Ночь темна перед рассветом

Пребывавшим в заключении людям нелегко, когда срок проходит и они предоставлены самим себе. Работу не найти — это факт. «Опущенным» заключенным-омегам куда труднее. А о детях, рожденных в неволе по вине властей, которые просто не предоставляют должное количество подавителей для заключенных, и говорить нечего. Их сразу же забирают от матерей или отцов. Они никогда их не вырастят. И вряд ли увидят еще раз. Дождь капал за окном такси, тучи навесом лежали над городом, вдыхая в него новую жизнь свежими прохладными каплями весеннего дождика. Парень хмыкнул, заметив, что таксист пытается свернуть на объезд, закинул в рот экстрамятную жвачку и расслабился. Да, ему нельзя напрягаться сейчас. Ему отказали в аборте по состоянию здоровья. Маленький спиногрыз растет в нем, как почка в начале весны, и ему пиздец как страшно. Ему лишь семнадцать. Спровоцировать выкидыш несильно-то хотелось — его здоровью и так полный трындец после стольких противозачаточных, гормональный фон сбит, и временами его и без того прыщавое подростковое лицо обрастает не легким пушком, а блядским вторым слоем прыщей. Неприятно. Как он будет? Да он хер знает. Ему сказали, что аборт делать нельзя, мол, в принципе не операбельный по врожденной патологии. И рожать нельзя — высок риск умереть вместе со спиногрызом, либо без него, либо выжить, но без спиногрыза. Короче деваться ему некуда, палка с обоюдоострыми концами решила войти в него сразу вся. А парень смирился — в него и так входят все, кому денег не жалко. Ребенок заключенной, как ему сказали, еще и с врожденными патологиями, проклят с самого рождения. Так и сказали. Всем было плевать на него в детском доме, куда его определили после его рождения, куратор быстро разобралась с его открытостью и активностью, сделав закрытым, необщительным мальчиком. Она часто говорила о чем-то ему совершенно непонятном, давала книги, которые мальчик читал тупо из-за скуки, наполнявшей его сердце до краев. Ему никогда не было так страшно, как тогда, когда он увидел две полоски на тесте. Он продолжил нелегальную работу, продолжил не появляться в детском доме, откуда сбежал несколько месяцев назад. Такси сворачивает на знакомую давно улицу, и юноша просит остановить у автобусной остановки, отдает деньги и перебегает неоживленную дорогу. Он вбегает по маленькой лесенке, и ему со входа рявкают, что его зовет к себе руководство. — Так не может больше продолжаться. Ты понимаешь, что ты омега? Залетевшая омега, Бакуго?! — мужчина пытается быть спокойным. — Ты долго собирался скрывать от меня это?! — Какая нахуй разница?! — парень по-хозяйски разваливается на диване в углу. — Ты приносишь прибыль, Бакуго. Я не могу позволить такому товару залеживаться. Это место для альф, ты знаешь это лучше всех. У тебя, беременного, не будет возможности принимать противозачаточные или подавители. Ты понимаешь? — Мне нужны деньги, — единственный аргумент, по которому он продолжит себя продавать за выгодные для него деньги. — Ты не понимаешь? — нахмуренные брови грозно нависают над глазами. — Джинс, хули ты хочешь от меня? Я не брошу. Мне похуй. Этот мелкий никак не повлияет на мою работу. — Я хочу, чтобы ты ушел на время беременности, — мужчина сидит в кресле и с цоканьем смотрит на выражение лица Бакуго. — Че?! А жрать я на помойках буду?! — рявкает Бакуго, вскакивая и глубоко дыша. Уже сейчас его держит на нервах всего от лишнего слова, и перемена настроения просто колоссальная. — Бакуго. Ты прекрасно знаешь, к чему это приведет. — Пошел нахуй, — рявкает снова Кацуки, так его звали, выбегая из кабинета. Он чувствует неприятный осадок, оставшийся от разговора. Если не уйдет — уволят. Бакуго проходит мимо комнат и хмурится. Глядит в зал — как раз мужик выбирает. Кацуки подходит к стойке и перегибается через нее. О, его фотка. Думает между ним и еще одним парнем. Тыкает пальцем в фото Бакуго и протягивает купюру, а тот ее перехватывает, в руках вертит, рассматривая, будто денег никогда не видел. Мужчина смотрит на Кацуки ошалелыми глазами, а Бакуго зовет его с собой. Комната 20 свободна. Точно свободна. Он открывает дверь, впускает клиента, затем закрывает ее, щелкая замком. Оплата на час. Хватит ли его? Нет, не Кацуки. Клиента. Бакуго схватывает несколько презервативов с пуфика и пихает в задний карман джинсов, опускается на колени, облизывая губы. — Тебе сколько лет? — интересуется мужчина, пока Кацуки расстегивает ему ремень. — Тебя ебет? — Бакуго расправляется с ширинкой и пуговицей. — Ты совершеннолетний? — он внимательно наблюдает за руками Кацуки. — Нет, — фыркает Бакуго, после обхватывая головку члена губами.