Датапад: Доступные записи

      — Вы когда-нибудь думали, почему для должности сайфера отобрали именно вас?       Эккард Локин не поворачивает голову еще несколько секунд, щедро позволяя подумать над ответом. Потом — оглядывается, спокойно и чуточку смешливо глядит на молодого агента; респиратор скрывает половину его лица, но извечная полуулыбка прячется в карих глазах. Даже уродливый, проеденный насквозь токсинами и войной Квеш не в силах ее стереть.       Сайфер-9 не уверен, что знает ответ на его вопрос.       Он тренировался быть лучшим с тех пор, как помнил себя; в Империи немного способов достичь этого. Быть лучшим в Империи значит уметь убивать лучше всех. И он учился убивать, вначале в элитной школе, затем в военной академии, затем — в месте, название которого не говорило ничего слишком многим из его бывших преподавателей. Он учился быть лучшим: в стратегическом мышлении, в военной тактике, в стрельбе, в рукопашном бою. До полного изнеможения, до тех пор, пока в его жизни не осталось ничего больше.       Он отдал всё, чтобы из него сделали идеальную машину для ведения войны. Всё, что у него было; всё, что могли дать ему обстоятельства и удача; всё, что он мог отобрать у других.       И этого было недостаточно.       Даже этого было недостаточно.       — Я никогда не был первым, — негромко говорит Сайфер. — Я бывал вторым… но никогда — первым.       — А где те, что превзошли вас?       Сайфер не знает ответа на этот вопрос. Слабое любопытство, что иногда просилось наружу, было неактуальным для его операций — и он заставлял себя забыть о нем, как заставлял себя забыть обо всем, что не касалось его собственного служения Империи.       — Не на вашем месте, это точно, — подсказывает ему Локин. — Интересно, почему.       — Они… — шаг наобум — в трясину, в зыбкий туман минного поля. — Они не умели проигрывать.       Локин чуть поднимает бровь.       Он пробует снова:       — Хранителю не нужна конкуренция?       Неуловимая улыбка Локина становится почти осязаемой в уголках глаз. Еще бы. Сам Хранитель не засмеялся бы просто потому, что, должно быть, бесконечная самоуверенность молодых агентов успела до смерти ему надоесть.       Сайфер качает головой. Чуть громче выдыхает сквозь фильтры респиратора, позволяя им вырезать из голоса опознаваемый тембр. Локин отворачивается, будто бы потеряв к нему интерес. Агент ждет: иногда старший разведчик действительно оставляет его без ответа, но чаще все же не отказывает в помощи. Даже не дожидаясь просьбы о ней.       — Удивительные люди работают в нашей организации, — говорит Локин, глядя куда-то вдаль, в ржавый смог над городскими фабриками. — Совершенно удивительные. Вы правы, агент, можно найти более опытных и умелых солдат, способных творить чудеса в бою с одним только виброножом в руках. Можно отыскать гениальных стратегов и тактиков вне штата разведки. Но вы бы изумились тому, сколь хрупки эти ценные люди. У них отсутствует очень важное качество, без которого не обойдется ни один наш коллега.       «Кодовое слово: ономатофобия».       Абсолютное подчинение, отстраненно осознает Сайфер. Вот чего они хотят от них: абсолютного подчинения. Ищут идеальное оружие, не способное не подчиниться владельцу.       Он ошибается.       — Однажды сломав солдата, вы лишитесь ценного ресурса. Однажды сломав агента разведки, вы приобретете куда более ценный ресурс, — наконец говорит Локин.       Улыбка просвечивает сквозь его голос — совершенно безобидная и оттого кажущаяся предельно опасной.       «Кодовое слово…»       — Нормальный человек, сколь угодно хорошо подготовленный, такого не выдержит. Но есть люди совершенно удивительной, странной породы, способные на то, что непоправимо искалечит других. На нечеловеческие зверства, выполненные без капли сомнения и страха. На безусловную верность, которой не требуются гарантии. На унижения, которым нет равных. Если бы Хранитель отдал вам приказ пытать вашего хорошего друга или члена семьи, который, вы точно знаете, беспрекословно выполнял свой долг перед Империей — что бы вы сделали?       — Я бы выполнил его приказ.       Мысль об этом не вызывает ни страха, ни отвращения; она правильна, и только. Сайферу на мгновение кажется — должно быть, так ощущает себя Наблюдатель-2, выполняя свою работу.       — Возможно, я бы… попросил объяснений, — всё же добавляет Сайфер: ему кажется, он не вполне честен со своим рабочим партнером, и это отчего-то… тревожит куда сильнее. — Но даже если бы Хранитель отказался предоставить мне больше информации, я выполнил бы его приказ. Это не тот случай, когда агенту позволительно неповиновение.       Он отлично чувствует эту тонкую грань. Иногда — иногда, очень редко — неповиновение необходимо для успешного выполнения поставленной задачи; впрочем, этим нельзя злоупотреблять. Он знал когда-то нескольких агентов, исчезнувших в непредвиденной катастрофе после очередного слишком вольно интерпретированного задания.       Беспрекословное повиновение бесполезно для их работы. Чуть большая доля вольности слишком опасна, чтобы ее позволять. Каждый агент разведки балансирует на тончайшей грани между двумя крайностями, каждая из которых приведет к ликвидации исчерпавшего свою полезность ресурса.       Они служат Империи — каждый из них.       Но он, Сайфер-9, служит исполнителем. Оружие не должно сомневаться, и даже вопросы могли быть расценены… по-разному.       — Такой выбор можно понять. Куда более удивительно, что он не повлияет на вас так, как повлиял бы на другого.       Сайфер пожимает плечами:       — С этим можно научиться жить.       По одобрительному молчанию он понимает: угадал.       — Упругая деформация, — говорит Локин. И больше ничего не добавляет — нет нужды.       Высокие адаптационные навыки.       Это не всегда подходит; слишком хорошие способности к адаптации часто приводили к абсолютной беспринципности, коррупции, предательствам. Это не то, что может позволить себе структура разведки — хотя они сделали всё возможное, чтобы возможная потеря агента и хранимой им информации наносила как можно меньше ущерба.       Всех можно заменить.       Абсолютно всех.       Наблюдателей, техспециалистов, аналитиков, сайферов, всех их можно убрать и заменить другими. Можно убрать Хранителя и министра разведки, если кто-то из них превысит свои полномочия. Темного советника. Кого угодно, вплоть до того, кто полностью скрыт тенями от чужих взглядов, — зодчего всей Империи.       Но это по-прежнему опасно. И подобная трата ресурсов нежелательна.       Поэтому они ищут таких людей, которые способны на то, на что не способен никто другой… которые расширили пределы своей гибкости, но сохранили их. Они набирают бывших наемников, воров, солдатов, идеалистов. Каждому по личному поводку — кому строже, кому свободней.       Серум в инъекторе отливает болезненной зеленью. Психотропная бомба, сжигающая нейронные пути, оставляющая за собой идеальную чистоту. Если ему повезет, IX выжжет только Кастелланские ограничители. Если не повезет — что-то еще. Может статься, остаток своей жизни бывший агент с кодовым именем Сайфер-9 будет мочиться в штаны, пока назначенные ликвидаторы милосердно не избавят его от мучений.       Он бы не стал рисковать, если бы поводок был только у имперской разведки. Те, кто заботятся о личной свободе, не становятся агентами подобных организаций. Была иная причина.       СИС могла причинить слишком много вреда, используя его кодовое слово. Сайфер был почти уверен, что имперской разведке известно об этом — он пытался оставить подсказки, пытался изо всех сил, но поставленные Котом директивы не давали ему ни единого лишнего шанса. Он не мог пойти против условий приказа, если знал, что нарушает их.       А он отлично это знал.       У него не было другого выхода. Он стал угрозой для Империи, и он не мог этого позволить.       Инъектор становится прозрачным в неполные две секунды.

***

      На Дромунд Каас Сайфер-9 возвращается совершенно прежним.       Что-то меняется, конечно. Ему приходится тратить время на реабилитацию, на восстановление утраченных навыков, на то, чтобы перестать галлюцинировать и путать реальность с больным бредом изуродованного разума. Но то, что слишком далеко внутри, то единственное, что имеет значение, — остаётся.       Потому что ему повезло, и IX-серум не затронул эту сеть паттернов.       Потому что невероятная гибкость психики, значительное отклонение от нормы, позволяет агентам не сходить с ума даже после потрошения собственного рассудка.       Упругая деформация.       В офисе Хранителя Сайфер слушает дебрифинг и отстраненно гадает, где он окажется через двадцать минут: на следующем задании или на допросе. Он ощущал риск, когда возвращался, и всё же не вернуться не мог.       — Спасибо, — невпопад отвечает он Министру. Не уточняет, за что благодарит: нет нужды. За доступ к архивам с записями о Кастелланских ограничителях, за то, что ему было позволено попытаться освободиться, за то, что сейчас его всё ещё не ведут в камеру.       За то, что с ним был человек — почти-человек — что следил за ним и удерживал операцию под контролем.       Ему интересно, сколько осталось изначального в старших агентах. Он сам, Сайфер-9, прошел через ментальную мясорубку всего через пару лет службы. Техспециалист-15 изломал свою психику в крошево, переплавил ее во что-то абсолютно новое, получеловеческое, полузвериное. Подававший надежды молодой дипломат Хиллус растворился в колоссальной сети чуждого человеку разума, потеряв остатки собственной личности. Личность Наблюдателя-2 была вылеплена из цепочек генов с виртуозной точностью, без единой ошибки, чтобы служить всего одной цели.       Человек, стоящий перед ним?..       Прочерк в досье. «Неизвестно». «Засекречено». «Недоступно».       Сайферу-9 отчаянно любопытно, что у него внутри.       Министр говорит что-то абстрактно-отвлеченное, нужное лишь для того, чтобы заполнить логи следящих устройств. Всё, что действительно важно, остаётся между строк — намеками, взглядами, микрожестами, краткими паузами. Только потому, что вы можете это заметить, посмеивается Локин в каком-то из осколков памяти.       В том, что замечает, он видит предупреждение.       Будь перед ним кто-то другой, он бы непременно попробовал спровоцировать, продавить, заставить скрытое внутри показаться на поверхности. Но в этот раз он уступает, даже не пытаясь попробовать: предупреждение едва различимым холодком сквозит в словах, жестах, осанке. Когда Сайфер-9 еще не имел назначения и номера, Хранитель — тогда еще Хранитель — позволил ему попробовать себя на прочность. После чего границы дозволенного между ними стали предельно ясны.       Тогда молодому агенту, самоуверенному и гордому, по неопытности прощались столь грубые ошибки.       Сейчас предупреждение сообщало: нарушение границ будет расценено как вызов.       Поэтому он говорит только:       — Я прошу разрешения на досрочную медпроверку. Но я не знаю, как провести ее так, чтобы сохранить результат относительно конфиденциальным.       Министр чуть приподнимает бровь, и Сайфер поясняет:       — Я… не уверен в том, как прошел повторный цикл. Не знаю, что еще могло пострадать. Если неизвестные мне факторы проявятся во время задания, это может кончиться провалом.       — А. Не беспокойтесь об этом. Проверки уже были проведены, отклонения в пределах нормы; вам повезло.       Разумеется. Как он мог подумать, что настойчивость Локина в отношении частых медосмотров после полевых операций связана действительно только с полевыми операциями. У него найдется о чем побеседовать с корабельным медиком после этого дебрифинга.       Или нет. На «Фантоме» слишком много следящих устройств; некоторые из них могли остаться незамеченными даже для Техспециалиста-15. Неизвестная Совету правда ставила под удар не только Сайфера-9.       Не стоит рисковать.       Сайфер кивает: спасибо. Министр не отвечает ему даже взглядом. У нас нет времени.       Вместо этого, повинуясь незаметному жесту, ровным голубоватым светом загорается голопроектор астромеха.       — Айзен-4, — произносит Министр. — Ваш следующий пункт назначения.