, успев избежать вспышки и, похоже, очередных неприятностей на свою голову… Далее следовали непохожие друг на друга миры с абсолютно разными Анжеликами, начиная от альтернативной реальности и заканчивая совершенно иной обстановкой. В одном из миров Анжелика являлась шпионкой. Приняв Пейрака за своего врага, она набросилась на него, яростно повалила на пол и обездвижила. Пейрак не растерялся: он тут же прильнул к ее губам и несколько минут любовался удивленным взглядом изумрудных глаз. Затем он исчез в портале, пообещав себе, что наверстает упущенное уже со «своей» Анжеликой. В другом мире Пейрак пил вино на брудершафт с какой-то ведьмой со странной короткой прической. Да-да, ведьмой оказалась всех та же Анжелика в фиолетовом балахоне, скрывавшем все достоинства ее фигуры от посторонних глаз. Она держала в одной руке потрепанную метлу, а в другой — какой-то зеленый напиток, и не желала отпускать гостя, пока тот не попробует зелье отдыха, оказавшееся на вкус самым обычным вином. Пришлось пить. Много. Потом ещё — за компанию, за здравие путника, за легкий путь, за поклонение даме, за новую метлу и за долгие годы ее верной службы… И вот, наконец, в неизведанном мире не очень трезвый и уставший Пейрак прилег отдохнуть на тахте и уснул, укрывшись пледом, в попытке прийти в себя после головокружительного путешествия. Пробуждение было весьма чувственным. *** Анжелика замерла на месте, не зная, то ли громко завизжать, чтобы привлечь внимание, то ли бежать к соседям, чтобы из безопасного места вызвать милицию и исполнить свой гражданский долг. Правда, её остановила одна единственная мысль: а будет ли непрошеный гость все так же сидеть на тахте в ожидании возвращения хозяйки квартиры? Что-то ей подсказывало, что нет. Скорее, прихватит ее драгоценности, заначку, содержимое холодильника — кто сказал, что домушники или убийцы (Анжелика пока не определилась, к какой категории причислить «гостя») не голодают? — и будет таков. И плакал светлый праздник Новый Год, полный романтики и искренней радости. На стол-то нечего будет поставить! Разве что Филипп прихватит бутылку шампанского… — Сударыня, не могли бы вы мне кое-что объяснить? — холодно и довольно претенциозно спросил… по-французски злополучный преступник, не меняя позы на тахте. Анжелика наконец догадалась включить свет, чтобы получше его разглядеть. Должна же она знать врага в лицо! Да, пока неясно, с кем она имеет дело — с убийцей-экспериментатором или изрядно уставшим вором, зато точно известно, что злоумышленник — француз! Вот так особая примета! Электричество ясности не внесло: преступник явно готовился к вторжению в квартиру. Наряд подобрал тщательно: лицо было скрыто под кожаной маской, а таинственная личность — под маскарадным костюмом. Шляпа с плюмажем, бандана, зеленый бархатный камзол, рубашка, широкие короткие штаны, суженные к колену, и высокие сапоги… «Домушник-романтик» — подумала Анжелика, тщетно пытаясь распознать эпоху, в которой данный образ не привлек бы внимания окружающих и стражей порядка. «Странно, почему не костюм Деда Мороза или Снегурочки?», — удивилась девушка, отметив, что странный гость носил эту одежду с удивительным изяществом, и, казалось, не испытывал неудобства. От яркого света он прищурился и начал оглядываться по сторонам, по-прежнему сжимая в руках палку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся черным зонтом. Вид у него был изумленный, на губах играла насмешливая улыбка, но Анжелика почему-то была уверена, что она и не сходила с его лица. — Где мы? — спросил незнакомец, так и не представившись, но бесцеремонно сверля Анжелику проницательным взглядом. В черных глазах читались насмешка и явное любопытство. Анжелика мысленно возблагодарила соседку, которая обучила ее французскому, хоть легкий акцент ей убрать так и не удалось. — Вы у меня дома, — заявила Анжелика, старательно выделяя местоимение «меня». Она не сдержала улыбки, увидев, как незнакомец приподнял брови, выражая свое удивление. — Это ваш дом? — Это моя квартира. А что вы в ней делаете накануне Нового года? — ответила она вопросом на вопрос. — Не с кем праздновать? Так одиноко? И как вас зовут? Вы даже не удосужились представиться… — Простите мою забывчивость, — У любого другого человека фраза прозвучала бы с искренним сожалением, но не у незнакомца. Можно было предположить, что он осознанно подтрунивал над хозяйкой квартиры. Хотя, какие тут сомнения? Конечно, подтрунивал! Нормальные преступники не раскрывают имени и фамилии, изъясняясь при этом на чистом французском. — Я — Жоффрей де Пейрак. От неожиданности Анжелика заморгала. Она предполагала, что незнакомец попытается уйти, а точнее, сбежать, не желая быть пойманным милицией. Это было бы наиболее логичным решением. Но он повел себя не как преступник: назвал свое имя и продолжал сидеть, не отводя от нее взгляда. Анжелика ощутила смущение — можно подумать, это она пришла в чужую квартиру с непонятной для хозяев целью! Но ведь это не так! И что за ерунда лезет в голову? Решено, сейчас она прогонит наглеца. Знаем таких преступников! Либо загипнотизирует, либо попросит деньги и еду, а Анжелика машинально послушается и только после его ухода придет в себя. — Очень приятно, теперь можете идти, пока я не позвонила в милицию, — разозлилась Анжелика. Ей надоел этот бессмысленный разговор за считанные часы до наступления Нового Года, учитывая, что приготовления толком не закончены, и с минуты на минуту придет Филипп. А он не мог не удивиться при виде постороннего мужчины в доме! Незнакомец-француз начал ее утомлять. В любое другое время она бы обрадовалась знакомству: в СССР не так много французов, больше все-таки русских. Сейчас она лишь хотела проводить к дверям этого странного гостя в необычной одежде, да еще изрядно выпившего — не просто так глаза блестят! — Мадемуазель, французский язык — не ваш родной, верно? — заинтересованно спросил Пейрак, не обращая внимания на прозрачный намек, что пора бы убраться из квартиры восвояси. — Конечно, не мой родной. Это вполне логично, учитывая, что живу я в Ленинграде. — В Ленинграде? — старательно повторил Пейрак слово, будто пробуя его на язык. — А где это? Это Российское государство? — Да, Россия, а точнее Советский Союз, — почему-то ответила Анжелика и с плохо скрываемой жалостью спросила: — Вы так напились, что ничего не помните? — Не помню? Наверное, потому-то и не понимаю… — как-то задумчиво ответил гость, и Анжелика не знала, как охарактеризовать свой порыв, кроме как желания помочь незнакомому человеку:  — Давайте пройдем на кухню? По ощущениям Жоффрея, дело принимало неожиданный поворот: вставая с тахты, он пошатнулся, стараясь сфокусировать взгляд, но что-то запрыгало перед глазами. Он услышал самое шокирующее, что только мог себе представить: он находится не во Франции и даже не в Новом Свете, а в Российском государстве (которое почему-то называется Советским союзом) в скромном жилище Анжелики, по-прежнему молодой и дерзкой, такой, какой он помнил ее в годы их недолгого супружества, что радовало и, вместе с тем, почему-то его напрягало. Она ему улыбнулась и провела, по ее словам, на кухню. «А где же тогда столовая? Где она обедает? Неужели здесь?!» — удивился про себя Пейрак и стал наблюдать, как Анжелика подходит к странного вида ящику и поджигает на нем огонь. Затем внимание его привлек жужжащий белый шкаф, которому явно не место на кухне. Пейрак подозрительно на него поглядывал, каждый раз напрягаясь от звука, с готовностью в любой момент отразить нападение. Внезапно осознав, что он по-прежнему сжимает в руке зонт, имея при этом пистолеты на поясе и кинжал в сапоге, Пейрак с облегчением отбросил ненужный предмет в сторону. Вряд ли ему что-то будет угрожать, по крайней мере — не здесь. Что же произошло? Может, это просто странный кошмар, в котором он наконец увидел Анжелику, подсознательно желая встречи? Или пугающая реальность, словно Пейрак попал в машину времени и перенесся на несколько веков вперед? Но возможно ли, чтобы портал перенес его в будущее, а не в новый мир? От этой догадки он вздрогнул и с отрешенным выражением лица стал размышлять дальше. Непонятные машины, вроде жужжащего белого ящика, неизвестный город Ленинград, помолодевшая Анжелика, явно не знающая такого человека, как Жоффрей де Пейрак или хотя бы Рескатор, Анжелика, которая говорила по-французски с акцентом, словно это не родной для нее язык… Всё сводилось к тому, что он попал либо в будущее, либо в параллельную вселенную. Жоффрей склонялся в сторону первого варианта. Звук кружки с чаем, которую поставили на стол, прервал его размышления. Жоффрей слегка вздрогнул. — О чем задумались? — спросила Анжелика, присаживаясь рядом.— Хотите узнать, не вертится ли Земля? — А она вертится? — с иронией уточнил Пейрак. — Конечно, мы же в школе изучали, — пожала плечами Анжелика, и их даже не начавшийся разговор прервал звонок в дверь. Анжелика вскочила с места и побледнела. Пейрак продолжал сидеть на стуле, закинув ногу на ногу, приготовившись следить за развитием событий. Он предвкушал, что увидит что-то интересное, и потому даже не собирался открывать портал ножницами. Не желая обжечься, он сделал небольшой глоток чая, вкус которого показался ему весьма недурным. Услышав звонок в дверь, Анжелика заметно напряглась. Она мысленно дала себе подзатыльник за рассеянность. Как же она могла забыть о Филиппе! Почему не вышвырнула незваного гостя из квартиры? Ведь знала же, что Филипп ревнив, и появление неизвестного мужчины в доме воспримет уж точно двусмысленно. И что же делать? «Скажу правду. Если не поверит и уйдет — значит, не быть нам вместе», — подумала Анжелика, но с каждым шагом к двери решительность её куда-то улетучивалась. Ей не хотелось расставаться с Филиппом, тем более из-за такого пустяка. Тем временем Пейрак внимательно слушал, как открывается дверь, как взволнованная Анжелика что-то шепчет пришедшему. — Привет, милая, — улыбнулся Филипп, а Анжелика на секунду вырвалась из плена напряженных мыслей. Мужчина вручил ей маленькую белую коробочку, поцеловал в щеку, а потом коротко — в губы. На кухне звякнула кружка, и Анжелика тут же вспомнила и о своем страхе, и о желании рассказать правду. Она решила выпалить все сразу, пока Филипп не увидел другого мужчину своими глазами, и не стал размышлять в ревнивом и обидном для неё ключе. — Я тоже приготовила тебе подарок, — вздохнула Анжелика и опустила взгляд. Она знала, что в такие минуты выглядит очень мило и трогательно, чем пользовалась по необходимости. По крайней мере, мать с отцом всегда смягчались и прощали Анжелике ее проказы. Подействует ли сейчас её обаяние на Филиппа? — Филипп, я должна кое-что тебе сообщить… В это невозможно поверить! Ты умрешь со смеху! — Филипп, раздеваясь, кивал, до конца не понимая смысла ее слов. — Короче говоря, я прихожу домой, а на моей тахте сидит совершенно посторонний мужчина. — Мужчина? — Филипп моментально оживился, переменился в лице и гневно посмотрел на Анжелику. Она лишь скрестила руки на груди, решив быть честной и твердой до конца, и гордо вскинула подбородок. Филипп молча прошел на кухню, не обращая внимания на бегущую следом Анжелику, и увидел мужчину в маске и маскарадном костюме, который пил чай с таким невозмутимым видом, словно находился у себя дома, и ничего необычного не произошло. «И как это понимать? Я что, помешал их любовным играм?» — пронеслось в голове у Филиппа. В этот миг он почувствовал запах алкоголя. «Что ж, похоже, они уже начали отмечать… Но где же тогда открытая бутылка? Наверняка спрятали как главную улику». Филипп почувствовал прилив раздражения и острое желание врезать наглецу по лицу. Последний, к слову, даже не посмотрел в их сторону. Филипп был готов поспорить, что лицо под маской брезгливо поморщилось. «Да и Анжелика тоже хороша», — продолжал негодовать Плессидоров, отмечая занятные детали: легкое домашнее платье Анжелики было такого же бордового оттенка, как пояс и платок, повязанный на голове её гипотетического любовника. «Смотрите-ка, в тон подобрали, готовились…» — Филипп, я не знаю, как здесь оказался Жоффрей! Он спал у меня на тахте, укрывшись моим пледом, — тараторила Анжелика. — Так он для тебя уже просто Жоффрей! — всплеснул руками, багровея от ревности, Филипп. — Не цепляйся к каждой мелочи! — Это я цепляюсь? Скажи-ка мне, моя милая, с какой стати ты напоила его чаем на кухне, вместо того чтобы незамедлительно выпроводить из квартиры? — Споко-о-ойно, Филипп, спокойно, спокойно! Я хотела помочь человеку, — топнула ногой Анжелика. — Он наверняка ошибся квартирой, а на улице мороз и вьюга! По-твоему, мне стоило сразу же выгнать его? А если он простудится, если замерзнет насмерть? Ты не забыл, как опасно на улице? Собаки лают… Можно заболеть! — Какая же ты добрая! — возмутился Филипп, окончательно утратив самообладание, и схватил незнакомца за рукав плаща. — Всё, любезнейший, можете идти. — Je ne comprends pas le russe*, — спокойно ответил Пейрак, приподняв бровь. Филипп без труда понял фразу непрошенного гостя — французский он изучал с детства в память о своих корнях. Вот и пригодились знания… — Вы можете идти. Вам помогли, напоили, обогрели, пора и честь знать… Не стоит злоупотреблять гостеприимством товарища Сансевской! — максимально непринуждённым тоном выпалил по-французски Филипп. За этим последовала эмоциональная перепалка Анжелики и её разгневанного возлюбленного, из которой Пейрак не понял ни слова. Интонация не оставляла сомнений — пара ссорилась. То, что женихом Анжелики оказался Плесси-Бельер, не шокировало Жоффрея — на сегодня лимит удивления был исчерпан. Пейрак лишь горько усмехнулся, поражаясь иронии судьбы. Разве такое возможно? Мало того, что в прошлой жизни его жена, не пощадив его чувств, выскочила замуж за блистательного маркиза, так еще и здесь этому надменному блондину достанутся ее рука и сердце?! Нет, это не ирония судьбы, это какой-то злой рок! Вот было бы забавно, если бы этот несносный тип сегодня вознамерился сделать ей предложение! Этот тупица наверняка удивительный романтик! И как теперь быть? Пейрак признал, что эта Анжелика его взволновала, но её сердце занято другим — ревнивым и вспыльчивым человеком, который уже успел нафантазировать черт знает что, решительно отбросив доводы здравого смысла. Раздумья Жоффрея резко прервались, когда Филипп схватил его за рукав, любезно требуя немедленно убраться прочь и оставить их с Анжеликой наедине. — Сударь, вам бы успокоиться и прекратить столь усердно дергать меня за рукав. Раздражает, знаете ли… — фыркнул Пейрак, стараясь вложить в свой голос как можно больше едкости и неприязни. Впрочем, последнее удалось передать безо всяких усилий, поскольку именно это чувство он испытывал в данную минуту. «Господи, Филипп, какой же ты тупой!», — Пейрак почему-то ощутил ответное желание врезать по застывшей в безразличии роже этого надменного хлыща за то, что он заставил Анжелику оправдываться в том, чего не было и в помине. «Да он просто напыщенный, неуверенный в себе дурак! Придумал что-то, принял воображаемое за действительное, унижая возлюбленную своими возмутительными догадками!». Пейрак резко вскочил, схватил кувшин с водой и от души выплеснул его содержимое на Филиппа, триумфально наблюдая за тем, как в мгновение ока на брезгливом лице кавалера Анжелики отобразилось пятьдесят оттенков гнева и растерянности. — Что это мокрое? Обалдели? С ума посходили все, что ли… Это же я вам… не клумба… — Филипп старательно доставал из глубин памяти давно забытые французские слова. — Нет, вы, конечно, не клумба, и уж точно не цветы на ней… Что же, вы пришли в себя, дражайший? Надеюсь, этот небольшой холодный душ пошел вам на пользу, — Жоффрей придал своим словам всю язвительность, на которую был способен, и потому ничуть не удивился, когда Филипп набросился на него с кулаками. Вполне логично: чье-то самолюбие было немного задето… Жоффрей молниеносно уклонился от удара — этому рефлексу он был обязан суровой школе жизни, ведь фехтование, стрельба и борьба были для него не просто атрибутами дворянского воспитания, а незаменимыми навыками, обеспечивающими выживание во враждебной среде. Все началось с дурашливых поединков в детстве, когда колотишь соперника, не желая его оскорбить или покалечить, затем дуэли, в которых уж точно невозможно выйти сухим из воды: в лучшем случае отделаешься легкими царапинами. Благодаря ежедневным тренировкам, Пейрак заслужил репутацию Первой шпаги Лангедока, а о мастерстве Рескатора в поединках на Средиземноморье ходили легенды… А уж поколотить оскорбленного в лучших чувствах Филиппа — дело плевое. Плессидоров повалил Пейрака на пол, ощущая себя неотесанным мужланом, неспособным иным способом разобраться с собственными проблемами. Прабабушка любила рассказывать Филиппу, что славными предками Плессидоровых были маркизы дю Плесси-Бельер… Ах, как некстати эта неблагородная драка, но что поделать? Непрошенный гость донельзя раздражал одним своим видом, не говоря уж о презрительной усмешке. Филиппу хотелось хорошенько его проучить, стереть ненавистную улыбку, и тем самым потешить свое самолюбие. Он не обращал внимания на крики Анжелики, на её слабые попытки их разнять, и потому был крайне удивлен, когда на него для разнообразия вылили уже не вазу, а целый ковш холодной воды. Поначалу он растерянно моргал, затем быстро пришел в себя и смерил Анжелику недовольным взглядом. «Это что ещё такое? Опять вода?! Словно сговорились с этим Пейраком, слишком одинаковы у них действия…» Филипп взглянул на соперника, с досадой отметив, что тот тоже довольно быстро опомнился. Пейрак грациозно поклонился и с усмешкой сказал: — Я в восторге, мадемуазель! Воистину, разгоряченных борьбой лучше обливать водой! Анжелика залилась милейшим румянцем, навевая Филиппу мысль о том, что если она и не знакома с Пейраком, то явно ему симпатизирует. И вообще каковы гарантии того, что она верна Филиппу? Правда ли, что она видит этого Пейрака впервые? Уж слишком развязно он себя ведет. Складывается впечатление, что сей якобы незваный гость давно её знает. Филипп до сих пор не мог поверить объяснениям Анжелики о незнакомце, мирно спавшем на тахте в ее квартире, настолько это казалось неправдоподобным. Да еще и пистолет… Когда Пейрак поклонился, Филипп заметил у него старинное оружие, напоминавшее образцы XVII века. Выглядело оно как настоящее. Плессидоров настолько погрузился в размышления, что с трудом очнулся, услышав полную недовольства фразу Анжелики: — Товарищи, можете идти. Оба! Сбросив с себя мокрый свитер и на ходу накидывая дублёнку, Филипп быстрым шагом покинул квартиру, в сердцах браня несносного французского наглеца, разрушившего все его планы. Не снимая маскарадного костюма, но и не надевая ничего поверх нелепого камзола, экстравагантный иностранный вторженец поспешил за Плессидоровым на мороз. __________________________ * Je ne comprends pas le russe — Я не понимаю русский.