Ночь темна перед рассветом

После работы Бакуго плетется в сторону полуразвалившейся автобусной остановки, там уже сидит какой-то парень в капюшоне. Льет как из ведра, а этот парень сидит прямо под дыренью в покрытии. Кацуки усмехается, залипает в телефон, пока его не обливает подъехавший автобус, и усмехается уже парниша. Бакуго хочется подойти и втащить ему с локтя, да его настроение меняется по блядскому щелчку, и он просто шлепает промокшими кедами внутрь салона. Ммм, как же иронично, что в ебучем автобусе нет мест и ему приходится встать к окну. Чел в капюшоне заходит в ту же дверь. Бакуго чувствует себя не в своей тарелке, достает спутанные наушники, и половина дороги с ебучими кочками уходит на то, чтобы их распутать. Он и не замечает, как стремительно пустеет развалюха, как они остаются единственными пассажирами. Кацуки просто время коротает, ему некуда идти, а этот чел едет в такие ебеня домой? «Ну и лох», — фыркает Бакуго. Но еще немного, и осознание, что он лошара похуже будет, таки приходит. За окном в этом нищенском райончике уже зажглись мигающие фонарные столбы, которые скорее были просто для вида, нежели действительно освещали что-то. Парень в капюшоне подходит к дверям салона, дождь уже кончился, а Кацуки не вовремя тошнит от запаха в автобусе. Бакуго в мыслях проклинает тысячи, миллионы раз спиногрыза и зажимает себе рот, и, как только автобус дал по тормозам, двери, норовясь развалиться, открываются, Кацуки пулей вылетает вперед парня, прислоняется ближе к какой-то стене и опирается о нее рукой. Парень стягивает капюшон, спрашивает что-то, протягивает ему платок, когда Бакуго заканчивает опорожнять желудок, и с улыбкой смотрит на недовольное лицо Кацуки. — Съел что-то не то? — глаза встречаются. Парниш смотрит на него как на зверушку, с которой случилась очевидная неприятность. Бакуго хочется сквозь землю провалиться. — Забей, спасибо, — Кацуки выдыхает, думает, как теперь выбраться из этой глуши, где бы купить себе чего пожрать и избавиться от парниша, который сверкает глазами, будто впервые человека увидел. — Не бери в голову, — машет рукой парень, явно собираясь откланяться и свалить в закат. — Люди в рот берут и не переживают, — фыркает Бакуго машинально, что заставляет парнишу засмеяться во весь голос, когда ночь уже давно. — Может, я помогу тебе добраться до дома? — парень кладет ему руку на плечо, явно преисполненный решимостью. — Нет, спасибо, я сам, — отвечает Бакуго. — Да и дома у меня нет. Он видит это сочувствие в глазах. И предложение, от которого не сможет отказаться. — Может, у меня переночуешь? Настроение Бакуго: плюс сто. Блондин безумно рад подвернувшейся ночевке. Он пиздец как устал, сидеть не может, ему бы полежать, желательно на боку, а еще таблеточку бахнуть от головы да пожрать от души… — Было бы неплохо, тогда я оплачу еду, — Кацуки демонстрирует банковскую карту, и глаза парниши горят огнем. Или они красные? Они заходят в местный круглосуточный, и парень таскает громадную корзину, полную продуктами, будто она нихуя не весит, а Бакуго бросает в нее все самое жизненно необходимое. Сахар, мука, рис, хлеб, еще кидает продукты чисто для удовольствия житейского, такие как молоко, печенье, сдобные булки, конфеты, овощи и фрукты — в общем все, что сожрет среднестатистический парниш. Кацуки ловит себя на мысли, что с какой-то нежностью выбирает продукты. Не самое дорогое, не самое дешевое. Средний сегмент, под стать этому сверкающему улыбкой парню. Бакуго не знал, на сколько он набрал, но чаевые у него сегодня хорошие. Парниш еле несет корзину, и кассирша натурально охреневает. Время 3:32, а тут корзина ну тупо для апокалипсиса. В таре обнаруживаются чипсы и газировка, которую Кацуки точно не брал, он смотрит из-под нахмуренных бровей на паренька, но тот лишь улыбается в тридцать два. Бакуго чувствует себя заботливой матерью, но вовремя мысленно бьет себя по щекам, достает карту и оплачивает покупки. До двери все тащит тоже парниш. А Кацуки чувствует себя слишком хорошо. Он даже забывает, что в нем растет спиногрыз. И все проблемы становятся какой-то мелочью. Парниш впускает его первым, потом проходит сам и бросает пакеты, закрывает дверь, дает Кацуки тапочки. Бакуго впервые в квартире. В уютной квартире. До этого он бывал лишь у приемных родителей, они ему казались враждебными, и его довольно быстро назад возвращали, потому что это очень тяжело — пытаться изменить ребенка, которого намеренно сделали закрытым. Просто чтобы не шумел. Не раздражал. Бакуго хмыкает, надевает тапочки, проходит внутрь. Квартира простая. Большая комната, от нее проход в маленькую, скорее всего это была спальня. Справа в коридоре ванная и туалет, из гостиной выход в кухню. — Кстати, а как тебя зовут? — Бакуго вспоминает о том, что даже не спросил имени парниши. — Киришима Эйджиро, — ответил тот. И теперь, в свете люстры видно, что у него огненно-красные глаза и черные волосы. «Глазища ну просто отпад» — думает блондин, подпирая голову рукой, как в лучших седзе мангах. Улыбка теперь у него не просто красивая, а красиво-акулья. Бакуго бы сказал, что вкрашился по уши, да нет, это было не так. Частенько бывало, что молодое сердце Кацуки выбирало, а разум твердил: «Нет, это плохая идея». — А тебя как? — Киришима стягивает черную промокшую кофту, и Бакуго плетется в коридор за пакетами. Хотя ему и нельзя напрягаться. — Меня… Бакуго, — хмыкает он. — А имя? — раздается в гостиной. — Имя? Не соответствует, — усмехается он. Кацуки означает побеждать. Но по жизни он победитель только по неудачам. Киришима смеется, мчится в майке к нему и помогает донести пакеты. Эйджиро раскладывает все по полкам, ящикам, и Бакуго едва не засыпает на уютном диване. Так тихо. Никто не орет. Никто не пытается выебать его. От мысли, что завтра снова на работу, становится хреново. Брюнет заканчивает с пакетами и предлагает Бакуго душ, пока он будет разбирать диван. Кацуки сообщает, что ему нечего надеть на смену, и Киришима радостно говорит: «Я что-нибудь придумаю». И ничего лучше он не придумал, чем дать ему свои шорты и майку. Эйджиро явно был старше, крупнее и выше Бакуго, поэтому вся его одежда сидела на нем, будто он за ночь стал Дюймовочкой. У Киришимы полным-полно шампуней и кондиционеров, все разные. Для окрашенных волос. И укрепляющий. Живет с девушкой? С матерью? С сестрой? С претенденткой на место в его постели? Бакуго не понимает, с чего это вдруг его интересует. В конце концов он быстро выходит из душа, надевает пахнущую кондиционером для белья одежду, и Бакуго почти уверен, что он живет с девушкой или матерью. Но где она? Где эта загадочная особа? Киришима уже разложил диван и постелил ему. Был бы у Бакуго хвост — он бы им завилял. Чувство, что о нем заботятся расползается по груди Кацуки. И ничего с этим не сделать. Он садится на диван, слышит как Киришима копошится на кухне и улыбка сама ползет по губам. — Держи, — Эйджиро протягивает ему сэндвич, если его можно так назвать. Кацуки берет его, чувствует, как рядом проминается диван под чужим весом. От поздней трапезы его отвлекает хохот Киришимы, Бакуго хмурится и смотрит на него исподлобья. — Тебе так подошла моя одежда, — смеется Эйджиро, и Кацуки смотрит на себя: его майка висит на нем, как на вешалке, одна лямка сползла, демонстрируя всю прелесть мужской груди. Они оба смотрят на его грудь. И Кацуки с безумным лицом натягивает лямку обратно, придерживая ткань. Но, кажется, Эйджиро уже заметил. Синяки. И засосы. Он молчит, не говорит ничего, жует свой сэндвич и немо ахуевает. Бакуго предпочитает заниматься тем же. Вот же попадос. Сердце колотится как бешеное. Ему нельзя волноваться. Кацуки доедает, Киришима встает, выключает свет и бредет в другую комнату, явно еще не оправившись от произошедшего.