Горе побежденному

Гарри Джеймс Поттер мало о чем думал в своей жизни, поступками его, как правило, руководило доброе, но неразумное сердце. Даже будучи еще совсем маленьким и зависимым от Дурслей он зубами вцеплялся за шанс свободы. Получалось у него, конечно, на троечку, да так, что его и на несколько дней запирали, но мальчик старался не унывать. А сейчас... Сейчас Гарри уже не знал, что он чувствует или что должен чувствовать. Он просто смотрел на испачканное грязью тело Седрика и такие же грязно-пустые глаза. Смотрел на горящий дом, утопающего в собственной крови василиска. Смотрел на ожоги на лице Квиррелла и на сажу на его руках. Кто-то кричал позади или же сверху. Квиррел кричал перед ним. Волдеморт заливался леденящим сердце смехом. Седрик продолжал безмолвно лежать. Очнулся он в темноте своей запертой каморки. Юноша даже не пытался смотреть на пыльные часы, тикающие над ним. Все равно не увидит, с очками или без очков. Он продолжал лежать недвижно, словно кто-то иной прижимал его к кровати, и глядел в темноту. Сердце билось неугомонно, словно кто-то за ним гонится или же избивает до смерти. Словно он в опасности. С момента смерти Седрика его сердце бьется, словно перед казнью. Где-то в глубине сознания Гарри знает, что это нездорово, что это не к добру, но у него нет желания просить кого-либо о помощи да и вообще говорить. К тому же, к кому он пойдет? К Дурслям, которые приходят к нему только, чтобы пинками гнать убирать дом? К друзьям, которые пропали без вести и даже не пишут? К Сириусу, у которого самого с головой не все в порядке? Мальчик чуть сжался в комок, не зная толком, чего он пытается добиться. Ему страшно, даже если прямой угрозы нет. Ему просто... страшно. Впервые в своей жизни ему настолько тяжело. Даже перед вторым курсом, когда он верил душой и телом, что все про него забыли, и когда его заперли в кромешной темноте, ему было не так плохо. Когда-то Гермиона рассказывала, что от слез становится легче, но что делать, если ты не хочешь или же не можешь плакать? Что делать, если это чувство болезненной тяжести просто скапливается внутри тебя, не собираясь выбираться наружу, словно цепь на шее? Может, это метафорическая цепь была настоящей. Может быть, это она сдавливает его горло, не позволяя говорить, и обжигает тело жаром даже в самые холодные ночи? Как ему хотелось найти объяснение этому отвратительному чувству и как же ему было лень искать ответы. Апатия, казалось, захватила его, периодически просыпаясь в образе страха или же гнева. Вот и сейчас проснулся страх. Безумный, иррациональный страх, который наводнял сознание Гарри и заставлял его задыхаться. А Гарри... Гарри позволял утягивать себя на дно этих ощущений. Может, ему стоит открыть окно? В комнате душно. По крайней мере, ему кажется, что он горит. В прошлый раз, когда ему было так жарко, тетя Петунья утверждала, что из-за ливня стоит жуткий холод. Впрочем, какая разница, даже если он откроет окно, душнота и жар не уйдут. Они никогда не уходят. Казалось, сама темнота начала кружиться перед его глазами. Именно в этот момент Гарри прикрыл глаза, содрогаясь от ударов собственного сердца, пытаясь заставить себя спокойно лежать и никуда не бежать. Поттер сильнее сжался в комок, чувствуя невидимое давление на шее. Он сильнее сжал глаза, пытаясь отбросить образ Седрика в ногах Питера Петтигрю. Дурсли же спокойно посапывали у себя в комнатах, не заботясь ни о чем.