***
Хескер никогда не переставал чувствовать его присутствие. Даже тогда, когда было заключено Корускантское Перемирие и смолкли его приказы, когда сомнение поселилось даже в сердцах Советников, Имперская Гвардия оставалась неколебима. Император был в каждом из них. Император был каждым из них. Всегда. Поначалу – Хескер помнил – когда его обучение в Академии только-только началось, разум отторгал чужеродное присутствие. Благословение обращалось проклятием: сравнимой с пытками мигренью, провалами в памяти, галлюцинациями, ложными воспоминаниями и снами о том, что никогда не было ему ведомо. Такими галлюцинирующими безумцами были почти все кадеты Гвардии. Разум борется с вторжением, осознанно или неосознанно; разум отвергает необъяснимое. Император выбирал лишь сильнейших. Треть кадетов сходила с ума самостоятельно, и их уничтожала Гвардия. Треть оставшихся добивали тренировки. Хескера они спасли. Много лет назад, на арене, истекающий кровью под вечным дождём, он впервые ощутил, как чуждое становится не-чуждым. Как туго шелестит пропитанный влагой воздух под взмахом электропосоха. Как дрожат колебания тока в металле и пульсируют энергией мощные генераторы. Как его собственное тело пытается компенсировать нерабочие элементы, срастить разорванные ткани, новым выбросом адреналина заглушить боль. Ощутил, как то, что годами сводило его с ума несовместимостью, вдруг чутко прислушалось – и задышало в ритм вместе с ним, вплелось в разум и тело и мягко-уверенно повело вперед. Через несколько секунд Хескер отвел искрящий электропосох от смятого ударом тела кракйи и замер, не слыша даже шороха дождя, даже шепота джунглей и далеких криков джинксов. Поскольку всё это – лишь не значащий ничего фон, декорации на сцене галактического масштаба, и Явин-4, и Академия, и джинксы, и кракйи, рвущие в клочья нерасторопных кадетов. Не страшней капли, стекающей с широкого листа, ломающий кости и изжаривающий плоть удар электропосоха. Не важней царапины на ладони – поражение Империи на Орд Радама и жизни, потерянные при обороне Коррибана и Зиоста. Война длится, пока такова воля возжелавшего войны; и победа наступит, когда он возжелает победы, или наступит поражение – если такова будет его прихоть. Всё остальное – люди, погибающие сотнями ежедневно последние двадцать лет, расстреливающие друг друга солдаты враждующих государств, ведущие смертельный танец по разные грани Силы ситхи и джедаи, стираемые в пыль планеты и обращающиеся сверхновыми звёзды – лишь искусно выполненный театр, импровизация вслепую, признание в любви, ненависти, страхе и надежде единовременно. И Хескер – больше не деталь великого замысла. Хескер и есть замысел. Хескер – продолжение воли, творящей мир.***
Академия Имперской Гвардии пала. Армия реванитов захлестнула Явин-4, как огненный ураган. Если бы только на планете были все гвардейцы, не только кадеты и ушедшие с военной службы наставники; если бы только молодой мальчишка, еще не слившийся с волей Императора, не оказался предателем, выдавшим реванитам планы Академии и пути через джунгли; если бы только... Если бы только Хескер мог прибыть вовремя. Но Император позвал его слишком поздно. Он видел изуродованные тела – реванитов и гвардейцев, видел мертвых кадетов и комендантов Академии. Видел, как выпущенные кем-то из клеток кракйи вырывали из мертвецов кишки, как утаскивали в джунгли останки по частям. Видел комнату, полную изрубленных световым мечом тел. В ней нестерпимо пахло паленым мясом: неизвестный реванит превратил уже мертвых кадетов в беспорядочные куски сожжённой плоти. Их так и похоронили, не разбирая, кому что принадлежало; кремировали и ссыпали пепел в общую урну. Хескер смотрел на кровавое пятно на стене – такие оставались от жертв Силовой волны – и ощущал лишь вину за то, что не сумел этого предотвратить. Комендант Айвен стоял рядом с ним. Глаза его были пусты. Хескер слышал однажды ночью, ближе к утру – Айвен выл, как дикий зверь, надсадно и жутко, до самого сигнала побудки. Он был сильным человеком, сильней, чем Хескер, и потому Императору пришлось искрошить его разум, чтобы завершить единение – теперь лишь его воля вела старого гвардейца, лишь его волей он руководствовался, будучи глух ко всему остальному. Он был жесток – но прав, и потому он оставался одним из лучших до самого конца. Комендант Айвен не выполнил свой долг, и это поселило в нём безумие. Новый приказ вышел тем утром: уничтожить каждого, посмевшего приблизиться к Академии или к храму. Но то были реваниты, враги Императора, враги Империи. Электропосох пел в руках Хескера, когда он убивал их солдат, и в мелодии боя звучала гармония. Потом на Явин-4 прибыли войска Дарта Марра. Сквозь полосу визора шлема Хескер видел имперского солдата перед собой – столь же безликого рядового, скрытого черной бронёй. Помедлив, тот опустил винтовку. - Сэр!.. Мы думали, реваниты уничтожили всех... Наконечник электропосоха размозжил ему голову, вмяв шлем в череп. Нет, выдохнул Хескер. Воля, что вела его, ответила: так надо. В стенах Академии гвардейцы старались больше не смотреть друг другу в глаза. Один из кадетов застрелился; комендант Айвен объявил его недостойным благословения Императора и велел вышвырнуть тело прочь, на съедение хищникам. Хескер скользил взглядом по лицам тех, кого считал братьями. Хескер не видел в них убийц. Хескер не понимал. Каждый имперский солдат теперь атаковал гвардейцев без промедления, даже тех, кто из последних сил хватался за ускользающую нить контроля. Так погибли четырнадцать человек из пятидесяти семи остававшихся. Хескер видел по ночам ослепительный лиловый свет, бьющий в черное небо. Небо было полно звёзд, но ни одна из них не таила в себе ответа, почему они убивают своих людей. Почему люди Марра пошли на предательство. Почему Империя исковеркала собственную суть. Он убивал приходящих одного за другим: немногие ситхи могли сравниться мастерством с гвардейцами Императора. Верно, они не могли чувствовать Силу – но единая воля, что вела их, была её частью. Это было легко – следовать ей. Убивать и умирать по её велению. Всегда. Почему не теперь, беззвучно повторял Хескер. Почему.***
Они узнают друг друга сразу. Хескер – по движениям, слишком искусственно-точным; по динамике и элегантно-безжалостной эффективности боевой тактики. Узнал – и дернулся вперед. (Убей.) Остановился. Я должен узнать, упрямо шепнул Хескер. Я должен. Агент не стрелял. Должно быть, у имперских разведчиков свои способы опознавать соперников; Хескер мог представить, что визор агента-сайфера позволяет ему видеть больше, чем обычному солдату. - Генерал, - он чуть наклоняет голову в приветствии, не торопясь подходить ближе. Он изменился с последней встречи на Илуме, отрешенно думает Хескер. Добавилось... Разочарование? Усталость?.. - Агент. Внутри колотится противоречие, кислотой впивается в разум, заставляя невыкричанный хрип биться в груди. - Марр говорит, Император хочет уничтожить всё живое в Галактике. Я не верю ситхам, - произносит агент. Динамики коверкают его голос, синтезируют неузнаваемый бесполый тембр. – Но я работал с вами, генерал. Вы бы не предали Империю. В преданности агентов разведки не сомневались: не было принято и было опасно; но – пусть и исключительно редко – перебежчики находились и в их рядах. И державшие в руках нити контроля могущественной организации играли исключительно по своим правилам, волей или неволей обучая тому же своих агентов. Им верили по умолчанию – и не верили полностью никогда. Имперская Гвардия была непогрешима. - Вы тоже, - глухо отвечает Хескер. Больно – вскрывать собственную сущность, разрывать на части себя самого, но нельзя иначе: слишком сложно отделять себя от Императора, слишком сложно отличить, где кончается беседа и начинается приговор. - На всё его воля, - шепчет Хескер. Больно – будучи разделенным, признавать себя декорацией. Хескер с удивлением слышит свой голос – хриплый, скрежетом пробивающийся сквозь дождь. Разве так пристало провозглашать волю Императора? - Я не могу допустить гибели Империи, - говорит агент. Хескер качает головой. По визору шлема стекают капли; вода, соприкасаясь с раскаленным от проходящего сквозь металл тока наконечником электропосоха, шипит и растворяется паром в тропическом воздухе. - Империя – лишь оболочка, орудие; сама ее суть в служении. Её судьбу вправе определить лишь Император. - Ситхи безумны, генерал. Теперь безумны даже гвардейцы; быть может, даже сам Император уже много лет не является тем, кем мы его считали. - Возможно, - соглашается Хескер. Он свидетель безумия. Он наблюдает его внутри самого себя. Он вдыхает единство как благословение – и хаос обращается гармонией, имеющей завершенность, смысл и цель. Как объяснить её тому, кто ни разу не чувствовал её в себе? Как высказать непостижимое?.. - Но на то его воля, и никто из нас не вправе сомневаться в его решениях. Такова суть Империи. Разве не так? Искры на электропосохе похожи на отблески молний высоко в грозовом небе – или на звёзды, которых нет ни на одной астрокарте. Агент Империи и гвардеец Императора – друг против друга, глаза в глаза сквозь безликие преграды боевых визоров. - Разве не так? – спрашивает Хескер, и Сайфер – впервые выводя в исключения собственную присягу – молчит в ответ.