* * *
Том с интересом, выраженном в лёгком изгибе его губ, наблюдал за девочкой пред ним, что лихорадочно осматривалась по сторонам, обхватив маленькие плечи руками. Ему приносило наслаждение смотреть на стремительно разрастающийся животный страх Анны, когда в её умной голове укоренилась мысль, что из дома выхода нет. Он подумал, что это было хорошим решением — провести недолгое наблюдение за девочкой, чтобы позже, одурманив её проклятием, смотреть на то, как оно ускользает из-под её сознания. Он перевёл свой взгляд на её горло, что покачнулось, и его улыбка возросла на розовых губах. — Где мы? — Анна вновь сглотнула, со страхом в карих глазах тупо уставившись на его плечо, обёрнутое чёрной тканью. — Это не Литтл-Хэнглтон. Она медленно покачала головой, словно бы в такт застучавших подушечек пальцев Тома по нижней губе. — Это не Литтл-Хэнглтон, — надломленным голосом повторила маленькая девочка, вжавшись в спинку стула, и Том удовлетворённо заурчал, уловив в нём безошибочную уверенность. — Там... Всхлип и пальцы, что коснулись бронзовой кожи под её носом. — Там нет таких больших домов. Т-только... только поместье... заброшенное... Анна стала чаще шмыгать носом, словно бы пытаясь сдержать истеричные слёзы, однако те, не повинуясь её воле, несколькими жирными дорожками скатились по-детски пухлым щекам, впитываясь в уголках тонких губ. Умная. Том откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, чуть прикрыв веки. Анна, находясь в приступе собственной слабости, невероятно сильно напоминала ему юную мисс Грейнджер, что билась в животной истерике, держась за его одежду, когда их окружали зимний холод и её застывшая, грязная кровь, что смешалась с того же цвета жидкостью Хепзибы Смит. В тот момент она напоминала ему зверька, беззащитного и попавшего в капкан, любовно обвившего острыми зубцами дрожащие конечности, и для него это было подобно самым сладким и манящим испробовать на вкус плодам. Он был приятно удивлён и заинтригован, когда Анна, вздрагивая в страхе, решительно выпрямилась и посмотрела в его глаза, будто бы тем самым бросив Тому безмолвный вызов. — Кто ты т-такой? — девочка нахмурилась, пытаясь придать своему жалкому виду чуть больше уверенности, однако она задрожала ещё больше, что вредило её речи. — Что ты... что ты сд-делал с нами? Том задумался над тем, каким ребёнком была Гермиона, не ответив на заданные вопросы.* * *
Гермиона с жадностью вдыхала в болезненно ноющие лёгкие свежий воздух, намертво, до покраснения прижав подушечки пальцев к обложке уменьшенного фолианта. Её быстрые шаги эхом отдавались о выложенные гладким камнем стены Хогвартса, для случайных наблюдателей являясь необычайно оглушительными в мёртвой и застывшей тишине. Ей казалось, что её измученное тельце, лишённое тепла, охватывала лихорадка — сильнейший по своей природе огонь, разгорающийся внутри груди с каждым пройденным мгновением, и это сжимало в спазмах её испещрённую шрамами глотку, настрадавшуюся, как путник в бескрайней пустыне. Рёбра Гермионы нещадно трещали под напором её сердца, что бешено билось в груди, отдаваясь пульсацией изнутри, когда её шаги ускорились. Беспомощно раскрыв рот, словно бы от нехватки кислорода, она завернула за угол и едва не задохнулась от шока. Первое, что она почувствовала, — слепящая её боль. Пред взором Гермионы взбесились чернильные пятна, и на мгновение её уши заложило, как водой. Столкновение с чужим телом — предел, и через мгновение её спина коснулась твердой каменной стены, однако больший удар пришёлся на плечо, точно в то место, где ранее Беллатриса оставила на ней свои «синюшные узоры». В уголках глаз Гермионы мелкими кристалликами, что растворились для чужого глаза в пасмурной тьме, скопилась влага, из-за чего она инстинктивно зажмурилась — пульсирующая, током прошедшая по всей руке, боль поспособствовала этому. Она не ожидала. Мерлин, нет. Она не подумала. Она абсолютно не подумала, что когда-либо в этом году встретится с ним лицом к лицу, человеком, создавшим и открывшим для неё проход в клетку, в которой таился хищник, надеясь избежать этого. Иначе было увидеться здесь с ним, наедине, в тиши пустого коридора, окутанного мраком и словно бы скорбью горького прощания, в отличие от завтрака в Большом зале, когда её захлёстывали абсолютно иные эмоции и чувства. Сейчас она была раздражена и зла, предчувствуя плохое, и это негативно повлияло на неё. Гермионе пришла в голову совершенно абсурдная мысль, что проклятья, заключившие крестраж, не уберегут лежащую в нескольких дюймах ниже книгу от внимательного взора мужчины перед ней, чьи сальные волосы чуть растрепались, а глаза, подобно острию кинжала, затуманились удивлением. Впрочем, мужчина быстро выпрямился — его движения были резки и хаотичны, взывая в ней инстинкты самосохранения — и скривил губы в презрительной манере, отряхнув свои чёрные одеяния, словно бы от грязи. Медленно, тяжело выдохнув, потому как кислород натужно подпёр грудную клетку, Гермиона отошла от стены и непроизвольно съёжилась, позволив секундной панике забиться у неё внутри. Палочка. Гермиона клялась, что не слышала её звонкого удара о камень, однако, дабы убедиться в этом, превозмогая разбушевавшуюся кровь в ушах, она позволила себе единственное лихорадочное движение руки, чтобы наконец почувствовать тонкий стан виноградной лозы, крепко прижатой к предплечью. Однако прежде, чем её нутро физически покинуло облегчение, и она вспомнила, что использовала ранее липкие чары, холодный голос прервал тишину над ними: — Мисс Грейнджер. Глядя на него широко открытыми глазами так, что они заслезились пуще прежнего, она совершенно потерялась во времени. Сколько они стояли, безмолвно скользя друг по другу взглядами, пока её тело, как в лихорадке, переживало шок и боль? Её не покидало ощущение, будто бы прошли часы. — Профессор Снейп. Нижняя губа Гермиона дёрнулась, когда профессор сузил глаза, замораживая её фигуру ледяными крошками, навечно застывшими в них. — Вы куда-то торопитесь? — она ненавидит то, как он разбивает слова в сказанных предложениях по слогам. — Очевидно, да, иначе я не могу объяснить причину, по которой вы едва не распластались на полу передо мной. Манера речи Снейпа язвительна, укоряюща, словно остро заточенной иглой проводя по сердцу, и именно эти факторы, что уловило её извращённое восприятие звуков, поспособствовали разгореться её внутреннему пожару горечи и потрясений с новой силой, что языком пламени укрыл её, будто пеленой. Гермионе стало тошно. Она чувствовала себя необычайно странно, когда невидимые когти раздирали её глотку на мелкие куски, злорадно упиваясь её безысходностью и сильной болью. Во рту пересохло, и жгучая жажда как можно скорее скрыться от пристального, но до того наполненного мраком взгляда наполнила её сознание, что она мгновенно впитала, подобно пористой губке. Снейп сузил глаза, и Гермиону, словно током, прошибло осознание, что она крепко прижала к своему боку руку с палочкой. Кивнув в её сторону головой, он медленно спросил: — Что у вас там? Гермиона знала, что разумным будет умолчать о палочке, иначе правда повлечёт за собой нежелательный вопрос почему она у вас в рукаве? Выпрямившись под его взглядом с неожиданной уверенностью, которой ей не хватало ранее, она убрала руку и почти с усилием расслабила её, лёгким движением чуть махнув ею в сторону Снейпа. — Ничего, профессор.***
Том почти задумался над тем, зачем устроил этот цирк, как назвала бы его маленькое и, безусловно, забавляющее представление Гермиона, однако громкий вой на мгновение вывел его из привычной колеи. С раздражением, вспыхнувшим внутри, он перевёл свой взгляд на покрасневшее и отёкшее лицо девчонки, что маленькими, резко контрастирующими по цвету, кулаками вцепилась в свои пышные волосы, крепко сжимая их. Он перевел взгляд на старинные часы перед собой, и хищная улыбка расцвела на его устах, почти сводя Анну с ума. — Осталось немного, дорогая, — произнес он с придыханием, предвкушая данную ему ночь. — Совсем немного.***
— Ничего интереснее не могла придумать? — с отвращением спросил Драко, войдя в точную копию гриффиндорской гостиной. Гермиона подняла на него глаза, сглотнув почти раздражающую глотку слюну от напряжения внутри. Переведя взгляд, когда он осторожно сел на подлокотник дивана подле неё, она невольно провела покрывшимися кровяными пятнами пальцами по бархатной багровой обивке. — Она ассоциируется у меня с уютом, — тихим голосом произнесла Гермиона, прекратив движение рукой. — Успокаивает, знаешь. Драко внимательно посмотрел на неё, осторожно прикоснувшись к её плечу в, как он надеялся, успокаивающем жесте, и решительно кивнул в сторону книги, лежащей на столике напротив них. Гермиона посмотрела на неё почти с ненавистью, яростно бурлящей в крови, но наклонилась ближе к столу, рукой, что била волнующая сердце дрожь, открыв её на оглавлении и едва не вскрикнув. — Лучше не трогай её, Гермиона, — взволнованно произнёс Драко, обхватив её запястье бледными пальцами и резко одёрнув от ветхой страницы. Она зашипела от магии, что кружила вокруг них, и, скривив уголки губ, почти жалостливым взглядом посмотрела на подушечки своих пальцев, что были едва ли не в цвет обивки дивана и болезненно пульсировали. Жалящая боль почти ослепила её, нарастая с каждым пройденным мгновением, и она была безмерно благодарна, когда Драко, видя её ухудшающееся состояние, использовал охлаждающие чары. — Спасибо... Что это было? Драко выглядел смущённым; румянец осел на его впалых щеках, когда он на мгновение отвёл свой взгляд, избегая её глаз. — Извини, — выдавил он. — Я не думал, что на книге будут установлены какие-либо проклятья. — От магглорождённых, — догадалась Гермиона. Он кивнул: — Да, скорее всего. Салазар, — застонал он, — она ведь могла отравить тебя. Или вообще убить. Гермиона почувствовала, как бледнеет на последних трёх словах. — Я тоже повела себя неосторожно, зная, какая это книга. Думаю, это была своеобразная «ловушка», чтобы запутать меня. Он ничего не ответил, вместо этого потянувшись к раскрытой книге и читая её оглавление. — Смотри, — сказал он, ткнув подушечкой пальца на один из заголовков, что был на двухсотой странице — «Крестражи». Гермиона сглотнула, чувствуя, как внутри неё вибрирует отвращение к одному лишь чернильному слову наряду с интересом узнать, что представляет собой вещь, которая буквально надета на ней. Словно бы услышав её мысли, кольцо легонько, будто бы дразня, нагрелось на её пальце, вызывая лёгкий стон из горла. Ты знаешь, куда приводит интерес таких любопытных девочек, как ты, дорогая Гермиона? Она почти оскалилась на раздражающий голос, не найдя в этом такого веселья, которое сквозило в его тошнотворно бархатном голосе, однако лёгкий толчок в бок развеял её мысли, обратив полное внимание на покрывшегося злостной краской Драко. Смесь эмоций на его лице, что она никак не могла охарактеризовать — не считая гнева и удушающего презрения в глазах, — вызвала у неё глухое сердцебиение, что почти приносило ухающую боль в грудной клетке. — Читай. Его мрачный голос, подобно звону, вызвал дрожь по телу Гермионы. Сглотнув, она кинула на него последний взгляд, прежде чем всем телом потянулась к книге, стараясь не касаться её своими конечностями. Она сморщилась, когда прочитала предложения, что пересказал ей Драко двадцать минут назад; в то же время её охватывала горечь от очередного напоминания положения, в котором она оказалась, однако теперь эта информация была наверняка точной, в отличие от её призрачных догадок. Чем дальше и дольше она вчитывалась в текст перед ней, тем сильнее холодела изнутри, почти изнывая от желания сжечь кольцо до тла в Адском пламени — или его более извращённой версии, созданной Томом. «...Известно, что крестражи могут не только охранять, но также и развращать, превращать волшебника или ведьму в сгусток Чёрной магии, созданный по образу и подобию собственного хозяева; он чернит и оскверняет душу того лица, который тесно привязан к крестражу чарами и любым физическим контактом. Выявлены такие случаи воздействия не только негативного в моральной форме, но и сексуального, когда лицо испытывало влечение к заклинателю, доводя его до крайнего сумасшествия навязчивыми идеями, кошмарными снами, галлюцинациями либо одержимостью к крестражу, как к форме исполнителя той самой привязанности. Примечательно, что крестраж может оказывать своё полное воздействие не только на волшебников и ведьм, но также и на магглов». Кровь застыла в жилах Гермионы, и всё вдруг стало правильным, когда её как обухом по голове ударило осознание, что все те чувства и эмоции, что она испытывала на протяжении более полугода — ложь. Нелепая блажь, ослепившая её и сердце, что взволнованно дрожало в груди всякий раз, стоило Тому коснуться её кожи, тепло принимало Драко, несмотря на многолетние оскорбления, что были с презрением любовно посланы ей, приводящее её в ужас раздражение и равнодушие к друзьям, что относились к ней так же тепло, как и раньше, так же привязано, как и она когда-то к ним, однако всё своё внимание она безотказно дарила Тому, словно бы не обращая внимания на все те ужасы, что он проделал с ней и с остальными. Это объясняло её странную привязанность к нему, которая возникла будто бы из ниоткуда. Изнасилована — вот, какой она была и будет. Ей стало плохо. Сердце Гермионы покрылось толстой коркой льда, что заставляла её дрожать как изнутри, так и снаружи; её глаза нетерпеливо наливались алым, и она не смогла сдержать громкого рыдания, грубо вырвавшегося из её пересохшей глотки, когда дорожки слёз градом потекли по её серым впалым щекам. Она чувствовала себя нестерпимо грязной, запятнанной и осквернённой кем-то столь омерзительным, и это чувство сжирало её изнутри. Гермиона опустила глаза, не желая видеть сгрызающую её боль, что была написана на выражении лица Драко как никогда ярко и ошеломляюще, не желая видеть в его грозовых, как облака в особо мрачную погоду, глазах злость и осуждение за глупость, коей она с лёгкостью и всей сопровождающей её сладостью подверглась. Глупая маленькая девочка, поддавшаяся искушающим желаниям. Как же это... жалко. Голос в её голове вызвал неожиданную волну злости, что вибрацией прошлась по всему её телу, задевая самые нежные и чувствительные струны сердца. «Заткнись, чёртов ублюдок! Это всё твоя вина!» Нет, грязнокровка, — тон голоса крестража казался менее презрительным, ныне подражая её настроению — его охватывал едва сдерживаемый гнев. — Это не я оставил тебя без права воли, а моё более взрослое «я», которое пало так... низко, что воспользовалось никчёмной, ни на что не способной, кроме мерзкого нытья, грязнокровкой. Могу объяснить его нелепую одержимость только твоими мозгами и знаниями, но даже так ты остаёшься всё той же жалкой магглорождённой с осквернённой животными кровью. Вряд ли задумываясь, она схватилась за палочку на своём предплечье, едва ли не с кожей выдирая её, желая причинить ему как можно больше боли, которую она испытывает вплоть до этого дня. — Не надо, Грейнджер! Гермиона лихорадочно подняла на Драко свои глаза, почти до треска сжимая древко в пальцах, намертво впившихся в него. В его очах отражались гневные молнии, что током били её взор, чем дольше она смотрела в них, однако вскоре она заскользила глазами ниже, прямо туда, где пальцы Драко с силой обхватили её запястье, почти содрогаясь. Она ахнула и резко одёрнула от него свою руку, с ошеломлением, плещущимся внутри, наблюдая за тем, как на тыльной стороне его ладони «бегают» чернильные узоры, обхватывающие ставшую едва ли не фиолетовой кожу. Драко зашипел от боли и схватился за руку, до побеления сжимая её и оскалившись. — Это было намеренно... его слова, — выдохнул он, глядя на неё потемневшими глазами с резью внутри них. — Никогда не реагируй на крестраж. — Ты слышал? — глухо спросила Гермиона, с ужасом наблюдая за «танцем» чернильных узоров — последствия проклятий, что обожгли ладонь слизеринца. Он покачал головой, сильнее сжав пальцами руку, и стиснул зубы: — Нет, но твоё выражение лица... по нему было понятно, что крестраж что-то говорит тебе. Более того, в книге было написано об этом. Драко сморщился, и Гермиона заметила, насколько побелела его кожа и то, как он ссутулился, уже давно спустившись с подлокотника дивана к ней. Она осторожно придвинулась к нему, легонько прикоснувшись подушечками пальцев к выпирающей косточке на запястье его здоровой руки, и медленно отвела её, даря себе полный взор на поражённую кожу. — Я посмотрю, — Гермиона подняла на него свои глаза, и он, словно бы она попросила разрешения, отрывисто кивнул, сглатывая всякий раз, когда подушечки её пальцев касались набухших вен и остальных узоров. — Чёрт, — она сморщилась, когда он протяжно зашипел, и его рука дёрнулась в её ладони. — Я не знала, что кольцо... Лучше бы ты не трогал его... Гермиона скривила уголки губ и, чуть поколебавшись, наложила на повреждённую конечность охлаждающие чары, надеясь, что они на время снизят его боль. — Уж прости, но мне надо было как-то остановить тебя, — раздражённо прорычал он сквозь крепко стиснутые зубы и убрал свою руку, сжимая её в кулак и разжимая, пытаясь отвлечь себя от огненной боли, что мучительно медленно исчезала. Гермиона нахмурилась: — Это можно было сделать вполне нормально и без прикосновений, — не удержавшись, она упрекнула его и медленно отстранилась, чувствуя, как внутри неё развивается грозовое облако тревоги от смеси эмоций, что она испытала за считанные минуты. — Да неужели? Прикрыв глаза, Гермиона устало потёрла виски, пытаясь сосредоточиться на его проблеме. Он умрёт. Она застыла. Процесс некроза его тканей начнётся достаточно скоро и будет прогрессировать, если ты не примешь никаких мер. В чём я глубоко сомневаюсь, грязнокровка. Гермиона почувствовала на своей коже обжигающий её холод. Медленно подняв свой дикий взгляд на Драко, который лихорадочно листал страницы проклятой книги, изо всех сил прижав к плоскости груди повреждённую ладонь, она туманно посмотрела на него; длинные кудрявые пряди запутались в её ресницах, раздражая уголки глаз и щекоча переносицу, когда они размеренно двигались под воздействием её учащённого дыхания. Сомневаюсь, что на этот раз ты сможешь обойтись одним лишь попрошайничеством. Знаешь, как он ненавидит Малфоя-младшего? Старшего, впрочем, тоже, но тот имеет хоть какое... «Ты что-то знаешь о том, как помочь Драко?» Было невероятно странно разговаривать с более младшим Томом Риддлом, и если бы не данная ситуация, она бы непременно прочувствовала весь сюрреализм их непривычно грубого общения. А ты что-нибудь знаешь о манерах, грязнокровка? «Мне вполне известно о твоей любви слушать самого себя, — почти прорычала Гермиона, сжимая серые края юбки в пальцах, — но мне сейчас крайне не до этого, Риддл». Прежде чем он что-нибудь сказал, она мысленно продолжила, всё также глядя стеклянным взором на руку Драко: «Ты сказал о некрозе. Это ведь та форма проклятья, что была у миссис Малфой, матери Драко?» Почему я должен тебе отвечать? «Тебе невыгодно не отвечать мне, Том, — мрачно сказала Гермиона с твёрдым чувством добиться от него правды. — Как думаешь, что произойдёт между Пожирателями смерти и Волдемортом, если Драко умрёт? Не думаю, что Люциус Малфой будет рад этому исходу событий». Крестражу понадобилось несколько мгновений, чтобы обдумать её слова: Малфой — не единственный Пожиратель. «Верно, — она не заметила, как сузила глаза при этом слове, — но он также крайне влиятелен в магической Великобритании, поэтому я не думаю, что ему будет трудно подкупить остальных Пожирателей — или хотя бы часть их — на предательство». Гермионе пришлось ждать около минуты, что прошла для неё невероятно долго; её кожа покрылась липким и холодным потом, что неприятно сковывал всякие движения, которые она невольно совершала, а сердце сжималось в груди при виде мучений и протяжных стонов Драко. — Грейнджер... Она заметила, что он повернулся к ней с абсолютно белым лицом, и невольно потянулась к нему, успокаивающе сжимая его костлявое плечо. Драко сказал что-то ещё, однако его слова оказались заглушены голосом с ленцой в нём: Да. Этого было достаточно, чтобы она немедля сделала нужные ей выводы, одновременно с этим почувствовав бурлящее в ней облегчение от того, что Драко можно было спасти, однако в ней присутствовало наравне с этим сильное волнение за него и то, как она добьётся повторного лекарства от Тома. Попробуй умолять его. Он это любит. «Не сомневаюсь». Гермиона подняла глаза на Драко, мгновенно встретившись с безысходностью в них. — Крестраж сказал, что это то же проклятье, что было у твоей матери, Драко. Вызывает некроз и, впоследствии, смерть, но... Она замолчала, и он сглотнул. — Моя мать касалась крестража? Уголки губ Гермионы задрожали, и она безвольно пожала плечами, едва найдя на это силы. Задумчиво посмотрев на крестраж, она медленно произнесла: — Может быть, кольца? Он поморщился: — Не знаю. То лекарство, которое прислал Риддл... оно поможет и мне, ведь так? — Должно, — кивнула Гермиона, заламывая пальцы. Драко с болезненным выражением лица посмотрел на свою руку, с отвращением скользя глазами по узорам, и глубоко вздохнул, прежде чем сказал странно тонким голосом, что сорвался в конце предложения: — Прочти это. Она приоткрыла рот, слегка удивлённая его словами, однако сделала, как он велел. Её глаза заскользили по строкам, на которые Драко указал ухоженным ногтем, и из её лёгких едва не вырвался весь воздух. «Крестраж навеки связывает собой души заклинателя и волшебника, охраняемого его, и лишь только смерть заклинателя, что повлечёт за собой неминуемую гибель жертвы, возможна развеять связь». Она тупо уставилась на чернильные строки, завитками выведенные на ветхом пергаменте, ощущая минутную, почти гробовую тишину внутри себя. Казалось, словно вся буря эмоций, состоящая из боли, страха, ужаса и раскаяния, растворилась в царапающем кожу воздухе вокруг них, оставив за собой лишь только ненависть, разгоравшуюся огнём внутри неё с каждым пройденным мгновением. Она не чувствовала ничего, кроме яростного презрения и тёмного гнева, что смешивались между собой и почти причиняли боль её сжавшемуся сердцу. Гермиона буквально ощущала Тёмную магию изнутри, раздирающую её внутренности остро заточенными, подобно лезвиям, когтями, однако она стойко игнорировала физическую боль, что была ничем в сравнении с душевной, в которой она тонула, как в вязком болоте. Она отомстит ему. За всё, что он сделал с ней и другими волшебниками. Кольцо нагрелось, будто бы в знак протеста, причиняя ей привычную боль, от которой она резко вздрогнула. Лихорадочно взглянув на него, она почти оторопела от захлестнувшего её нутро шока при виде аккуратных завитков: «Надеюсь, ты знаешь, как пользоваться порт-ключом, дорогая».***
Гермиона медленно, нехотя подошла к прикроватной тумбе, сжимая и разжимая покрывшиеся хладной влагой кулаки, что била нервная дрожь. Она чувствовала что-то тёмное, не столь игривое, сколь недоброе в его тоне, извивающееся в её внутренностях, отчего живот скрутило в болезненных спазмах, заставляющих её каждую минуту смачивать губы влажным языком. Гермиону окружала безымянная тревога. Её настрой явно угас после разговора с Драко, когда она осознала всю абсурдность и смехотворность собственных мыслей и слов, однако она была, несомненно, удивлена, осознав, что действительно готова пожертвовать собой во благо будущего Магической Великобритании, если не существовало иного выхода. Или всего мира. К сожалению, ей не так много известно о его целях, как хотелось бы, но Гермиона знает, что ей явно понадобится немалое количество времени, чтобы избавиться от его крестражей, коих безымянное количество, и это для начала. Она уверена, что за это время преуспеет в выполнении собственных целей, отличных от Тома, если уж он зашёл так далеко, крепко-накрепко связав их души. Открыв ящик, она взяла палочку из глубокого кармана юбки и, направив острый кончик древка на бумажку на деревянном дне, произнесла: — Вингардиум Левиоса. Наблюдая за медленным движением плавно взмывшей вверх бумаги, Гермиона грызла мягкую плоть щеки изнутри. Вокруг неё витала тьма, что сгущалась грозовыми облаками за окном, и она вздрогнула, услышав резкий стук о стекло. Лихорадочно повернув голову, Гермиона почти диким взглядом посмотрела на размеренно скользящие по оконному стеклу блестящие капли, что окропили его собой, нарастая по количеству с каждым пройденным мгновением. «Это всего лишь очередной визит к Тому, — мысленно проговорила Гермиона, не сводя своего взгляда с печально стекающих каплей разрастающегося дождя. — Ещё один раз... Э-э... ладно, не совсем, ведь, по сути, я впервые пользуюсь порт-ключом, но... Годрик, я серьёзно это делаю? Ради Мерлина, я же гриффиндорка! — она почти истерично рассмеялась над собственными внутренними рассуждениями, чувствуя, как нервно растягивается правый уголок её губ. — Будь смелее, ведь ты всего лишь идёшь в чёртово логово Тёмного волшебника!» Сжав губы и на мгновение прикрыв уставшие, налитые свинцом глаза, она с неожиданно твёрдой и непоколебимой решимостью повернулась к тумбе и коснулась кончиками пальцев порт-ключа, мгновенно сорвавшись с места. Путешествие, в отличие от трансгрессии в конце прошлого года, проходило менее болезненным, однако, когда Гермиона приземлилась на грубый камень, потеряв равновесие, ей пришлось на минуту прикрыть глаза, чтобы притупить головокружение. Нечленораздельно промычав, она медленно поднялась с ледяного камня, приняв сидячее положение, и осмотрела себя на наличие повреждений. Из её горла вырвался протяжный стон, когда её пальцы коснулись изорванной чёрной ткани на коленях, невольно задевая кровоточившие, однако неглубокие царапины. Она быстро закусила губу, заметив ещё несколько порезов на икрах ног и уже чуть выше — на внутренней стороне предплечий, ближе к запястьям. Её левый бок болезненно покалывал, когда она встала на дрожащие ноги и, чуть пошатываясь, осмотрела место, в которое попала. То был длинный коридор, что чаще всего вёл в сырые подземелья в дорогих, уже древних поместий; стены были выложены старым камнем, подражая грязному полу, а освещение редким — Гермиона насчитала лишь три факела вдоль двух стен на расстоянии нескольких футов вперёд. — Люмос, — произнесла Гермиона, выводя в сыром воздухе петлеобразное движение, и на конце палочки вспыхнул яркий шарик белоснежного света, что сделал темноту в коридоре более приглушённой. Сжав губы, она провела свободной ладонью по волосам, приглаживая распушившиеся от влажности пряди, и сделала несколько неуверенных шагов вперёд, не зная, где сейчас находился Том. «Вероятнее всего, наверху», — подумала Гермиона, однако, когда она развернулась, в противоположной стороне прозвучал протяжный, почти дикий девичий визг, на мгновение оглушивший Гермиону. Её глаза широко раскрылись, а сердце в ужасе сжалось и бешено забилось, ударяясь о грудную клетку. Не обращая внимания на колющую боль, она резко сорвалась со своего места и побежала вперёд, ориентируясь на продолжающиеся животные крики, едва не поскальзываясь на хаотично «разбросанных» лужах на каменном полу. Её тело сильно напряглось, а в сердце болезненно запульсировало недоброе предзнаменование, что в виде тревоги возникло внутри неё несколько минут назад. Гермиона не знала, как долго бежала по длинному, казалось бы нескончаемому коридору; её бёдра и ноги ныли от непрекращающегося движения, лёгкие сжимались в спазмах из-за острой нехватки воздуха, кружилась голова, а перед глазами плясали чернильные точки. Она почти завыла от безысходности и безудержного волнения, когда факелы исчезли, и свет на конце её палочки погас, на мгновение напугав её кромешной темнотой. — Я больше не могу, — выдохнула она не своим от усталости голосом и остановилась, опершись ладонью о стену и жадно вдыхая кислород, который казался необычайно сладким и таким желанным для неё. Ты уже у цели. Гермиона едва не вскрикнула от испуга, когда почувствовала лёгкие, но торопливые движения на фалангах своих пальцев, и резко разрезала воздух рукой, стряхивая с ладони живность. Сделав последний глоток воздуха ртом, она медленно выпрямилась и вновь зажгла свет, восстановив малейшие капли собственной энергии и невольно осознавая, что больше не слышит тонких криков. «О, нет». Сглотнув, она насторожилась и медленным шагом прошла дальше, вскоре завернув за угол, когда перед ней предстал каменный тупик. Второй коридор, в который она попала, был достаточно маленьким и заканчивался несколькими неровными ступенями, ведущими вниз, по которым она спустилась и едва не задохнулась от коснувшегося её шока. Комната, в которую она попала, напоминала ей тот самый алтарь, где совсем недавно проходило собрание юных Пожирателей смерти, за исключением появившейся в центре просторного зала металлической клетки. Её сердце пропустило удар. Гермионе показалось, что её конечности парализовало, когда она широко раскрытыми глазами заметила маленькие окровавленные пальчики, намертво вцепившиеся в прутья клетки. Они были усеяны как мелкими, так и крупными фиолетовыми пятнами, подобно тельцу, что, казалось, безвольно лежало на ледяном каменном полу, если бы не тихие рыдания и подёргивания конечностей. — Её кожа красива, правда? Вопль, полный ужаса, сорвался с губ Гермионы, когда она почувствовала на своей шее горячее дыхание, болезненно обжигающее кожу, и холодящее душу присутствие чужого тела позади. Стук её сердца оборвался, как и её дыхание, а тело мигом напряглось, и она застыла, не смея пошевелиться, лишь только ощущая, как длинные холодные пальцы медленно сжимают её плечи. Ей было страшно обернуться. Ей было страшно обернуться. Монстр, сохраняя хватку, от которой у неё напрочь сбилось дыхание, повёл своими ладонями вниз, касаясь всей длины её плеч, локтей и предплечий, в конце концов обхватив неестественно длинными руками её живот и прижав к своему твёрдому телу. Его дыхание было прерывистым, горячим, и она знала, что он возбуждён от вида девочки, сжавшейся внутри металлической клети, вкуса и запаха крови, которая пятнами появилась на её яремной вене, стоило ему коснуться её губами, и её собственных вырвавшихся из глубины горла всхлипов, когда она осознала всё выше перечисленное. — Из неё выйдет неплохой крестраж, не так ли, моя юная мисс? — выдохнул он ей в шею, и его голос дрогнул на её имени. — Её тело, душа, сердце... жизнь... они будут сполна твоими. Бархатный смех разнёсся эхом по комнате, почти сводя Гермиону от разрастающегося ужаса внутри неё с ума. «Я убью его».Конец