Мошка, Картошка и Идиоты

Йосеф вздохнул через неустановленное количество времени. Потянулся к шее, слабыми пальцами вытряхнул забившуюся под кофту гальку и только после этого тяжело открыл глаза. — Был разговор с тем, кто управляет машинами? — спросил кто-то из темноты привычным механическим голосом. Этот безэмоциональный трескот забивался под веки и навевал мысли о механизированном командире, но, подумал Йосеф, ничего желаннее он сейчас не мог бы и придумать. Он прищурился, сглотнул сухим горлом. Слева кто-то тихо хрипел. У правого локтя шевелилось влажное гладкое тело, сплошь состоящее из трубок, проводов и мелких регуляторов напряжения. Сам Йосеф очутился там же, где и закрыл глаза в последний раз: между скругленной стеной, с которой на лицо сыпалась каменная крошка, и вздыбленными рельсами. Его мутило, болела голова. Неуверенно и тихо щелкнул кто-то из клубков, и от резкого этого звука Йосефа прихватило только сильнее: сжалось что-то в груди, и к горлу подкатила волна тошноты. Впрочем, это была хорошая боль: не то головокружение, когда он думал о запрещенных материях, а правильное, немного мучительное доказательство того, что Йосеф все еще жив. Как это ни удивительно. — Да, говорил, — просипел он, когда из окружающего тумана вынырнула огромная тень с до прозаичности толстостенным стаканом в руках.  Йосефа аккуратно придержали под голову, напоили водой со знакомым металлическим привкусом — ну точно Картошка постаралась, — и через пару минут стало легче. Он на пробу попытался подняться сам и вновь зажмурился, когда стало понятно, что делать подобное еще рано. — Млакх, — позвал он тихо, — ты знаешь, что случилось?.. Там кто-то обиделся, что вы слишком долго разбираетесь с пугалами. И корабль поджег, ве аойб эрхат ае рехт тцу тцунемен… — лениво продолжил он бормотать на родном языке, не сразу даже это заметив.  В голове постепенно начинало гудеть сильнее. Йосеф словно что-то должен был вспомнить, вертелось это что-то на языке, вспышками мелькало перед глазами. Он замолчал и тихо вздохнул. Пусть все идет своим чередом. Млакх (а это был он; Йосеф его узнал бы даже во сне, одно только по мягкому чувству защищенности, окутывающему кожу, как теплый ковер в личной каюте на инопланетном корабле) засипел как-то совсем уж довольно. Потом зашуршали когти над головой, Хищник свалился рядом и привычно подтащил ватную человеческую голову к себе на бедро. Йосеф почувствовал, как нежно прошлись по челюсти прохладные пальцы, и с удовольствием позволил себе разомлеть. — Прилетела мама, — ответил Млакх через долгую минуту. На его словах чужой хрип прервался, и Хищник напрягся, сжал тяжелую руку на слабом Йосефовом плече. Хрип, сбившись, вернулся, и Млакх явно расслабился. — Я уже поговорил с ее посланником. Йосеф моргнул и еще некоторое время потратил на осознание сказанного. Сверху на глаза посыпалась острая пыль, ощутимо забилась в волосы, и Йосеф фыркнул, ватными пальцами смахнул крошку с лица. Наверное, он даже хотел, чтобы его покорежило от такого привычного «мама», используемого в отношении огромного, нечеловеческого и властного существа, отсутствие сердца у которого компенсировалось остротой когтей. Он бы хотел возмутиться этим ласковым «мама»: тот черный Хищник с вырезанными на маске человеческими зубами очевидно не мог возбуждать ни в ком каких-либо родственных чувств.  А потом когти ласково надавили ему под затылок, заставив выгнуть шею, и все это стало удивительно неважным. Йосеф подле Млакха плавился телом, мозгами и душой. Рядом с инопланетным своим защитником Йосеф инстинктивно расслаблялся, глупел и признавал за всем сущим право быть настолько странным, насколько он чувствовал себя сам. А еще, конечно, вспоминал о трудностях перевода. — Кто для вас мама? — спросил он в конечном итоге, плотнее притеревшись к бедру, затянутому в крепкую кожу. Приоткрыл веки, вздохнул и начал спокойно перечислять все лезущие в голову вопросы: — Почему все ваши женщины говорят о себе в мужском роде, какую судьбу она для вас определила, почему именно сейчас, куда ты пропал и как теперь вернуться обратно? Млакх засипел. — Любопытный aleyrt. Мягкий. С машинами вместо близости и сам стремящийся к машинам. Мелкий идиот. — Ты мне тоже нравишься, — почти довольно напомнил Йосеф и вплел пальцы в завозившееся под боком пугало. Пугало тут же прожгло кожу голубой своей кровью, но это было даже приятно. — И все же. — Мама — тот, кто главенствует над родами и гнездами. Главы гнезд создаются из ее плоти и являются ей. Tschif'ra избираются для власти, — Йосеф на миг улыбнулся от незамутненности этой хищнической иерархии, — но только у глав есть право жизни над всем, кто ей принадлежит. Я не понимаю, что такое «мужской род», aleyrt, Mama gredchkt vrel estkrat tzol. Мое гнездо лишилось tschif'ra, но не лишилось Главы гнезда. Никто не вернется назад. На Кхалиспо будут отправлять всех созданий — khrougha'lo до тех пор, пока живое не исчезнет. Будет долгая хорошая смерть, еkhrizt gestorbschn agurts toyt, aleyrt. — Всю твою семью наказали, — задумчиво принялся переводить Йосеф. — Заперли всех на Калипсо и лишили должности одного из двух ваших капитанов. Ваша мама будет скидывать к нам пугал, пока не закончатся или пугала, или мы. Все верно?.. — он весело поджал губы, тяжело перевернулся на бок, спасаясь от пыли и удобнее на Млакхе устраиваясь. — Да, это будет долгая и хорошая смерть, ангел мой, — и, не подумав, он зачем-то добавил: — Интересно, что станут делать марсиане. Командир, кажется, все это время был на связи и с «Цикадой», и с Каспаки, и чуть ли не с самим Трибуналом. Скоро или их самих будут эвакуировать, или хотя бы то, что военные смогли на пугал найти. Йосеф почувствовал, что он сказал что-то не то — было в словах нечто неправильное, не такое, как обычно, — но, прежде чем он смог бы об этом задуматься, Млакх особенно приятно почесал за ухом острым когтем, и Йосеф отвлекся. Лениво отфыркивался, чувствуя, как тепло медленно стекает от макушки, на которой прочно обосновалась инопланетная ладонь, вниз, по шее и к груди. Решил, что готов нежиться так всю отведенную ему всевышним Ягве жизнь — благо, умирать недоандроиду Йосефу было не страшно. Вот если бы… И тогда Йосеф вспомнил. Спустя мгновение он тяжело закаменел плечами, силой сбрасывая с себя мягкое опьяняющие довольство. Вцепился одной рукой себе за бедро, второй — за матричный анализатор пугала и попытался встать. Пугало раздраженно на него зашипело, вырвалось из слабой человеческой хватки, и под освободившийся бок к Йосефу тут же проскользнул кто-то из клубочков. Йосеф даже не обратил на это внимания. — Млакх, — подозрительно просипел он, когда Хищник, не напрягаясь, повалил его обратно. — Млакх, ты же не истекал передо мной кровью, верно? Ты же, хек бы тебя подрал, не дурак, да? С тобой все в порядке? — Я говорил с посланником, — напомнили ему сверху, и Йосефа тут же продрало неприятным ознобом: только сейчас он и понял, что подразумевал под собой хищнический «разговор». Млакх, предвидя реакцию, перехватил его за плечо и не дал подорваться вновь. — Посланнику сейчас хуже, — добавил он так, будто от этого Йосефу должно было стать легче. — Млакх, — испуганно и строго сказал Йосеф так, словно одним этим словом он мог заменить часовую нотацию. У старшей сестры, которая успела уже дважды стать бабушкой, такая интонация получалась почти инстинктивно, и Йосеф, кажется, теперь почувствовал тоже, как ее достичь. — Млакх. Бедро под его щекой недовольно дернулось, и Йосеф сердито посмотрел, куда получилось. Под взгляд попал крепкий черный костюм. Он — и проглядывающие из-под него две ладони чистой и теплой кожи. Йосеф протянул руку, ярко ощущая, как злость придает ему сил, и неласково, но аккуратно пропальпировал тело под краями прорехи. Раны под пальцами не оказалось, что слегка примирило его с происходящим, но сердце все равно нехорошо частило. Хищник вздохнул очень по-человечески и, судя по короткому щелчку, снял маску. — Ты имел раск-говор с т-щем, кто управляет машинами? — повторил Млакх привычным, родным уже рычанием.  Йосеф ответил тут же, отвлекаясь. Попытку сменить тему он различил, но, поскольку был уже достаточно сердит, почти с облегчением выплеснул испуг от страшных воспоминаний о луже крови под чужими ногами: — Да. Шпигель идиот, — грубо и абсолютно невежливо сказал он. — Может, кто-то из военных и правда думает, что они меня жалеют, пытаются спасти от самого себя и еще не пойми чего, но, эрликхе вретре, от такой жалости любому существу станет не по себе. Млакх любопытно склонил голову, молчаливо попросил продолжать, и Йосеф азартно открыл рот, заводясь еще больше: — Млакх, Шпигель — капрал космофлота Марсианской республики. Я — официально зарегистрированный гражданин ООН. Разумеется, поэтому Шпигель решил, что я жертва пыток земного правительства — хеков агитированный марсианин, у него иных мыслей даже и возникнуть не могло. Решил, что разум мой сломали, держали в заключении все эти годы, а потом подкинули, как ненужную ветошь, на борт «Цикады». Заставили невольно шпионить в стане врага, а, как стал я не нужен, попытались сжечь меня изнутри… Марс принудительно редактирует геном всех своих граждан, апгрейдит с шестнадцати так, что люди потом людьми перестают быть, но, конечно, «третий контакт» — едко произнес он, в противовес мягко погладив запястье Млакха на своей шее, — «третий контакт», который контролировал каждый нейрон моей ЦНС, мог быть внедрен только землянами, и, конечно, он — это зло во плоти. А удивительнее всего, что никто и не удосужился спросить, был ли я против того, что мой «ментальный возраст» застыл на отметке четырех лет, фаршильтн идиот, хди де шдим зальн эмнихьт аройслан те Марс.  Йосеф подозревал, что Млакх, особенно сейчас, без маски-переводчика, понимает в его спонтанной речи едва ли половину. Но гнев на резкую отповедь псионика, слегка смазавшийся после страшной встречи с «мамой» Хищников — мамой, Ягве милостивый, — вспыхнул вновь. Йосефу нужно было выговориться. — Ты умирал. Тот, кто управляет машинами, сказал правду, — спокойно заметил Млакх. — Не схоже с доброй волей трет’скего конт-кххакта.  Ладонь его тяжело опустилась Йосефу на грудь, и тот некоторое время еще пытался противиться радостному удовольствию от этого касания. Не выдержав, он все-таки выдохнул, чувствуя, как вытекает из него неприятное раздражение. — Я понимаю, — неохотно признался Йосеф в итоге. — Но мне все равно не нравится, что марсиане исхитряются считать Землю источником всех человеческих бед. Поверь, вскоре Шпигель с такой же пылкостью станет доказывать, что это ООН внедрило вирус, из-за которого андроиды превращаются в пугал. Вся эта война между планетами заставляет людей удивительно быстро глупеть. — Gkhrost lart krist arrtkroght ir, mhroirn, — еще более мягко сказал Млакх, и Йосеф, расслышав, почти подавился на вздохе.  Млакх точно был его ангелом-хранителем. Как бы он иначе мог так ясно находить все самое чувствительное в Йосефе, как бы мог он иначе с таким искусством вытаскивать из Йосефа самое нежное и запрятанное? Может, это было следствием того, что Млакх взял человека под свой харкланктрек-что-то-там. Йосеф чувствовал себя слишком уязвимым для того, чтобы задуматься об этом сейчас.  — Да, меня волнует не это, — с усилием сказал он и все-таки поднялся с чужих колен. Чтобы опровергнуть то, что он собирался сказать, Йосефу нужно было находиться вдали от притяжения Млакха. — Шпигель сказал, что мое… отношение к тебе связано с моим принудительным взрослением. Что это искусственное чувство, вызванное пубертатом, и я бы ощущал подобного рода приязнь к любому созданию, которое… — нет, такое он точно не мог позволить себе произнести вслух. — «Пройдет», — вот что он сказал, Млакх. — Eckt'char rghrat aktsch? — Нет, это неправда, — упрямо отозвался Йосеф, чувствуя, как он непроизвольно краснеет.  Доказывать… объекту своих чувств всю их серьезность было неприятно и, гелойбт гат, довольно смущающе. А еще — подсказывала Йосефу невесть откуда взявшаяся в нем язвительность — Млакх, кажется, не вызывался быть личным его психотерапевтом. Ему еще в детстве хватило острых рыбьих глаз деверя двоюродной сестры Кохенов: мужчина своими непонятными, страшными вопросами пугал маленького Йосефа каждый раз, когда заходил в гости. Он не боялся Млакха, но что-то схожее в них все же было. Йосеф нервно пригладил волосы, оглянулся невидящим взглядом и вновь повернулся к красивым инопланетным клыкам. — «Млакх» переводится с идиша как «ангел», — признался он недовольно, и в ответном движении хелицер ему почудилась мягкая, необидная усмешка. — И я тебя назвал так гораздо раньше проведения операции на моих мозгах, что бы там себе Шпигель ни думал. В глубине Калипсо опять что-то произошло: легкая дрожь взрывной волны прошлась по тоннелю, и за шиворот Йосефу попала новая порция каменной пыли. Он отряхнулся, и без того грязный, как Муха после экспедиции в грузовой отсек, и постарался выдохнуть. Вторя далёком взрыву, позади раздалось болезненное рычание, перетекшее в привычный прерывистый хрип. Это было до того неожиданно, что Йосеф дрогнул плечами. Да, что-то он непозволительно расслабился. — Успокойся, идиот, — рыкнул Млакх, как-то разом, одним гипнотизирующим движением оказавшись на ногах. Йосеф поднялся тоже, преодолел мутную слабость колен и напряженно потянулся следом. Все вокруг было полно жизни, и только такой дурак, как Йосеф, мог за разговором не заметить происходящего. Знакомое пугало обиженно забилось под балку и там нервно ерошило мех своими тонкими нежизнеспособными пальцами. Тома-3.27 и Муха-4.56 чуть впереди с гордым и независимым видом расчищали квадрат три на три метра. Тома, слегка потрепанная, со свалявшейся на боках шерсткой, оттаскивала последние булыжники, Муха с довольными глазами вкидывал мелкий мусор в отсек для переработки и натирал бетонный пол до блеска. Йосеф не заметил Мошку, быстро обернулся и тут же забыл, что он хотел сделать. — Что с ним? — Khrougha'lo, — коротко отозвался Млакх, с любопытством склонившийся над бессознательным Хищником. Йосеф подошел ближе. Повозился с браслетом, неловко включил фонарь — глубокие тени протянулись в глубь тоннеля, высветился серо-белым кусок брусчатки под ногами — и внимательно посмотрел сверху вниз. Хищник странным образом казался еще более слабым, чем до попытки излечения. По всей голове, от крепкой шеи до беззащитно нагой макушки, не скрытой плотными кожистыми дредами, тонкой полупрозрачной пленкой расползлась Картошка. Неизвестный тяжело и редко хрипел, под мембраной конвульсивно дрожали клыки, и, кажется, кровь его так и не остановилась. — Я что-то сделал не так? — тихо спросил Йосеф, посмотрел круглыми глазами на одного Хищника, второго и, наконец, на Тому. Тома занималась своим делом и по-прежнему не обращала на своего хозяина ни малейшего внимания. — Почему Картошка его не излечила? Млакх уже надел намордник и нарочито расслабленно что-то искал в раскрытом наруче. Мужчина покосился со смутным недоверием, но смолчал. — Khrougha'lo. Рана не заживает, — флегматично отозвались в его сторону. Йосеф подобного спокойствия разделить не смог, нахмурился и почти незаметно подобрался. — Вы ведь уже встречались с пугалами. Млакх, ради Ягве, я видел, как один из твоих яутжа залечивал плечо во время их поимки. Значит, существует от этого лекарство, верно? Йосеф шагнул ближе и, осторожно отпихнув с дороги растрескавшийся кусок стекла, присел на корточки. Вытянул ладонь, попытался вновь коснуться гладкой раны на черепе, которая проглядывала даже сквозь пленку Картошки. Млакх зло щелкнул, и руку пришлось отдернуть.  Кожа этого Хищника было неправильно-серой, совсем не как у Млакха. Приглядевшись, Йосеф подумал, что эта особь наверняка в здоровом состоянии была зеленошкурой. Тело казалось смутно-смутно знакомым, но, по здравому размышлению, мужчина решил, что это его не волнует: за все время пребывания на картошке он заметил, хоть и мельком, значительное количество хищнических силуэтов.  — Ты сделал правильно. Рана затягивается и открывается заново, и я без знания о том, почему.  Aleyrt… Млакх продолжил говорить: что-то про tschif'ra Khgreikt — этого лишенного должности капитана хищнического корабля-картошки, про добровольную встречу смерти и гордость за ритуальное самоубийство.  Как хорошо, что Йосеф его уже не слышал. Отношение Хищников к чужим страданиям, боли и гибели ему было известно, и известно достаточно подробно для того, чтобы больше не обращать на них внимания. Он призывно цокнул клубкам и за пару секунд наметил примерный план операции. Отстраненно погладил Млакха по плечу, когда тот пододвинулся слишком близко, и оперативно обработал руки хлоргексидином, вытянув из разгрузки насмерть смятый картонный бутылек.  Подумав, Йосеф натянул на нос респиратор, на лоб — вытянутый из браслета фонарь, а потом проследил, как маленькие солнышки, обладающие безграничным функционалом, мягче медицинских носилок перетаскивают беспамятного и, кажется, почти мертвого Хищника на расчищенный участок пола. Наверное, Йосефу должно было стать не по себе. Наверное, ему станет — когда-нибудь тогда, когда он вспомнит, чем починка клубков отличается от починки живых существ. С другой стороны, Йосеф, кажется, понял, что произошло с Хищником, — и не то чтобы данный конкретный экземпляр яро выступал против его вмешательства. — Млакх, сознание у вас здесь находится? — формальности ради спросил он, указывая на обмотанный Картошкой череп. Хищник согласно рыкнул и сдвинулся еще ближе, ведомый одним холодным любопытством. — Насколько глубоко? На какую длину я могу погрузить скальпель без боязни его покалечить?  — Не убьешь, действуй, — весело кинул Млакх.  Йосеф опять смерил его подозрительным взглядом — чувствовал притворство, — но, все еще слегка растерянный и встревоженный всевозможными Млакхами, мамами, Шпигелями и прочими удивительными созданиями, с головой погрузился в работу. Он подозвал Мошку и пугало. Когда те выползли на этот свет, упрямо заставил их слиться в единое существо, практически цельное и почти сознательное. Вытащил из-за пазухи Деток, попросил Картошку уползти с поврежденных участков, миниатюрной хонинговальной машинкой обработал кровоточащие поры и, несмотря на недовольство своего защитника, прислонил тяжелую лысую голову к своему колену. Рана, едва-едва затянувшаяся, открылась вновь через сорок секунд — он замерял — и настолько явно относилась к повреждениям механического характера, что именно эту версию стоило отбросить первой. Да, все точь-в-точь как тогда, на зеленокрылой «Цикаде». Просто хрипящий яутжа вместо захлебывающейся Моли-16.10, а вместо родной подсобки с привычным верстаком — операция в идеально полевых условиях. И ничего. Слышишь? Ничего, милый, сейчас компенсировать интоксикацию ядом более избирательной токсичности — и организм сам поймет, что ему делать. Хорошо с живыми существами: был бы клубочек, так пришлось бы заново программировать склейки корпуса — а тут просто курс детоксикации, минерализованная пластина, выращенная под самым корнем налобного панциря, и квалифицированная помощь Картошки.  Минут через двадцать, уже приготовившись надрезать совмещенного пугало-Мошку, чтобы собрать необходимые граммы гема, Йосеф снова подумал, что с ним что-то не так.  Он подтолкнул Картошку обхватить очищенную рану, сам переместился к крепкому подбородку, выглядящему совсем плохо и мягко прогибающемуся вовнутрь. В какой-то момент Хищник начал хрипеть кровью, Йосеф тогда азартно выругался, загнал Деток под крепкую шкуру, по-мистически точно определив месторасположение ненужного отверстия в инопланетном аналоге трахеи, и подумал: ну и хек с ним. Биомеханик четвертого разряда — это, в конце концов, почти призвание. *** — Ограниченная иммуносупрессия в местах установки артефактов. Когда сможет дышать сам — коли стимуляторов по всей площади и можешь быть свободна, — пробормотал Йосеф, когда вдруг понял, что он уже закончил.  Картошка, к которой были обращены эти слова, послушно проникла в нутро Хищника через глотку и расползлась по лысой голове. Йосеф кивнул, надеясь, что она успела считать с его сознания желаемые последствия и что у Хищников действительно были собственные аналоги человеческим иммунодепрессантам и стимуляторам. В конце концов, это создание было очевидно более компетентным в инопланетной физиологии, пусть оно и решает дальше проблемы поддерживающей терапии. — Андроиды — это огромные микроволновки, — он тяжело выбрался из-под болезненно-серого яутжа, встал, чтобы размять ноги. — Пугала — это огромные сломанные микроволновки, которые истово пытаются собраться во что-то хоть сколько-нибудь стабильное. Представляешь, что происходит, когда часть пугала остается в ране? Остаточное излучение андроидской крови сбивало моим клубкам предустановленные настройки. Оно же мешает Картошке понять, что с вами происходит, пока кусок пугала внутри пытается одновременно и убить носителя, и приспособить тело для собственного излечения. Бедные вы, голодные шлимазлы, — с нежностью обратился Йосеф к застывшему поодаль пугалу. Пугало шипело выгнутым горлом и в целом выглядело довольным жизнью. Йосеф фыркнул. Понял, что за время починки успешно смог успокоиться, безболезненно включить в себя воспоминания о происходящих событиях и даже словно перезагрузился. Снял с себя раздражающий респиратор, вернул фонарик в браслет — тот задумчиво заискрил, но взрываться пока не стал — и наконец повернулся к своему недавно вернувшемуся защитнику. — А теперь, Млакх, главный вопрос. Не подскажешь, ангел мой, откуда я знаю, где у яутжа находится трахея? — добродушно спросил он, лишь слегка раздраженно прищурив глаза. Подчинившись доброму своему настроению, он даже предоставил Хищнику возможный вариант ответа: — Может, ветром мне это знание принесло? Млакх прищурился в ответ. По красивым дредам с золотыми колечками прошлась довольная дрожь, и он тихо-тихо засмеялся под матовой своей маской. — Идиот, — вот и все, что ему ответили. — Пошли уже.