Разве моря кромка голубая льнёт печально к берегу губами? Вон как вольно рыщут волны в поле. В небе благодать, а солнце — в море! Что за свет, пронзающий навылет, на трепещущую вечность вылит? Божье сердце бьется в синем свете: бьется вне и времени и смерти. Висенте Алейсандре, «Море»
***
Она не услышала, как он подошёл. Краем глаза уловила движение справа, но не повернула головы — лишь чуть дёрнула плед, укутывавший ноги. — Надеюсь, вас здесь не бросили? — учтиво спросил доктор. Эсми отрицательно качнула головой. — Я не помешаю? — рука легла на спинку скамьи. Тот же жест в ответ. Карлайл сел так близко, что Эсми почувствовала запах его духов — всегда одних и тех же. — Миссис Митчелл просила достать ей «Питтсбург Пресс», — уронила она тихо, чуть кивая на журнал, затерявшийся среди свечей и цветов, который любезно разрешил оставить капеллан. Душечка-соседка умерла ночью. Эсми проснулась от того, что храп сменился глухими стонами, и сразу же позвала на помощь. Дежурный врач исчез за ширмой, спрятав миссис Митчелл от чужих взоров. Остаток ночи Эсми пролежала на боку без сна, обнимая скрученное одеяло и не зная, можно ли ей плакать. Ночная тишина ожила, воздух наполнился звуками. Скрипели оконные рамы, глухо позвякивал дешёвый фарфор, о который билась алюминиевая ложечка, оглушительно тикали часы на стене в коридоре. Эсми испугала не смерть: на следующий день мир больницы — крохотный мир, в котором учительница жила уже так долго и к правилам которого приспособилась — сделал вид, будто миссис Митчелл никогда и не было. Капеллан больницы был единственным, кто наутро ещё вспомнил её имя. — Со мной будет то же самое. Если бы доктор Каллен не знал Эсми так долго, ему бы показалось, что она спокойна. Но её голос тихим делало не безразличие, а ужас. Врач хотел возразить, однако ничего не придумал. — Я не успела крестить Джойса, — апатия на лице и в голосе. Ужас внутри. — Джойса Роберта Эвенсона никогда не существовало. Освободившись от Чарльза Эвенсона, она решила не оставлять ребёнку и имени от его отца. Карлайл вздохнул, потянувшись было к руке Эсми, но остановился. — Может, вы тоже плод моего воспалённого воображения? — спросила она, оглянувшись наконец на собеседника. Доктор Каллен неодобрительно покачал головой. — Я всего лишь хотел обрадовать вас новостью, что нашёл у одной знакомой торговки чудесное лоскутное покрывало, чтобы одомашнить вашу палату, а вы втянули меня в солипсистские размышления о жизни. — Простите, — Эсми потупила взор. Может, она и не разбиралась в философии, но этого не нужно было, чтобы услышать мягкий упрёк в голосе Карлайла. И всё же, несмотря его напускное недовольство, потребность рассказать о тревогах жгла изнутри сильнее стыда: — Я никак не могу перестать думать о доме, — объяснила Эсми. — Вернее, о том, что у меня его нет. Она подняла взгляд на распятие — просто чтобы слёзы, собравшиеся в уголках глаз, не потекли по щекам. — Даже если на секунду представить, что родители примут меня обратно… Кто знает, — она повела плечами, — может, отец окончательно спился, а мама умерла от горя, когда я пропала? Или Чарльз пришёл к ним допытываться обо мне и навредил им? И даже если ничего этого не случилось, я всё равно не думаю, что они смогут простить мне позор, который я им принесла. — Вы слишком строги к себе. Даже жестоки, — возразил доктор своим обычным — мягким, но уверенным тоном. — Это не я, это мир, — Эсми закусила губы, склонив голову и закрыв лоб ладонью. А может, она всё придумала, снова?.. Лицо горело: с каждым произнесённым словом их разговор становился всё более неловким. Она чувствовала, как Карлайл внимательно разглядывает её. Осуждает — или ищет слова ободрения? — Вам некуда вернуться, — начал доктор осторожно, — но возвращаться не обязательно. Миссис Эвенсон только фыркнула, отвернувшись. — Это просто смешно. Что вы мне предлагаете? Карлайл придвинулся к самому подлокотнику церковной скамейки. — Я знаю хороший пансион поблизости Колумбуса… Вы будете в родных местах, — доктор как будто растерялся. — Остановитесь, — перебила его Эсми. — Просто… Не надо. Подобное предложение было сродни тому, чтобы вышвырнуть её, как надоедливую псину. Пансион для безнадёжных, как она, был сродни питомнику: клетки меняют жильцов каждую неделю, вокруг чужие люди и чужие зубы. И вряд ли такое место можно было бы назвать домом даже по прошествии многих лет, которых у Эсми в запасе не было. — Простите, — теперь был черёд Карлайла обратить свой взор на распятие. — Я в самом деле не хотел этого говорить. Миссис Эвенсон смягчилась: — Извинения приняты. И… — она сама вдруг почувствовала себя виноватой из-за того, как явно отвергла предложенную помощь, оттолкнула в страхе человека, который желал ей добра. — Если подумать, это звучит не так уж глупо. — Я могу помочь вам с жильём здесь, в Ашленде, пока вы не выздоровеете и не найдёте работу, — сделал вторую попытку Карлайл. Эсми продолжала смотреть перед собой. — Ага! — воскликнула она, расцветая широкой насмешливой ухмылкой. — Купите мне особняк на краю города, поближе к природе! — А вы хотите? — очень серьёзно спросил врач. У доктора Каллена явно были проблемы с юмором. Мгновение ушло, чтобы осмыслить им сказанное. Эсми резко обернулась, заглядывая Карлайлу в лицо: — Дьявол! Мужчина вздрогнул. С каждым разом ругательства, слетавшие с губ этой женщины, становились всё крепче. — Так вот откуда взялись деньги на моё лечение! — негодовала Эсми. — Это всё вы! О чём вы ещё молчите? — она наклонилась к нему всем корпусом, положив руку на подлокотник своего кресла-каталки, будто так выглядела более устрашающе. — Зачем вам это? — Ну… — Карлайл поперхнулся воздухом, вновь чувствуя, как его загнали в ловушку. — Впервые, кажется, меня осуждают за благотворительность. — Мужчины, занимающиеся благотворительностью, сидят в мягких креслах по кабинетам и выписывают чеки, а не становятся врачами, — слова Эсми звучали довольно категорично. — Бывают исключения из правил, — резонно заметил Каллен. — Я скорее поверю, что вы смогли создать философский камень, дарующий бессмертие и превращающий свинец в золото, чем в то, что вы всего лишь исключение. У вас есть причина. А с другой стороны, ведь версия про камень звучала чертовски логично и правдоподобно… Карлайл не стал слишком настойчиво отбиваться от нападок, позволив себе усмехнуться уголком губ. — По-вашему, я поступаю так из корыстных побуждений? — Я думаю, вы хотите… — слова застряли в горле, когда она поняла вопрос. Женщина замотала головой, будто вытряхивая из неё глупые мысли. — Извините, — она едва сдержала нервный смех, глядя в тёплые и спокойные глаза Карлайла. — Я не это хотела сказать, правда. Не подумайте, что я… — Ничего, — холодная ладонь доктора на мгновение накрыла руку Эсми. — Ради Бога, простите, — она как будто ничего не ощутила. — Если я снова начну нести подобную чушь, просто задушите меня подушкой. Молчание. Эсми насторожилась и посерьёзнела. Вскинула подбородок, ожидая ответа. Ни слова. Только глаза напротив — светлые, обжигающие, как подогретый мёд, превращающийся в карамель; и сладкий аромат кожи — не духов — совсем близко. — Есть не такие жестокие методы прервать беседу, — шепнул Карлайл. Несколько квадратных дюймов кожи на губах — крохотный участок оголённых нервов. Холод и жар, сплавляющиеся в единое целое. Их разделяло две стены, две нерушимые преграды, не позволяя врачу и пациентке соприкоснуться даже пальцами, хотя руки их лежали рядом. Подлокотники скамьи, на которой сидел Карлайл, и ручки кресла Эсми были оправданием, но на деле это доктор хотел дать возможность отпрянуть в любую секунду, а больная боялась нарушить хрупкое равновесие мгновения. Эсми знавала множество поцелуев, но этот не был похож ни на один прежний. Он был важнее смерти. Прекраснее жизни. Крепче морфия. В надежде ещё немного его продлить, Эсми кончиками пальцев тронула ладонь Карлайла, но он мгновенно отдёрнул руку и отстранился, разрывая поцелуй, но не взгляд. — Простите, — шепнул он, качая головой. — За что? — она вторила шёпоту и вновь потянулась рукой к доктору. — Я забылся. Это не по совести, — объяснил он, склоняя голову. — Вам нужно жениться, чтобы целовать женщину? — больно. Больно до слёз, так что Эсми хватало сил лишь насмехаться. — Нет, — Карлайл всё же коротким движением сжал её руку. — Нет, дело не в этом. Просто… Он огладил кончиками пальцев, будто касался невзначай, ладонь Эсми: крепкую, неаристократичную, немного загорелую. А когда поднял взгляд, сказал: — Вы так уязвимы. И чем же я буду лучше вашего мужа, если воспользуюсь этим? — Я не настолько слаба, как вам кажется! — возмутилась женщина. — Я не говорил этого, Эсми, — мягко возразил Карлайл. — Дело в том, что я ваш врач, а вы — моя пациентка. — Но я вас… Доктор Каллен второй раз легко поцеловал Эсми в губы, не позволяя договорить. Эффект был ровно тот, на какой Карлайл и рассчитывал: собеседница окончательно потеряла дар речи. — Не продолжайте, — велел он, накрывая её ладонь своей и заглядывая в глаза. — Мы оставим эту тему до вашей выписки. Я обещаю, вы не останетесь без ответа. Эсми не могли удовлетворить сказанные доктором слова, но всё же сердце в груди теперь колотилось не от возмущения и гнева — это были восторг, смесь предвкушения, страха, вожделения. И сомнения, в придачу ко всему. — Как мне вам верить? Карлайл вздохнул, кусая губы. — Если у вас возникает такой вопрос, возможно, лучше не верить мне вовсе. Он боялся, что такими словами больно ударит Эсми. С другой стороны, если он ещё может спасти её, оттолкнув от себя, это было едва ли не последним шансом. Но женщина даже не выдержала ответ с достоинством — он как будто пролетел мимо, словно наугад запущенный снаряд, не обдав её и ветерком. — Хорошо, — согласилась миссис Эвенсон. Всему своё время. — Хорошо, но после — не смейте уходить от разговора. Карлайл, пряча удивление, уронил самодовольный смешок и откинулся на спинку скамейки, оправляя халат: — Это было бы нечестно, учитывая, что вы не сможете меня догнать. Эсми открыла рот, подбирая слова для выражения праведного гнева, но ничего не придумала, и в итоге лишь клацнула зубами. — Как я вас раньше терпела? Перемену в докторе нельзя было назвать разительной: он всего лишь почувствовал себя свободнее — и учительница вполне могла его понять. Она сама чувствовала нечто подобное. — Вы сущий ангел, — ответил Карлайл. — А вы подхалим! — озвучила своё неожиданное открытие Эсми, заливаясь краской. — Теперь вы меня прогоните? — почти без опаски в голосе поинтересовался неисправимо серьёзный доктор Каллен. — Нет, — качнула головой миссис Эвенсон, кладя руку на подлокотник, поближе к руке Карлайла, — оставайтесь, если у вас есть время. «Всё время мира», — пробормотал доктор под нос, считая взглядом зажжённые свечи. — Что вы сказали? — Простите? Мужчина повернул голову, и Эсми поймала растерянный взгляд медовых глаз. Он сфокусировался за долю секунды, вновь уходя в сторону. — Ничего. Ничего… Миссис Эвенсон недоумённо пожала плечами, убрала руку с подлокотника, принявшись теребить в пальцах уголок пледа, лежавшего у неё на коленях. Мысли, пустившиеся вразброд из-за случившегося, постепенно яснели. Карлайл, сидевший на расстоянии двух ладоней, молчал. Может быть, раздумывал о происшедшем. Может быть, что казалось Эсми более вероятным, молился. Сидел доктор неподвижно, твёрдо, подняв голову и сосредоточив взгляд на одной точке — какой-то детали безыскусного витража часовни. Эсми тоже размышляла, и по большей части, над привычкой, которой за последние месяцы стало присутствие молодого врача. Миссис Эвенсон не могла насчитать больше трёх дней подряд, когда она не видела Карлайла. Он, несомненно, был прав в том, чтобы подождать момента, когда она уже не будет его пациенткой. Может быть, стоило даже потянуть время, попросить сводить её на пару свиданий, когда она сможет свободно гулять с доктором Калленом под руку, не боясь упасть; смеяться, не опасаясь разошедшихся швов; разговаривать с Карлайлом вечерами и немного тосковать по утрам, вместо того, чтобы на рассвете первым видеть его лицо; невзначай показывать икру, а может, и колено, приподнимая юбку, чтобы подняться по лестнице; выдёргивать прядки из идеальной причёски, чтобы выглядеть немного неаккуратной и заставлять его пальцы тянуться к её волосам, чтобы их поправить. Набраться смелости и развестись с мужем. Начать всё заново, чтобы их отношения в пересказе не выглядели верхом непристойности. Эсми задавила обиду, подступающую к горлу. Не хватало ещё заплакать при Карлайле, который мог подумать, что это из-за него. Просто всё вышло чертовски неудобно — и некрасиво. Как ей, так плохо знакомой с любовью в жизни и так хорошо знающей её по книгам, не ошибиться? Спешный шаг мягких туфель отвлёк сидевших от раздумий. — Доктор Каллен! Эсми обернулась. Карлайл встал. По ряду между скамейками плыла медсестра, активно жестикулируя. — Мы уж вас обыскались. — Что случилось? — врач напрягся, сжал пальцами белую пуговицу халата, готовый в любой миг сорваться и побежать. Тревога пролегла на его лице в виде нескольких чётких морщин на лбу. — Племянник… ваш, — женщина всё пыталась отдышаться от бега, — звонил. Карлайл отпустил пуговицу. — Передайте, что я заканчиваю завтра в шесть, — спокойствию в его голосе можно было позавидовать. — Я ему говорила, — махнула рукой сестра. — Но он просил передать… Он хотел, чтобы вы приехали. Сказал, что вы поймёте, потому что я ни лешего не понимаю… Сказал… Белые пальцы вновь напряглись. Нервы натянулись, как струны. — Сказал, что он сорвался, — наконец закончила женщина. Доктор мгновенно изменился в лице. Эсми не смогла прочесть его выражение, так что перевела взгляд на медсестру. От неё, очевидно, смысл сказанных слов тоже был скрыт. Зато врач как будто бы получил известие о крушении Титаника. Он устремил шаг к выходу, торопливо расстёгивая халат. И верно случилось что-то дурное. — Постойте, доктор! — успела окликнуть его поборница дела Флоренс Найтингейл. — Что всё это значит? Карлайл как очнулся. Остановился, развернулся на каблуках и в два счёта оказался в конце прохода, где остались женщины. — Попросите найти мне замену на ближайшие пару дней, — он снял форму и, аккуратно сложив, вручил медсестре. Поправил запонки. — Лучше всего вызовите Джереми. Мне нужно ненадолго уехать. Распоряжения насчёт пациентов я оставлю. Карлайл вздохнул, извиняющимся тоном объясняя: — Вырваться я вряд ли смогу, но, если случится что-то серьёзное — звоните. — Доктор Макэвой, карты, звонить, — повторяла сестра. — Всё так, — кивнул коротко доктор и наконец обратил внимание на Эсми, которая всё это время просидела не сводя с Карлайла глаз. — Миссис Эвенсон?.. Он почти не называл её так с тех пор, как она сказала, что это имя ей неприятно. — Нет, поспешите, — ответила на неозвученный вопрос женщина, отмахиваясь, будто всё происходящее для неё не имело особого значения. — Кажется, ваш Эдвард в беде. Вам нужно бежать. Я помолюсь за него. Карлайл медлил всего секунду и оказался рядом. — Спасибо, — он склонился к пациентке и поднёс её непослушную руку к холодным губам, целуя. А спустя ещё несколько мгновений уже спешил прочь. Его лёгкие шаги совсем скоро затихли. Смутившись под пристальным взглядом медсестры, Эсми спрятала ладони в складках своего пледа.