***
Все произошло как в кино. Дженни подошла на кассу минимаркета. Когда она осматриваясь, ждала своей очереди, ее глаза остановились на экране телевизора позади кассира. Ее лицо побледнело, когда она увидела точный фоторобот самой себя, выставленный на всеобщее обозрение. Медленно, чтобы не привлекать ненужного внимания, она распустила волосы и одела маску, закрывая хотя бы нижнюю часть лица. Ей удалось покинуть магазин без особых проблем. Выйдя на улицу, она чуть не налетела на двух полицейских, один из которых стоял у патрульной машины, а другой что-то говорил в рацию. Глаза Дженни встретились с их глазами, и тогда ее поразило — они видели, как она входит внутрь. Они уже знали, что это была она, и это была засада. Тот, что говорил по рации, начал бормотать чуть громче и настойчивее, и как раз перед тем, как Дженни начала бежать влево, она услышала, как тот произнес название улицы, «преследование пешком» и « стрелок из семи чудес». Она выкинула только купленный стакан кофе в урну, понимая, что теперь у нее нет ни малейшего шанса попасть в больницу. Дженни бегала быстро. Быстро бегать она научилась давным-давно, сиротой худощавого телосложения. Она натянула толстовку через голову и пустилась в бешеный бег. Один взгляд назад показал, что полицейские бежали так быстро, как только могли, но расстояние между ними все еще увеличивалось. К сожалению, рация сделала свое дело, и другая патрульная машина включила сирены с противоположного конца дороги. Дженни пришлось хорошо узнать Хондэ раньше и она решила, что переулки и металлические ограждения — ее лучший шанс. Ее дыхание стало прерывистым, пот выступил по всему телу, когда её ноги едва касались земли. Ветер ревел в ушах и бил в спину, толкая ее вперед. Она перелезала через заборы, почти перелетая, чтобы как можно быстрее добраться до нужного переулка, прежде чем копы, преследующие ее, подумают о том, как обойти через все ограждения. Сирены патрульной машины становились все тише, а затем с новой громкостью зазвенели в голове, прорезав другие улицы, чтобы приблизиться к тому месту, где она находилась. Скоро они примут крайние меры. Дженни знала, что они не пожалеют денег на массовую стрельбу. Она не могла продолжать бежать, и ей негде было спрятаться. Она шла ужасно знакомыми путями. Они пересекали их раньше с Юнги, когда они торговали с русскими, населявшими этот конец Хондэ. Все связанные с мафией, ни один из них не был обычным туристом и другом Geomjeong-Pa. Они, скорее всего, не знали, что произошло в Нуаре даже месяц спустя, и все, что нужно было Дженни, — это время. Пора было подумать, что делать дальше. Она не могла вернуться в больницу, хотя, если бы Чонгук увидел новости, он бы понял, почему. Это не означало, что он сможет остаться один. Дженни сомневалась, что он будет любезен с незнакомцами, которые присматривают за ним. Дверь в игорный дом была такой же. Выкрашенный в тускло-красный цвет, местами потрескавшийся, расположенный рядом с дешевой забегаловкой на дымной улице, над которой возвышаются потрескавшиеся многоквартирные дома. С балконами, на которых люди развешивали белье. Дженни постучала в дверь, когда сирены стали громче. После третьего удара подряд дверь открыл высокий русский. У него было лицо, похожее на быка, и очень неприятное выражение лица, когда он посмотрел вниз, чтобы увидеть девушку. — Кто такая? — проворчал он по-английски. Дженни поблагодарила всех богов за то, что ее мать строго настаивала на том, чтобы ее разговорный английский был на высоте, и выдохнула: — Ты не Ян. Где он? — Кто ты, черт возьми? — Дженни. Он меня знает, я снабжала его людей кокаином. Только скажи, он здесь или нет? Мужчина повернулся и что-то прокричал через плечо, прежде чем снова обратить свой жгучий взгляд на Дженни. Он жевал во рту что-то похожее на обрывки сигары, и когда он сплюнул у ног Ким, она даже не могла описать, какого отвратительного цвета была его слюна. Дженни одаривая его своим самым светлым взглядом, отошла в сторону и нервно оглянулась на улицу. Сирены все еще выли. Кто-то проворчал из глубины помещения, и здоровяк впереди отступил в сторону, открывая большую комнату, где за покерным столом сидели шестеро мужчин. Во главе стоял тот, кого искала Дженни. Ян был невысоким, крепко сложенным мужчиной средних лет с лысой головой и парой ледяных голубых глаз, которые были странными и пугающими. Или, возможно, это было просто общее впечатление от лица, с которым они гармонировали. Он был фактическим главой этой маленькой ветви русской мафии, посредником между Geomjeong-Pa и более крупным синдикатом в бывшем Советском Союзе. Они держались особняком и в основном были посетителями по рабочей визе, полученной по поддельным документам, выданным им Geomjeong-Pa. В последний раз, когда Ян видел Дженни, она была с Юнги и почти не разговаривала. Ян мгновенно узнал ее, оторвавшись от карт, в которые он играл против трех других соотечественников за столом. Беспорядок из оружия, бутылок из-под водки и заполненных пепельниц валялся на столе, а голос напевал по радио на русском диалекте, который Дженни не узнала. Это было похоже на прогулку по Маленькой Москве, повсюду неулыбчивые лица и тяжёлые взгляды. Она знала одно: русские улыбаются только в случае крайней необходимости, да и то скупо. — Ну и ну, человек Geomjeong-Pa, — сказал Ян, бросая карту на стол, к огорченному стону остальных. — Что я могу сделать для тебя… Дженни, да? —его английский был мягко говоря угнетающим и жёстким, хотя в прошлый раз, когда он разговаривал с Юнги, он прекрасно вещал на корейском. — Спасибо, что впустили меня, — сказала Ким, не зная, как выровнять свой тон, и в конце концов решив, что лучше оставаться нейтральной. — Меня слегка преследовали. — А мы думали ты просто так решила устроить забег до нашей скромной берлоги. Ты сейчас задохнешься. Виктор, принеси нашей молодой леди носовой платок и немного воды. Не хочу, чтобы она растеклась по земле, —мягкий смех пронесся среди сидящих за столом, хотя Дженни стояла там, не понимая, что смешного здесь было. — Ты в бегах из-за того, что я видел по телевизору, да? Вы следили стрелка семи чудес? Тебя. Она поморщилась и попыталась объяснить, но Ян отмахнулся. — Бандитские разборки, вы местные всегда что-то не делите между собой, — пренебрежительно продолжил он, — Хотя теперь мои люди могут забеспокоиться, увидев тебя. Ты знаешь, мы убиваем и пытаем людей, — сказал он оба слова с насмешливой откровенностью, — Но нам нравится видеть лица и знать имена тех, кого мы убиваем. Каждого. Но это совершенно другой тип дьявола, который может войти в комнату и открыть огонь по куче людей, которых он совершенно не знает. Ты настоящий дьявол. Дженни замерла, зная, что за этим стоит что-то, что не будет для нее хорошей новостью. Она решила остановиться на просьбе воспользоваться телефоном и просто подождала, пока кончится небольшой монолог Яна, не делая знать к чему он ведёт. — Ты та, кто раньше околачивалась с бешенным песом? Его же так сейчас называют, Бешеный Пёс? — продолжил он, на что один из его людей пробормотал: « Палач», а в ответ получил резкое от своего начальника: «Не открывай свой рот, когда я разговариваю». Дженни достаточно знала русский, чтобы понимать, когда она слышит «заткнись». Ян очевидно вёл этот разговор. — Да, я недолго была в том же круге, — осторожно сказала Дженни, принимая протянутый ей стакан воды. Это был странно вежливый жест по отношению к их окружению, и на мгновение она остановилась, чтобы понюхать его и убедиться, что в нем нет яда. Когда она уверилась, то выпила залпом. — Хм. Теперь его называют Мясником, — небрежно сказал Ян, совершенно расслабленно бросая на стол очередную карту. — Он убил четырех больших боссов, работающих под руководством Матери, и распространил фотографии их тел. Я их видел. Виктор тоже их видел, да ведь? На это Виктор — здоровенный мужчина с большими руками, который так аккуратно подавал Дженни воду, — кивнул и что-то буркнул по-русски. Он сделал несколько жестов и расширил глаза, и было ясно, что фотографии шокировали даже его. — Я хочу знать, как он это сделал. Он очень молод. Может, поэтому он такой сумасшедший, кто знает, а? —Ян фыркнул, рассмеявшись вместе с остальными. — Я никогда не видел ничего подобного. Там явно произошло что-то странное, Мин Юнги захватил дом Матери за один день и ее банду за две недели. Говорят, ее изнасиловали перед тем, как убить. Мужчина, одетый как женщина, что он ожидал, когда произойдёт переворот? Мясник сказал, что её время закончилось. Он хочет расширить свои деловые отношения со мной и моими людьми. Говорит, что хочет торговать оружием, что пойдет к немцам, если мы откажемся принять его условия. Конечно, мы сказали, что к черту этих нацистов, вы будете вести дело с нами. И мы пришли к соглашению. Но сейчас это не столь важно, тогда я вспомнил о тебе и спросил его — что случилось с той девушкой, которую ты раньше таскал за собой, как тень? Где она? И знаешь, что он сказал? Дженни ненавидела, когда кто-то останавливался на риторическом вопросе, чтобы посмотреть на нее. Она ненавидела, когда кто-то так делал, но прямо сейчас, в темной, прокуренной берлоге, заполненной русскими вдвое больше ее, она ненавидела это вдвое сильнее. Она ждала, сжимая рукой стакан. — Он сказал: «Забавная история вышла. Я оставил ее умирать. Но если она объявится в этих краях, обязательно позвони мне. Я щедро заплачу тебе за нее.» Вот, что он мне сказал. А теперь… — Ян повернулся в кресле, пристально глядя на Дженни своим пронзительным каменным взглядом. — Что ты сделала с Мясником, чтобы он назначил такую цену за твою голову? — Может быть, я приберегу эту историю для уютного сопливого вечера. А пока, если вы не против, я бы хотела воспользоваться вашим телефоном, если он есть, — хрипло сказала Дженни. За ее спиной путь к входной двери был заблокирован. Сзади была дверь, ведущая в ресторан, выход, которым она пользовалась с Юнги в прошлый раз. Если она хотели загнать её в угол, у нее был путь к отступлению. — Телефон в коридоре. Покажи ей Майкл, — сказал Ян, переставая написать, и Дженни могла поклясться, что на его лице была ухмылка, когда он сказал это. Она проигнорировала растущее чувство дискомфорта, следуя за рыжеволосым, долговязым молодым Майклом, который дал ей телефон и отошёл в начало коридора, закрывая ей путь скалой. Ей требовалось лишь пара минут, не более. Гудки шли недолго. — Дженни? —голос Тэхена в трубке прозвучал нерешительно. — Ты с Матерью? —еле слышно сказала она. — Да, она… он больше не… — он деликатно замолчал, наверняка не зная как изложить все, что произошло. — Ты сказал им, что я была в семи чудесах? — Что? Нет, с чего ты взяла? — Ты ни разу не слышал новостей за весь этот проклятый день? Все кончено. У них есть записи с камер видеонаблюдения и мой набросок, развешанный повсюду. Я не могу ходить при дневном свете. Моей первой мыслью было, что ты предупредил их. Я пыталась спасти твою жизнь, и вот как ты отплачиваешь мне… — Дженни, клянусь тебе, я понятия не имел, —Тэхен старался говорить как можно ровнее и успокаивающе. — Это не я уж точно. Где ты сейчас? Ты в безопасном месте? — Нет, и уверена, что у Юнги есть люди, которые меня ищут. Но это не важно, поставь на громкую связь, я хочу, чтобы он услышал… Тэхен так и сделал, с сомнением косясь на того, кого она имела ввиду. Голос Дженни разнесся по его комнате, становясь громче, и каждый слог буквально дрожал от ярости. — Я бы сказала о том, что произошло в деталях, но ты и Юнги одного поля, так что пошли нахуй вы оба, — выплюнула она. — Привет, Кристиана, — протянул Сокджин голосом, не принадлежавшим человеку, которого только свергнули с трона. Даже вполне радостным голосом. Дженни не видела здесь ничего веселого. — Послушай, ты, чёртов ублюдок, Чонгук жив, и если ты хочешь увидеть его снова, тебе лучше принять меры, чтобы забрать его, прежде чем Юнги узнает, что он все еще дышит и пошлет кого-нибудь добить его. Он в больнице Кенгхи, и у него прострелен позвоночник. На восстановления уйдут месяцы, годы, и все потому, что ты подумал, что это хорошая идея — позволить ему встретиться лицом к лицу с Юнги в одиночку. Сокджин испуганно замолчал. В дверях Дженни ненадолго обернулась и увидела Яна с телефоном-раскладушкой в коротких пальцах. Он собирался позвонить Юнги. Что за черт! Ян начал говорить на ломаном английском. — Я надеюсь ты понял меня, моё присутствие лишь ухудшит его положение, теперь его жизнь в твоих руках. Так что, ещё может быть ещё свидимся, Сокджин. — Что?! Дженни, подожди… — начал было Тэхен, но она уже повесила трубку. Дженни тихо положила телефон. Она взглянула в сторону комнаты сзади и чуть не растеряла собранность, когда увидела единственный глаз, смотрящий на нее через щель в дверном косяке. Кто-то прятался все это время за дверью, наблюдая за ней. Дженни выругавшись отступила назад и как можно тише, сорвавшись с места, побежала. Позади раздались крики по-русски, и она услышала, как Ян нараспев и издевательски выкрикивал ее имя все громче и громче. Ресторан быстрого питания был пуст. Еще даже не было обеденного времени, поэтому добраться до двери до того, как рабочие сообразили, что происходит, было легко. Как только она вырвалась на открытый воздух, Дженни поняла, что Ян играет с ней, как кошка с мышкой. Он не был заинтересован в том, чтобы серьезно преследовать ее, чтобы передать её Юнги. Русские были слишком замкнуты, чтобы так сильно вмешиваться в подобные дела, особенно в Сеуле. Было слишком много более крупных конкурентов, и привлекать к себе внимание было бы пагубно для бизнеса. Но старый хрен, вероятно, получил удовольствие, предупредив Юнги о том, что да, Дженни жива. Но теперь правит Мясник. Слова Яна обрушились на нее, как цунами, последствия которого, как она знала, почувствует гораздо позже, когда адреналин наконец перестанет течь в ней. А пока ей нужно было бежать. Полицейские сирены все еще звенели, но теперь гораздо дальше. Дженни быстро сформулировала свой следующий план действий. Если бы Ян не был старым ублюдком, был бы только один человек, к которому она подумала бы бежать. Единственный человек, оставшийся в этом проклятом городе, которому она могла хоть немного доверять. Человек, чью жизнь она пыталась спасти, войдя в «SEVEN LUCK» в тот ужасный день и открыв огонь.***
Всё происходило быстро. Размытые мгновения прошедших дней гудели старой фотопленкой в голове, с шелестом и щелканьем, перематывая события, что были как в тумане. Юнги мало, что осознавая тогда, кидая спичку в разлитую дорожку алкоголя. Конечно, он намеренно залил им там все, круша и ломая бар. Со дня смерти Юнджи он вовсе не понимал, что творится в его голове, а может это состояние наступило уже очень давно. Странное чувство отсутствия контроля, бурлящая кровь и пустота в голове. Это началось далеко давно, когда он узнал о махинациях Намджуна за своей спиной, интригах Дженни, когда он хотел всадить ей нож глубоко в плоть, но рука дрогнула. Может все это началось намного раньше, но сейчас подобное истощало его. После пожара в клубе, он помнил, как стоял и курил на мосту, смотря на водную гладь. Он выкурил пол пачки сигарет и вернулся обратно к клубу. Десятки людей роем бегали вокруг, туша оставшиеся языки огня в здании. Машины скорой, пожарной и милиции гудели на весь район, отдаваясь эхом в голове Юнги. Его глаза следили за медиками скорой и пожарным, что входили и покидали дом один за другим. Но её не было. Она должна была выжить. Следующей в его списке проблем следовала Мать. Увы за всей её манерностью и холодностью скрывалась привязанность к этому парню, Ким Сокджина действительно заботился о нем как о племяннике. И когда он узнает, что тот сгорел заживо, на него объявит я самая настоящая охота. Ким Сокджина не просто так перенял роль босса империи. Роль Матери. Но он не сможет ничего сделать, не успеет. Тогда то он и вышел на связь с Минсу и Вонхо, одними из бывших союзников Намджуна.***
Вонхо убедил его, что этот человек был лучший в своем деле. Юнги начинал в этом сомневаться, когда он опоздал к их первой встрече. Юнги осознал, что он больше не может копаться и пачкать руки своей каждой целью. Он должен был отдать эту желанную роль кому-то из тени, лакею. Предводители не пачкали рук, если только в этом не было крайней необходимости. Вот почему Мать носила белоснежные перчатки и жемчуг. Она никогда не собиралась их осквернять. Юнги выбрал бы любого старика из группы Минсу, однако Вонхо оказался на удивление продуктивным, выдвинув имя. Он назвал этого человека своим контактом, с которым познакомился в Америке и который в настоящее время живет в изгнании и скрывается от членов албанской мафии, частью которой он был. У Аднана Ахмети был целый файл, выданный для него ЦРУ, который был взломан и соответственно представлен Юнги. У него было красочное резюме. Все, начиная от работы на картель в качестве профессионального похитителя и наемного убийцы, до убийства какого-то главы восточноевропейского государства, отказывающегося подыгрывать албанской мафии. Одно из его преступлений просто значилось как нанесение тяжких телесных повреждений с тоннами фотографий всевозможных жутких последствий пыток. За ними скрывался артистизм. Никогда еще Юнги не видел, чтобы язык так аккуратно вытягивался из неровной щели в горле. Как будто шея мертвеца улыбнулась и игриво высунула язык. Именно это побудило его согласиться на встречу с Ахмети, откуда бы он ни прятался в городе, когда Вонхо выследил его. — Где он? —грубый голос Юнги раздался из динамиков. Он сидел в своем кабинете, который он считал кабинетом Матери, а Вонхо стоял на страже у двери, как обычно, чопорный и стойкий. Мужчина поднял часы, чтобы проверить, а затем снова заложил руки за спину. — Молится. Он мусульманин. Молиться пять раз в день — часть их религии, — ответил он. Юнги издал насмешливый звук смеха. — Может быть, нам следует нанять киллера-еврея и вместе с Минсу сформировать Авраамическое трио. Ахмети, наконец, появился через десять минут. Это был бледный, с торчащими ушами и странно острыми клыками мужчина. Это было первое, что заметил Юнги, хотя он и не улыбнулся. У него были темные круги под глазами, которые, казалось, уходили в самый череп. Этому человеку нужны были все возможные молитвы, он выглядел так, будто повидал весь ужас этого мира. Он говорил на ломаном английском, для которого Вонхо предоставил перевод. Особых церемоний не было. Ахмети приступил к делу с видом человека, который никогда не тратил драгоценной секунды на формальности. Он заговорил хриплым низким голосом с Вонхо, и Юнги вспомнил, как Намджун говорил ему, что в комнате, полной преступников, всегда следует остерегаться самых тихих. Они были безусловно самыми опасными без исключения. А теперь, видимо, и религиозными. Минсу был явным доказательством. Юнги ненадолго задумался, стоит ли ему начать ходить в ближайший буддийский храм. Возможно, это поможет ему. — Он хотел бы знать, как свободно он может действовать? — спросил Вонхо, выслушав Ахмети. Брови Юнги взлетели вверх. — Свободно? Тебя волнуют такие вещи? —он подождал, пока Вонхо переведет, и мужчина сделал это после некоторого заметного колебания. Ахмети выслушал, склонил голову набок и улыбнулся. Его улыбка была пугающей, но его ямочки на щеках были странно милыми. После этого переводы происходили быстро. — Я оказываю услугу. Я не пытаю людей ради собственного удовольствия, — сказал Ахмети. — Это дело интереса, но… почему бы и нет? — Юнги с ожиданием возрился на него. — Потому что я не получаю от этого никакого удовольствия. — Да?.. Объясни мне, как это работает после того, как ты посвятил двадцать лет своей жизни таким вещам. — У меня есть талант находить корень страха человека и создавать на его теле точку сильной боли, которую я распутываю и распространяю по его существу, пока он не начнет кричать о боге. Я признал, что не могу избавиться от этого таланта или этого ужасного побуждения, и надеюсь, что Аллах примет то, что я пытался сделать это. — Как ты пытался справиться с этим? — Я отправился в храм. Стал монахом и нашел покой. Это продолжалось недолго. Местные не особо взлюбили меня и настоятель часто прикладывал ко мне руку. Позже я нашел его в городе и нанёс удары ножом двадцать семь раз. Он не умер, выжил с трудом, но мне это стоило многого. Так что, знаете, я правда пытался, — потом он развел руками, пожав плечами. Юнги он понравился сразу. Он больше не задавал вопросов об эксцентричности таких мыслей и сразу перешел к делу. — Я хочу получить список имен от человека. Ему тридцать пять, двое детей, бывшая жена-проститутка. — Какой список? — Знакомые четырех боссов, которых я убрал две недели назад. Люди, что остались преданны Матери, мне ни к чему. — Сколько лет детям? — Мы не трогаем детей. — Интересно. Разрешите причинить вред жене? — Нет нужды, пока он не сделал ничего настолько плохого. Мне просто нужны имена. — Вот что я имел в виду. Насколько я могу разойтись, —Ахмети жестикулировал руками. — В зависимости от уровня вражды или ненависти я предоставляю целенаправленные и индивидуальные услуги. Для подобного случая, думаю шлифовка зубов была бы уместна. Вырывание зубов всегда хорошо пробовалось на не желающих говорить. Потом он при желании сможет установить себе коронки. Юнги с нескрываемым довольсвом смотрел на Ахмети. Вонхо перестал переводить, когда албанец выжидающе замолчал. — Боже, — засмеялся Юнги. — Ты мне чертовски нравишься. — Сэр, — напомнил ему Вонхо. Юнги махнул рукой. — Можешь поиграть с ним, если он начнёт сопротивляться… — он сделал паузу, когда зазвонил его телефон, и увидев, кто звонит, сказал: — Подождите, —прежде чем ответить. Это был Ян, и Юнги сначала напрягся, думая, что с их соглашением что-то пошло не так. Ему не нравилось возглавлять империю. Работа Матери была труднее, чем казалось, и по большей части она состояла из бюрократической возни, направленной на то, чтобы удержать целое учреждение, известное как синдикат, от краха. Но звонок Яна касался другого. Юнги услышал слова «ТВ» и «Дженни» среди ужасного английского, сунул руку под стол и нажал кнопку, чтобы включить плазменный экран на стене. Он переключил его на круглосуточный новостной канал, где в прямом эфире сообщалось о том, что, как сообщалось, всего полчаса назад полиция преследовала стрелка из «SEVEN LUCK». Набросок красивого лица Дженни продолжал мелькать в нижней части экрана с номером, по которому можно позвонить, если кто-то думает, что заметил ее. Этот канал транслировался в большинстве общественных мест Сеула. Прямо сейчас Дженни, скорее всего, чувствовала себя крысой в постоянно уменьшающейся ловушке. И когда Ян снова начал говорить со своим ужасным акцентом, он вполне чётко выразился. — Прекрати ломать комедию, ты прекрасно говоришь на корейском. Где она сейчас? — медленно спросил он Яна, вперевшись в экран телевизора. Ян с мерзки хрипом хохотнул на другом конце трубки. — Беспонятия. Сбежала через ресторан. Подумал, что тебе может быть интересно узнать. — Есть идеи, в какую сторону она направилась? — Понятия не имею. Я бы изо всех сил старался остановить ее, но мы не любим вмешиваться в ваши внутренние дела. — Да, конечно. Кроме того, наверное я догадываюсь, куда она пошла, —Юнги повесил трубку с таким неоднозначным лицом, что в комнате стало не комфортно. Он был рад, но зловещая улыбка не вызывала того же настроения в остальных. Мин положил трубку и выключил телевизор, голова заболела от мыслей. Она казалось болела у него все эти дни. — Ахмети, у меня есть для тебя еще одно задание, прежде чем пойдёшь за списком. Я слышал, ты раньше успешно похищал людей. Хочешь вспомнить былое? Ахмети глубоко вздохнул и скрестил руки перед собой, стоя, расставив ноги и держась прямо. — Это будет оплачено дополнительно. — Деньги не проблема, — отмахнулся Юнги, встав из-за стола и подойдя, чтобы присесть на край. На полированной, почти отражающей поверхности он остановился на минуту, чтобы поправить волосы и галстук на шее, прежде чем продолжить. — Эта девушка, которую вы только что видели по телевизору, я хочу, чтобы ее доставили ко мне в целости и сохранности. Все полицейские управления в Сеуле будут искать ее, но она должна быть возвращена мне целой и невредимой. Ты получишь на нее досье — оно небольшое, а она хитрая — но этого достаточно. И у меня есть кое-что, чтобы дать тебе фору. Возможно, она пошла в дом некого Ким Тэхена, чтобы попросить его о помощи. Тэхен — полицейский, не трогай его или кого-либо еще, кто живет у него дома, —под кем-то другим он подразумевал Сокджина, но Ахмети не нужно было этого знать. — Приведи ко мне Дженни, и ты получишь четыре миллиарда вон, Он заметил, как брови Вонхо взлетели вверх при виде здоровенной цифры, но Ахмети оставался невозмутимым. Юнги задавался вопросом, что он должен будет сделать с этим человеком, чтобы заставить его, если он откажется. Хоть этого бы и не хотелось. К счастью, он слегка кивнул. — Я сделаю это для вас. Я найду эту девушку, — сказал он. — А о другом парне ты можешь позаботиться позже. Он все равно в моем подвале, так что никуда не денется. Юнги спрыгнул со стола, но остановился как вкопанный, когда Ахмети шагнул вперед, вытянув руку наружу. Вонхо тоже двигался инстинктивно, словно ожидая, что тот причинит вред Юнги. Однако рука Ахмети качнулась вперёд, и его рука сжала руку Юнги в крепком рукопожатии. После они вместе с Вонхо покинули его кабинет. Он не мог долго отвлекаться, пока ему снова не пришлось тянуться к кнопке, управляющей экранами. На этот раз вместо новостей на экран была выведена запись с камеры видеонаблюдения, на которой Дженни вошла в «SEVEN LUCK» и замедлилась до тех пор, пока её фигура не двигалась рывками. Ликование Юнги совсем исчезло, сменившись лишь выражением тупого безразличия. Внутри же он чувствовал совсем не то. Юнги обратился к врачу после того, как покинул территорию клуба, и не мог точно осознать, что он сделал, пока не прошло еще 24 часа. Врач определил, что он перенес то, что обычно называют «психическим срывом». Если бы не это, Чонгук умирал бы в одиночестве, как и планировалось, а с Дженни он бы разобрался потом, продолжив на том месте, где они остановились. Что бы ни заставило его оставить их обоих там, оно набросило темную пелену на его совесть и здравый смысл, заставив его сожалеть об этом позже. В течение прошедшего месяца он был слишком занят, чтобы много думать о том, где находится Дженни, хотя знал, что она выжила. Огонь не мог так быстро поглотить три этажа, и если кто и погиб, то это определенно был Чонгук. Что привело его к вопросу, где Дженни пряталась четыре недели. Юнги хотел ее вернуть прямо сейчас. Он хотел, чтобы убийца Юнджи предстала перед ним со своим колким цепляющим взглядом, чтобы она накричала на него, сделала что угодно, но потом просто прильнула к нему. И все же это не было так плохо, как хотелось бы. Он не чувствовал себя таким виноватым, как должен был. Чувство вины должно было разорвать его на куски, разорвать на части. Но ее не было. Ты можешь остановиться здесь и просто уйти. Брось все и уходи. Дженни была права. Он мог уйти, но не ушел. Какой в этом смысл, когда он будет бесцельным, сломленным и не будет иметь ничего, кроме нарушенной психики? Это было лучше. Сила была лучше. Стремление сохранить Дженни жизнь, несмотря на все её проступки, всегда вытеснялось чьими то требованиями. Его дела с ней всегда касались кого-то другого, были под угрозой. Теперь он был властью, поэтому не перед кем не нужно было отвечать. Наконец-то он сможет стереть то взволнованное, измученное выражение, которое всегда было на лице девушки. Он хотел чтобы она наконец сменила поношенные худи на новые красивые вещи, которые не должны будут скрывать отпечатки кем-то оставленных синяков. Дженни получит утраченную власть и свободу. Она станет той, кем должна была стать. Юнги потянулся к ящику, который сливался со столом и становился невидимым, когда был закрыт. Внутри, в безупречном плоском хрустальном футляре, на черной бархатной подушке лежало Наследие Кореи. Юнги водил пальцами по футляру, с темнеющим взглядом и мыслями представляя, как это ожерелье в скором времени сомкнется на тонкой бледной шее Дженни, подобно ошейнику. И она больше не сможет убежать от него. Не после всего.