***
Реабилитация затягивается. Мир остался прежним, но её восприятие перекроили – кажется, почти с нуля; каждое решение вызывает сомнения, каждое действие требует переоценки. Моральные устои не прочней глины. Медики не позволяют себе подсказок, их лица всегда бесстрастны, в их глазах – только угасающий интерес к завершенному эксперименту. Шара пробует их на прочность уже ради собственного интереса: имитирует угрозы, имитирует истерики, имитирует безразличие, имитирует влечение. Врачи хорошо вышколены, они не говорят ей ни единой лишней фразы, что ясно сообщает о том, что их собрали из учреждений высокого класса. Скорее всего, Бюро Науки. Она не сайфер. Ей наскучивает посредственная игра довольно быстро. С куда большим удовольствием она принимается за работу, которой жила всю свою жизнь. Взлом компьютерных систем дредноута невозможен без дополнительных инструментов; перепрограммированный астродроид мог бы ей помочь, но с этим много возни. Куда проще украсть и взломать один из личных датападов медиков. Оттуда дорога в оцифрованное сердце звездолёта куда проще – и там её ждут ответы. Свой собственный датапад Шара использует для того, чтобы создать дубль системы датапада врача под именем Нау Торак, настоящее имя – Кхагаван Эртран. Она специально выбрала человека; они на имперском корабле, медиков нанял имперский офицер, и даже самые лучшие инопланетные специалисты в Империи ограничены в правах. Ее датапад держит на параллельной оси идеальную копию всех данных, что были на устройстве, которое она позже подбросила в отсек хранения дроидов: неисправный мусорщик унёс его из кают-компании. В программу мусорщика, конечно же, она тоже чуть ранее внесла соответствующие неполадки. Официально у нее нет доступа к этому отсеку, ведь Нау Торак не должен подозревать, что она могла увидеть информацию на датападе. Неофициально – она бывший наблюдатель имперской разведки, и этого достаточно. Подключаться вручную к объекту взлома – рискованно. Проще, но рискованно. Шара — профессиональный Наблюдатель, и она знает: намного безопасней и надежней работать удаленно. На параллельной оси в спящем режиме ждут открытые сводки о политической нестабильности на Дромунд Каасе и программа, что выпотрошит отведенное дублю место на инфонакопителе, как дредноут – «транту». Это прощальный сувенир из оперативного отдела; после него невозможно восстановить стертую информацию. Впрочем, и физический накопитель приходит в негодность после нескольких раз такой чистки, как от столетия непрерывного использования. Если кто-то обнаружит проникновение в системы, Шара Дженн не будет иметь к этому никакого отношения. Взлом происходит с аккаунта Нау Торака; Шара Дженн куда больше заинтересована политическими новостями, а чуть сильнее нагревшийся датапад в ее руках остынет за минуту. Но всё идёт безупречно. Она успокаивает встрепенувшиеся охранные программы, вводит команду не фиксировать изменения в логах – всё равно их надо будет подчистить, но чем меньше запомнит система – тем лучше. Аккаунт Нау Торака обладает достаточными привилегиями, чтобы иметь доступ к просмотру файлов о прошедшей операции. Датапад Шары сливает их прямиком в ее импланты – колоссальные объемы данных невозможно просмотреть на крохотном экране устройства. Она ищет любое упоминание об ошибках. Любое упоминание о том, что ещё вырезали из неё вместе с имперским программированием. В виски мягко вгрызаются ледяные свёрла, но она не позволяет себе ослабить концентрацию. Два петабайта. Два с половиной. Три. Три с половиной... Ничего подозрительного. Это суммарная сводка, для полной уверенности нужно просмотреть еще сорок петабайт медицинских данных. Если она начнёт сливать их на свой датапад, скорее всего, система забьёт тревогу. Но другого шанса может не представиться. К тому же, в этот раз ей не грозит смерть за провал. Глубже – в самое ядро системы. Здесь могущественный допуск Нау Торака оказывается бессилен, и защита почти безупречна; Шара пробует редкие, почти никому не известные бэкдоры – оперативный отдел не верил никому, даже имперским военным производителям – но каждый из них закрыт. Открыт всего один – и для него нужен мастер-ключ. Мастер-ключ, которым могли воспользоваться старшие агенты разведки, менялся каждые полчаса стандартного имперского времени. Запрос на получение мастер-ключа шёл через штаб в Каас-сити, что вызывало определенные неудобства для находящихся на другой стороне Галактики – но такова была цена безопасности. Больше нет штаба в Каас-сити. Больше нет разведки и смены мастер-ключей. Чем заменила их организация ситхов, Шара не знает. Но у Хранителя был другой мастер-ключ. И система запроса, смены и блокировки этого ключа была продублирована на шести космических маяках, замаскированных под астероиды металлических сферах диаметром в полметра, разбросанных по разным углам Галактики. Страховка, о которой знал только Хранитель – и министр разведки. Излучение маяков успешно скрывалось за звездным ветром и излучением межзвёздной среды, но даже перехваченный сигнал было бы невозможно расшифровать менее чем за четыре десятилетия, используя для этого всю объединенную вычислительную мощность лучших машин разведки. Но его мог расшифровать Хранитель за две секунды, используя вшитый в импланты нестатичный код. Шара колеблется ровно столько же, раздумывая, стоит ли рисковать. Через шесть секунд после того, как она вводит полученный мастер-ключ, у неё звонит голокомм. - Наблюдатель. - Человек в одежде бродячего пилота сдержанно склоняет голову в приветствии. Никаких имён по голосвязи; имя «Шара Дженн» использовать небезопасно. - Министр. - Один сигнал с имплантов – и датапад переключается с дубля Нау Торака на изначальную систему Шары Дженн и сводку политических новостей. – Я почти подумала, что вы про меня забыли. - Мне напомнило оповещение о несанкционированном проникновении в системы моего корабля. Она раздумывала над тем, стоило ли считать это предупреждением, когда Министр продолжил совершенно спокойно: - Я рад, что реабилитация идёт успешно. Шара Дженн заключила, что это весьма перспективное начало диалога. Стоило воспользоваться этим немедленно. - Я хочу знать, что со мной сделали на самом деле. Выражение его лица – насколько она могла судить по подрагивающей голограмме – ничуть не изменилось. - Только то, что я обещал, - сказал он. И тут же поднял ладонь, останавливая ее от следующего вопроса: - Это неподходящий разговор для голосвязи. Я прибуду через... – его взгляд метнулся куда-то в сторону, - девять часов. До встречи. Она не успевает попрощаться. Фигура из голубоватого света растворяется в воздухе, и ей остаётся только раз за разом прокручивать в памяти каждую деталь диалога. Поза. Движения. Голос. Она никогда не могла прочесть своего руководителя, если только он сам не хотел этого, но это не означало, что она когда-нибудь перестанет пытаться. Дубль аккаунта Нау Торака она решает пока не стирать. Он прибывает раньше на два часа двенадцать минут. Шара решает, что он намеренно назвал неверное время – на случай, если разговор прослушивался. Для таких, как они, разумная паранойя означает чуть более долгую жизнь, и потому ею не пренебрегают. Медиков не видно рядом. Когда створки шлюза расходятся, Шара автоматически выпрямляется по стойке смирно, приветствуя старшего по званию. Пусть даже у них больше нет званий, она не знает другого способа приветствия, что подошёл бы сейчас. Министр кивает ей в ответ. Он... изменился. Или нет. Шара рассматривает его внимательно и жадно, отыскивая новые детали, сопоставляя старые; карта почти незаметных морщин складывается в психологический профиль, его пополняют выбор одежды, выбор оружия, складки на пилотной куртке, невзрачная военная сумка, в которой – она угадывает – основное место занимает техника. В Министре больше нет азарта, который она видела так часто в штабе во время работы – азарта кат-гончей, вставшей на след. Но осталась всё та же холодная сдержанность и самоконтроль – и, она напоминает себе, перед ней не уставший старик, даже если ему было удобно использовать эту маску перед Советом и моффами. Перед ней человек, сумевший обмануть Галактику. Только сейчас стало куда сложнее определять, хорошо это или плохо. Министр терпеливо смотрит на неё. - Я ценю подобное внимание, но я хотел бы прервать ваш психологический анализ, Шара. У вас будут все возможности его продолжить в более цивилизованной и приятной обстановке. Его голос звучит совершенно по-прежнему. Столь явная подсказка почти оскорбительна. Шара проглатывает неприятные ощущения, напомнив себе: это говорят последствия реабилитации, затаенные страхи оказаться неполноценной. Министр не тратит больше времени на игру в аналитические соревнования. У Шары возникает ощущение, что вокруг него стягивается незримый стальной барьер, закрывающий от чужих взглядов всё, что не относится к делу. - Как вы себя чувствуете? - Моё физическое состояние в пределах нормы, - говорит Шара, привычно занимая место рядом с ним и подхватывая ритм шага. – Психическое нестабильно. Я ощущаю необходимость в переоценке... всего. Министр кивает на ходу, ничуть не удивившись. Он даже не утруждает себя тем, чтобы взглянуть на неё. Шару восхищают его способности к работе с людьми – Министр прирожденный манипулятор. Она ловит себя на мысли, что это по-прежнему восхищает. Отторжения или неприятия в столь краткое время выявить не удаётся. - Это естественно. Ещё? – спрашивает Министр. Помедлив, она качает головой. - Страх – это тоже естественно, - буднично говорит он вместо неё. – Я не проверял все записи лично, но я позаботился о том, чтобы ход операции не отклонялся от требуемого. Не думаю, что нанятым исполнителям хватило бы смелости утаить от меня информацию или солгать. Она тоже так не думает. - Можно провести тесты на производительность, - продолжает Министр. Судя по тому, как он уверенно находит дорогу, он провёл немало времени на этом модифицированном разрушителе. – На корабле есть необходимое оборудование. Он бросает на неё короткий и острый взгляд. - Если вы того хотите, разумеется. Слышать это... странно. Шара задумывается, когда её в последний раз спрашивали, чего она хочет. Какое решение она хочет принять, как хочет определить свою жизнь. В последний раз, наверное, этот вопрос задал ей Сайфер-9. Министр особо не спрашивал, хочет ли она избавиться от ментального программирования – просто сказал, что это необходимо, что он может предоставить условия и врачей, что это можно считать платой за отличную службу. И умело лишил её возможности отказаться. Но вопрос, хочет ли Шара проверить свои способности, сам по себе лишен смысла. - Конечно, - твердо кивает она. Министр едва заметно пожимает плечами. - Некоторые люди предпочитают окружать себя иллюзиями. Они спасают от страха. И от разочарований. Я более не имею права диктовать вам свои условия; вы можете выбрать любую жизнь. Таков был их договор. Она помнит. И всё же его предположение колеблется на грани оскорбления. Снова. Она уже почти решает ответить ему достойно, когда Министр останавливается у входа в свободную каюту. - Свобода выбора – очень редкая вещь, - спокойно продолжает он, прямо глядя ей в глаза. – И очень ценная. Не выбрасывайте её прочь, не испробовав предложенных возможностей. Если кто-то и сможет дать вам третий шанс, это буду не я. Шара Дженн осекается, не успев сказать ни слова. Выдыхает несказанное беззвучно: слишком много всего кроется в нескольких кратких фразах, слишком много разочарования, слишком много страха, слишком много потерь и той неприглядной правды, которую швырнули им в лицо комком грязи. К концу двенадцатого года их рвало правдой, как собственной кровью. Я шёл через это сорок лет. Ты – хочешь? - Спасибо, Хранитель, - наконец тихо отвечает она. – Я приму это к сведению. Он едва заметно кивает. - Тогда к делу. Тесты, которые предлагает Хранитель – это имя подходит ему больше других, и Шара решает называть его именно так – отличаются от тестов, через которые проводили ее медики. Сотрудникам Бюро Науки неведома жалость, когда дело касается работы, но даже они были... удивлены выбором Хранителя. Проверки не заканчиваются днями: Шара спит по два часа в сутки. Она засыпает, окруженная бесконечным хаосом событий, намеков и вероятностей, и просыпается, соткав между ними паутину связей. Иногда Хранителю нет дела до нее, и она может спокойно заниматься заданиями, параллелизировав их согласно оптимальным возможностям своего разума, иногда он подбрасывает ей всё новые задачи, не давая времени решить предыдущие. Работай под давлением, Шара Дженн. Никакой еды, пока не выполнишь сегодняшнюю норму, Шара Дженн. Хочешь – делай перерывы, хочешь – спи хоть по двенадцать часов. Хранитель пожимает плечами, но его взгляд у каждого скрытого устройства слежения. От усталости кружится голова и упрощенное уравнение кривой вращения галактики не узнать даже после пятого прочтения? Шара Дженн стискивает зубы, перечитывает издевательски бесстрастный строй констант и переменных в шестой раз. И в двадцать шестой. Один из медиков пытается остановить проверки: реабилитация еще не завершилась, подобные перегрузки могут необратимо повредить психическую стабильность. Жаль, она не слышит, что отвечает на это Хранитель, но больше их не тревожат. Бесконечная череда лиц, голосов, заснятых тайно или смонтированных сцен, обрывки голоразговоров, оттенки эмоций, известные перемещения, Шара Дженн отыскивает связи между людьми, событиями, решениями и последствиями, Шара Дженн видит их повсюду. Когда всё заканчивается, она добирается до жилого блока, входит в первую же попавшуюся каюту, падает на кровать, не раздеваясь, и засыпает на двадцать часов. Потом Хранитель сообщает ей результат. Ожидаемо хуже, чем во времена ее работы в штабе, но ненамного – естественно, учитывая то, в каком состоянии находится ее разум после операции. Шара получает обещанный доступ к медицинским файлам, и, если только Хранитель не создал идеальную фальшивку, всё соответствует их договору. Она приносит ему извинения за недоверие спустя несколько дней, потраченных на психологические тесты. Хранитель только коротко машет рукой: - Недоверие помогает оставаться в живых, - спокойно говорит он в ответ. – Ничего личного. - Я не думала, что вы останетесь на корабле надолго, - замечает Шара. У Хранителя всегда есть не требующие отлагательств дела; его личное появление само по себе удивительно. Но Хранитель качает головой. - Если где-то и требуется моё немедленное вмешательство, я об этом не знаю. Шара смаргивает запоздалое изумление. Недоверие горчит на языке, но в голосе Хранителя прячется неподдельная усталость. Старая усталость; такая не появляется и не проходит за год. Такая усталость приходит после полупрожитой жизни – и нередко не покидает до самой смерти. Шара часто видела ее, сквозящую в движениях других агентов, доживших до преклонных лет. Видеть её внутри Хранителя больно. Страшно. Страшней, чем было бы наблюдать его предсмертную агонию. - Что вы будете делать теперь? – тихо спрашивает Шара; может быть, он не солжет теперь – уже незачем. Может быть, она сумеет позаботиться, чтобы его последние дни прошли в заслуженном спокойствии. Хранитель пожимает плечами. - Я должен своей жене хотя бы несколько лет мирной жизни. Как бы то ни было, я более не стану участвовать в войне. Он не отворачивается, чтобы скрыть лицо; встречает её взгляд твердо и прямо – и Шара Дженн, вопреки почти непоколебимой уверенности, ощущает сомнения. Возможно, она ошибалась прежде. Возможно, он действительно слишком устал. Раньше она бы сказала – это недопустимо; раньше она бы потребовала его возвращения в Империю; раньше... возможно, даже обвинила его. Теперь же, когда вшитое в мозг программирование больше не диктует свою мораль, всё стало значительно сложнее. Шара решает не торопиться с выводами. - Вы нужны Империи, - она говорит это искренне, поскольку уверена в этом больше всего. Хранитель снова качает головой. - Мне на смену пришли другие талантливые агенты и руководители. Как бы то ни было, я принял решение уже давно. Он не добавляет – примирился ли с этим решением, и Шара едва успевает остановить себя от предательски личного и лишнего вопроса. - А что делать мне? – вместо этого тихо спрашивает она. Хранитель глядит на неё с непонятной, почти невыразимой смесью усталости, сожаления и того, что Шара Дженн не может расшифровать. - Это решать вам, - наконец отвечает он. «Впервые в вашей жизни» - невысказанное вслух остаётся невидимым клинком между ребер. Шара Дженн зло щурится, делает шаг вперед, в этот раз почти не раздумывая. - Я была счастлива служить Империи, - почти беззвучно выдыхает она в лицо человеку, который нашёл ей, оружию, орудию, наилучшее применение – и после лишил всего. – Я была счастлива быть тем, кем я была. Вы отняли у меня это; я не хотела избавляться от программирования, я не хотела покидать Империю, я не хотела метаться в поисках новых определений моральных ценностей. Не смейте сейчас уходить от ответственности за то, что было вашим решением. Глаза Хранителя вспыхивают непримиримо-острым голубым огнём. - Тогда не уходите от неё и вы, Шара Дженн. Вы так хотели вернуть себе это имя – вот оно, ваше имя и ваша личность, которую никто не будет диктовать для вас. Если вы хотите вечно быть в рабстве – выбирайте его без моего пособничества и принимайте последствия своего выбора. Отчаянная, нелепо бессильная злость удушливой волной захлестывает изнутри, затмевает кристальную чистоту разума, сбивает мысли и намерения. Шара заставляет себя удержать её под контролем. Поддавшийся эмоциям человек – слишком легкая добыча для умелого манипулятора, слишком плохой разведчик и слишком жалкое зрелище, чтобы позволять Хранителю это видеть. - Можете считать это, - негромко говорит Хранитель, не отводя взгляда, - самым жестоким моим поступком по отношению к вам. Не думаю, что я найду способ причинить вам большее зло, чем свобода. Самое страшное, отрешенно осознаёт Шара тем участком сознания, что не затронут гневом, - это абсолютная искренность его слов. - Вы сделали то же самое с Сайфером-9, - она бросает фразу, как нож. Хранитель неуязвим; слова скользят сквозь, не задевая его. - Я дал ему выбор, и он принял решение, - бесстрастно отвечает её бывший руководитель и один из последних лучших агентов Империи. – И то же самое предстоит сделать вам, хотите вы того или нет. - Я не верю, - Шара отрицательно взмахивает рукой. Смотреть в глаза Хранителю почти осязаемо больно, но такова цена силы, и она принимает ее. – Хранитель, которого я знала, не бросил бы своих людей вот так. Может быть, Сайфера устраивает его свобода. Я не знаю, что с ней делать; я не лгу, я действительно не знаю, и... ...и мне нужна помощь. Ваша помощь, потому что мне некому больше верить. Гордость удерживает ее от того, чтобы сказать это вслух, и, споткнувшись на слишком длинной паузе, Шара готова благодарить за это все звёзды Галактики. Хранитель чуть приподнимает бровь. - Мне кажется, вы неверно поняли ситуацию, Шара, - очень мягким полушепотом говорит он. – Больше нет Хранителя. Больше нет «его людей». Есть человек без имени, пытающийся исправить хотя бы тысячную часть того, что сотворил, ради того, чтобы насытить совесть милосердной полуправдой и умереть в относительном спокойствии. Это отчасти иронично, идти к искуплению по колено в крови, и куда ироничней то, что это по-прежнему действенный способ. Я не думаю, что вам стоит искать моей помощи. Шара пытается убедить себя в том, что не верит ему. Ни единому слову. Ни единому жесту, так тщательно скрывающему истину. Шара пытается убедить себя в том, что убеждает себя не верить далеко не потому, что боится разочарований. Боится правды – той самой, знакомой тошнотой подкатывающей к горлу. Но лгать себе оказывается слишком поздно.***
Новая жизнь диктует свои правила, и одно из них – отказ от Империи. Отказ от всего, что любила, ценила и за что была готова умереть женщина с позывным «Наблюдатель-2». Шара Дженн начинает убивать в себе Империю изо всех сил. Она ставит себе цель: испробовать всё, что было закрыто для нее раньше. Не прикасаться к тому, что забыто и захоронено под слоем защитной брони с пометками «опасно». Имена мертвы, и их носители тоже. Нет и никогда не было Хранителя Империи, нет и никогда не было его верных всевидящих соглядатаев, нет и никогда не было его неуловимых исполнителей, и среди тех, кого никогда не было, не было человека с номером 9 или с номером 2. Нет Шары Дженн: есть другое имя, другая личность, другое прошлое. Кассана Хагарт, собранная из имён со всех краёв Галактики, дочь пропавших в конце Великой Галактической торговцев под знаменем Картеля, скрывает ее надежней любого стелс-генератора. Попытки мирной жизни на планете фермеров и заповедников заканчиваются контрабандой: вначале дефицитной техники, в итоге – спайса. На спайсе Шара решает покончить с ремеслом благородного контрабандиста и подаётся в наемные кибертехники, балансируя на грани между преступлением и законом. Довольно быстро становится ясно, что закон лишь прикрывает преступления тех, кто диктует закон – Картеля, Империи, Республики. От Империи, впрочем, она держится так далеко, как может – стараясь не думать, чего желает на самом деле. Но Шара Дженн – собственность Империи, а за ее свободу было отдано достаточно, чтобы ценить ее. Или, по крайней мере, ценить ее какое-то время. Один из ее рабочих партнеров, тви’лек Нофираен, постепенно становится не только рабочим партнером, и все идет достаточно неплохо. Шара держится до последнего, но, не сумев преодолеть брезгливое отторжение, сбегает почти что из его постели. Видеть экзотов не только как рабов она научилась, но видеть их равными себе для нее – всё ещё верящей в прежние идеалы – невозможно, с ментальным программированием или без него. Нофираен ищет ее несколько дней, потом машет рукой и забывает навсегда про кибертехника Кассану. Но это первый шаг на пути к свободе, и Шара достаточно упорна, чтобы пройти его до конца.***
- На полную, давай!.. Корабль надсаженно хрипел всеми аварийными сигналами, что еще мог производить. Шара мягко отвела рычаг тяги на пару миллиметров назад, давая передышку тому раритетному хламу, что ее партнер называл генератором. Субсветовые двигатели захлебывались, не в силах бросить корабль к рубежу гиперпрыжка. Гравитационный колодец неумолимо затягивал S-12, и на стабилизацию гравитации внутри корабля уходило слишком много энергии. Корпус не выдерживал нагрузок, «Блэкболт» рвало на части разницей сил. Старый гипердрайв едва справлялся с поглощением излучения. Слишком медленно. Счёт шёл на микросекунды, и – она знала это лучше многих других – физика не прощает ошибок. Зажигание – рычаг вперед – остаточное излучение выплескивается через демпферы, зарождая хаос на ионно-чувствительных радарах – ревут двигатели, сжирая всю накопленную кратким вдохом энергию – прыжок... Транспаристиловая мембрана заглушила свет, скрывая от глаз многомерность гиперпространства. Шара отпустила рычаг. Сердце билось чуть быстрее, чем «безупречно ровно». - Тьма меня подери, я думал, нам конец, - выдохнул за ее спиной второй пилот, по совместительству механик и владелец списанного «Блэкболта». Шара обернулась. Гренно Рин не был контрабандистом – всего лишь охотником за приключениями, забытыми тайнами и порядочными деньгами. Гренно Рин добывал вещи, за которыми не отправлялись другие. Гренно Рин был единственный человеком, с которым она смогла остаться. Гренно Рин любил Кассану Хагарт. - За карты Канга Гильдия выдаст нам бонус, даже если мы их продадим, - заметила Шара, глядя на небольшую металлическую коробку в его руках – блок памяти старинного навикомпьютера. Гренно посмотрел на неё с тем самым выражением лица, которое ясно говорило о том, что сейчас он не в состоянии думать о ценности астрокарт Канга или о покупателе, чей заказ отличался от их обычных заказов количеством нулей в оплате. - Мы были в зоне притяжения теневой массы. И ты отправила нас в гипер, словно это не сложней, чем перепрыгнуть лужу. Шара мысленно отметила, что ее напарник никогда не был на Дромунде. - Немного сложнее, - легко признала она, расслабленно оперевшись на высокое кресло пилота. – Но на полной мощности основной генератор мог выдать достаточно энергии для субсветовых двигателей, чтобы пересечь теневой предел и безопасно войти в прыжок. На экране корабельного навикомпьютера ещё горел результат расчета. Гренно посмотрел на него с таким недоверием, словно проводил допрос несчастного куска устаревшей техники. - И нам повезло, - спокойно добавила Шара, мягко поднимаясь из кресла. Она целует его, чтобы не лгать больше. Гренно Рин был единственным, с кем Кассана Хагарт могла быть собой, и единственным, с кем Шаре Дженн не было так откровенно скучно. Азарт, дух охоты, испытания? Гильдия Искателей могла это предоставить. В Галактике хватало не связанных с войной вещей, которыми было интересно заниматься. Перестрелка на Риши с пиратами, закончившаяся братанием с главарем банды. «Нет, я впервые на Риши». Карбонитовая камера довольно сильно мешает изучать местность. Выцеживание шумов из эфира в попытках поймать сигналы с Колец Тайтуна. «Я слышала о Кольцах Тайтуна, но никто никогда не вскрывал их, верно?» Я смотрела, как трандошанские наемники расстреливали Сайфера-8 на борту мертвого дредноута. Ему оставалось двести тридцать метров до шлюза его корабля. Сближение со сверхмассивным гигантом в попытках пристыковаться к захваченному гравитационным полем триста лет как заброшенному кораблю с копией астрокарт Дэвика Канга. «Нам повезло». Расчёт навикомпьютера был закончен к тому моменту, когда демпферы уже давились радиацией, выводя «Блэкболт» в прыжок. Нам повезло, что имперская разведка создает навигаторов получше, чем компьютеры Верфей Танданкин. Шара Дженн лжёт человеку, который любит её, каждый день. Она признаёт, что дело в привязанности, - будь это не так, она сказала бы ему правду. И выстрелила бы ему в затылок. Но она этого не делает. И у них всё хорошо. Приключения продолжаются. Только по-прежнему тяжело забывать о том, что где-то идёт война. Что одна из лучших вычислительных машин Империи простаивает, убивая время любительской криптографией, гонками с навикомпьютером или мучительно сложным выбором между одинаково плохими энергогенераторами для S-12. Верфи Танданкин производили бантово дерьмо. Неодобряемая лексика явно прицепилась к ней после слишком долгого общения с Гренно. За подобную формулировку в официальном отчёте прежде наказание могло не ограничиться выговором. Хотя при ней руководство достаточно лояльно смотрело на подобные случайные промахи подчиненных – Двенадцатый никогда не отличался сдержанностью, даже Хранителю в конце концов надоело назначать ему выговоры – должно быть, всё дело в том, что люди в руководстве сами служили в поле. И сами отлично знают, что «Блэкболт» по сравнению с любым кораблем агента-разведчика - не что иное, как бантово дерьмо. Шара обнуляет навикомпьютер, стирая все записи о предыдущих прыжках. Старая привычка. К тому же, искателю сокровищ Гренно Рину не стоит знать, что его напарник способен проводить вычисления быстрее навигационных систем звездолета. Шара говорит себе, что тошнотворный клубок отвращения глубоко внутри – иллюзия, привычка, память о ментальном программировании. Это не потому, что ей до смерти опротивела бессмысленность погони за сокровищами и деньгами заказчиков, которые всё равно применяют найденную искателями технику или информацию в военных целях. Не потому, что ещё немного, и она застрелится, когда поймет: не избежать рубежа, за которым её разум, смысл и гордость её существования, потеряет за ненужностью прежнюю остроту и силу. Бездействие захлестывает ее удушьем. Омертвевшим симбиотом вросший в сознание страх хочется вытошнить, выблевать, выцарапать из груди. Выжечь «блаженной смертью». Потому что ради такой жизни не стоит жить. Гренно Рин никогда не узнает об этом.***
На встречу с человеком заказчика идёт Гренно. Шара предпочитает заниматься тем, что умеет делать лучше всего – наблюдать. Встреча происходит в одном из частных микросекторов Черка. После безвременной кончины вначале Гайема Лексенде, а затем и его отца, управление корпорацией перешло к человеку с громким именем и непримечательной историей, в котором Шара Дженн видела исключительно безвольную, но увлекательную марионетку, отводящую взгляд от происходящего за кулисами. В любом случае, политику Черка всегда решали деньги и влияние. Уничтожить Черка было сложней, чем отыскать информацию о пленении Повелителей Ужаса, пусть даже сейчас корпорацию яростно терзали Империя и Республика одновременно в попытках урвать кусок послаще. Камеры наблюдения исправно показывали Гренно в пустом конференц-зале. Протокольный дроид, встретивший его у входа и назвавшийся проводником, отошёл в сторону и отключился согласно заложенной программе. Карты любого участка Неизведанных Регионов были слишком ценны, чтобы позволять случайному дроиду зафиксировать в своей памяти сделку. При совершенной легальности контракта, нашлось бы немало людей, ради карт Канга готовых щедро заплатить охотникам за головами. Два мертвых искателя – слишком привычная картина, чтобы поднимать из-за нее шум. Индиру, глава Гильдии, открыто предупреждал об этом каждого, кто был настолько отчаян и глуп, чтобы присоединиться к искателям. В зал вошел невысокий родианец. Исполнитель, марионетка; вооружение, что могла разглядеть Шара фоторецепторами камер, было стандартным – бластер, вибронож. Если у него и были неприятные сюрпризы, незнакомец хорошо их скрывал. - Гренно Рин, - сказал родианец. На хаттском. Имя прозвучало чирикающим набором похожих звуков с проглоченными «р». - Это я, - кивнул Гренно. - Товар, - потребовал родианец. Он стоял неподвижно, словно изваяние, Гренно же напряженно шевельнулся. - Сперва плата. - Мой заказчик перевел ее на указанный счет. Я заберу твою голову, если ты обманешь, - прочирикал родианец. В синтетически звучащем голосе экзота самый совершенный человеческий слух не мог бы верно различить эмоции. Шара едва слышно прошептала: - Не врёт. Гренно слегка расслабился; ее голос прозвучал прямо у него в голове – наушники не нужны, если можно дать дополнительную нагрузку на импланты. Вытащил из кармана куртки металлическую коробку с бесценной начинкой. Огромные фасетчатые глаза родианца смотрели прямо на него. Или за него. В ту точку, где находилась невидимая крошечная камера наблюдения, всевидящее око Шары Дженн. И наступила абсолютная темнота. Шаре потребовалось несколько секунд, чтобы удостовериться – это джаммеры. На частотах связи были только помехи; сигнал терялся в фоновом шуме. Подстраховка заказчика? Вряд ли – тогда бы генераторы помех заработали еще с появлением родианца. Если родианец пришел за головой Гренно – скорее всего, Рин уже мертв; он никогда не был столь хорош, чтобы противостоять охотнику за головами. Был еще один вариант. Кто-то пришел за картами Канга, решив убрать разом и искателя, и посыльного. Поверхностный анализ предложил отдать наибольшую вероятность именно этому ответу. Шара не собиралась оставлять своего напарника умирать. Впрочем, отстраненно заметила она, неизвестный недоброжелатель лишил ее возможности сбежать. Корпус, в котором они находились, только что был опечатан согласно активированному протоколу безопасности. Добраться до узла безопасности было делом техники и осторожности; обычный стелс-генератор не обманывал датчики инфракрасного излучения, а Черка не брезговали военными турелями даже в рабочих комплексах. Дважды пришлось положиться на энергощиты – батареи оказались разряжены в несколько секунд, но этого хватило. У двери, закрывающей проход к узлу контроля безопасности, Шара медлит несколько мгновений. Ни одна из программ взлома с черного рынка, что они с Гренно могли позволить себе, не справится с протоколами Черка. Проще будет украсть ховер-танк или заминировать дверь. Есть еще один способ – способ, который оповестит всех, имеющих доступ к системам данного микросектора, о том, что здесь находится человек, чья жизнь ценится дороже сорока тонн спайса. Этот способ почти наверняка поможет ей вскрыть защиту и узнать, что случилось с ее напарником. Этот способ спасет ее от турелей, охранных роботов и лазерных сеток; откроет все двери и преподнесет компьютерную сеть комплекса в подарок. Кассана Хагарт включает миниатюрный старый датапад, активирует «спящую» параллельную систему и превращается в оперативника имперской разведки для каждого, подключенного к технике Черка в этом секторе.***
- Это был республиканский штурмовик! - Тихо. Родианец останавливается, когда Шара наводит на него бластер – чуть быстрее, чем он вскидывает свой. Гренно безоружен, безучастно подмечает она; безоружен и неподдельно напуган. - Я тебе не враг, - чирикает родианец. – Агенты Республики внутри здания. За мной. За тобой. Агенты Республики. Снова. Шара не отводит прицел ни на миллиметр – но одновременно с этим позволяет себе взглянуть на неизвестного охотника так, как ее учили когда-то давно. В другой жизни. Старая память возвращается на удивление легко – и режет такой же старой болью. У нее голос Лодента Кашара, специалиста по биологии и психологии экзотов. Она складывает из воспоминаний, ассоциаций, ощущений и эмоций мозаику, мысленно отступает на шаг и оценивает результат. - Маскировка, - говорит Шара. – Деактивируй. - За всё нужно платить, - фасетчатые глаза невыносимо невыразительны. С такими глазами легко лгать. Никто в Империи не верит экзотам – довольно справедливо. Он даёт ей время отказаться – три секунды. Она не отказывается. Они оба знают, почему. - Стратегическая Служба знает, что я здесь, - говорит Хранитель на безупречном имперском Основном. – И знает, что вы здесь. В этом комплексе немало сюрпризов, но они доберутся до узла безопасности через... я бы сказал, двенадцать минут. - Вы меня подставили, - помедлив, Шара опускает бластер. Хранитель без тени сожаления качает головой: - Это было необходимо. - Что, - говорит Гренно Рин. Хранитель не удосуживается даже взглянуть в его сторону. - Не лучшее время для объяснений, - коротко бросает Шара. – Зачем вы здесь? Хотели ловить высококлассных оперативников на живца – могли отправить кого угодно. Зачем рисковать и приходить лично? Оценка возврата инвестиций. Она знает ответ – но только Хранитель может утвердить его. - Я счёл, что у вас было достаточно времени изучить предложенные варианты, - он мельком бросает взгляд на Гренно Рина – тому хватает ума смолчать. Ощущение неравенства напоминает тяжестью обледенелый дюрастил. В следующее мгновение Хранитель смотрит на неё – открыто, глаза в глаза. Время выбирать. - Я предлагаю вам вернуться. У вас есть право отказаться. Шара не уверена, правда ли это. Она не привыкла ожидать от Хранителя удара в спину, но игра с высокими ставками не терпит компромиссов. - В случае отказа я ожидаю, что вы гарантируете молчание – ваше и вашего партнера, - спокойно добавляет он. Гренно Рин говорит что-то, турельной очередью выплевывает вопросы; Шара сбрасывает его и его слова на дальний край сознания, даже не задумываясь. ...я дал ему выбор, и он принял решение. ...то же самое предстоит сделать и вам. ...принимайте последствия. Системы комплекса сигналят о новой бреши, захлебываясь повреждениями. Люди Стратегической Службы отдадут половину Республики, чтобы поймать Хранителя и министра имперской разведки; их не остановят меры предосторожности Черка. У неё не более полуминуты на то, чтобы сделать выбор и выжить. Шара Дженн взвешивает на весах свободы две своих жизни. Одну – где ее любили, и она могла любить в ответ – без страха, ограничений и правил. Где не было войны и политики, только бескрайнее марево звёзд в сияющей бездне неизведанного пространства, ждущего новых смельчаков, что задумают начертить по нему астрокарты. Где опасности столь же реальны и столь же пьянящи, но в спину больше не направлен прицел незримого ликвидатора – спину прикрывает напарник, верный без сомнений и до конца. Где у нее нет права говорить правду – никому. Где самое лучшее, самое совершенное ее оружие не нашло себе применения и медленно разлагается в бессмыслице, разбавленной временем. Где больше не за что умирать. И по другую сторону – ничего. Инструментам не положено имени и свободы. Всё лишнее – отсечь и растворить в пустоте, скрыть даже от себя самой: каждый сам себе предатель и сам себе убийца. Жить ложью и давиться правдой – всю жизнь, до последних ее секунд, которые – если повезет – окончит спасительная капсула «блаженной смерти», единственный неоспоримо верный союзник. Взамен – только алый флаг, вздрагивающий под хлещущим ливнем; единственная цель, что дана им, и единственная награда, которой они посмеют просить; всего одна серебряная звезда взамен безграничного множества. В нескончаемой тьме – разве достаточно одной звезды? Кассана Хагарт смотрит на человека, который подарил ей любовь, не прося ничего взамен. Шара Дженн переводит взгляд на человека, который использовал ее и выбросил прочь с заслуженной платой. - Разве вы сомневались во мне настолько, чтобы спрашивать, - говорит Наблюдатель-2. Личина Кассаны Хагарт осыпается ледяной космической пылью в столь же ледяную и бескрайнюю пустоту. Глаза Хранителя сияют звёздным серебром. Стоило пройти все круги свободы, чтобы заслужить его одобрение. Не тратя времени, Хранитель занимает место у консоли управления. Даже из узла безопасности они могут сделать уже очень немногое – время работает против них. Шара Дженн оглядывается на Гренно Рина и улыбается ему краешками губ. Всё под контролем. - Вы знаете, что делать, - не отрываясь от работы, коротко бросает Хранитель. Шара кивает. Прежде, чем Гренно успевает задать вопрос, она целует его – так, как не целовала никогда Кассана Хагарт. Кассана Хагарт не была настоящей, как и ее любовь. Что касается Шары Дженн... Инъектор с пустой капсулой скрывается в ее ладони быстрее, чем Гренно успевает его заметить. Шара отступает на шаг, и он шагает за ней – прежде чем замереть на хриплом вдохе и рефлекторно вскинуть руки к груди, внезапно потерявшей способность дышать. Гренно Рин – верный напарник Кассаны Хагарт и лучший способ найти Наблюдателя-2. Образцы ее биологического материала в его доме и корабле. Его память о ее голосе, внешности, привычках и рассказах о прошлом – бессмысленные осколки воспоминаний выскребут из его разума эксперты Республики и соберут из них лучшую приманку для Шары Дженн, лучшее оружие против Наблюдателя-2. Оставить его в живых означает подписать себе смертный приговор и поставить под угрозу бесценные знания, принадлежащие имперской разведке. Поэтому Гренно Рин умирает, не сумев сказать ни слова, безболезненно и быстро – рядом с женщиной, которая любила Империю больше, чем его. - Хороший выбор, - говорит Хранитель, отступая от консоли. Шара едва заметно кивает в ответ. «Блаженная смерть» уничтожает нейронные связи в мозгу в рекордные сроки, чтобы никто не сумел воспользоваться уже мертвым телом с целью получения информации. И – она изящней, чем выстрел в голову. – Уходим. Есть запасной выход. К запасному выходу приходится бежать. Дюрастиловые двери закрываются за ними сразу же, давая лишнее время, но этого всё равно недостаточно, и проклятые помехи не дают вызвать шаттл; Шара уже почти намеревается на бегу вложить в инъектор новую капсулу – на всякий случай – но мысленно усмехается, увидев в начале подземного туннеля пару свупов. Конечно же. Профессионалы такого класса не полагаются на удачу. Через четыре минуты и сотни метров покрытого расстояния воздух позади вздрагивает и толкает в спину взрывной волной. Ловушка захлопнулась, оставив после себя не подлежащие идентификации останки и груду мертвого электронного хлама, сплавленного с дюрастилом. Изящный ответ Стратегической Службе. - Заминированный комплекс, подготовленный путь отступления, - Шара оглядывается на оставленный свуп, но, похоже, о нем тоже позаботятся должным образом. – Не более, чем игра. Вы затеяли ее не для того, чтобы ловить республиканских агентов. Равно как и Стратегическая Служба была осведомлена об этом; погибшие в комплексе Черка агенты не были лучшими агентами Республики – всего лишь теми, кем было не жаль пожертвовать в том случае, если им не удастся переиграть безымянного разведчика Империи. - Продолжайте, - соглашается Хранитель. - Вы начали ее намного раньше. Тогда, когда заключали контракт с медиками на деактивацию моего ментального программирования. Вы никогда не прекращали вести войну и никогда не хотели для меня свободы ради спокойной совести... только умело лгали мне, когда я была не в состоянии это заметить и считала вас единственным, кому могу доверять. - Продолжайте. - Потому что вам было нужно, чтобы я научилась принимать решения самостоятельно. Агент, неспособный на гибкость мышления, бесполезен, какой бы вычислительной мощностью ни обладал его разум. Так как вы больше не играете по правилам ситхов, вам нужны люди, способные играть, как вы. Хранитель посмотрел на неё – без тени улыбки. В этот раз ей почудилось уважение в его взгляде. - Взгляните на себя, агент, - сказал он. – Взгляните, кем вы стали. Как принимаете решения и ответственность за них. Сайфер-9 боялся, что вы не вернетесь; я... сомневался. Но я искренне рад, что не ошибся в вас. Она склоняет голову с ответным уважением – и благодарностью. - Я рада, что не ошиблась в вас, сэр. Хранитель едва заметно кивает. Шара задается на миг вопросом, задело ли его то, что она действительно поверила в его слова тогда, на разрушителе?.. Впрочем, профессиональные агенты никогда не ставят рядом работу и личные интересы. - Девятому нужен координатор. Мне сложно было бы найти более подходящего человека на эту роль, чем вы. Полагаю, это не будет проблемой?.. Ей приходится приложить усилия, чтобы удержаться от улыбки.***
На борту «Блэкболта» Шара не утруждает себя тем, чтобы вводить в навикомпьютер координаты точки назначения; больше незачем скрываться и упрощать каждое действие. Парасветовые системы глотают введенные команды безропотно, не отплевываются сигналами тревоги: без навикомпьютера в проложенном маршруте не распознать лежащего на пути красного гиганта. Теневая масса вырвет корабль из гиперпространства, и звезда поглотит его в мгновение ока. Шара садится в капсулу и отдаёт команду об эвакуации. Сквозь транспаристиловое окно можно видеть, как старый «Блэкболт» прощально мигает вспышкой света – и ныряет в последний прыжок к своей звезде. Парадокс. Загадка, не имеющая ответа; односторонняя двумерная лента. Если когда-нибудь в мире будет слишком мало звёзд, чтобы выбирать из них свои, парадокс обретет решение. И последняя звезда – Шара закрывает глаза, чтобы вспомнить ее серебряное сияние на ощупь – будет сиять на алом флаге.